Слабость терапии оборачивается ножом хирурга

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Слабость терапии оборачивается ножом хирурга

Одной из причин такого положения вещей являлся советский Уголовный Кодекс, в полной мере выразивший революционное презрение к собственности. Меры наказания за воровство определялись статьей 162 УК от 1926 года:

«Ст. 162. Тайное похищение чужого имущества (кража) влечет за собой:

а) совершенное без применения каких-либо технических средств, в первый раз и без сговора с другими лицами, —

лишение свободы или исправительно-трудовые работы на срок до трех месяцев.

совершенное при тех же условиях, но вследствие нужды и безработицы, в целях удовлетворения минимальных потребностей своих или своей семьи, —

исправительно-трудовые работы на срок до трех месяцев

г) совершенное частным лицом из общественных складов, вагонов, судов и иных хранилищ… путем применения технических средств или по сговору с другими лицами или неоднократно, а равно совершенное хотя бы и без указанных условий лицом, имевшим специальный доступ в эти склады или их охранявшим, или во время пожара, наводнения или иного общественного бедствия, —

лишение свободы на срок до двух лет или исправительно-трудовые работы на срок до одного года;

д) совершенное из государственных и общественных складов и хранилищ лицом, имевшим особый доступ в таковые или охранявшим их, путем применения технических средств или неоднократно, или по сговору с другими лицами, а равно всякая кража из тех же складов и хранилищ при особы крупных размерах похищенного, —

лишение свободы на срок до пяти лет».

Выполняла ли эта статья свою главную функцию — быть мерой социальной защиты общества от краж — вопрос риторический, особенно в сочетании с общим послевоенным падением нравственности. Как следствие — эпидемия воровства захлестнула страну. Особенно активно перли общественное и государственное имущество — оно хуже охранялось.

Сталин возмущенно писал Кагановичу и Молотову:

«За последнее время участились, во-первых, хищения грузов на желдортранспорте (расхищают на десятки мил. руб.), во-вторых, хищения кооперативного и колхозного имущества. Хищения организуются главным образом кулаками (раскулаченными) и другими антиобщественными элементами, старающимися расшатать наш новый строй. По закону эти господа рассматриваются как обычные воры, получают два-три года тюрьмы (формально), а на деле через 6–8 месяцев амнистируются. Подобный режим в отношении этих господ, который нельзя назвать социалистическим, только поощряет их по сути дела настоящую контрреволюционную „работу“. Терпеть дальше такое положение немыслимо…»

Впрочем, правительство поначалу пыталось справиться с воровством более мягкими средствами. 13 апреля 1932 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление «О хищениях продовольственных и промышленных товаров»[206], а чуть позже, 23 апреля — постановление «О мерах борьбы с хищениями хлеба»[207]. Эти документы предусматривали ряд административных мероприятий по упорядочиванию хранения и использования товаров. Однако цели своей они не достигли, а разгул воровства тем временем приобрел поистине чудовищный размах, и сквозь жалкие попытки правительства проступила простая сермяжная истина: если сегодня не сделать что-то поистине экстраординарное, завтра страну разворуют. Напрочь.

Так появилось на свет знаменитое постановление ЦИК и Совнаркома от 7 августа 1932 года — «Об охране имущества государственных предприятий и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности»[208], оно же «Указ семь-восемь», оно же «Закон о трех колосках».

«За последнее время участились жалобы рабочих и колхозников на хищения (воровство) грузов на железнодорожном и водном транспорте и хищения (воровство) кооперативного и колхозного имущества со стороны хулиганствующих и вообще противообщественных элементов. Равным образом участились жалобы на насилия и угрозы кулацких элементов в отношении колхозников, не желающих выйти из колхозов и честно и самоотверженно работающих на укрепление последних.

ЦИК и СНК Союза ССР считают, что общественная собственность (государственная, колхозная, кооперативная) является основой советского строя, она священна и неприкосновенна и люди, покушающиеся на общественную собственность, должны быть рассматриваемы, как враги народа, ввиду чего решительная борьба с расхитителями общественного имущества является первейшею обязанностью органов Советской власти. Исходя из этих соображений и идя навстречу требованиям рабочих и колхозников, ЦИК и СНК Союза ССР постановляют:

I

1. Приравнять по своему значению грузы на железнодорожном и водном транспорте к имуществу государственному и всемерно усилить охрану этих грузов.

