На палубе поднебесного ковчега
На палубе поднебесного ковчега
Маршрут нашей экспедиции, как стрела, был нацелен на гору Гямигая – самую высокую гору на Малом Кавказе, ее высота около четырех тысяч метров, здесь, как я и полагал, должны быть следы древних тюрков в Закавказье. Здесь надо искать знаки их присутствия.
Правда, та гора находится на границе Азербайджана с Арменией, что требовало осторожности, в нынешней военной обстановке там надо быть начеку. Наша экспедиция была не так проста, как это покажется: мало подняться на необжитую гору, найти реликвии, не менее важно не стать мишенью армянского снайпера, укрывшегося на противоположном склоне. Все-таки прифронтовая зона.
К Гямигая «пристал» ковчег Ноя, это местное поверье не противоречит здравому смыслу, наоборот, следует ему. На горе есть камни, на которых сохранились высеченные рисунки той далекой поры, они стали предметом исследования ученых совсем недавно, в советские времена их просто «не замечали», а сюжеты говорят за себя. Как тамга.
Правда, чтобы понять зашифрованный смысл той «тамги», мне пришлось прежде побывать на Алтае, в Хакасии, в Якутии, в Казахстане, где точно такие петроглифы, выполненные той же рукой и по тем же самым правилам. Вот оно, доказательство единства тюркской культуры. Однако я, говоря о том единстве, выделю не рисунки, а вишапы – каменные изваяния рыб, змей и драконов, которые встретил не на горе, а в самой Нахичевани, на площадке около музея.
Такие скульптуры археологи находили только в местах обитания древних тюрков, на Алтае, в Хакасии, на территории современной Монголии и Северного Китая. Они, эти скульптуры, – как отпечаток пальца, как узор на роговице глаза. Неповторимы. Их не спутать, стоит лишь раз увидеть. Эти символические знаки грубоватой наружности наши предки называли «башапа», что в переводе на современный язык означает «начало». Вернее, «отец начала», «отец истока» или «отец всего» (отсюда – «вишап»). То – знак раздела земель. Каменная вешка.
Кроме вишапов, в местах обитания древних тюрков встречаются самобытные скульптуры баранов. Овца у тюрка была символом достатка и благополучия, наш предок одомашнил это животное и заставил служить себе. Говорю с уверенностью, потому что в диком виде животное (азиатский муфлон) водилось только в Центральной Азии, на родине тюрков. Овцы, как и кони, были первыми домашними животными тюрков. (118) Поэтому-то на боках каменных баранов легко различимые тотемные знаки – родовые тамги. Разные и в то же время одинаковые, потому что сделаны по единым правилам. Как петроглифы. Видимо, то были знаки раздела пастбищ.
Другие народы не отмечали земли такими скульптурами, у них не было овец и инструмента, чтобы сотворить это чудо из гранита. Однако кавказские вишапы все же отличаются от алтайских, не формой, нет, историей. Их появление на Среднем Востоке (куда относился и Кавказ) связано с царем по имени Ажи-Дахака, он велел создать те скульптуры, когда делил землю, открытую Ноем!
Отсюда еще один легендарный образ на рисунках Гямигая – Дракон, Змей. Он на вишапах, на скалах. Едва ли не каждый пятый рисунок посвящен ему.
Раз в семь лет здесь, на вершине, проходил сабантуй, собирались люди, которым покровительствовал иноземный царь, являвшийся в образе Дракона, так утверждает легенда. А известно, что на Алтае Змея считали праотцем людей, он – знак Родины, родного очага. Правители Нахичевани когда-то считали себя потомками Ажи-Дахака, возводили к нему родословные и потом передавали из поколения в поколение рассказы о службе предков при дворе этого царя-змея.
Не исключено, легендарный образ имел вполне земной прототип – царя Кира Великого, основателя Персии или кого-то из более ранней династии Пешдадидов. Не с тех ли пор пришла традиция украшать посох владык двумя змейками?.. Впрочем, утверждать не могу, не знаю, а узнать не у кого.
