3. Неспровоцированный характер Великой Отечественной войны
3. Неспровоцированный характер Великой Отечественной войны
Нападение Германии на СССР в корне изменило характер Второй мировой войны для нашей страны.
Прежде всего, оно было неспровоцированным.
Нет никаких оснований полагать, что советское политическое руководство вынашивало планы нападения на Германию. Считаю необходимым отмести спекуляции по поводу так называемого протокола заседания Политбюро от 19 августа 1939 г., обнаруженного в фондах 2 бюро – французской разведки[364]. Внимательный анализ этого документа свидетельствует о том, что это – фальшивка, изготовленная германской разведкой и запущенная во Франции с единственной целью – оправдать будущую германскую агрессию против СССР. Доказательствами для такого утверждения служит, прежде всего, тот бесспорный факт, что 19 апреля 1939 г. попросту не было заседания Политбюро, как не было и никаких совещаний, где бы Сталин мог выступить с заявлением о будущей политике в отношении Германии. Я уже не говорю об абсолютном несоответствии оформления, содержания этого текста правилам, принятым в делопроизводстве Политбюро.
Нельзя считать доказательством превентивных планов нападения на Германию «Соображения по плану стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками», разработанных Генштабом Красной Армии и представленных Сталину в мае 1941 г. Этот документ, вызвавший взрыв обвинений в агрессивных умыслах Советского Союза[365], – не более, чем штабная разработка, проект, кстати, не получивший одобрения и не утвержденный Сталиным.
Финская война ясно указала политическому и военному руководству страны на хроническую нехватку командного состава, на низкое качество обучения войск.
О каких агрессивных, наступательных планах Советского Союза можно говорить, когда в Прибалтийском военном округе командиры танковых дивизий 9 июня 1941 г. сообщали, что дивизии обеспечены горюче-смазочными материалами на 6 %, автобензином – на 2 %. Начальник штаба Киевского особого военного округа генерал-лейтенант М. А. Пуркаев писал начальнику Генерального штаба Красной Армии Г. К. Жукову 19 мая 1941 г., что «…выполнение плана завоза вооружения и боевой техники по плану снабжения КОВО в 1941 г. до настоящего времени идет крайне медленно. По целому ряду предметов вооружения и боевой техники за истекшие 5 месяцев до 1.5.41 г. не завезено даже половины запланированного к завозу в первой половине 1941 г. планом вооружения войск КОВО в 1941 г.». Следует признать, что к лету 1941 г. Красная Армия не была в сколько-нибудь достаточной степени готова к ведению боевых действий.
Понимание реальной слабости, неготовности армии к войне вынуждала Сталина цепляться за пакт Риббентропа – Молотова, стремиться избегать любых возможных провокаций. Полагаю, что именно этим объясняется кажущееся странным стремление Сталина игнорировать данные разведки о готовившемся нападении Германии на СССР. 13 июня 1941 г. Тимошенко и Жуков обратились к Сталину с предложением о приведении войск приграничных округов в боевую готовность. Сталин уклонился от ответа: «Подумаем». На следующий день Тимошенко и Жуков вновь настаивали на приведении войск в полную боевую готовность. На этот раз Сталин раздраженно возразил: «Вы предлагаете провести в стране мобилизацию, поднять сейчас войска и придвинуть их к западным границам? Это же война! Понимаете вы это оба или нет?!» Более того – 13 июня было подготовлено, а 14-го – опубликовано знаменитое «Сообщение ТАСС», излагавшее официальную точку зрения на состояние советско-германских отношений.
Мученический подвиг народа. С первых часов, дней и недель война стала мученическим подвигом народа. В Красную Армию было призвано 34 млн. человек – при том, что, по данным переписи 1939 г., в стране насчитывалось около 70 млн. мужчин, включая детей и стариков. Подобной мобилизации – и в прямом, и переносном смысле – не знала человеческая история. Разве не чудо, что в условиях фактического развала Западного фронта, растерянности и замешательства высшего руководства страны в первую неделю войны, громадных потерь – удалось обороняться в районе Смоленска, сдержать там танковые колонны Гудериана. Германское наступление, казавшееся непреодолимым нашествием, запнулось. Как и в первую Отечественную войну 1812 г. с Наполеоном, захватчики встретили упорнейшее сопротивление в районе Смоленска, позволившее выиграть драгоценное время и организовать оборону.
Война стала поистине народной, где высокий патриотизм сочетался с бесчисленными (в горьком и точном смысле этого слова!) потерями. Работа на заводах по 11 часов, практически без выходных, жизнь в тылу на грани голода, эвакуация, утрата жилья, имущества – это одна из многих граней мученического подвига народа.
В эти часы, дни и недели стали закладываться зерна будущих побед Красной Армии.
Война выявила достоинства так называемого мобилизационного типа советской экономики, которая, функционируя в рамках жестко политически организованного общества, была способна на некоторое время до минимума сократить все потребности и переключить ресурсы страны на нужды фронта.
