Последняя битва Суворова
Последняя битва Суворова
Левицкий Д. Г. Портрет Суворова. Ок. 1786
Наверное, ни один исследователь не смог бы однозначно ответить, когда, в каком возрасте начали проявляться уникальные дарования Александра Васильевича Суворова. В детские годы? Но в 1730-х гг. среди дворянских мальчишек, конечно же, было немало похожих на него — слабых, болезненных. Хотя и они наверняка мечтали о воинских подвигах, многие зачитывались книжками о войнах прошлого. Такова уж натура мальчишек, хилый — а все равно хочется представить себя героем. Но поставить себе цель перебороть недуги, взяться регулярно закалять организм и тренироваться — это уже о чем-то говорит. Это дано не каждому.
Период службы Суворова унтер-офицером в Лейб-гвардии Семеновского полка и на первых офицерских должностях донесли до нас характеристики образцового военного. Отличное исполнение обязанностей, рвение, инициатива. Но в целом-то — ничего необычного. Разумеется, не все офицеры были настолько же добросовестными и дисциплинированными. Однако в русской армии хватало и таких, с кого Суворов брал пример, — полностью отдававших себя служебному долгу, а в свободное время старавшихся повышать профессиональное мастерство, занимавшихся самообразованием.
Началась Семилетняя война с Пруссией, но и тогда Суворов ничем не выделялся. Его отец занимал высокое положение (стал первым русским губернатором Кенигсберга!) и помог пристроить сына на уютное место по снабжению войск, по «провиантской части». В 1760 г. Александр Васильевич попал в действующую армию, но оставался при штабе. В сражении при Кунерсдорфе он был одним из многих штабных офицеров генерала Фермора. В таком же качестве поучаствовал в рейде Тотлебена на Берлин. Лишь в самом конце войны, в Померании, подполковник Суворов получил под командование небольшой кавалерийский отряд. Выслеживал и перехватывал неприятелей, побеждал в лихих стычках. Опять ничего необычного. Сколько их было, подобных отрядов!
Потом было образцовое командование Суздальским полком. И вот тут уже можно отметить кое-что особенное, неповторимое. Образцовый командир полка был в России далеко не один. Но только Суворов взялся обобщать свой опыт подготовки войск и разработанные им оригинальные методики, писать «Суздальское уложение». А Суздальский полк стал первым «суворовским», обученным по новым принципам.
Война с Польшей в 1768 г. принесла Александру Васильевичу блеск побед. Под Ореховом и Наводице он рассеял армию братьев Пулавских. Под Ландскроной разгромил французского генерала Дюмурье. Хотя на западе его считали крупным военным специалистом, специально прислали организовать и возглавить борьбу поляков против России. Под Столовичами Суворов одним сражением усмирил Литву, рассеяв ополчение Огинского. Однако масштаб этих баталий оставался скромным. Под знаменами Пулавских дралось 6 тыс. бойцов, у Дюмурье собралось 4 тыс., у Огинского 5 тыс. А в корпусе Суворова было и того меньше. В каждом бою он бросал на неприятелей тысячу — от силы полторы тысячи штыков и сабель.
Когда с поляками удалось разделаться, Александр Васильевич добился перевода на турецкий фронт. Тут с обеих сторон действовали куда более крупные силы, и замелькали более впечатляющие победы Суворова — Туртукай, Гирсово, Козлуджи. Хотя в глазах начальства он еще был «одним из многих». Хорошим командиром дивизионного звена, не более того. Оценил и выделил его Потемкин. Кстати, сам Потемкин в данное время еще не был всесильным временщиком. На «первую» (в царствование Екатерины) турецкую войну он отправился добровольцем. Проявил себя настоящим героем, отличился во всех крупных битвах. О его подвигах взахлеб говорили в столичном свете, он стремительно повышался по лестнице воинских чинов — от ротмистра до генерал-поручика. С ним переписывалась императрица. А в 1774 г. Потемкин сумел завоевать ее сердце, оттеснив Григория Орлова. И не только оттеснил. По некоторым данным, в 1775 г. он вступил с Екатериной в тайный морганатический брак.
