4. Сотниковский мятеж
4. Сотниковский мятеж
Одним из самых значимых протестных мероприятий в Сибири, связанных с разгоном Учредительного собрания, стал в январе 1918 г. так называемый сотниковский мятеж, организованный силами казачьего дивизиона, размещённого на территории города Красноярска.
Ещё в декабре 1917 г. войсковой совет Енисейского казачьего войска заявил протест против захвата власти большевистскими советами и призвал население города к поддержке «единственного и полноправного хозяина земли русской — Учредительного собрания». Надо заметить, что казачий дивизион являлся той воинской частью, в которой влияние большевиков оказалось не столь заметно, как в других войсковых подразделениях Красноярского гарнизона. Вместе с тем с самого начала господства красных в городе казаки вели себя вполне мирно, стараясь ничем не провоцировать советскую власть, заявляя лишь о том, что не одобряют её решений. А это была разрешенная революционной демократией свобода политического мнения. Но однако…
На основании декрета ВЦИК и СНК от 10 ноября 1917 г. «Об уничтожении сословий и гражданских чинов» Енисейский губисполком 18 декабря принял решение о демобилизации казаков, роспуске их войскового совета и разоружении командного состава. С
1 января 1918 г. власти прекратили выплату заработной платы казачьим офицерам, а на следующий день 2 января пришёл приказ по Иркутскому военному округу о частичной демобилизации и разоружении казаков Красноярского дивизиона, а вскоре поступило распоряжение из Петрограда уже о полной сдаче ими оружия. Предвидя разрастание конфликта с казаками, большевики сразу же увеличили численный состав городского красногвардейского отряда, а также вызвали на помощь несколько вооруженных групп (главным образом составленных из числа бывших военнопленных, а теперь воинов-интернационалистов) из близлежащих Канска и Ачинска.
В связи с обострением ситуации вокруг дивизиона его командир и одновременно атаман Енисейского казачьего войска, член Сибирского областного совета Александр Сотников 15 января был срочно вызван из Томска в Красноярск. А двумя днями ранее в Красноярск из Иркутска вернулся председатель Красноярского губернского совдепа большевик Григорий Вейнбаум, исполнявший в тот период ещё и обязанности народного комиссара по иностранным делам Центросибири. Обстановка накалялась…
17 января красноярские большевики предъявили ультиматум казачьему дивизиону: к утру 18-го числа полностью сдать оружие и расформироваться как воинской части. Данное требование было подкреплено угрозой, что, если казаки не согласятся, к ним будет применена сила.
В ответ на это в тот же день, 17 января, состоялось общее собрание военнослужащих казачьего дивизиона, получившее статус малого казачьего круга. Войсковой сход, проходивший под председательством командира дивизиона, принял категорическое и смелое решение о непризнании советской власти, «как не выражающей воли всего народа», а также потребовал от неё невмешательства во внутренние дела казачьей общины. Сам Александр Сотников в марте 1920 г., давая показания в иркутской ЧК, так объяснял поведение казаков во время тех январских событий: недовольство было обусловлено, прежде всего, принципами казачьей автономии, которую признавали не только революционные власти с февраля по октябрь 1917 г., но и романовское самодержавие на протяжении 300 лет своего царствования. По словам Сотникова, казаки вполне справедливо полагали, что их дальнейшую судьбу могло определить только Учредительное собрание, защиту которого они тогда также посчитали делом праведным и вполне для себя уместным.
Поэтому малый круг, сочтя местный губисполком и даже столичный комиссариат по демобилизации некомпетентными решать вопрос о разоружении и расформировании дивизиона, принял решение оружия не сдавать, казачьи сотни не расформировывать, а на ультиматум большевиков выдвинуть собственные условия: к 12 часам 21 января предоставить им гарантии о полном невмешательстве советской власти в жизнь казачества, о неприкосновенности личной свободы и имущества жителей Красноярска, а также о выводе из города иногородних красногвардейских отрядов. В противном случае круг пригрозил объявить всеобщую мобилизацию Енисейского казачьего войска. Однако во избежание жертв среди мирного населения в возможном вооруженном столкновении с большевиками казаки приняли решение покинуть на время Красноярск и ждать ответа на выдвинутый ультиматум где-нибудь неподалёку от города.
