Шагун Мукуринская

Шагун Мукуринская

В прошлом столетии в лакских селениях во время полевых работ землевладельцы собирали молодежь для уборки урожая или на сенокос. Для них готовилось хорошее угощение, веселье, и молодежь за один-два дня сообща выполняла всю работу. Такой обычай назывался марша. Молодежь собиралась на марша, как на праздник, ибо работа в этот день превращалась в настоящее веселье. Там молодые люди знакомились друг с другом, оттуда начиналась любовь и дружба, и влюбленные виделись друг с другом. На марша с гор приходили молодые пастухи, приносили с собой овечий сыр или какое-нибудь другое угощение.

Лакские селения Гуйми и Мукур были расположены очень близко друг от друга, между ними протекала маленькая речка, небольшое ущелье. Когда из одного селения нужно было что-нибудь сообщить в другое, они не посылали гонцов, а выходили на окраину селения и кричали в другое селение, а там отзывались на зов и принимали сообщение. Оба эти селения собирали марша вместе, земляные участки тоже были у них вперемешку – мукуринские в Гуйми, гуйминские в Мукури.

Среди девушек, собирающихся на марша, была Шагун из селения Мукури, певица и плясунья, большая умница и сочинительница куплетов, без нее девушки не любили ходить на марша. У Шагун было четверо братьев, мать их Аминат растила детей одна.

В селении Гуйми жил состоятельный землевладелец Шахмандара, он потерял жену и уже шесть лет был холостым. У него были две замужние дочки и сын Вали, которому в эту пору исполнилось двадцать лет. Он на горах пас отару овец, отец же занимался полевыми работами. Хотя Шахмандара очень нуждался в хозяйке, он не думал жениться, хотел женить своего сына, чтобы в доме были женские руки.

Среди девушек, собравшихся на марша, Вали заметил Шагун, которая ему понравилась, из-за нее он часто приезжал с гор на своем белом коне, приходил на марша с гостинцами и, поработав с молодежью, к вечеру уходил обратно: Прошел слух о том, что Вали и Шагун любят друг друга.

Слух дошел и до Шахмандара, который слышал о таланте и уме Шагун, о том, что она хорошо поет, но особого внимания он тогда не обратил на нее, теперь ему хотелось увидеть ее, и если она действительно подходящая невеста для его сына, почему бы и не поженить их?

Но тут было и другое. Тетя Вали, сестра его умершей матери, имела намерение отдать свою дочку за Вали. Патимат (так звали тетю) после смерти матери заменяла Вали мать. Дочка ее была еще мала, ей шел только четырнадцатый год, а Шахмандара нуждался в совершеннолетней невестке, чтобы могла держать дом и хозяйство.

Однажды Шахмандара пошел в селение Мукур в надежде увидеть где-нибудь Шагун. Узнав, что они работают в поле, пошел туда.

– Бог в помощь! Чтобы поле ваше стало урожайным, чтобы Аллах был всегда к вам милостив! – сказал Шахмандара, увидев Шагун с матерью, работающих в поле.

– Спасибо, знатный гость! Какая дорога привела тебя в нашу сторону?

– Да вот, пропала черная кобыла, разыскиваю.

– У вас и конь был черный? Мы только белого знали, – спросила Шагун, не отрываясь от работы. Шахмандара понял намек девушки на белого коня его сына и стал любоваться ее проворной работой.

– Хорошо тебе, Аминат, у тебя такая ловкая помощница, машаллах! А я вот остался без рук, может иногда по традиции добрых соседей вы и мне поможете?

– Почему бы не помочь, руки не отвалятся, серп не потупится, – ответила Аминат, – когда нужно, и тебе поможем.

Шахмандара вернулся очень довольный своей встречей. Ему показалось, что сын его сделал удачный выбор и потому решил женить его, не откладывая. Шахмандара поделился своими мыслями с близкими родственниками и с Патимат. Хоть Патимат и обиделась на него, он решил не придавать этому значения, тем более ее дочь еще мала, а ему необходимо женить сына теперь же.

Житель селения Мукур Пурхучи собирал марша молодежи для сенокоса на своем участке. Пригласил он группу девушек, что работали на поле, среди которых была и Шагун, и они обещали ему придти непременно.

Вернувшись домой, Шагун рассказала матери о том, что Пурхучи собирает марша, и они обещали пойти.

– Что ты, доченька, разве у нас есть время завтра идти на марша? Приходил Шахмандара, просил завтра помочь скосить его гороховое поле, что расположено на нашей стороне. Никогда ведь он к нам не обращался за помощью, – сказала Аминат.