Именно Потемкин подсказал государыне — имеется очень талантливый генерал. Посоветовал направить его на подавление восстания Пугачева, которое никак не удавалось ликвидировать. Правда, Суворов не успел к «пугачевщине». Мятежников успел разметать Михельсон, и сообщники выдали предводителя. Но для карьеры Александра Васильевича данное назначение послужило важной «ступенькой».
А Потемкин был назначен наместником Юга России — и столкнулся с серьезной проблемой. Согласно Кючук-Кайнарджийскому миру, Крымское ханство признавалось независимым от Турции, России передавались «ключи от Крыма», Керчь и Еникале. Но под завесой «независимости» развернулась подспудная борьба между турками и русскими. Крым наводнила османская агентура и организовала переворот. Хана Сахиб-Гирея, лояльного к нашей стране, свергли. Возвели на трон его брата — Девлет-Гирея.
Потемкин сделал ставку на третьего брата, Шагин-Гирея. А лучшим военачальником для проведения операции счел генерал-поручика Суворова. Он в это время командовал Московской дивизией, стоявшей в Коломне. В декабре 1776 г. дивизия двинулась на юг, а Суворов принял руководство Крымским корпусом. Шагин-Гирей с русскими войсками появился на Кубани, здешние ногайцы избрали его ханом. На сторону Шагина перешла крепость Темрюк, а турецкого коменданта Тамани русские подкупили. Дорога в Крым через Тамань и Керчь открылась, туда стали перевозить полки.
Девлет-Гирей собрал своих приверженцев под Бахчисараем. Но Суворов в данном случае преднамеренно отказался от своей излюбленной формулы «глазомер, быстрота, натиск». Начал маневрировать медленно, размеренно. Возбужденные татары бушевали, кричали о готовности стоять насмерть. Но узнавали, что их берут в клещи. Что царские полки надвигаются, приближаются. Нервы у татар не выдержали, и они стали разбегаться. Именно этого Суворов и добивался — без боя, без крови, не нагнетая озлобления. 10 марта 1777 г. Александр Васильевич доложил, что «враждебных войск» больше нет. Девлета выгнали, усадили на трон Шагин-Гирея. Но Суворов не ужился с непосредственным начальником, генералом Прозоровским. Ушел в отпуск и добился перевода на Кубань.
Между тем Шагин-Гирей проявил далеко не лучшие качества. Затеял непродуманные реформы по европейским образцам, драл с подданных три шкуры, а недовольных бросал в тюрьмы и казнил. Турки воспользовались, подослали еще одного брата, Селим-Гирея. Грянул следующий переворот. Мятежники по всему Крыму резали христиан. Их удалось разбить, но угасить восстание никак не получалось. Тогда Потемкин отстранил Прозоровского от должности, снова вызвал Суворова. Под его командование был передан Крымский корпус — причем он сохранил начальство над Кубанским.
Приехав в Бахчисарай, Александр Васильевич постарался установить дружеские отношения с ханом. Наведывался к нему выпить кофе, сыграть в шахматы, а при этом ненавязчиво подправлял ханские решения. Для усмирения татар Суворов применил свой опыт, выработанный в Польше. Разделил Крым на сектора, наладил патрулирование, умело расположил подвижные резервы. От подчиненных требовал быть решительными, но «с покорившимися соблюдать полное человеколюбие». Но было уже предельно ясно — враждебные настроения раздуваются извне. Турки не оставляли Крым без внимания. В Ахтиарской бухте постоянно дежурила их эскадра. 7 июня 1778 г. на берегу трое турок обстреляли двоих патрульных казаков, одного убили и ограбили, второй ускакал.