В ночь на 18 января советы привели все свои вооруженные силы в полную боевую готовность. Срочно мобилизованные отряды красной гвардии взяли под усиленную охрану важнейшие городские объекты. По всему Красноярску были расклеены объявления о том, что в городе вводится осадное положение, в связи с чем запрещаются любые митинги и собрания, а также объявляется комендантский час с 6 вечера до 8 часов утра.
Английский и шведский консулы, узнав о назревающем вооружённом конфликте и памятуя трагические итоги недавних весьма похожих событий в Иркутске, тут же потребовали от Красноярского совета гарантий неприкосновенности личности и имущества иностранных граждан, а также предложили свои услуги в качестве посредников в ведении мирных переговоров между противоборствующими сторонами. В ответ городской голова, большевик Дубровинский, заверил консулов, что им беспокоиться не о чем, что исполком организует в ближайшее же время вооруженную охрану как консульств, так и иностранных подданных.
Но ничего такого делать не пришлось, поскольку в ночь на
18 января казачий дивизион почти в полном составе покинул город. При этом казаки не только не сдали своего личного оружия, но и прихватили с собой при выходе из города пулемёты и даже несколько пушек, реквизированных временно из арсеналов местного гарнизона. Первоначально они планировали занять станицу Коркино, находившуюся ниже по течению Енисея в 12 верстах от Красноярска, но потом передумали, перешли на противоположный, правый, берег реки и расположились напротив города в селе Торгашино[84]. К казакам присоединилась и некоторая часть офицеров красноярского гарнизона. Всего из 350 человек личного состава дивизиона город покинули 177 мятежных казаков, к ним присоединились 67 офицеров, а также 44 гимназиста и семинариста. Такова официальная статистика.
Днём 18 января в окне городского клуба эсеров было вывешено воззвание, подписанное от имени малого казачьего круга атаманом Сотниковым.
«Воззвание к населению Енисейской губернии именем войскового правительства Енисейского казачьего войска.
Граждане! 17 сего января Исполнительным комитетом красноярского совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов было предложено Красноярскому казачьему дивизиону признать власть Советов и исходящие от него приказы. Предложение это, носившее ультимативный характер, было выражено в форме обязательного подчинения Управлению армии, с отрицанием существования казачества. Требования местного Исполнительного комитета, приказ Иркутского военного округа, телеграмма из Петрограда Народного комиссара по демобилизации были направлены к разоружению казачьего дивизиона и демобилизации его на основаниях, противоречащих закону войска.
Представителям Исполнительного комитета было отмечено, что Государственная власть нами может быть одинаково понимаема только при условии признания Учредительного собрания. Поэтому:
1) Не признавая Советской власти, как не выражающей воли всего народа;
2) Будучи, во-первых, достоверно поставленный в известность, что Исполнительным комитетом предпринимается ряд мер вооруженного характера, что с запада и востока прибывают в Красноярск отряды Красной гвардии и, зная, что эти меры имеют в виду разоружение казачьего дивизиона, во-вторых, считая, что разоружение казачества есть лишение его гражданской и воинской чести и вопиющее нарушение его исторических традиций, и в третьих, неизбежное кровопролитие было бы громадным несчастием для мирных граждан города и при всяких обстоятельствах истолковано Исполнительным комитетом населению, как происшедшее по вине казаков.
Поставленные поведением Исполнительного комитета в необходимость или сражаться, или лишиться казачьей чести, войсковое правительство Енисейского казачьего войска и Совет дивизиона постановили: покинуть на время город, щадя кровь неповинных безоружных граждан, женщин и детей, и предложить Исполнительному комитету следующие минимальные требования соглашения:
1. Полное невмешательство в жизнь казачества, с сохранением за ним права устраиваться и жить согласно постановлениям двух съездов войска и выработанного ими закона.
2. Ответственная гарантия Комитета за то, что на казачество не будет произведено никаких покушений и насильственных действий.
3. В отсутствии казаков Исполнительному комитету предлагается, за его ответственностью, соблюсти следующее:
а) гарантировать имущественную и личную безопасность граждан, б) гарантировать полную безопасность казаков и Красноярской казачьей станицы, в) немедленно вывести из Красноярска, введённые из двух мест красногвардейские отряды, г) дать исчерпывающий ответ не позже 12 часов 21 сего января.