К сожалению, Азербайджан унизил свое прошлое: колониальные века породили беспамятство. С ужасом слушал я рассказ, как некие умники пустили слух, будто внутри вишапа спрятано золото. Нашлись местные умельцы, которые стали искать и разбивать уникальнейшие памятники в поисках легкой добычи. Кому была выгодна ложь? Судить не мне, однако так мы теряли прошлое – в болоте собственного невежества и чванства. А когда люди не помнят себя, их легко спровоцировать на любую подлость. Этим пользовались враги тюркского мира при молчаливом согласии некоторых ученых из Баку. Будто специально. Вот почему в горах Азербайджана не встретить вишапа. Он – редкость.
Власти Нахичевани специально придумали в центре города музей под открытым небом, чтобы спасти эти бесценные реликвии от современных варваров. Другого способа нет. Уцелевшие скульптуры свозили из удаленных уголков края. Слава Всевышнему, хоть что-то уцелело.
…В гору Гямигая мы поднимались на вездеходе, поднимались, сколько позволила дорога, у альпийских лугов она оборвалась. Мы поставили лагерь и дальше шли пешком, вдыхая ароматы летнего высокогорья. Природа здесь сурова и очень чиста, лето приходит всего на три-четыре недели, даже в июле может выпасть обильный снег. Собственно, снег тут всегда, по распадкам не тает в самый жаркий день. И море цветов, буйство будоражащих запахов и непередаваемых оттенков. Волшебное высокогорье, чарующая красота, которую забыть невозможно. Предки во всем ценили красоту и простор.
Я понял это, когда увидел базальтовые глыбы, они хранили их знаки-послания – наскальные рисунки, таинственные петроглифы. Признаюсь, вздрогнул от счастья, вдруг упавшего на меня. Перед нами лежало Время, прочерченное в камне, через него можно переступить, но его нельзя не заметить. Конечно, не первый раз видел подобное, и каждый раз, перед каждым рисунком стоял завороженный, как осчастливленный игрушкой ребенок. Спокойным в древних галереях искусства оставаться трудно… Не могу унять сердце.
Художники, которые поднялись на Гямигая на две с половиной тысячи лет раньше нас, изобразили оленей, горных козлов, змей, сцены охоты, сцены быта, оставили пока не вполне понятные ритуальные символы. Около полутора тысяч рисунков исследовано, о том выпущены статьи и монографии. Правда, знакомясь с ними, я не встретил намека на два простых вопроса, которые нельзя не задать, побывав на Гямигая. Первый – почему художники поднимались именно сюда, а не куда-то еще, чем влекли их эти холодные, труднодоступные камни? И второй – как, каким инструментом они создавали свое древнее искусство?
Вопросы не простые, хотя и звучат просто.
Бытующее в Азербайджане мнение о городе или крепости на Гямигая, по-моему, лишено всякого смысла. О каком городе речь, если сюда нет дорог? Если зима здесь десять месяцев в году? Если внизу богатая, щедрая для проживания долина? Мнение о городе высказали люди, слабо знакомые с реальной жизнью, не бывавшие в горах.
Гямигая – это пример сурового искусства, когда словами объяснять трудно, древнюю живопись надо видеть, чувствовать и понимать. Тюрки выбирали для своих «галерей» высокие горы, где человек ближе к Небу, к Тенгри. Сюда приходили в особые минуты. Приходили в белых одеждах, по завету Ноя несли жертву, поминали сородичей, ушедших в мир иной, помогали им или, наоборот, просили их о помощи. То была площадка общения двух миров – прошлого и настоящего.
По преданию, душа тюрка после смерти не умирает, а превращается в снежинку, она опускается на вершину высокой горы ждать Высшего Суда. Отсюда белый цвет траура, который был у наших предков, – то цвет чистоты и памяти.
На вершине горы люди просили Всевышнего отпустить грехи усопшему и не быть слишком строгим. Потом складывали из камней обо, или гурий. Два-три камушка ставили один на другой. На всякий случай, как напоминание о просьбе и о себе, они говорили: «До погребения никого нельзя считать счастливым». На вершине хоронили праведников, совершивших подвиг во имя Тенгри. Экспедиция убедила меня, Гямигая – это место паломничества. Святое место. Да, гора напоминает корабль, но – корабль памяти. Чтобы увидеть его, требуется чистая душа. И немалое воображение…
Когда я посмотрел ночью из палатки на гору с ее вершины, в полнолуние, то был сражен строгостью пейзажа, вдруг открывшегося в серебряном свете. Внизу сплошные облака, клубы тумана, они, словно волны в океане, заволокли все вокруг, а над ними гора, как черный корабль-призрак, и бескрайнее звездное небо вокруг. Ничего больше нет. Фантастическое зрелище, в центре которого вечность и ты на палубе поднебесного судна. Я чувствовал себя ступившим на небеса. Это, наверное, почувствовали и предки, других ощущений тут просто быть не может.
