К истории диссидентского движения в Советском Союзе

К истории диссидентского движения в Советском Союзе

Леонард Борисович Терновский — врач-рентгенолог, активный участник правозащитного движения, член "Московской общественной группы содействия выполнению Хельсинкских соглашений в СССР", член "Комиссии по расследованию злоупотреблений психиатрией в политических целях". За правозащитную деятельность в 1980 году был осуждён по статье 190/1 на три года.

Л. Фрид

* * * * * *

Леонард ТЕРНОВСКИЙ

Нужно ли современникам и нынешней молодёжи рассказывать о диссидентах и правозащитном движении? О том, что было порождено недавним, но минувшим временем, отшумело и прошло? Разве мало нам сегодняшних нужд, тревог и забот?

Но сегодняшние проблемы закономерно проистекают из нашего прошлого; их не разрешить, не зная того, что было. И существует потребность понять и осмыслить опыт предшественников, извлечь из него уроки. Тогда можно надеяться набить меньше шишек на дальнейшем пути.

По ряду причин наше общество плохо помнит что происходило с ним даже вчера. А это беспамятство мешает процессу самоосмысления и самопознания. Я буду рад, если такому процессу поможет мой рассказ, — рассказ одного из рядовых участников правозащитного движения.

Кто такие диссиденты? Откуда они пошли? Когда и почему возникли? Против чего выступали? Как действовали? Думаю, что немногие имеют об этом ясное представление. И это понятно.

Ведь совсем недавно советские пресса, радио и телевидение избегали рассказывать о диссидентах. Либо старались их всячески оболгать, представить ненавистниками своей страны и чуть ли ни иностранными агентами.

Сейчас о правозащитниках и говорят, и пишут. Но по разрозненным очеркам трудно составить связное представление об общественном движении, длившимся около 2-х десятилетий.

Многие диссиденты (и я в их числе) не раз отмечали, что толчком к формированию их взглядов стало разоблачение культа Сталина в 56г. Однако правозащитное движение зародилось почти десятилетие спустя, в середине 60-х. И это не случайно. Именно тогда, после 2-го Октябрьского переворота 64г., когда скинули Хрущева, явственно обозначилось попятное движение властей в сторону произвола и беззакония. Но разбуженные 56г. люди (в первую очередь — интеллигенция) не соглашались больше быть "винтиками".

Одним из первых, всколыхнувших наше общество, событий стал суд над писателями А.Синявским и Ю.Даниэлем. Эти писатели опубликовали на Западе (под псевдонимами) свои повести антитоталитарной направленности. Псевдонимы были раскрыты, а сами они — арестованы и осуждены к 7 и 5 годам строгих лагерей.

Тогда, в 66г., сотни людей выступили против этой расправы. Власти ответили репрессиями. И — поехало. Возникла цепная реакция. Процесс А.Гинзбурга и Ю.Галанского стал эхом суда над Синявским и Даниэлем. (А.Гинзбург — составитель "Белой книги", сборника документов о суде над этими писателями). Осуждение Гинзбурга и Галанского породило новые письма — уже и их защиту. И новые репрессии против очередных "подписантов".

Процесс А.Марченко, автора книги "Мои показания" о послесталинских лагерях. И процесс И.Белгородской, связанный с письмом в защиту Марченко. Это уже 68г., год чехословацких событий и год рождения "Хроники".

