2.1.3 Похвальба семьей (женой и детьми)

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

2.1.3 Похвальба семьей (женой и детьми)

Интересно также и то, как хвастают, что непосредственно связано с двумя рассмотренными выше вопросами.

Случаи «умного» и «разумного» хвастовства в былинах, как правило, не рассматриваются, напротив, интерес вызывают по большей части те сюжеты, в которых освещается «девиантное» поведение. Похвальба «отцом и матерью» в эпосе обычно поощряется. Судя по всему, это хвастовство СЛАВОЙ заслугами, ТРУДАМИ своего РОДА. Этими «трудами» герой может гордиться (похвастать), поскольку является неотъемлемой частью, продолжением рода. Но, по-видимому, герои былин (богатыри), зачастую не имели возможности похвастать «умно», так как по сюжету они — сироты в большинстве случаев, да и происхождением высоким обычно не отличаются. Это можно сравнить с тем, что в былинах в качестве ругательств, наряду с другими и ныне часто используемыми непечатными выражениями, употребляются словосочетания: «неотецкий сын», «неотецкая дочь» и т. д., и, наоборот, в качестве штриха к портрету можно встретить такое выражение, как: «Сын отца — гостя богатого[415]».

По всей видимости, это не случайная тавтология, престижный характер «законного» происхождения уже давал право на какое-то место в традиционном обществе. С этим же, по-видимому, связано и единственное исключение из правила о «разумности» хвастовства «старой матерью» в русском героическом эпосе: в сюжете о Подсокольнике упоминание Златыгорки — СЛАВНОЙ поленицы приводит к парадоксально негативному для героя эффекту.

Илья Муромец, приглашая героя в Киев, фактически наносит ему смертельное оскорбление, признавая его своим незаконнорожденным сыном, и, мягко говоря, «негативно» отзываясь о его матери.[416]

Приехать после этого в Киев, ко двору князя Владимира, означает для Подсокольника несмываемый позор, поскольку первый вопрос, который ему неминуемо зададут, будет звучать следующим образом: «Ты с какой земли, да с какой орды, да какого отца да есть матери?». Ответить на него правдиво и не потерять при этом своего достоинства богатырь не в состоянии. Но в случае смерти Златыгорки и Ильи Муромца оспорить «честное» происхождение Подсокольника стало бы некому. Фактически в данном случае имеет место хвастовство Ильи Муромца «женой» (в ряде случаев отмечается, что Илья подарил ей перстень, т. е. обручился), что недопустимо по общему правилу.

Стоит подробнее рассмотреть вопрос о том, почему нельзя хвастать женой. Пространное объяснение этому найти сложно, обычно говорится лишь, что это было сделано «по глупости». Интереснейшая версия былины представлена в сборнике А. М. Астаховой.[417]

Когда князь Владимир спросил у своего богатыря: «Один ты, Добрынюшка, ничем не хвастаешь?», был дан ответ: «А нечем мине теперь выхвастывать, только есть одна по ндраву молода жена».

В данной версии былины можно увидеть реакцию общества на такое хвастовство:

Вот в ту пору, в тое времечко,

Разгневились русские богатыри,

На тово ли Добрынюшку Никитича.

Насказали они князю Владимиру,

Говорили, что есть в чистом поле наездники,

А ищут себе да поединщиков:

«Нам бы некого туда отправить окромя Добрынюшки Никитича».

Сам он объясняет своей матери причину двенадцатилетней поездки так:

Вот я-та с глупа разума повыхвастал,

И похвастал-то да молодой женой,

Молодой женой да любимой семьей,

Рассердились теперь русские богатыри,

На меня вот на доброво на молодца,

И назначили меня на заставу.

Необходимо отметить, что князь Владимир здесь только одобряет решение дружины. По всей видимости, на пиру действует общее правило («каждый хвастает трудом своим»), которое он нарушил, поскольку похвастал женой, а не поединком или каким-либо другим богатырским поступком, за что и был жестоко наказан.

Его поведение — вызов другим богатырям, хвастовство любимой семьей. Последняя фраза здесь является ключевой: ответом на этот вызов должно стать разлучение семьи. В былине этим занимается Алеша Попович при поддержке всех богатырей и князя. Алеша Попович, согласно былинной традиции — «над бабами насмешничек», именно ему в первую очередь и адресовался вызов, и поэтому по истечении срока ожидания Добрыня запрещает жене выходить замуж именно за Алешу, мотивируя это тем, что они — крестовые братья. Какое значение вкладывает Добрыня в эту мотивацию, понять сложно, но, учитывая репутацию Алеши как «насмешника», можно предположить, что он мог затеять свадьбу, которая могла не иметь правовых последствий в силу родственных отношений, только ради насмешки над «счастливой семьей» Добрыни.

В том случае, если бы Алеша Попович выиграл спор, он автоматически стал бы «старшим братом» в иерархии дружины по отношению к Добрыне. Выиграв спор, Добрыня становится на первую ступень в дружинной иерархии. Ни князь, ни богатыри не препятствуют воссоединению семьи, следовательно, это был именно спор, потому что в противном случае, как и в былине о Даниле Ловчанине, все богатыри вступили бы в бой с Добрыней.[418] Здесь же ничего подобного не наблюдается.[419]

Отношение к подобному хвастовству, когда в пирах участвовали только женщины, практически не отличается от «мужского» взгляда на эту проблему, но с типично «женской» спецификой:

«А сидели на пиру честные вдовы…

Неоткуль взялась Марина Игнатьевна…

Она болно, Марина, похволяется:

…А и нет меня хитрея-мудрея,

А и я де обернула девят молодцов,

Силних могучих богатырей гнедыми турами,

А и ноне я-де опустила десятого молодца,

Добрыня Никитьевича…

А и молода Анна Ивановна выпила чару зелена вина,

Марину она по щеке ударила, шибла она с резвых ног,

А и топчет по белым грудям,

Сама она Марину болно бранит…

Я-де тебе, хитрея и мудренея,

сижу я на пиру, не хвастаю,

А хош ли, я тебя сукой обверну?».[420]

В данном случае имеет место, по-видимому, неприемлемое для женского общества хвастовство «Мужами» (если точнее, то половыми связями[421]), что имеет соответствие в «глупом» хвастовстве «женой» на пиру у мужчин.

Вполне вероятно существование еще одного объяснения запрета эпической традиции на похвальбу женой (мужем) и детьми: жена и муж, вероятно, происходили из различных родоплеменных групп. Каждый из них был частью «своего» рода и, судя по всему, брак первоначально был равноправным (это доказывается существованием в былинах упоминания обычая «вместе в землю идти»). Это не позволяет рассматривать мужа и жену как «собственность» кого-либо одного из них. Каждый из супругов в отдельности принадлежал к одному из родов (был их неотъемлемой частью), но дети были их совместным «имуществом», которое, в принципе, роды могли делить (племянника мог воспитывать дядя со стороны матери и т. д.). На это указывают нашедшие отражение в эпических материалах упоминания характерных обычаев и брачных соглашений: «заповедей промеж собой», «ярлыков скорописчатых» и т. п. Таким образом, хвастать женой нельзя, поскольку она принадлежит к другому роду, а детьми — так как они относятся к «семье» («труду» двух родов) — то есть, на 100 % «своими» жену и детей назвать было невозможно, и вследствие этого они не могли считаться результатом «труда» отдельно взятого человека.