2. Применять в качестве меры судебной репрессии за хищения грузов на жел. дорожном и водном транспорте высшую меру социальной защиты — расстрел с конфискацией всего имущества и с заменой при смягчающих обстоятельствах лишением свободы не ниже 10 лет с конфискацией имущества.

3. Не применять амнистии к преступникам, осужденным по делам о хищении грузов на транспорте.

II

1. Приравнять по своему значению имущество колхозов и кооперативов (урожая на полях, общественные запасы, скот, кооперативные склады и магазины и т. п.) к имуществу государственному и всемерно усилить охрану этого имущества от расхищения.

2. Применять в качестве меры судебной репрессии за хищение (воровство) колхозного и кооперативного имущества высшую меру социальной защиты — расстрел с конфискацией всего имущества и с заменой при смягчающих обстоятельствах лишением свободы на срок не ниже 10 лет с конфискацией имущества.

3. Не применять амнистии к преступникам, осужденным по делам о хищении колхозного и кооперативного имущества.

III

1. Повести решительную борьбу с теми противообщественными кулацко-капиталистическими элементами, которые применяют насилие и угрозы или проповедуют применение насилия и угроз к колхозникам с целью заставить последних выйти из колхоза, с целью насильственного разрушения колхоза. Приравнять их преступления к государственным преступлениям.

2. Применять в качестве меры судебной репрессии по делам об охране колхозов и колхозников от насилий и угроз со стороны кулацких и других противообщественных элементов лишение свободы от 5 до 10 лет с заключением в концентрационный лагерь.

3. Не применять амнистии к преступникам, осужденным по этим делам».

Уже по беспрецедентной суровости документа видно, каким отчаянным было положение. Если говорить о мерах наказания, то воровство этим законом приравнено к антигосударственным преступлениям. Впрочем, именно таковым оно в то время и являлось.

Что же касается войны власти и народа — то против кого был направлен закон, видно из инструкции по его применению.

«Раздел 1. Преступления, подпадающие под действие закона от 7 августа.

Закон от 7 августа надлежит применять при хищениях государственной и общественной собственности:

а) промышленной (хищения заводского и фабричного имущества);

б) совхозной;

в) государственных торговых организаций;

г) колхозной;

д) кооперативной;

е) грузов на железнодорожном и водном транспорте и местном автотранспорте.

Раздел 2. Категории расхитителей и меры социальной защиты, которую необходимо к ним применять.

1. По делам об организациях и группировках, организованно разрушающих государственную, общественную и кооперативную собственность путем поджогов, взрывов и массовой порчи имущества — применять высшую меру социальной защиты — расстрел, без послабления.

2. В отношении кулаков, бывших торговцев и иных социально-чуждых элементов, работающих в государственных (промышленных и сельскохозяйственных — совхозы) предприятиях или учреждениях, а также должностных лиц государственных учреждений или предприятий, применять высшую меру наказания; при смягчающих вину обстоятельствах (в случаях единичных и незначительных хищений) высшую меру наказания заменять десятилетним лишением свободы.

При хищениях, хотя и мелких, совершенных лицами указанных социальных категорий, но влекущих за собой расстройство или остановку работы госпредприятий (хищения частей агрегатов и машин, умышленное уничтожение или порча совхозного инвентаря и т. п.) — также применять высшую меру наказания.

3. В отношении кулаков, бывших торговцев и иных социальновраждебных элементов, проникших в органы снабжения, торговли и кооперации, а также должностных лиц товаропроводящей сети, изобличенных в хищении товаров или продаже их на частный рынок и растратах крупных денежных средств — применять высшую меру наказания, и лишь при смягчающих вину обстоятельствах, в случаях незначительных размеров хищений, высшую меру наказания заменять десятилетним лишением свободы.

Той же мере наказания подвергнуть и спекулянтов, хотя непосредственно в хищениях не участвующих, но спекулирующих товарами и продуктами, зная, что товары эти похищены из государственных учреждений и кооперации.