Что такое "Хроника"? Многие ли сегодня знают об этом легендарном издании? "Хроника" — это машинописный самиздатский бюллетень. Это явочным порядком устанавливаемая гласность. Это — летопись, энциклопедия отечественного Сопротивления. За тоненькими листочками "Хроники" охотился КГБ. За неё давали срока. А "Хроника", как Феникс, возрождалась из пепла. С 68 по 82г. этот бюллетень скрупулёзно рассказывал об относящихся к правам человека событиях в нашей стране. О письмах протеста, демонстрациях, голодовках заключённых. О репрессиях за политические и религиозные убеждения, — от увольнения с работы до заключения в лагерь или психбольницу. О положении в тюрьмах и лагерях. "Хроника" рассказывала о новинках Самиздата, — статьях, прозе, стихах, — и об обысках, на которых этот Самиздат изымался, — и о судах, на которых за этот Самиздат, случалось, давали срока. "Хроника" рассказывала и о крымских татарах, которых не пускали в Крым, и о евреях, добивающихся выезда в Израиль, и о немцах, желающих эмигрировать в ФРГ, и о преследованиях за такие намерения. О выступлениях и интервью Сахарова и Солженицына, об исключении Солженицына из СП, о его высылке из СССР, о ссылке Сахарова в Горький, — и о выступлениях в их защиту.

Своей достоверностью и точностью "Хроника" вскоре завоевала огромный авторитет в кругах либеральной интеллигенции. И лютую ненависть со стороны тех, кто поддерживал и творил произвол.

К выпуску этого бюллетеня причастно много людей. И хотя "Хроника" не указывала имена своих составителей, КГБ легко их "вычислял", находил и сажал. Но раз за разом на смену арестованным приходили новые добровольцы. Только благодаря их самоотверженности "Хроника" смогла выходить на протяжении почти полутора десятилетий.

Сегодня можно назвать тех, кто стоял у истоков "Хроники". Её основателем была поэт Н.Горбаневская. Сейчас она живёт во Франции. А в числе редакторов "Хроники" в разное время были мои друзья, — замечательный публицист и поэт Ан.Якобсон, педагог и поэт И.Габай. Увы! — их обоих уже нет в живых.

"Хроника" — лишь одна из множества граней демократического движения. А Самиздат? В конце 60-х, казалось, пол-Москвы отстукивало на машинке то "Раковый корпус" или "В круге первом" Солженицына, то стихи Мандельштама, "Реквием" Ахматовой или "Лебединый стан" Цветаевой, то философские или политические трактаты, то записи судов, чьи-то "последние слова" или письма в защиту арестованных. Копии передавались из рук в руки.

И звучал песенно-гитарный самиздат, переписывались и гуляли от Москвы до дальней Камчатки плёнки с песнями Галича, Кима, Высоцкого, Окуджавы. Быть может, я ошибаюсь, но было, по-моему, в воздухе самого конца 60-х что-то пьянящее. То первое упоение свободой, когда кажется нипочём даже лагерь. — Вот, мол, я распрямился, почувствовал себя свободным, я не боюсь высказываться, заявляю своё мнение, я вправе так поступать, а вот вы, охранители и каратели, не вправе меня за это преследовать. А если всё-таки преследуете, судите и сажаете, то это вы нарушаете Закон и поступаете противоправно. Свобода слова… Свобода печати… Конституция…

Но менялись и суровели времена. В 70-е всё больше правозащитников отправлялось кто — не по своей воле — далеко на Восток, кто не дожидаясь этого — на Запад. Перед теми же, кто ещё оставался на свободе, явственно замаячил призрак лагеря, психушки, тюрьмы.

Что же заставляло диссидентов — в сущности немногочисленную и разнородную кучку — вступать в неравную борьбу с властями, противостоять жестокой и бездушной машине, ставить на кон свою свободу и благополучие?

Вряд ли можно однозначно ответить на этот вопрос. Дети 56г., диссиденты восприняли как нравственный урок нашей недавней истории, что покорность рождает произвол, что позорно молчать, когда творится расправа над невинными. И что в конечном счёте каждый ответственен за всё, что происходит в нашей стране.

Свою позицию правозащитники отстаивали в статьях и обращениях, в письмах в защиту узников совести, на "проработках" и допросах, на судах и в лагерях.