Известие это не обрадовало Шагун, а заставило задуматься, как быть? Она знала, что завтра на марша обязательно придет Вали, встреча с ним для нее была самой большой радостью. Солнце спускалось к закату, но Шагун решила пойти и сегодня же начать уборку горохового поля Шахмандара. Положила в сумку ужин и отправилась. Шагун стала работать, но поле было большое, и она сомневалась, что сможет до утра скосить все. Солнце спряталось за гору, и вскоре показалась большая и круглая луна. Ночь была светлая и свежая, работать стало легче, чем днем. Шагун работала, не разгибая спины, и к рассвету закончила уборку всего поля. С нарезанной вязанкой свежей травы, она вернулась в село, когда мулла крикнул с крыши мечети акбар. Поднявшись на крышу своего дома, где обычно они сушили сено, Шагун положила под голову вязанку травы и там же заснула на часок. Когда за ней пришли сельские девушки, она умылась, переоделась и пошла с ними на марша.

– Что-то ты сегодня как никогда румяная и красивая, – шутили подружки. Шагун, действительно, вся светилась изнутри, была довольна тем, что успела убрать поле Шахмандара и придти с подружками на марша. Прибыв до восхода солнца на сенокос, молодежь разбрелась по холму и начала косьбу. Солнце взошло, хозяева принесли завтрак, стали звать молодежь подкрепиться. Шагун все оглядывалась кругом, не пришел ли Вали, но его не было. Все собрались на завтрак, девушки протянули Шагун бубен и стали просить, чтобы она спела, но Шагун не стала петь, а только сыграла на бубне танцевальную мелодию. После завтрака было традиционное веселье, но Шагун ничего не веселило, она тревожно смотрела вокруг. Приступили снова к работе. Так прошло время до обеда. Теперь уже Шагун заметно загрустила. Когда принесли еду, и все собрались на обед, она, оставив работу, пошла к молодежи без особой охоты. Оглянувшись невольно в сторону горки, Шагун заметила на горизонте всадника на белом коне и сразу узнала своего возлюбленного, лицо ее озарилось счастьем, все кругом засияло, для нее взошло солнце из-за горы. Она увидела, что Вали сошел с коня и пошел пешком рядом с ним! По его неторопливой походке и по тому, что он сошел с коня, а не прискакал, как прежде, на танцующем скакуне, Шагун поняла, что случилось что-то неприятное. Все же она была рада появлению любимого. Заметив приближающегося Вали, все радостно закричали, стали его журить, что вовремя не пришел, приглашали к обеду. Он подошел к молодежи, поздоровался со всеми и нехотя присел к ним. После обеда, когда молодежь собралась веселиться, Вали встал и отозвал Шагун в сторону.

– Не знаю, Шагун, как тебе сказать об этом, и как мне самому быть, тетя Патимат не разрешает мне на тебе жениться, говорит, что моя мать еще при жизни нарекла ее дочь Муслимат мне в невесты, и что необходимо исполнить аманат умершей матери, – сказал он тихо и сбивчиво.

Шагун, не ответив ему, молча повернулась и пошла обратно к девушкам. Молодежь танцевала. Когда закончился танец, Шагун сказала:

– Вы же просили меня спеть что-нибудь, дайте-ка сюда бубен, я спою, и, повернувшись лицом к Вали, стоявшему поодаль, стала петь:

Ты выстрелил пулей свинцовой

В душу мою горящую.

Дай бог, чтоб этот светлый мир для тебя потемнел!

И чтоб рубашка белая твоя

Обагрилась кровью алой,

И чтоб лужи крови застыли

В стремени коня твоего.

Глаза мои, сияющие как звезды,

Ты заставил слезами затмить.

Дай бог, чтобы вся родня твоя

Рыдала горькими слезами.

Мое сердце, подобное лепестку розы,

Ты сжег на черном огне.

Дай бог, чтоб пуля огненная

Сожгла и твое сердце!

Все были поражены ее песней и быстро разошлись по своим рабочим местам. Вали тоже повернулся и пошел со своим конем также медленно, как и пришел. Все поняли, что случилось, краем уха они и раньше слышали о позиции тетушки Патимат в отношении женитьбы Вали, но теперь ни у кого сомнения не было в правдивости тех слухов.

После смерти матери Патимат для Вали действительно заменяла мать, и он с ней делился как с матерью, и теперь ему было тяжело разорвать ту единственную нить, связывающую его с памятью умершей матери. Летом Патимат поставила вопрос ребром: или он женится на ее дочери, или станет чужим человеком.

Так прошли месяцы. Шагун не стала обращать внимание на Вали. Наступила осень, и с похолоданием пастухи пригнали своих овец с гор на приусадебные фермы, Вали тоже пригнал свою отару на ферму, расположенную недалеко, от селения Мукур. Он по-прежнему тосковал по Шагун, искал с ней встречи, ее показное равнодушие терзало его. Одныжды мать Шагун Аминат шла из рощи с вязанкой дров и на дороге встретилась с Вали. Он поздоровался с ней и спросил:

– Тетя Аминат, если я завтра вечером приду к вам в гости со своими друзьями, не выгоните?