В случае невыполнения предъявленных условий я, властью, мне данной законом, объявляю всеобщую мобилизацию войска и оставляю за собой полную свободу действий.
Граждане!
Из предъявленных условий Вы видите, что… (далее мало- разборчиво, видимо: казаки ищут лишь защиту попранных прав), казаки призывают всех граждан встать на защиту Учредительного собрания, ибо только оно в состоянии разобрать все наши споры.
На этой платформе с нами сойдутся все любящие волю, все исповедующие принципы народоправства. Граждане, казаки и народ любят свою родину, призывают Вас объединиться с ними и властно потребовать украденное народное право. Все, кто любит родину и волю проснитесь, и объединяйтесь с нами. Войсковой атаман Сотников».(«Свободная Сибирь», Красноярск, № 18 от 24 января 1918 г.).
С 18-го по 26 января в Красноярске действовало осадное положение. Его продолжительность объяснялась тем, что у большевиков не было полной уверенности, что казаки действительно покинули город и не предпримут в ближайшее время никаких действий против советской власти. На центральных перекрёстках города стояли патрули из числа красногвардейцев и солдат местного гарнизона; подозрительные личности задерживались, обыскивались, а некоторые для пущей бдительности отправлялись под арест. Все крупные магазины города 18 и 19 января закрылись на «учёт», не проводились занятия в учебных заведениях, не работали правительственные и другие учреждения, в том числе и городская управа. Повсюду стояли караулы. Уж чего-чего, а службу большевики всегда умели организовать, надо отдать им должное, на самом высоком уровне.
Красногвардейцы в поисках оружия обыскивали прохожих, задерживали подозрительных, в результате чего под арестом сразу же оказалось несколько офицеров-фронтовиков, а также казаков, не успевших вместе с другими своими товарищами выехать из города. Что касается простых горожан, то военные патрули их нисколько не пугали, и улицы, как писала одна из местных газет («Свободная Сибирь», № 15 от 20 января 1918 г.), были полны праздношатающейся публики. Одни ожидали интересных событий (атаки казаков на город и пр.), другие просто радовались двум неожиданно появившимся дополнительным выходным дням, «не попавшим в святцы». Но в 6 часов вечера наступал комендантский час, и город пустел.
Третий день осадного положения (20 января) совпал с субботой, горожане опасались, что казаки перекроют дороги в город и не пустят на рынок крестьян из окрестных сёл. В этом случае Красноярск мог остаться на целую неделю без запасов продовольствия, однако ничего такого не случилось, и базарный день состоялся, торговля пошла бойко, как ни в чём не бывало.
Вывешенное в окне эсеровского клуба воззвание восставших казаков дало формальный повод большевикам[85] начать репрессивные действия в отношении политической оппозиции и, в первую очередь, против представителей партии правых социалистов-революционеров.
Так, 19 января был произведён обыск в их городском клубе, в ходе которого красногвардейцы арестовали несколько находившихся там членов ПСР. Эсеровский клуб после этого закрыли и опечатали. Обыски в последующие дни проводились также в товариществе кооперативов и в помещении бюро меньшевиков. Причём в данных акциях принял активное участие один из гласных (депутатов) городской думы поляк-большевик Юзеф Пекаж; вроде как бы ни по статусу, но, видимо, красноярским властям не хватало ещё в те дни достаточного количества надёжных людей для руководства «мероприятиями».
20 января начались обыски уже и на квартирах ведущих членов эсеровской партии, причём этой участи не избежали даже некоторые гласные Красноярской городской думы, многих эсеров в тот день отправили в тюрьму, в общей сложности к вечеру за решеткой оказалось около 15 человек видных общественных деятелей. В ночь на 21-е на городском железнодорожном вокзале был задержан известный красноярский кооператор Козлов. Обыски и аресты продолжились и весь следующий день. Задержанию и временному тёремному заключению подвергся даже председатель губернской земской управы правый эсер Иван Казанцев. А в ночь на 22 января арестовали и председателя уездной земской управы Б.Ф. Тарасова. Всего в те неспокойные дни власти подвергли сугубой изоляции около 55 человек из числа правых политических оппозиционеров («Алтайский луч», № 5 за 1918 г.).