Конечно, паломникам гора казалась причаленным судном, потому что из нее выступали три скалы – базальтовые столбы, точно как на Оби (Оба), на Енисее (Анасу), на Лене (Илин) и в других местах Древнего Алтая.
К скалам, напоминающим Родину, Ной и «причалил» ковчег. Потом землетрясение разрушило «причал», оставив груду обломков, ровной грядой сползающих вниз, и камни, опять же знак памяти, привлекли к себе древних художников. Лишь на черных базальтах встречаются их рисунки! Эти камни кажутся натертыми маслом или лаком, они тяжелее и отличаются от всех других, что на склоне. По оценкам геологов, в них много железа и цветных металлов…
И ответ на второй мой «простой» вопрос таит нюансы историй, где читается Время. И он связан с приходом на Кавказ тюркской культуры, которую, кроме веры в Бога Единого, отличало железо, ведь Ной сам был из рода кузнецов (ковачей), он первым сделал плуг и железный серп, о чем тоже сообщила легенда. А это не случайные сведения.
В ту пору орудия труда «остального мира» были из меди и бронзы, железо всюду называли редкостью и ценили выше золота. Лишь одни тюрки считали его обычным рабочим металлом. Сомневаетесь? Тогда возьмите медный гвоздь и вырежете им на базальтовой скале знак. Любой. Царапины не получится – медь мягче базальта. Значит, древних художников отличал не только вкус, но и стальные долота, молотки. Иначе их наскальное искусство невозможно.
С легкой руки Ноя Закавказье стало «пристанищем» вишапов и страной железа: к концу 1-го тысячелетия до новой эры археологи фиксируют появление государства Парфии и массовое использование железных изделий, полученных по алтайской технологии… Почему? Нет ответа, да и не могло быть. В советские времена не задавали вопросов, связанных с историей тюрков! Сейчас другое время, но в Азербайджане ничего не изменилось, его наука живет по старым часам. А жаль…
Задал бы еще ряд вопросов. Например, что означают библейские имена – Адам и Ева? Или – почему дети Адама, Каин и Авель, выбрали себе профессии земледельца и чабана? Подчеркну – тюрки в древности были «пастырями овец», лишь они обрабатывали землю железным плугом (точнее, чугунным сошником), который придумал Ной. Археологи это подтвердили, они нашли на Алтае плуги, сошники, серпы, что становится уже не случайным совпадением, а информацией о социальных категориях алтайского общества. (119) Здесь есть над чем поломать голову. Это ли не повод задуматься об иных книгах Ветхого Завета – в какой социальной среде появились они, если их персонажи делали то, что не делал никто, кроме тюрков?
Подобного не скажу о Новом Завете, авторами которого был Матфей – мытарь (сборщик податей), Марк – переводчик, Лука – врач, Иоанн – рыболов. Никто из апостолов не знал «тюркских» профессий, потому что жил в другой социальной среде – без овец и обработанной плугом земли.
А потомки Каина стали «ковачами», то есть металлургами. Что, опять тюрки?..
Впрочем, не буду задавать вопросы, которые интересны лишь мне да читателям, понимаю, «независимую» науку постсоветских стран они не интересуют. Идей после развала СССР в науке не прибавилось, свежих взглядов – тоже. Вот и топчутся наши отнюдь не великие ученые на месте, между вчера и сегодня, не думая о завтрашнем дне.
Знаю, мои выводы в очередной раз вызовут протесты оппонентов, новую волну доносов. Уже слышу их негодование. Что ж? Будем спорить, чтобы сообща идти к Истине.