– Разве гостей выгоняют, сынок, приходи… – ответила ласково Аминат. Дома она рассказала дочери о своей встрече с Вали и наказала ей, чтобы она была приветлива с гостями, а там, что будет…

На следующий день Шагун с матерью готовились встретить гостей, но ничего об этом не сказали братьям. К вечеру следующего дня все было готово, однако гостей что-то не было. Шагун с матерью частенько выходили во двор, поднимались на крышу и оглядывались кругом, не идут ли гости, но их не было. Уже стемнело, никто не пришел, но все же допоздна ни мать, ни дочь не ложились спать, что-то тревожно было в душе. Аминат велела дочери лечь спать, а сама вышла во двор. Кругом, во всех окнах погасли лампы, только яркая и круглая луна светила на небе. В это время услышала Аминат, как из селения Гуйми кто-то кричал в их сторону. Она стала прислушиваться.

– Эй, Зазал Али, сын Шахмандара Вали ранен мюридами! Он просит сообщить об этом Аминат и Шагун. Сообщи, пожалуйста.

Тот человек ждал, когда отзовется Зазал Али и, услышав его голос, еще раз повторил свою просьбу.

Аминат быстро спустилась вниз, велела дочери собраться и, не дожидаясь сообщения они пошли в Гуйми. Они шли быстро, но дорога казалась длинной как вечность. Прибыв в селение Гуйми. они направились к дому Шахмандара, но там сказали, что Вали забрала к себе тетя Патимат, и он лежит у нее. Им тоже пришлось идти туда.

В комнате, где лежал больной, царила тишина, все были убиты горем. Отец Вали Шахмандара стоял возле стены с поникшей головой. Аминат подошла к нему и стала выражать сочувствие. Они разговаривали шепотом. В это время Вали приоткрыл глаза и спросил:

– Пришла Шагун?

Ему ответили.

– Пусть подойдет ко мне поближе. Шагун подошла и стала справляться о здоровье.

– Зубами держусь за жизнь, пока ты придешь, голубка моя. Посмотри внимательно, точно ли туда попала пуля, куда ты сама заклинала, – спросил он тихим, хриплым голосом. Шагун стала плакать.

– Теперь не надо пить кровь мою, дай мне воды своей рукой. – Шагун подала ему напиться.

– Теперь положи руку на мою рану, может полегчает.

– Сынок, сделаем так, как ты хочешь, лишь бы поправился, – приговаривала тетя Патимат, сидя возле постели больного.

– Знаешь, наверное, я отсюда уже не встану, – сказал Вали тихо. В комнату больного стали собираться его родственники, которые, услышав о случившемся, прибежали взволнованные. Аминат подошла к дочери, сидящей возле Вали.

– Пойдем домой, доченька, оставим больного в покое, пусть отдыхает, утром еще придем.

Вали опять приоткрыл глаза, с трудом поднял руку, сунул в свой карман, вытащил оттуда золотое кольцо и вложил в руку Шагун:

– На, возьми кольцо свое. – Он пожал ее руку, в которой лежало кольцо. Пока Шагун с матерью не скрылась за дверью, Вали все смотрел на них. Вернувшись домой, ни мать, ни дочь не легли спать. Дома сыновья сказали им о том, что Вали ранен, они промолчали. Прошло несколько мучительно тяжелых часов. На рассвете Аминат услышала все тот же голос из соседнего села, зовущий Зазал Али. Она вышла на крыльцо, прислушалась. Тот сообщил о кончине Вали и просил сообщить об этом всем сельчанам. Весь мукуринский джамаат собрался на похороны в соседнее село, пошли и братья Шагун. Когда они увидели, что идет на похороны и Шагун, они воспротивились и велели ей вернуться домой. Тут вмешались аульские аксакалы, упокоили братьев и взяли с собой Шагун.

Дом Шахмандара и прилегающие к нему улочки были запружены народом. Шагун с трудом пробралась в комнату, где лежало тело любимого. Кругом все рыдали, причитали. Шагун, убитая горем, не знала, что делать, к кому подойти. В это время тетя Патимат, положив руки на плечи своей дочери, запричитала: “Что теперь мне делать, сынок, с твоей юной невестой?!”

Недалеко от нее тетка Вали по отцу плакала, размахивая каракулевой шапкой с красным верхом, принадлежащей племяннику.

– Твоя юная останется на языках уличных сплетниц, жаль девушку из Мукури, которая так и не сумела разгадать тайну этой папахи! – крикнула она в сердцах и кинула шапку к Шагун. Та тоже схватила шапку налету и стала причитать красивым, звучным голосом, размахивая шапкой Вали:

Мужчины гуйминские, как вы теперь головы поднимите,

Как на годекане сядете?