Суворов осерчал, сразу же привел к бухте несколько полков, потребовав от османского командующего Хаджи-Мехмета выдать или наказать убийц. Тот попытался отделаться цветистыми заверениями в лучших чувствах. Но Суворов велел ночью строить артиллерийские батареи в узкой части бухты, перекрывая выход в море. Хаджи-Мехмет переполошился, запросил о причинах. Александр Васильевич ответил ему еще более цветистыми фразами, но оборудование батарей продолжал. Эскадра предпочла убраться, пока не поздно. «За вытеснение турецкого флота из Ахтиарской гавани» Екатерина II наградила генерала золотой табакеркой с бриллиантами. Но он оценил, насколько удобна бухта. Ее следовало закрепить за собой. От батарей, заложенных Суворовым, берет начало Севастополь.
Впрочем, вздорный Шагин-Гирей не делал никаких выводов из полученных уроков. Продолжал прежнюю неумную политику. Транжирил деньги без счета, влез в долги, отдал сбор налогов откупщикам, грабившим народ. Его потуги перестроить жизнь на западный манер возмущали мусульман. Но хан жестоко расправлялся с недовольными. Повесил даже муфтия, критиковавшего его образ жизни. Подданные снова бунтовали, изгоняли его — а турки пользовались, присылали собственных ставленников. Благо, у крымских ханов было много родственников — от разных ханских жен, разных матерей, но все Гиреи, все с правами на престол.
Наконец, Екатерине II надоела эта волынка с постоянными свержениями Шагин-Гирея и его возвращениями на трон с помощью русских войск. С ним провели переговоры, и Шагин, очутившийся в безвыходном положении, согласился окончательно отдать Крым России. Это произошло уже без Суворова. Он получил новые назначения. Строил укрепленную линию по новой границе России — от Азовского до Каспийского моря. Привел к присяге государыне кубанских ногайцев.
Однако Шагин, уступив Крым, вдруг спохватился. Связался с турками, засел в Тамани и «сеял многие плевелы в ордах». В результате хану удалось взбунтовать ногайцев, уже принявших российское подданство. В июле 1783 г. они перебили русские посты, мелкие гарнизоны. Три дня многотысячное войско бросалось в атаки на Ейское укрепление, где находился сам Суворов с семьей. Для подавления мятежа Александр Васильевич лично возглавил поход за Кубань, разгромил ногайцев в сражениях возле урочищ Керменчик и Сарачигер. А с Шагин-Гиреем Суворов вступил в переговоры. В 1784 г. последний крымский хан согласился сдать Тамань и выехал на жительство в Россию.
Но Александр Васильевич зарекомендовал себя не только военачальником и дипломатом. Он был отличным администратором, энергичным созидателем. Его укрепления и воинские лагеря в Крыму, на Кубани, в Новороссии становились потом городами. Казармы и форты обрастали домами мастеровых, обывателей, чиновников. И всюду вставали православные храмы! На их строительство и содержание полководец жертвовал значительные суммы. Говорил: «Я и всех своих оброков на этот предмет не жалею». Правда, большинство церквей, построенных усилиями Суворова, были деревянными. Сейчас они уже исчезли или на их месте высятся последующие постройки. Но один подлинный суворовский храм все-таки сохранился — в селе Кистыш недалеко от Суздаля. Его Александр Васильевич построил в честь небесного покровителя своего умершего отца, св. Василия Великого. Два придела — в честь св. Александра Невского, покровителя самого Суворова, и Ильи Пророка. (Храм дважды пробовали взорвать в советские времена, но не вышло, он устоял. До нас он дошел в плачевном состоянии, и лишь недавно усилиями фонда «Омофор» развернулись работы по его восстановлению.)
Впрочем, на духовной стороне жизни Суворова необходимо остановиться особо. Для Александра Васильевича она была не просто важной. Нет, для суворовского характера и мировоззрения она являлась определяющей. Мало того, без учета православных особенностей суворовской натуры невозможно понять его военный гений, истоки и секреты побед!