Еще один знак перемен нашей жизни – храмы, которые я видел в Нахичевани, и они – штрих Великого переселения народов, штрих Древнего Алтая. Зримый знак той эпохи, когда тюрки еще не сошли с Небес, на которые вознесла их вера. Восьмигранные стены, шатровые купола уже стали частью культурного пейзажа города, их реставрируют. Прежде в храмах справляли тенгрианский обряд, но после принятия ислама к ним стали пристраивать здание мечети: соседство старого и нового не противоречило друг другу, ислам нес идею Бога Единого. Эти архитектурно сложные постройки тюрки называли кошени (от «кош» – соединять) и тем подчеркивали свою веротерпимость.
Именно такое «соседство» отца и сына я встретил в реставрируемом духовном комплексе около крепости Алинджа. Да и в самой Нахичевани. Древняя религия предков не забыта, хотя ничто уже не говорит о ней… Первый храм здесь создал Всевышний – пещеру Асхабу-Каф, ей, видимо, посвящены строки 18-й суры Корана. Символично, знаком светского знания в суре выступает вишап – рыба (аят 60 (61)), правда, еще не каменная. (120) Напомню, по-тюркски «вишап» (башапа) означает «отец истока». О поиске истока и идет речь в суре.
Вход в пещеру Асхабу-Каф людям указал железный метеорит, прочертивший небо, теперь он лежит здесь, перед входом, на постаменте… Я осторожно коснулся метеорита, но ощутил не холод металла, а неистощимую силу веры в Тенгри, в Вечное Синее Небо, которое сделало нас тюрками – воинами Бога Небесного.
Пещера скрыта в расщелине горы, ее вход ориентирован на юг, чем, возможно, она и привлекла предков. Привлекла, разумеется, не ориентацией, а чудом, творимым в день Богоявления. В двадцатые числа декабря, в праздник рождества Тенгри, солнце в полдень освещает самый дальний зал пещеры, где в остальное время года царят полумрак и прохлада. Зал отличает купольный потолок, усиливающий звуки, здесь читали молитвы, вели проповеди. Место интересно еще и тем, что с потолка время от времени на головы собравшихся падают мельчайшие капли – слезы милосердной Умай. По поверью, тому человеку способствует удача и ее заступничество.
Пещера служила прибежищем монахов, что было в традиции религии Тенгри, на это указывает очень известная легенда о молодых людях, которые проспали здесь триста с лишним лет и не заметили как. Легенда эта есть в иудаизме, в христианстве, в исламе, но в ней, естественно, не названа Нахичевань… Однако народный эпос построен так, что подлежит расшифровке.
Сюжет этой легенды отразил этапы распространения веры на Среднем и Ближнем Востоке, что уже есть зацепка для пытливого ума. Другую зацепку я нашел у Э. Гиббона, который написал, что в раннем Средневековье Кавказ считали частью Алтая (одна духовная культура). Их объединяло даже общее название – Каф… И там и там. А не отсюда ли появился топоним Кавказ? Очень правдоподобно. Ведь правду лишь затеняют, но никогда не гасят. (121)
Из эпоса мы знаем, как весть о Боге Едином несли шедшие с Алтая орды, во главе которых стоял царь, косвенно о том упоминает и «Шахнаме» (Книга царей)… События развивались, строго следуя логике: одни правители уходили, другие шли им на смену. В целом картина выглядела так. После упадка Персии (Парсы) центрами тюркской религии на Среднем Востоке стали Кушанское и Парфянское царства. Их потеснил Иран, где государственной религией был уже зороастризм. Начались жестокие религиозные войны. Потом ислам победил зороастризм, на Средний Восток вернулось Единобожие. И – о чудо! – обнаружилась община монахов, которая веками жила в пещере, храня верность традициям Тенгри. Появилась легенда о юношах, проспавших более трех веков в пещере Асхабу-Каф. (122)
Пещера Асхабу-Каф – святое место, она всегда манила к себе паломников, каждый день приезжают сюда из Турции, Ирана, самого Азербайджана. Едут семьями по примеру отцов и дедов. Традиция! Кто-то из гостей режет барана, кто-то – нет, но все оставляют на уступах стен пещеры обо, смысла его не понимают, но поступают, как велит древний обычай. Камушки, поставленные один на другой, там всюду… Тем и сильна народная память, она не исчезает, а лишь забывается.
На время, не навсегда.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.