Вскоре после первых же арестов на заседании городской думы меньшевик Алексей Музыкин поднял вопрос о незаконности проведённых акций, после чего представители центристских фракций вынесли на голосование постановление о немедленном освобождении арестованных, но вследствие преобладания в думе большевиков это предложение 25 голосами против 17 было отклонено. А на следующий день пришли с обыском и на квартиру самого Музыкина, причём никого не смутил тот факт, что Алексей Платонович, также как и большинство из тогдашнего руководства города, являлся членом РСДРП с дореволюционным стажем, состоял до недавнего времени с большевиками в одной объединённой партийной организации и пр. По словам Алексея Музыкина («Дело рабочего», Красноярск, № 5 за 1918 г.) у него на квартире «приходили искать самогонку (так было написано в мандате от военно-революционного штаба), а сами были настолько пьяны, что еле-еле держались на ногах, а запах самогонки распространялся от них на всю квартиру». «Самогонку», по всей видимости, не нашли, так что Музыкину в тот день посчастливилось избежать ареста.
Красноярским меньшевикам, кстати, во время тех событий вообще повезло несколько больше, чем эсерам. Практически никто из членов их городской организации не пострадал, несмотря даже на то, что власти изъяли у населения несколько листовок, подписанных местным отделением РСДРП(м), в которых в категорической форме осуждался разгон большевиками Учредительного собрания. Также и красноярские кадеты, что ещё более удивительно, по какому-то странному стечению обстоятельств избежали в те дни всяческих преследований.
20 января 1918 г. революционный штаб при исполнительном комитете Красноярского совета рабочих и солдатских депутатов образовал чрезвычайную следственную комиссию (25 января преобразованную в губернскую ЧК). А 26 февраля на основании заключений этой комиссии должны были состояться слушания в революционном трибунале по делу арестованных во время казачьего мятежа эсеров.
В связи с чем, открывшееся 23 февраля губернское земское собрание предъявило исполкому советов требование об освобождении из тюрьмы виднейших земских деятелей, а также членов эсеровской партии: Казанцева, Тарасова, Андрея Тимофеева и других[86]. А
25 февраля красноярские меньшевики, в свою очередь, собрали митинг трудящихся, также проводившийся в защиту привлечённых к суду эсеров. Однако в назначенный день заседание революционного трибунала так и не состоялось, но было отложено на более поздний срок[87]; публика, собравшаяся перед зданием суда, устроила стихийный митинг в защиту прав арестованных. Митингующие составили и направили в адрес совдепа письменное заявление с требованием или немедленного освобождения заключённых, или скорейшего производства над ними гласного суда.
Большевики посоветовались и, дабы не нагнетать и без того напряженную обстановку, приняли решение временно освободить всех арестованных эсеров. В тот же день они были отпущены под честное слово своих адвокатов и обязались явиться в суд по первому требованию. Однако на следующий день, когда по адресам проживания подсудимых явились наряды милиции для сопровождения их в суд, многих уже не оказалось на месте. Вследствие чего тех, кого всё-таки сумели найти, тогда вновь арестовали и сопроводили под конвоем в тюрьму. Так, например, известно, что в числе вторично арестованных оказались эсеры Доценко, Либман и Козлов[88]. Продержали их в заключении на этот раз, кстати, достаточно долго и отпустили на свободу лишь 17 апреля. В свою очередь, избежавшие повторного ареста в те январские дни, как, например, Казанцев, Тарасов и некоторые другие, тут же перешли, как в старые и добрые царские времена, на нелегальное положение. Газеты красноярских эсеров и меньшевиков — «Знамя труда» и «Дело рабочего» — попытались защитить подвергшихся опале товарищей, выдвигая в их пользу общественное мнение, но тщетно.
На заседании Красноярского совета депутатов 18 января приводились данные и о задержании на ст. Песчанка неподалёку от Красноярска ординарца есаула Семёнова, казачьего офицера Февралёва, который направлялся со специальной миссией в Оренбург к восставшему против советской власти атаману Дутову. При обыске у Февралёва была найдена телеграмма, неизвестно кому адресованная, но в которой говорилось: «Примите меры к тому, чтобы груз пришел беспрепятственно. Иначе я не смогу сдержать своего слова перед атаманом Дутовым». Задержанный груз оказался взрывчатым веществом. Сопровождавших его пятерых человек также арестовали.