Экономический потенциал Германии существенно превосходил советский. Уже в 1940 г. в Германии было в 2,5 раза больше станков, производилось больше стали, алюминия, угля, чем в СССР. К началу агрессии против СССР в распоряжении Германии оказалась промышленность и ресурсы Франции, Австрии, Бельгии, Чехословакии, Голландии, Дании, а также стран-сателлитов – румынская нефть, венгерские бокситы, финский лес. На германскую армию работали заводы этих стран.
Этому мощному потенциалу противостояла советская экономика, пережившая катастрофу 1941 г., потерю трети промышленности, расположенной в западной части СССР.
Людские ресурсы, транспорт, запасы сырья, энергетика, наука – все было переключено на обеспечение армии. Лозунг «Все для фронта, все для победы» был не пропагандистским штампом, а реальностью всех сторон жизни страны. Если в 1940 г. военная продукция составляла 22 % в общем промышленном производстве, то в 1942 г. – уже 66 %. Заметим, что рост объемов военного производства происходил в условиях сокращения производства электроэнергии, чугуна, стали, проката, то есть в значительно более сложной экономической ситуации. Эта мобилизация подкреплялась высочайшим уровнем централизации власти и управления, последовательным осуществлением единоначалия в его политическом смысле. Государственный комитет обороны сконцентрировал всю полноту власти – партийной, подменив Политбюро и съезды партии, государственной – дублируя СНК СССР, законодательной и даже судебной.
Благодаря этому удалось практически заново восстановить оборонный потенциал страны и армии, у которой в 1941 г. не хватало даже винтовок.
В 1942 г. положение решительно изменилось. В этом году было произведено, по отношению к 1941 г., танков – на 274 %, самолетов – на 62 %, артиллерийских орудий – на 213 %, боеприпасов – на 60 %. Всего в 1942 г. советская промышленность произвела 21,7 тыс. самолетов, более 24 тыс. танков, 127,1 тыс. орудий, 230 тыс. минометов. К ноябрю 1942 г. СССР ликвидировал свое военно-техническое отставание от Германии.
Новым фактором, ворвавшимся в жизнь страны, стало возрождение религии. Страшный удар, нанесенный большевиками всем религиозным конфессиям и в особенности Русской православной церкви в 20–30-е годы, закрытие и уничтожение церквей и монастырей, аресты и казни духовенства, воинствующий (в прямом смысле этого слова) атеизм, казалось, устранили церковь из политической жизни советского общества. Однако война вынудила власти поступиться своими атеистическими принципами. К церкви, как источнику надежды и утешения, обратились в тяжкие дни и годы войны миллионы русских, украинцев и белорусов – тех народов, которые несли основное бремя войны с фашизмом. Русская православная церковь, с первых часов войны занявшая последовательно патриотические позиции, стала одним из факторов государственной идентификации этих народов. Уже в первый день войны, 22 июня 1941 г. митрополит Сергий обратился с посланием, которое читалось во всех православных храмах. «Отечество защищается оружием и общим народным подвигом, общей готовностью послужить отечеству в тяжкий час испытания всем, чем каждый может. …Вспомним святых вождей русского народа, например Александра Невского, Димитрия Донского, полагавших свои души за народ и родину». Нетрудно увидеть здесь прямое влияние на речь Сталина 7 ноября 1941 г., на параде на Красной площади.
Власти были вынуждены в условиях войны если не изменить прежнее отношение к религии и церкви (что было просто невозможно, учитывая господство коммунистической идеологии), то, по крайней мере, несколько смягчить прежний курс, разрешить выборы патриарха. Одновременно с этим церковь была «встроена» в советскую бюрократическую машину.
С начала войны важнейшим фактором отпора германской агрессии стал русский патриотизм. Сталин призывал вспомнить о славе великих военачальников – Александра Невского, Дмитрия Донского, Козьмы Минина и Дмитрия Пожарского, Суворова и Кутузова. В армию вернулись георгиевские ленты, появились гвардейские полки и дивизии, внедрялась идея славянского братства, солдатский орден Славы заставлял вспомнить о солдатском Георгии, о традициях русской армии, сражавшейся с немцами в XVIII в. и в начале XX в. Самому А. С. Щербакову, начальнику Главного политического управления Красной Армии, приписывалось выражение, что сегодняшним «фронтовикам Бородино теперь ближе, чем Парижская Коммуна»[366].
Однако ставка только на российский патриотизм имела и свои границы. Прежде всего, обращение к историческому прошлому было политически небезопасно. Историческая легитимность[367] большевизма была, мягко говоря, сомнительной. Революции нелегитимны по своей сути. Воссоздание прошлого создавало предпосылки для возрождения национальных идей как альтернативы коммунистическому интернационализму и самой компартии. Кто-кто, а Сталин, прекрасно знавший историю России, в полной мере понимал политически положительные и опасные стороны русского патриотизма. Именно он использовал ресурс русского патриотизма на начальном этапе войны. Но он лучше, чем кто-нибудь из тогдашней власти, осознавал опасность использования «русского фактора» против партийной политики. Поэтому уже в 1944 г. возрождаются обвинения в «великодержавном шовинизме», адресованные крупнейшим историкам.