В бурном и легкомысленном XVIII в. Суворов сумел сохранить и взращивать в себе глубокую и искреннюю веру. Воспоминания современников наперебой сообщают нам, что он сам он мог служить примером православной жизни. Регулярно бывая в церкви, он не просто отстаивал службу, а исполнял обязанности дьячка, читал Апостол, пел на клиросе. Причем относился к взятым на себя церковным обязанностям крайне серьезно. Например, каждое утро после чая он специально занимался духовным пением по нотам.
Постился он всегда строго. Среди его современников, просвещенных вельмож екатерининской эпохи, подобные самоограничения даже вызывали насмешки. Но Суворов не смущался и от церковных правил не отступал. Это была не рисовка, не чудачество. Просто вера полководца оставалась честной и чистой, как у детей. Без мудрствований, шатаний. Она была такой же, как у русского простонародья, еще не испорченного идеологическими соблазнами. И именно она, прочная вера, роднила Александра Васильевича с солдатами, с его «чудо-богатырями»! Ведь полководец отнюдь не подстраивался к ним. Не подделывался под необразованного мужика. Но солдаты чувствовали в нем «своего». Духовный стержень у них был общим.
А наличие столь мощного стержня обеспечивало подготовку войск, становилось фундаментом обучения. Суворов наставлял доверяться Господу. «Молись Богу, от него победа!» «Бог нас водит, Он наш генерал!» Саму веру он считал определяющим боевым показателем. Говорил: «Безверное войско учить — что перегорелое железо точить». В тетради «капральских бесед» привел краткую, но емкую молитву Пресвятой Богородице, святителю Николаю Чудотворцу и строго предписывал: «Без сей молитвы оружия не обнажай, ружья не заряжай, ничего не начинай!» «Один десятерых своею силою не одолеешь, помощь Божия нужна! Она в присяге: будешь богатырь в бою, хоть овцой в дому; а овцой в дому так и останешься, чтобы не возгордился…»
Обратим внимание на эту фразу. В знаменитой триединой формуле Суворова «глазомер, быстрота, натиск» незримо присутствовал еще и четвертый член. Смирение! Полководец никогда не приписывал достижения себе. Принимал их от Бога. Себя же видел лишь служителем Всевышнего. Писал дочери «Я ничтожный прах и в прах обращусь». «Господь дарует мне жизнь для блага государства. Обязан и не замедлю явиться пред Его судилище и дать за то ответ». Но в этом состоял один из главных секретов суворовских успехов! Действовала не просто хорошо обученная армия, а православное воинство. Идеологически единое. «Глазомером» выбирало слабое место врага, «быстротой» оказывалось в нужной точке, дерзало «натиском» — а в бою отдавалось на Божью волю! Без сомнений, без колебаний! И творило невероятное.
В 1787 г. началась очередная война с Турцией. Один из первых ударов неприятель нацелил на крепость Кинбурн, где командовал Суворов. Турки стали высаживать на Кинбурнской косе огромный десант. Это происходило в праздник Покрова Пресвятой Богородицы, и Александру Васильевичу доложили о нападении, когда он стоял в храме, на божественной литургии. Суворов не отвлекся. Не приказал находившимся с ним офицерам и солдатам срочно бежать к подчиненным. Нет, он дождался конца службы. Дожидался он вовсе не из-за тактических или психологических соображений, подобные объяснения придумали в советские времена. Нет, Суворов по-православному знал и твердо верил: литургию прерывать нельзя! Война войной, но надо угождать не людям, а Богу — и Он поможет. Господь и в самом деле помог, врага в трудном сражении скинули в море.