Было бы нечестным умолчать, что случалось порой и другое. Бывало, что иные правозащитники, попав под жернова этой мельницы, не выдерживали, — и сдавались, отрекались, предавали, выступали с покаянными телеинтервью. Я мог бы по этому поводу заметить, что диссиденты не были не ведающими страха каменными истуканами, а были обычными людьми, — из плоти и крови. Но ещё существеннее сказать, что подобные отречения случались нечасто и были исключениями из общего правила.

Невозможно в кратком очерке рассказать о всех замечательных людях, близко знакомых мне по демократическому движению. Судьба каждого из них заслуживает отдельного рассказа. Кратко упомяну хотя бы троих, — их так не хватает сегодня!

Заслуги одного ныне широко признаны, его имя на слуху у всех. На слова его сегодня ссылаются в споре как на веский аргумент, его авторитетом стремятся подкрепить свою позицию, знакомством с ним готовы гордиться иные из тех, кто травил его только вчера. И академик, и герой, в недавнем прошлом — лишённый наград и званий ссыльный, затем — народный депутат, оболганный в годы застоя и вновь оболганный в годы "гласности", заступник всех гонимых и гонимый сам, наша гордость, совесть нашей страны — Андрей Дмитриевич Сахаров.

Другой — участник войны, орденоносец, генерал-майор, преподаватель академии им.Фрунзе, он за свои выступления был разжалован и даже лишён генеральской пенсии. Он не смирился, не перестал защищать гонимых и — человек большой души и крепкого рассудка — был заключён в психиатрическую больницу. Он вынес 5 лет этого ада, но, и вырвавшись из него, не перестал отстаивать справедливость. Он был одним из основателей Московской группы "Хельсинки". В 77г. он — советским гражданином — поехал для хирургического лечения в США. Ему не дали вернуться, лишили его гражданства. Он умер на чужбине в 87г. Его имя — Пётр Григорьевич Григоренко.

И самый близкий мне человек, поистине ставший мне родным, — Софья Васильевна Каллистратова. Защитник милостью Божьей. Не казённый адвокат, — Заступница, для которой чужая боль становилась своей. В годы, когда это было сопряжено с серьёзным риском, Софья Васильевна защищала многих диссидентов. Когда её отстранили от этих дел, она стала нашим верным другом и советчиком. Кто из нас в трудную минуту не спешил к Софье Васильевне "на огонёк", — услышать её мнение, получить мудрый совет, почувствовать её заботу и внимание. И просто посидеть за дружеским столом, за чашкой горячего чая…

После выхода на пенсию Софья Васильевна стала деятельнейшим участником Московской группы "Хельсинки". Несмотря на почти 75-летний возраст и многочисленные болезни, Софью Васильевну вызывали на допросы, проводили у неё обыски, а в 82 году завели уголовное дело. Но даже её гонителям было ясно, что арест Софьи Васильевны будет равносилен её убийству. И дело "приостановили", не довели до суда. Только в 88 году, за год до смерти Софьи Васильевны это дело окончательно закрыли, — "за отсутствием состава преступления". В 87–89 годах, тяжело больная, Софья Васильевна ещё выступала на конференциях с рассказами о правозащитном движении, публиковала статьи в наших изданиях времён гласности.

…И я считаю, что невзгоды, выпавшие на мою долю, с лихвой вознаграждены многолетней дружбой и близким общением с Софьей Васильевной, знакомством и искренней приязнью ко мне Андрея Дмитриевича, Петра Григорьевича и многих других моих друзей — правозащитников.

Среди всего спектра диссидентского движения лично мне ближе всего было его правозащитное крыло. Почему? Потому что правозащитники не делили людей на "своих" и "чужих", заступались за всех несправедливо преследуемых — вне зависимости от их убеждений, национальности и социального положения. В том числе и за тех узников совести, которые подозрительно и даже враждебно относились к правозащитному движению.