Свидетельством ограниченной деидеологизации Советского Союза стало отмежевание советского руководства от идеи мировой революции и упразднение Коминтерна. 15 мая 1943 г. Сталин распустил эту организацию, которая, как он объяснил, «выполнила свою миссию». Это решение должно было стать для западных союзников свидетельством отказа Москвы от планов «мировой революции». Следом за этим утратил роль государственного гимна «Интернационал», оставшийся партийным гимном. В конце 1943 г. были опубликованы слова нового гимна СССР, написанные С. Михалковым и Г. Эль-Регистаном – «Союз нерушимый».
Союзники. Война стала вынужденным, но от этого не менее важным опытом сотрудничества государств с различными политическими системами. СССР получил от союзников – США и Великобритании большое количество вооружения, боеприпасов, стратегических материалов, продовольствия, в котором крайне нуждалась Красная Армия. В СССР было отгружено продукции на сумму более 9 миллиардов долларов, в том числе 11 тыс. самолетов, 7 тыс. танков и самоходных орудий, более 350 тыс. грузовых автомобилей, паровозы, различные боеприпасы, подшипники, продовольствие, тысячи тонн цветных металлов, ферросплавов, авиабензин и многое другое.
В годы войны союзниками – политическим руководством СССР, Великобритании и США были достигнуты важные договоренности о послевоенном устройстве мира, о создании Организации Объединенных Наций, обеспечившие мир в Европе во второй половине XX в., была создана та тегеранско-ялтинская конструкция мира, которая позволила Европе прожить 50 с лишним лет без войны. Этот мир не был слишком комфортабелен, но предсказуем. С развалом этой системы континент вновь вспомнил о военных конфликтах на Балканах, о религиозных войнах.
Победа народа и послевоенный СССР. СССР заплатил за победу страшную плату – погибло почти 27 миллионов человек. Пожалуй, более всего от войны пострадала деревня. 11 с лишним миллионов крестьян, ушедших на войну, погибли на полях сражений. Женщины, дети и старики были основными кормильцами страны. Их положение было едва ли не хуже, чем рабочих на заводах, работавших по 11 часов в день. Тем хоть полагались хлеб по карточкам, определенные государственные гарантии. У колхозников ничего этого не было. Крестьянство, еще недавно пережившие коллективизацию с ее лишениями, стало основой сухопутных войск, мужественно сражавшихся за Отечество. Солдаты и офицеры армии-победительницы не могли не задумываться – а как же будет устроена жизнь после войны? Многие из них были убеждены, что Сталин после войны колхозы отменит, что это станет выражением благодарности крестьянам-солдатам за героизм в войне. В ЦК ВКП (б) поступали многочисленные сведения, что «слухи о ликвидации колхозов… сейчас широко распространяются среди колхозников» (Курская область), крестьяне в Псковском районе спрашивали партийных работников: «Скоро ли распустят колхозы?», «Все ждут, что распустят армию по домам – колхозы отменят» (Пензенская область)[368]. По всей стране – от Пскова и Воронежа до Забайкалья распространялись слухи, что «в Америке, говорят, уже решили распустить все колхозы в СССР, Молотов потому и покинул конференцию в Сан-Франциско»; «Америка и Англия предъявили нашему правительству ультиматум – или распустите колхозы, или пойдем на Россию войной»[369]. Слухи эти имели удивительно устойчивый характер, став важной социально-психологической характеристикой настроений демобилизующихся солдат и колхозников. Похожие антиколхозные ожидания встречались и среди генералитета[370].
Для Сталина уже в конце войны была ясна необходимость восстановления в полной мере прежней системы управления. Сохранение военных порядков подрывало основу номенклатурной – читай – советской системы управления. Поэтому не случайно, что уже в 1946 г. день Победы перестали отмечать как государственный праздник. В 1946–1947 гг. обрушились репрессии на генералитет Советской армии во главе с Жуковым, на директоров многих промышленных предприятий – директоров-генералов, связанных с армией, а позже, в 1948–1950 гг. – и на значительную часть секретарей обкомов военных лет (так называемое «Ленинградское дело»).
Но прежде всего Победа сохранила отечественную государственность. Она спасла существование и избавила от геноцида народы нашей страны. Она означала разгром политической системы, провозглашавшей право на уничтожение по расовому признаку.
И, наконец, она стала нашей Победой. Победой наших отцов и матерей, смертию смерть поправших, жизнь и здоровье положивших для избавления Отечества от «проклятой орды» завоевателей. Победой, ставшей, пожалуй, главным событием отечественной истории XX в.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.