А дальше последовали победы, которые и вывели Суворова в разряд военачальников «первой» величины — и даже не российского, а мирового уровня. С маленьким корпусом он громил неприятельские полчища под Фокшанами, на Рымнике. Организовал беспримерный штурм Измаила. Масоны и Франция подняли против русских Польшу — и Александру Васильевичу довелось брать еще более мощную крепость. Он сумел завершить войну одним решающим ударом, тяжелым и кровопролитным штурмом Праги (предместье Варшавы). Начались войны с Наполеоном, и теперь уже иностранные союзники России выпрашивали царя поставить во главе объединенных сил именно Суворова — непревзойденного, непобедимого.
Что ж, в Итальянском походе он в полной мере оправдал возложенные на него надежды. В битвах на Адде, Требии, Нови вдребезги колотил французскую армию, которую считали лучшей в Европе! Да так колотил, что на 75 погибших французских солдат приходился лишь 1 русский! Разве это было не чудо? Ну а венцом воинского искусства стал легендарный поход через Альпы. Чертов мост, Сен-Готард, Паникс…
Коцебу А. Е. «Сражение при Нови. 4 августа 1799». 1858
Чаще всего биографии полководца фактически завершают этим подвигом. Как бы высшая точка жизненного пути! Остальное смазывается, наподобие краткого эпилога. Болезнь, смерть, эпитафии. В общем-то, говорить и не о чем, только поставить точку. Но для самого Суворова, для оценки его роли в нашей жизни представляются очень важными самые последние месяцы. Если разобраться, то перед нами вдруг откроется — в жизни Александра Васильевича была еще одна битва. Персональная. Духовная. Но ничуть не менее трудная, чем штурм Измаила или Праги. Об этой битве напоминает нам Евангелие. «От дней же Иоанна Крестителя доныне Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его» (Матф., 11,12).
В нашем распоряжении имеются конкретные факты. Причем они общеизвестны! Только до сих пор никто не взглянул на них под соответствующим углом… Что ж, посудите сами. В октябре 1799 г, когда Суворов искуснейшими маневрами спас армию, запертую и обреченную в Альпах, на него обрушивается лавина почестей. Ураганы почестей! Пройдя огонь и воду — «медные трубы»! Да еще какие! В Европе он становится настоящей звездой, самой популярной личностью. На него сыплются ордена разных стран. Он едет по Германии, и в каждом городке его встречают оркестрами, хоры поют кантаты в его честь. Он останавливается в Праге — каждый день торжества в его честь. Приходит в оперу — исполняют пролог, посвященный ему, зал аплодирует стоя.
Между тем Павел I пожаловал его редчайшим и высочайшим чином генералиссимуса, но показалось мало. Велел поставить памятник при жизни. (А в Петербурге в это время был лишь один памятник, «медный всадник» Петра!) Кроме того, увлекающийся Павел придумал отдавать Суворову императорские почести — и даже в присутствии императора. Войска должны преклонять знамена, господа и дамы выходить из карет. Для проживания ему выделили покои в Зимнем дворце! Расписали сценарий триумфальной встречи. Царские кареты должны были ждать его аж в Нарве. В столице вдоль улиц выстроятся шпалеры гвардейских и армейских полков, нарядная публика. Суворов поедет через сплошные салюты, крики «ура», колокольный звон… И вдруг все это рассеивается! Все отнимается, перечеркивается — и рушится в новую опалу!
Обычно мы рассматриваем данные повороты с политической точки зрения. Но давайте взглянем с православной. Ведь это какие чудовищные искушения! Какие неимоверные испытания на прочность! Ну какой человек удержался бы, чтобы не возгордиться? А потом — не осудить, не озлобиться? Хотя, в общем-то, именно с духовной точки зрения все получается закономерно. В течение всей жизни Суворову приходилось сталкиваться с разными противниками. То с поляками, врагами православия. То с турками, врагами христианства. Потом с французами, безбожниками и сатанистами. На последнем отрезке земной жизни, на «финишной прямой», на Александра Васильевича выступили непосредственно темные легионы врага рода человеческого.
