Патимат из Палисма

Патимат из Палисма

– В первые годы Советской власти в Дагестане, – вспоминала моя бабушка, – в Кумухе молодежь организовала кружок художественной самодеятельности. Помню, все были очарованы девушкой из селения Палисма, которая пела бесподобно и танцевала, поэтому после каждого концерта зрители, восхищаясь ее талантом, говорили о ней с большой симпатией и любовью. Мы с золовкой тоже пошли на концерт этой чудесной певицы, которую звали Патимат.

Когда она, молодая и красивая, в длинном бархатном платье и в платке с золотой нитью, с бубном в руках появлялась на сцене, кругом раздавался восхищенный возглас. Тогда еще у нас аплодисменты не были приняты, свое одобрение публика выражала в основном возгласами. Патимат – запела, и мир вокруг меня как-будто превратился в райский сад с волшебной музыкой. До сих пор остался у меня в ушах ее соловьиный голос. Это был настоящий талант, талант от самого Аллаха! Но жаль, судьба этой девушки была весьма трагичной.

Меня глубоко затронул рассказ бабушки, и я стала интересоваться судьбой этой талантливой певицы.

Патимат была дочерью богатого и известного во всем округе палисминца Гамзата. Рано лишившись отца, она находит любовь и ласку со стороны братьев, которые занялись ее воспитанием. Будучи непоседой, она стала заводилой всех увеселений и торжеств в селе, предводителем девушек. Ее звонкий и приятный голос приводил всех в восторг.

Она сама сочиняла стихи для своих песен, но братья не очень одобряли, что их сестра поет перед людьми, считали это недостойным ее происхождения и положения в обществе. Надеясь с ее красоты и обаяния извлечь огромную пользу, решили повыгоднее выдать девушку замуж. В селе немало было парней, которые хотели жениться на Патимат, ей же нравился парень из несостоятельной семьи, которого ее братья ни во что не ставили. Много песен о любви посвятила она ему, за что братья ее избивали, связывали, чтобы она не смела выйти из дома, но Патимат каким-то образом вырывалась на свободу и оказывалась на торжествах, где звучал ее обворожительный голос.

В конце концов братья решили выдать ее замуж за богатого вдовца, который был ей ненавистен, согласие же девушки никого не интересовало. После замужества жизнь Патимат стала еще горше. Мужниной родне не нравилось, что в селе ее так любят, так ценят в ней талант, они хотели подчинить ее своей воле, стали запрещать ей не только петь, но и выходить из дома в люди. Если где-нибудь ей удавалось спеть или станцевать, дома ее ожидал скандал. Став матерью двоих детей, Патимат не перестала петь свои замечательные песни, желанные народом.

Однажды на свадьбе люди стали ее просить спеть что-нибудь. Патимат согласилась, тем более мужа ее не было рядом, взяла бубен в руки и запела:

Как вы, люди, любите мои песни.

Но как горько у меня на душе.

Каждая песня, спетая для вас,

Для меня же пыткой оборачивается.

Если днем под бубен песню спою,

Ночью в подушку слезы лью,

И к утру сад моей души

Инеем холодным покрывается…

Не успела она допеть песню, как сильный удар по зубам кулаком деверя рассек ее губы, и алая кровь потекла по красивой одежде Патимат. Она ушла со свадьбы. Не пошла в дом мужа, не пошла и домой, а пошла, куда глаза глядят. Пришла она в селение Шовкра к кунакам своего отца Нажвадиновым. Старик Нажвадин и раньше был наслышан о ее горькой судьбе, теперь же предложил ей остаться у них и не идти обратно в свое село.

Буквально по пятам пришли за ней, родственники мужа, но Нажвадин ее спрятал и сказал непрошеным гостям, что Патимат придет домой тогда, когда она захочет, по своей доброй воле, а не захочет, и вовсе не вернется. У Нажвадиновых Патимат прожила довольно долго, здесь ее полюбили, шовкринцы ее приглашали в гости, на торжества.

В Кумухе она подружилась с Асват Хайдаковой, Атой Макаевой и другими кумухскими девушками, участвовавшими в этом кружке. Веселый нрав и красота Патимат очень импонировали участникам кружка. Они ездили по селам и показывали пьесы, концерты. В Кумухе Патимат дали новое имя – Минку. Этим именем в Кумухе называли очень красивых девушек, и Патимат тоже удостоилась этого имени.

Но счастье Патимат и ее популярность казались позорным оскорблением ее родственникам и мужниной родне в Палисме. Отовсюду слышалось: “Займитесь своей Патимат, которая мотается где попало, над ней весь мир смеется!” После концертов и мероприятий Патимат возвращалась из Кумуха. в Шовкра к Нажвадиновым.