4. В отношении лиц, изобличенных в хищении грузов на транспорте, применяется высшая мера наказания, и лишь при смягчающих обстоятельствах (при единичных случаях хищений или хищений незначительных размеров) может быть применено десятилетнее лишение свободы.

Если хищения на транспорте производятся при участии железнодорожных служащих и рабочих, то к ним должна применяться та же мера репрессии.

5. В отношении кулаков, как проникших в колхоз, так и находящихся вне колхоза, организующих или принимающих участие в хищениях колхозного имущества и хлеба, применяется высшая мера наказания без послабления.

6. В отношении трудящихся единоличников и колхозников, изобличенных в хищении колхозного имущества и хлеба, должно применяться десятилетнее лишение свободы.

При отягчающих вину обстоятельствах, а именно: систематических хищениях колхозного хлеба, свеклы и других сельскохозяйственных продуктов и скота, хищениях организованными группами, хищениях в крупных размерах, хищениях, сопровождающихся насильственными действиями, террористическими актами, поджогами и т. д. — в отношении колхозников и трудящихся единоличников должна применяться высшая мера наказания.

7. В отношении председателей и членов правлений, участвующих в хищениях государственного и общественного имущества, необходимо применять высшую меру наказания, и лишь при смягчающих вину обстоятельствах — десятилетнее лишение свободы».

Ну, и далее — некоторые «технические» моменты. Так, дела о хищениях, связанных с массовыми выступлениями, насильственными действиями, терактами, поджогами и пр., а также дела об организованных хищениях большими группами, рассматривались полпредствами ОГПУ, прочие — судами. В некоторых случаях, «имеющих большое общественно-политическое значение», закон приобретал обратную силу. Заканчивать дела и выносить приговоры по этим делам предполагалось в течение 15 дней, если обвиняемых много — не более 30.

Выполнялось ли постановление? В общем-то, нет, причем двояким образом. До сих пор смертная казнь применялась в основном за убийства или бандитизм, большей частью в районах, охваченных массовыми вооруженными беспорядками, и привыкнуть к тому, что за похищенное имущество человек должен расплачиваться жизнью, как судьям, так и чекистам было непросто. С другой, озверевшие от всеохватного воровства местные власти и суды давали сроки уже за совершенные мелочи. Как писал в «Правде» главный прокурор СССР Вышинский, это было «применение закона от 7 августа в случаях маловажных хищений, не представляющих не только особой, но и какой бы то ни было социальной опасности, и назначение притом жестких мер социальной защиты. Осуждались колхозники и трудящиеся единоличники за кочан капусты, взятый для собственного употребления и т. п.; привлекались в общем порядке, а не через производственно-товарищеские суды: рабочие за присвоение незначительных предметов или материалов… колхозники — за несколько колосьев и т. п. Такая практика приводила в конечном счете к смазыванию значения закона 7 августа и отвлекала внимание и силы от борьбы с действительными хищениями, представляющими большую социальную опасность».

Уже 1 февраля 1933 года вышло постановление Политбюро, а 27 марта — постановление президиума ЦИК, которые требовали прекратить привлечение к суду по закону от 7 августа «лиц, виновных в мелких единичных кражах общественной собственности, или трудящихся, совершивших кражи из нужды, по несознательности и при наличии других смягчающих обстоятельств».

16 января 1936 года выходит постановление ЦИК и СНК о проверке дел осужденных по постановлению от 7 августа 1932 года, которым Верховному суду, прокуратуре и НКВД поручалось проверить правильность применения постановления в отношении тех, кто был осужден до 1 января 1935 года.

20 июля 1936 года генпрокурор Вышинский подготовил докладную записку о результатах проверки. Всего было проверено около 115 тыс. дел, и в 91 тыс. случаев применение закона было признано неправильным. На этом основании было освобождено 37 425 человек, все еще находившихся в заключении. Уже из одного сопоставления цифр видно, что сроки, указанные в постановлении, не выдерживались, поскольку большинство осужденных за эти три года успели выйти на свободу.

Как обстояло дело с верхней планкой, понять сложнее. Казалось бы, такой жесткий закон в такое мародерское время должен был вызвать колоссальный всплеск смертных приговоров — но этого не только не произошло, но и наоборот, 1932-й и последующие годы отмечены их снижением.