Однако вернёмся к мятежным казакам Сотникова. Итак, если ещё раз и немного с самого начала, то — во избежание вооруженного столкновения с превосходящими силами красной гвардии и недопущения жертв среди гражданского населения Красноярска, Александр Сотников в ночь на 18 января вывел часть казачьего дивизиона из города. Казаки, небольшая группа местного офицерства и четыре десятка учащейся молодёжи покинули город и, по предположению большевиков, должны были расположиться где-то в одном из прилегавших к Красноярску населённых пунктов. Однако то обстоятельство, что бунтовщики никоим образом не дали о себе знать в первые дни после ухода из города, весьма озадачило советские власти, и они забеспокоились о том, что казаки, может быть, ушли куда-то и в другие районы — поднимать там казачьи станицы. Ввиду этого на поиски «пропавших» мятежников власти срочно отправили аэроплан (причём мгновенно распространившиеся среди населения слухи увеличили количество летательных аппаратов сразу аж до целых «трёх»). В итоге успешно проведённая авиационная разведка установила, что казаки никуда не ушли, а в полном составе расположились на постой в селе Торгашино, неподалёку от Красноярска.
Село Торгашино являлось одним из казачьих поселений, входивших в так называемый Нижнеенисейский войсковой район. Нижнеенисейские и минусинские казаки, собственно, и составляли Енисейское казачье войско[89]. Сам Сотников, кстати, происходил из нижнеенисейских. С того момента, как беглецы расположились в Торгашино, у них сразу же стали выявляться значительные проблемы, одной из которых оказалась продовольственная. Продукты приходилось приобретать за деньги у местного, в том числе и не казачьего, населения. Напомним, что всего в отряде Сотникова было не менее 170 кавалеристов, а также пешая группа из офицеров и учащихся старших классов гимназий примерно в 110 человек[90].
А вскоре добавились и серьёзные проблемы организационного порядка. Так как выступление не получило дальнейшего развития, многие из его участников стали возвращаться в Красноярск, небольшая часть из числа нижнеенисейских казаков также покинула лагерь повстанцев и отправилась на север в сторону Енисейска. Тогда войсковое правление, видя, что казаки ещё не готовы воевать с превосходящими силами советов, что часть их даже покинула дивизион и что в Торгашино осталась лишь конная сотня из Минусинского уезда, да и та могла в любой момент уйти к родным куреням, постановило: вести казаков в Минусинск и собрать там большой войсковой круг.
В соответствии с этим решением Сотников с остатками своего повстанческого войска в начале февраля отправился на юг, вверх по Енисею, в сторону Минусинска. Вместе с ним из Торгашино выступило 25 офицеров и около 120 казаков при 2 пулемётах, а также — несколько гражданских, то были эсеровские агитаторы. Возникла реальная угроза разрастания мятежа и начала Гражданской войны в Сибири. Поэтому красноярский совдеп срочно направил в Минусинск распоряжение — готовить красногвардейские части для отпора восставшим казакам.
И ещё… Находясь в Торгашино, Сотников послал приветственную
телеграмму генералу Каледину на Дон. Но, однако, как показали дальнейшие события, не вышло у енисейского атамана «славного присоединения к доблестным донским казакам», как он о том телеграфировал в Новочеркасск. Ибо не поддержало вооруженный демарш Сотникова не только население, но и «Сибирское правительство» — Временный Сибирский областной совет — из тактических соображений. Сам же руководитель восстания, не являясь официальным военным министром этого «правительства», а только лишь председателем его военного совета, не мог самостоятельно отдавать никаких приказов по вооруженным силам сибирских автономистов, тем более что таковых сил ещё даже и не существовало.
Направляясь с остатками мятежного отряда в Минусинск, Александр Сотников предварительно откомандировал в город специального агента с письмом к своему давнему приятелю, бывшему местному учителю, а на тот момент казачьему офицеру, двадцатипятилетнему Иннокентию Варламовичу Безрукову, с просьбой помочь в организации внутригородского выступления против советской власти, приуроченного к подходу в район Минусинска основных сил повстанцев.