В чём состояла деятельность диссидентов? В первые годы движения — это, главным образом, Самиздат и открытые — за собственными подписями — индивидуальные и коллективные письма с протестами, — против возврата к сталинским порядкам, против несправедливых репрессий. Адресованы они были обычно в различные советские и государственные учреждения. Но очень скоро диссиденты на собственном опыте убедились, что отправленные только в официальные инстанции, посланные только в отечественные средства массовой информации, эти письма в лучшем случае оставались без ответа. А чаще — не делаясь достоянием гласности — становились поводом для "проработок" подписантов, для их увольнения с работы, исключения из партии и келейного удушения.

Обстоятельства отечественной действительности вынудили правозащитников отдавать свои письма иностранным корреспондентам и обращаться также в зарубежные инстанции. Когда не существовало независимой прессы — это было единственным способом не только сохранить и размножить наши письма и документы, но — через "голоса" и "тамиздат" — сделать их известными и нашим соотечественникам. А к ним-то мы в первую очередь всегда и обращались, какими бы вынужденно-кружными путями ни шли порой наши послания. С той же целью — добиться гласности, привлечь внимание общественности к фактам нарушения прав человека в нашей стране, — на квартирах видных правозащитников устраивались пресс-конференции для иностранных корреспондентов.

Одной из особенностей первоначальных этапов демократического движения было отсутствие в нём какой бы то ни было организационной структуры. Было движение, были участвующие в нём люди, но не существовало в нём ни членства, ни дисциплины, ни оговоренных обязанностей. Каждый был сам по себе, и не было среди нас ни начальников, ни подчинённых. Это не значит, конечно, что в правозащитном движении не было, выражаясь современным языком, неформальных лидеров. Были. А со временем стали возникать и различные правозащитные ассоциации.

Первой из них была "Инициативная Группа по защите прав человека", созданная в 69 году, праматерь всех наших правозащитных ассоциаций. Несколько лет продолжалась деятельность "Комитета прав человека", основанного академиком А.Д.Сахаровым, В.Н.Чалидзе и А.Н.Твердохлебовым в 70 году. В 76 году физиком Ю.Ф.Орловым была основана "Московская группа содействия выполнению Хельсинкских соглашений в СССР". И хотя сам Ю.Ф.Орлов был в 77 году арестован и осуждён к семи годам строгих лагерей и пяти — ссылки, хотя почти все остальные члены группы в дальнейшем тоже подверглись репрессиям, группа действовала вплоть до сентября 82 года. В документах группы предавались гласности факты нарушения прав человека в Советском Союзе. Эта группа особенно близка мне. В течение ряда лет я, не будучи формально её членом, участвовал в работе группы, присутствовал и выступал на проводимых ею пресс-конференциях, обсуждал предлагаемые документы и часто подписывал их в числе "поддерживающих". И, наконец, вступил в эту группу в марте 80 года, за две недели до своего ареста.

Почти все члены названных мной правозащитных ассоциаций, также как и члены "Комитета прав верующих", "Рабочей комиссии по расследованию использования психиатрии в политических целях", "Фонда помощи политзаключённым" в разное время были репрессированы.

Оглядываясь сегодня назад, стоит задаться и таким вопросом: а нужно ли было вообще то, что делали правозащитники? Не напрасны ли были их устремления, их борьба, их — подчас нелёгкие — жертвы? "Туда" или "не туда" они звали? И что, в конечном счёте, — пользу или вред — принесли они нашей стране? Такие вопросы вполне резонны, но судить об этом — не мне. Современнику и участнику событий (тем более — борьбы) трудно увидеть их со стороны, трудно трезво оценить собственную деятельность. Только история способна объективно установить смысл и значение того или иного общественного течения.

Но как свидетель я вправе сказать, что стремились сделать и делали правозащитники. И сопоставить это с сегодняшним днём.