Однажды под вечер к Нажвадиновым приехал Черный Муса, на черном скакуне из селения Говкра, что в нескольких километрах от Шовкра.

– Завтра свадьба моего родственника, прислали пригласить на свадьбу Патимат, и я приехал за ней, – сказал Муса.

– Уже темно, почему обязательно сегодня, завтра утром может придет она? – ответил Нажвадин.

– Сказали, чтобы сегодня я ее привел, – настаивал Муса.

– Дядя Нажвадин, что-то у меня ноги не идут на эту свадьбу, – пожаловалась Патимат полушутя, полусерьезно.

– Если ноги не идут, мой конь тебя понесет, – сказал Черный Муса. Так Патимат нехотя пошла с Мусой. Он был кунаком ее отца, другом ее братьев, часто бывал в ее отцовском доме и Патимат не смогла ему отказать. Когда Патимат с Мусой поднялись на шовкринский холм, где-то сбоку послышалось ржание коня.

– Ой, Аллах, это, кажется, конь моего брата Али! – крикнула перепуганная Патимат.

– Откуда здесь быть коню твоего Али? Где-то здесь, видимо, привязан на ночь чей-нибудь конь, – сказал Муса. И через одно мгновение, действительно, перед ними уже на гнедом гарцевал Али.

Патимат крикнула и бросилась в сторону. Али спрыгнул с коня, догнал ее и стал бить плеткой. По всем ущельям разнесся крик Патимат. Она цеплялась за ноги брата, просила пощадить ее.

Наутро шовкринцы, живущие на окраине села, стали спрашивать друг друга, что за страшные крики были слышны ночью с холма? Одни говорили, что это кошки, другие, что это совы.

А Нажвадину показалось странным, что Муса, приглашая Патимат на свадьбу, хотя бы для приличия не пригласил никого из его семьи. Он вышел на дорогу, ведущую из Говкра в Кумух и спросил встречных говкринцев, чья свадьба намечается нынче в Говкрах. Ему ответили, что свадьбы нет никакой в Говкрах. Тогда он поскакал сам в Говкра, но Мусу Черного не обнаружил в селе. “Он как ушел из села вчера вечером, так и не вернулся”, – сказали его домочадцы.

Нажвадин вернулся в Шокра и бросил клич всем мужчинам, чтобы вышли на поиски Патимат. Вышли все, стали спрашивать по окрестным селам, но никто не видел ни Черного Мусу, ни Патимат. Поехал Нажвадин в Палисма, там тоже сказали, что Патимат в селе не появлялась. Так два дня и говкринцы, и шовкринцы, и палисминцы искали Патимат. На третий день шовкринская ребятня шла по тулизминскому ущелью, мимо речки, и обнаружили окровавленный платок-гюльменди, а к ущелью с холма шел какой-то странный след, будто тащили по земле вязанку дров. Ребята поднялись по этому следу наверх и обнаружили рассыпанные бусинки кораллов и золотое колечко. Трава на поле была помята, кругом следы крови, и ребята поняли, что здесь произошла трагедия. Они побежали в село и показали старшим своим находки, те побежали на поиски. Шовкринские парни нашли в ущелье окровавленный труп Патимат, зарытый в песок возле речки. Черный Муса и Али пропали. Но со временем поймали власти и Мусу, и Али, которых сослали в Сибирь.

Люди, знавшие Патимат, любившие ее, были очень опечалены случившимся, много песен-причитаний сочинил народ в ее честь. Пожилая шовкринка Тумалаева Мугажират с большой теплотой и любовью вспоминает Патимат. Мугажират была подростком, когда случилась эта трагедия, и как все односельчане и она была опечалена этой страшной трагедией. Мугажират вспоминает одну, из песен-причитаний, которые пели шовкринские женщины:

Из Палисма гром загремел,

Из Говкра молния ударила.

Палисминскую Патимат

Этот огонь сжег.

Если бы нам приснилось,

Что ты уходишь в Говкра,

Мы бы на говкринском мосту

Стражу поставили.

Три селения искали,

Не смогли тебя найти,

А шовкринские ребята

В песке обнаружили.

Когда сахарное тело твое

В песке зарывали,

Почему же превратилась в кровь

Акувинская черная вода?

Соловьиными устами своими

Ты пощаду у кого просила?

С нашей стороны звала ли кого на помощь?

Палисминский изверг

Благородное тело повесил,

Теперь овец своих на закет

Пусть раздаст всем нищенствующим.

На Шуринской площади пускай казнят Мусу,

В Анжинском каземате пусть железо разъест Али!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.