Ведь жемчуг ваших сердец в пучину канул!

Как ты, Шахмандара, на белый свет посмотришь,

Ведь солнце очага твоего в самом зените потухло?!

Зацветут ли долины, если тополь белый громом сожжен?

Соберется ли базар в Кумухе, если ожерелье базара

Черной пулей раздроблено?!

Когда ты улыбался, в горах таяли снега.

Улыбнутся ли когда-нибудь твои друзья в горах?

Когда ты на гору поднимался, гора взлетала до небес,

Покажутся ли вершины гор теперь из-под снега и пурги?

Ты обещал вчера в гости к нам придти.

Знал ли, что беда черная за тобой крадется?

На смертном одре лежал, воды глоток попросил,

А смерть, как змея, у ног твоих стерегла.

Зубы жемчужные твои выстукивали дробь.

Ужель конец жизни своей удерживал ты в зубах?

Ибрагим – пророк ли ты, чтоб в огне сгореть,

Или солнце красное, чтоб тучей затмить?

Пусть сгорит твой дом, что не мог тебя оценить.

Пусть разобьется об скалы конь, что тебя не сберег!

Поделиться ли с матерью родной решил,

Что во цвете лет из жизни отправляешься к ней?

Увидимся ли с тобой на том свете еще,

Если я уже на этом превратилась в прах?

Девушки, мои подружки, не снимайте же траур,

Солнце наше закатилось, мы остались в тени!

Парни, наши танцоры, теперь о танцах забудьте.

Ваши ножки ловкие подкошены мечом!

Так причитала Шагун, и все собравшиеся на похороны навзрыд рыдали от ее слов. Даже крепкие мужчины вытирали украдкой слезы. Следующие дни и ночи в селениях Мукур и Гуйми все повторяли и запоминали причитания Шагун по своему жениху. Шахмандара же проникся к ней, уважением и любовью за то, что так оплакивала его сына и возвысила престиж похоронного обряда.

После этого прошло два года, Шагун не сняла за это время траур и не показывалась нигде на торжествах и на веселье. Пробовали к ней подойти и сваты, но она и слышать не хотела ни о ком.

Однажды пришла к ним сестра Шахмандара Итта, принесла бочонок меда, золотое колечко и старинный платок гулменди. Начала она издалека, но затем сказала, что послал ее Шахмандара к Шагун, велел передать его слова: “Сгорела и потухла твоя душа, Шагун, сгорел и потух и мой дом, не придешь ли ты зажечь очаг в доме своего любимого?” Услышав эти слова, Аминат не дала дочери и рта раскрыть:

– Хватит, Итта, надоели нам по горло сплетни ваших гуйминцев, теперь же я дочь в Гуйми не отдаю! Возвращайся туда, откуда пришла. Ушла Итта оскорбленная. Прошло некоторое время, Итта опять явилась с теми же подарками и с теми же словами. Опять ее прогнали мать и братья Шагун. Собралась в третий раз Итта в Мукури, но прежде договорилась с теткой Шагун по отцу. Как Итта переступила порог дома Аминат, зашла за ней и тетка Шагун. Итта опять повторила слова Шахмандара, опять раскричались братья и мать, но тут встала грозная и мудрая тетка и сказала: “Теперь молчите все! У Шагун нет отца, коль нет его, буду я, его сестра. Никто в наших селах не поверит, что какая-то девушка не вышла за Шахмандара, если он сватал. Скажут, не брал, и потому не вышла. А я вот возьму и отдам!

Она взяла из рук Итты кольцо, надела на палец Шагун, взяла платок, тоже надела не ее голову, взяла кусок хлеба, обмакнула в бочонок с медом и положила сначала в ее рот, затем в свой рот, затем подала и Итте. при этом читая обрядовые молитвы. А племянникам своим велела молчать и Аминат отослала от дочери, сказав, что теперь хозяин Шагун ее будущий муж, что он посчитает нужным, то и сделает. Так эта мудрая женщина развязала тугой узел и поставила все на свои места.

Все, что написано выше, мне рассказала внучка той самой Шагун, Загидат, мудрая и пожилая женщина. Она вспоминала свою бабушку Шагун, добрую, умную и всеми уважаемую в селе. Шахмандара умер раньше нее. У них было несколько детей. Шагун отзывалась о своем муже очень хорошо, говорила, что за свою совместную жизнь не услышала от него ни одного слова тяжелее пуха. Он был всегда добр, отзывчив и внимателен. Наказывал, чтоб не возвращала человека, пришедшего за подаянием или за другой помощью, чтоб не забывала сирот в священный день-пятницу.

До сих пор в селении Гуйми с особой теплотой вспоминают добрую чету Шахмандара и Шагун.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.