За 10 и за 15 лет до нынешней "перестройки" правозащитники поднимали в своих статьях и документах ряд важных социальных, экономических и общегосударственных проблем. О чём бы в последние годы ни писала пресса:

- о порочности 6-й статьи конституции и предпочтительности многопартийной системы;

- о свободе информации и о пагубности цензуры;

- о пересмотре Уголовного кодекса и необходимости отмены статей, позволяющих преследовать людей за политические и религиозные убеждения;

- о крепостнической паспортной системе и о прописке;

- о "дедовщине" и об альтернативной службе;

- о признании права на эмиграцию;

- о репрессивной психиатрии;

— всякий раз окажется, что правозащитники уже ставили открыто эти проблемы и 10, и 15, и едва ли не 20 лет назад.

Диссиденты протестовали против оккупации Чехословакии, выступали против Афганской войны. И хотя их голос был заглушён, он всё-таки звучал во все годы застоя. Это станет бесспорным как только основные документы правозащитного движения будут напечатаны в нашей стране.

А рождённый диссидентским движением Самиздат, — разве он ни готовил подспудно нашу страну к открытости и гласности?!

Через Самиздат целый слой нашего общества за полтора-два десятилетия до перестройки смог прочесть целую литературу, — от Ахматовой и Мандельштама до Гроссмана и Войновича, от Замятина и Орвелла до Платонова и Владимова, от Евг.Гинзбург и Шаламова до Сахарова и Солженицына, — всё то, что до сих пор взапуски печатают наши журналы.

Без этой прививки свободного слова ещё нескоро бы, по-моему, началось пробуждение и духовное раскрепощение нашей Родины.

Стоит упомянуть о нынешнем положении правозащитников. Оно парадоксально и двусмысленно. С одной стороны происходит демократическое преображение нашей страны, движение её в сторону правового государства. Отменена пресловутая 6-я статья. Упразднена цензура. Пересматривается Уголовный кодекс, из которого исключена "диссидентская" ст. 190/1 и существенно переформулирована ст. 70. Не преследуется религия. Принят закон о эмиграции. Официально признано существование в прошлом злоупотреблений психиатрией. Окончена (и осуждена!) Афганская война. А ведь за постановку этих проблем, за требование этих свобод, за протесты против этих злоупотреблений и преступлений судили и сажали правозащитников. Да, сейчас они на свободе. Но практически никто из них до сих пор не реабилитирован. И по строгому смыслу закона правозащитники — идейные предтечи сегодняшних преобразований — всего лишь отбывшие наказание (или амнистированные) преступники.

Реабилитация диссидентов нужна сегодня не столько им самим, сколько всему нашему обществу. Потому что пока не будет публично осуждено само ГОНЕНИЕ ЗА СЛОВО, само ПРЕСЛЕДОВАНИЕ ЗА УБЕЖДЕНИЯ, ни наше общество в целом, ни каждый отдельный его гражданин не могут считать себя защищёнными от произвола и беззакония.

Что из опыта правозащитников хотелось бы передать тому поколению наших сограждан, которые сегодня выходят на авансцену? В диссидентском движении участвовали люди различных взглядов и устремлений, несхожие и порой почти ни в чём не согласные между собой. И всё-таки были, я думаю, по меньшей мере три положения, на которых сходились почти все.

Первое — это открытость. Мы не прятались, не конспирировали и, ясно сознавая опасность и предвидя вероятную расплату годами и годами лагерей, — вслух заявляли свою позицию, выступали под собственными именами.

Второе. Мы исповедовали уважение к праву и законности ещё тогда, когда понятие "правовое государство" официально считалось у нас пропагандистской буржуазной выдумкой. Мы не только не нарушали законы, — мы призывали уважать не на словах, а на деле Конституцию страны, соблюдать провозглашённые в ней права и свободы.

И третий, быть может самый главный принцип — НЕНАСИЛИЕ. Нет, правозащитники не были "непротивленцами". Напротив, мы противились злу изо всех сил, боролись с сильнейшим противником, рискуя всем, — свободой и головой. Но нашим оружием всегда оставалось только СЛОВО.

Вот этот наш принцип нравственного противостояния, ПРОТИВЛЕНИЯ ЗЛУ НЕНАСИЛИЕМ особенно хотелось бы передать вам.

Июнь 91г.