Письмо, а, возможно, и сам гонец атамана каким-то образом оказались в руках большевиков, поскольку вскоре текст этого тайного послания был опубликован в советской печати. Дошло ли оно до Безрукова — так и осталось неизвестным. Во всяком случае, он мог прочитать на его страницах следующее: «Здравствуй, Варламыч! Двигаюсь к тебе с войском, очень рад, что ты перевёлся в войско, сиди и жди нашего прибытия или извещения. Я пошлю тебе извещение, когда выехать к нам навстречу, а куда, скажет податель сего. Пока же не сиди сложа руки и подготовляй минусинцев. Выясни следующее: 1) отношение фракции эсеров; 2) эсдеков-меньшевиков. Губернские комитеты этих партий всецело согласны с моей тактикой, оказывают поддержку и просят о ней. Уездные комитеты, несомненно, должны сделать то же самое».
Далее Сотников просил своего товарища-агента узнать — как отреагировали на известие о казачьем мятеже кадеты, различные общественные организации, представители финансового мира, то есть купечества и кооперативов, ну и, конечно, жители города. Ещё в письме содержалась просьба разведать по возможности количественный состав минусинского воинского гарнизона и местного отряда красной гвардии, а также порасспросить о политических настроениях в них. Сотников обещал быть в районе Минусинска где-то уже числа 18 или 19 февраля по новому стилю, а на 28 февраля атаман планировал созвать чрезвычайный съезд минусинского казачества. В конце письма содержался наказ «Постарайся устроить мне конспиративный адрес и квартиру. Пока свой адрес дал на тебя. Говорят, голова моя большевиками уже оценена, правда, не очень дорого, — 1000 рублей (около 150 тысяч на наши деньги — О.П.), но всё-таки начали уже заботиться. Выехали из Красноярска как были, нет ни белья, ни зубной щётки, даже мыло и полотенце Егор куда-то увёз. Прошу тебя выслать вещи, захвати с собой что можешь. На тебя у меня надежды большие, как верного человека и знакомого с местными условиями и населением. Время настало такое, что приходится ставить на карту голову. Поэтому обсуди и реши, а раз пойдешь вместе — держись. Из воззвания увидишь, в чём дело. Постарайся наладить быстрое и верное сообщение с Каратузом. Подробное освещение получишь от подателя; письмо это по прочтении уничтожь. Чем меньше следов, тем лучше. Моя подпись и адресуемая мне корреспонденция — псевдоним, изменяемое различным образом, имя моего сына»* («Знамя революции», Томск, № 48 за 1918 г.).
В ноябре 1917 г. на территории Минусинского уезда образовалась так называемая Минусинская коммуна, управлявшаяся уездным советом рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, а непосредственно — его исполкомом во главе с беспартийным, но близким по взглядам к большевикам кузнецом Кузьмой Трегубенковым. Появление в пределах Минусинского уезда восставшего казачьего дивизиона заставило местную власть объявить в уездном центре военное положение и срочно созвать в конце _______________
*Сына звали Эрастом.
февраля V (чрезвычайный) уездный крестьянский съезд. Это было сделано для того, чтобы, во-первых, осудить действия мятежников, потребовать от них немедленно прекратить сопротивление и разоружиться, а во-вторых, обратиться к населению уезда с призывом: в случае если казаки не выполнят первого требования, сформировать отряды добровольцев для отражения создавшейся угрозы.
В подтверждение чего местные власти укомплектовали несколько дополнительных красногвардейских подразделений в Минусинске, а также в Абакане, объявив набор из среды шахтёров и горнорабочих. В результате общая численность отрядов рабочей гвардии составила около 900 человек, а вскоре в их распоряжение из Красноярска и Ачинска поступило дополнительное вооружение, включая пулемёты и артиллерийские орудия (в количестве двух единиц).
Узнав об этих приготовлениях и, видимо, не получив никаких известий от Безрукова, Александр Сотников вновь принял «компромиссное» решение — не захватывать Минусинск, а увести свой отряд в одну из казачьих станиц, там провести намечавшийся большой круг (съезд), мобилизовать всё войско и тогда уже двигаться на штурм уездного центра. Так, в качестве опорного пункта было выбрано большое крестьянское село Каратуз[91], бывшая казачья станица, являвшаяся также и неофициальной столицей южно-енисейского казачества.
