Общество и государство: развитие механизмов властного господства

Общество и государство: развитие механизмов властного господства

По своему происхождению человек как биологический вид - общественное существо. С самого начала люди жили сообществами, которые соответствовали их глубинным социальным инстинктам взаимопомощи. На протяжении истории эта коллективная жизнь проявлялись в различных формах - родов, племен, общин и их объединении. Труд, быт и иная деятельность человека на протяжении тысячелетий определялись традициями и обычным правом, функциональные различия между членами общества носили временный характер и не сопровождались социальными привилегиями. Военные задачи и потребность в координации хозяйственных усилий общин способствовали постепенной концентрации и закреплению властных функций в руках верхушки вождей и жрецов. Так сложилась постоянная власть, из которой 5-6 тысяч лет назад выросло государство - могущественная машина для обеспечения экономического и политического господства над угнетенными массами. Государство несводимо просто к орудию экономически доминирующего класса; оно приобрело собственные интересы и цели. Выделившись из общества как внешняя, подавляющая и регулирующая сила, оно присвоило себе целый ряд функций, в первую очередь, монополию на принятие общих решений и на применение насилия. В ходе исторического развития совершенствовались и механизмы государственного воздействия, а полномочия властных аппаратов неуклонно росли. В феодальной Европе сохранялась автономия общин, союзов, цехов, ассоциаций, братств и т. д., государства мало вмешивались в их внутреннюю жизнь. Но по мере становления буржуазных отношений традиционные общественные институты оказались под двойным давлением - со стороны абсолютистской власти и со стороны растущего капитализма, поддерживаемого, поощряемого, а иногда даже насаждаемого государством. В результате социальные связи, основанные на нормах солидарности и взаимопомощи, подверглись размыванию и разрушению.

Политика, осуществлявшаяся большинством из централизованных монархий Европы, была направлена на замену прежнего городского и гильдейского самоуправления в экономической и политической сфере управлением сверху вниз, на юридическое и административное подчинение сельских общин, захват и раздел общинных земель.8 Этатизация общественной жизни получила мощное ускорение с возникновением так называемого национального буржуазного государства. Его становлению способствовали централизаторская политика французского якобинства и законодательство Наполеона. В XVIII в. и в первой половине XIX в. во Франции, в Англии и других европейских странах запрещались союзы и ассоциации граждан, объединения рабочих. Их обвиняли в нарушении "единства нации" и создании "государства в государстве". Однако независимые общественные структуры - профсоюзы, союзы по интересам, крестьянские и соседские кооперативы и объединения взаимной помощи возникали снова и снова, так что правительствам большинства стран Европы пришлось, в конечном счете, признать их. В то же время экономическая роль государства в эпоху свободного или либерального капитализма (до конца XIX - начала XX вв.) оставалась ограниченной. Оно содействовало развитию капиталистического хозяйства, предоставляло экономические монополии и привилегии, организовывало работу отдельных предприятий или отраслей, где ощущалась нехватка частного капитала, но непосредственный государственный контроль над хозяйственной деятельностью был скорее исключением. Политическая власть сохраняла за собой роль "ночного сторожа", оберегающего экономическое господство буржуазии.

К разрушению традиционных самоуправленческих структур в Европе вело развитие капитализма, распространение конкурентных нормативных ценностей. Субъекты рыночных отношений действуют не "общественно", а распыленно, разрозненно и несогласованно; итог их деятельности предвидеть невозможно. Он становится результатом стихийно сложившегося соотношения сил. При этом люди "не в состоянии непосредственно и сознательно договориться о том, что им следует сделать с их общими ресурсами (силой, знаниями, средствами производства, природой)", они лишь "опосредованно взаимодействуют друг с другом через фетишизированную форму товара и денег, подчиняясь тем самым безличным "законам" их обращения".9 Взаимодействуя через рынок, индивиды лишены возможности совместно определять условия развития своей социальной среды. Раскол общества на множество разрозненных и эгоистических индивидов чем дальше, тем больше требовал усиления значения внешнего фактора - государства, создавал благоприятные условия для нарастания этатистских тенденций.

По мере расширения функций политической власти развивалось и представление об идеальном и совершенном государстве. Долгое время оно оставалось уделом философов и мыслителей-теоретиков. Так, еще в проекте Платона каждому члену социума предстояло выполнять строго определенную, необходимую и предписанную ему роль, а управлять всем должны были мудрецы, ученые, могущие предвидеть ход событий и руководить им. Те же черты были характерны и для последующих утопий этого рода - от откровенно абсолютистских, аристократических и олигархических до коммунистических. Развитие науки и рациональной философии еще более укрепило взгляд на государство как носителя разума среди хаоса борющихся друг с другом сил, людей и интересов. Таков "Левиафан" Т. Гоббса с его властью научной элиты и с жестко определенным местом каждого отдельного члена общества - элемента единого целого, некоей "мегамашины". Речь шла, таким образом, о государстве как механизме обеспечения наиболее эффективного управления социальным организмом. Утвердившаяся в XIX веке фабричная организация хозяйства стала материальной основой для осуществления старых утопий. Она требовала формальной рационализации, строгой научности и предсказуемости в жизни социума.

Индустриальная система производства предполагала особый тип разделения труда, доходящий до детальной специализации в выполнении задач и функций в рамках больших экономических комплексов. Таким образом, запрограммировано детальное разграничение между руководителями и исполнителями конкретных, частичных операций, а вместе с тем - наличие управляющих и управляемых, отчуждение и эксплуатация. Работник оказывался оторванным от процессов принятия решений, он становится роботом, выполняющим конкретные поручения вышестоящего начальства, не постигая их смысла и цели. "Социальная система фабрики (фабричный деспотизм) вместе с ее функциональной иерархией и якобы всезнающей кастой фабричных директоров" была перенесена на все общество в целом. Так начала складываться система, получившая название индустриализма. Она "подвергает неодолимому принуждению каждого отдельного человека, формируя его жизненный стиль". Рационализации и формализации подверглись все отрасли человеческой деятельности, произошла "замена внутренней приверженности привычным нравам и обычаям планомерным приспособлением к соображениям интереса", то есть материальной выгоды и господства над другими людьми и всем окружающими. Модели идеальной фабрики, работающей как единый механизм, соответствовало представление о социальном организме, который действует по централизованному научному плану и управляется наиболее компетентными, то есть испытанными в острой конкурентной борьбе профессиональными технократами, бюрократами и политиками. За людьми сохранялись в лучшем случае права периодически отбирать наиболее способных начальников и правителей, но не возможности самоуправления.

Еще одной авторитарной тенденцией XIX-XX веков стала прогрессирующая милитаризация. С распространением всеобщей обязательной воинской повинности и культа армий во многих европейских странах структура общества приобретала некоторые черты военной иерархии. Прошедшие армейскую службу массы людей усваивали навыки покорности и повиновения, привычку подчиняться вышестоящим, не думая о существе и смысле приказов.

Взгляды о взаимоотношениях между государствами и народами формировались в духе вывода о биологической "естественности" борьбы между людьми. В XIX в. сложилась теория наций и национальных государств как целостных организмов. В действительности же не нации, развиваясь, создавали свои государства, а, напротив, государства конструировали нации. Они силой устанавливали границы контролируемой ими территории, подавляли реальные языковые, культурные и региональные различия, а затем для обоснования и оправдания собственного господства выдвигали национальную идею, то есть представление о своей естественности, об общности интересов своих подданных (нации), об их принципиальном отличии от других людей и народов (вследствие расы, "крови и почвы", характера или мифического "национального духа") и, наконец, о том, что именно государство воплощает и защищает эти особые черты.