В 1930 году по стране было приговорено к высшей мере наказания 18 966 человек и еще 1235 — коллегией ОГПУ и Особым совещанием. Это понятно — именно на 1930 год приходится пик террора и бандитизма, связанных с коллективизацией. В 1931 году смертных приговоров было 9170 по стране и 706 — за коллегиями ОГПУ. В 1932 году эти цифры — 2154 и 1824 соответственно. То есть, не сказать, чтобы очень лютовали.

К сожалению, статистика ОГПУ в первой половине 30-х годов иногда отражает только деятельность ОГПУ, а порой не позволяет понять, все приговоры вошли в эту статистику или только вынесенные Коллегией ОГПУ и «тройками» при полпредствах. Как обстояло дело с обычными судами, непонятно. С одной стороны, народные судьи были менее квалифицированы, чем чекисты (в начале 30-х далеко не все судьи имели даже среднее образование) и сильно зависели от местных властей и местной обстановки, с другой, в отличие от обычных приговоров, все смертные приговоры утверждались Верховными судами союзных республик, то есть махать мечом бесконтрольно судьи возможности не имели.

Какой процент приговоров утверждался? Согласно сводке о числе осужденных с 15 по 30 сентября 1932 года из 82 смертных приговоров, представленных Верховному Суду СССР железнодорожными линейными судами, было утверждено 52, из 5 представленных военными трибуналами — 5. Всего первыми было вынесено 156 приговоров к ВМН, вторыми — 19. Остальные, по-видимому, Верховный суд не успел рассмотреть, ибо утверждению подлежали все приговоры. Суды РСФСР к тому времени приговорили к ВМН 437 человек, на утверждение Верховного суда республики был представлен 41 приговор, утверждено 23. Как видим, до «штамповки» расстрельных приговоров тут очень и очень далеко — скорее уж имеет место обратная тенденция.

20 марта 1933 года ОГПУ докладывает Сталину о результатах выполнения постановления от 7 августа за первые полгода его действия. С момента его вступления в силу до 15 марта по всей стране было привлечено к ответственности 127 318 человек. За хищения из торговой сети и с промышленных предприятий — 55 166 человек, а из совхозов и колхозов — 72 152 человека. Осуждено к 15 марта 73 743 человека, из них органами ОГПУ — 14 056 человек. В общем-то, не так уж и много — в сравнении с масштабами воровства…

Кстати, постановление во всей его грозной полноте не применяли даже чекисты. Как мы помним, оно вообще не предусматривает меры наказания ниже десятилетнего срока. Тем не менее, из осужденных ОГПУ 4343 чел. получили ниже 5 лет, 7661 чел. — от 5 до 10 лет, и только 2052 — высшую меру[209].

Всего же по постановлению от 7 августа было арестовано: в 1932 году — 25 244 чел., в 1933 году — 101 493 чел. и в 1934 г. — 73 100 чел. Итого получается 199 837 человек — правда, не все арестованные были осуждены. Судя по результатам пересмотра дел, многие не то чтобы были осуждены напрасно, но не заслужили такой суровой статьи. Однако многие заслужили, и еще как — с учетом того, что только Украине их деятельность стоила полутора миллионов жизней.

Что же касается конкретики, то закон применялся очень по-разному. Хотя и не всегда, но случалось, что воров действительно расстреливали.

Членов партии, как наиболее ответственных граждан, полагалось карать более сурово. Вот какая шифровка пришла 2 июля 1933 года от первого секретаря Одесского обкома КП(б) Украины Вегера:

«Москва. ЦК ВКП(б). тов. Сталину.

Прошу разрешить опубликовать два или три приговора о высшей мере наказания по закону от 7-го августа коммунистам за хищение хлеба на корню. Вегер.

Резолюция „За“. Сталин, Молотов, Каганович, Андреев»[210].

Как видим, члены Политбюро были отнюдь не склонны скрывать преступления членов партии. Но… Мы проверили все одесские газеты за июль и август 1933 года. Ни одной публикации, о которой просил секретарь обкома, в них нет. Что-то на каком-то уровне тормознуло — но отнюдь не в Москве…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.