Так же, как и прежде, Сотников, до того как прибыть в Каратуз, направил вперёд себя специального представителя, хорунжего Григория Бологова, которому он поручил — во взаимодействии с местным каратузским атаманом Платоном Шошиным, свергнуть в селе советскую власть ещё до прихода основных сил красноярского дивизиона. 14 февраля в помещение поселкового совета явились Шошин и Бологов в сопровождении вооруженной группы казаков и арестовали секретаря совета Трухина. После этого они конфисковали имевшиеся в сельсовете документы и объявили советскую власть в селе низложенной. В тот же день было арестовано и несколько человек из числа местных большевистских активистов, сторонников свергнутой власти. 17 февраля по новому стилю в Каратуз прибыл и сам Сотников со своим полутора сотенным войском.
28 февраля, как и планировалось, здесь начал работу большой круг, или, по-другому, III съезд Енисейского казачьего войска. Он проходил в обстановке обмена «дипломатическими» посланиями с V уездным крестьянским съездом в Минусинске, и, как показалось Сотникову, казачий круг всё-таки сумел на некоторое время убедить Минусинский совдеп в своих мирных намерениях. Следствием чего явилось освобождение большевиками ранее арестованных сторонников казачьей автономии, а также председателя войскового правления И.Г. Казанцева.
Однако положение дел кардинально изменилось, когда в Минусинске узнали, что каратузский большой круг не только одобрил все решения малого круга в Красноярске, но и полностью поддержал протестные действия Красноярского казачьего дивизиона. Более того, в Минусинск поступили сведения, что войсковой круг объявил мобилизацию всех енисейских казаков. После этого мирные переговоры между съездом крестьянских депутатов и делегатами казачьего круга сразу же были прекращены, а 7 марта Минусинский совет создал военно-революционный комитет во главе с
К.Е. Трегубенковым и поручил ему немедленную ликвидацию казачьего мятежа.
В самом Каратузе к тому времени уже начали появляться демобилизованные с фронта станичники и сельчане, многие из которых находились под влиянием большевистской агитации и оказывали заметное противодействие сотниковским мероприятиям. Вдобавок к этому и сами казаки, делегаты съезда, не все единогласно проголосовали за продолжение вооруженного сопротивления советской власти, которая пока ещё ничем особо не успела насолить минусинцам и оттого не вызывала у них пока никакого заметного отторжения. В результате положение Сотникова и находившихся в его отряде эсеров оказалось в начале марта довольно шатким, а вскоре к Каратузу подошли и минусинские красногвардейцы с орудиями, пригрозившие разнести крохотную казачью слободку (100 дворов) в пух и прах, если что…
В сложившихся обстоятельствах Александр Сотников в очередной раз отказался от вооруженного столкновения с большевиками и без боя оставил село Каратуз, пустившись теперь уже в прямом смысле слова в бега вместе с остатками своего некогда грозного мятежного отряда. Теперь повстанцы направились на запад, на левобережье Енисея, в район так называемых таштыпских предгорных казачьих станиц. Через несколько дней казаки добрались кое-как до села Монок[92], но тут их вскоре опять настиг красногвардейский отряд, которому они вновь не сумели оказать никакого вооруженного сопротивления. Причём не из-за собственной нерешительности, а в силу того, что так долго ожидаемого приказа открыть огонь по противнику никто из подчинённых Сотникова на этот раз уже просто-напросто не выполнил. Большинство из них решили лучше сдаться в плен, чем продолжать крайне неудачную и оттого определённо бессмысленную повстанческую кампанию.
Сам Сотников, никоим образом, конечно, не рассчитывавший на амнистию со стороны большевиков, а также два его ближайших помощника, тоже офицеры, предпочли всё-таки скрыться. По одним данным, они тайно перебрались через границу в Монголию и прибыли в расположение частей атамана Семёнова, по другим сведениям, Сотников «сотоварищи» отошли в Кузнецкий уезд Томской губернии (нынешняя Кемеровская область) и здесь надолго, что называется, залегли на дно. Мятежный атаман вновь объявился лишь в мае месяце, накануне всесибирского антибольшевистского восстания. Тогда он нелегально прибыл в Томск и после изгнания большевиков из города был назначен командиром I Томского кавалерийского дивизиона.
Что же касается енисейских казаков и ожидаемых репрессивных мер к ним со стороны большевиков, то они, можно сказать, отделались лишь лёгким испугом. Советы скорее для острастки, чем для устрашения, наложили на станичников незначительную денежную контрибуцию, которую к тому же даже и не успели собрать, поскольку в июне того же года власть в Сибири полностью переменилась.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.