Но Суворов выдержал даже такие атаки! Причем это тоже подтверждается фактами, имеющимися в нашем распоряжении. По дороге домой он тяжело заболел, слег в своем белорусском имении, в Кобрине. 6 марта 1800 г. к нему примчался сын Аркадий, по поручению царя привез лейб-медика Вейкарта. Именно в этот день, от сына, Александр Васильевич узнал, какие небывалые почести готовятся ему в столице. Но сам-то Суворов в данное время был настроен совершенно иначе! Шел Великий пост, и в эти же дни он сочинял Покаянный канон: «Что Тебе воздам, Всесильный Господи, за толикое ко мне милосердие и чем соделаюсь достойным распятия Твоего, Христе? Прах Твоего создания к Тебе вопиет…» «Се на умоление предлагаю Тебе, Господи, Матерь Твою Пречистую и всех от века Тебе угодивших, молитва их у Тебе много может, прими ходатайство их за меня недостойного, не вем уже, что более тебе изрещи: Твой есмь аз, спаси мя!»
Сохранилось и такое свидетельство. Вейкарт очень возражал, чтобы больной строго соблюдал ограничения поста, посещал все церковные службы, клал многочисленные земные поклоны, положенные в Великий пост. Однако подобные рекомендации врача Суворов отбрасывал. Говорил: «Я солдат. Мне нужна молитва в деревне…» Не только постился и постоянно ходил в храм, но даже Вейкарта заставил, хотя тот был протестантом.
Военачальник оказался прав. Ему полегчало, он смог продолжить путь. 7 апреля в Риге Суворов встретил Светлую Пасху. Последний раз в своей земной жизни надел парадный мундир со всеми регалиями. Генералиссимус стоял на праздничной службе, вдохновенно подхватывал за священниками и певчими: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ…»
Но отношение к нему при дворе уже резко менялось. Из столицы навстречу Суворову скакали курьеры с пакетами от Павла. Письма были все более раздраженными. Дело в том, что недоброжелатели взялись нашептывать неуравновешенному царю, в чем «провинился» Суворов. Началось с ябеды, что он нарушил мелочное предписание государя, запрещавшее держать при штабе корпуса дежурного генерала. Дальше — больше. Науськивали, что полки, возвращавшиеся из Италии, «испортились». Забыли прусский «гусиный шаг». Где-то обрезали косы, пожгли в Альпах за неимением дров дурацкие унтер-офицерские алебарды.
В Нарве царских экипажей Суворова уже не встречали. Правда, в Стрельну выехало много знакомых, дамы кидали в карету весенние цветы, подносили детей под благословение. Но тут же последовал окрик Павла — никаких встреч! В столицу Суворову приказали въехать поздно вечером, не привлекая внимания. 20 апреля карета проследовала по пустым улицам, будто украдкой. Подъехала к дому мужа племянницы Суворова, Д. И. Хвостова. Верный камердинер Прошка на руках отнес больного в кровать.
А удары не прекращались, сыпались жестоко! От Павла привезли записку: «Генералиссимусу князю Суворову не приказано являться к государю». Сына лишили звания генерал-адъютанта. 1 мая у самого Александра Васильевича отобрали адъютантов… И все-таки он не озлобился! Мы знаем об этом из воспоминаний людей, навещавших его. Багратиону он предрек — французы придут, готовьтесь биться за веру, царя и Отечество. Пришел Державин. Суворов уже знал, что умирает, и пошутил: «Ну, какую ты мне сочинишь эпитафию?» Тот ответил, что никакая эпитафия не понадобится, достаточно слов «Тут лежит Суворов». Александр Васильевич одобрил: «Помилуй Бог, хорошо!» Действительно, ничего лишнего. Суворов пришел в мир — Суворов уходил. Ничего с собой не взял. Но насколько же он преумножил таланты, полученные от Бога!
6 (18) мая Александр Васильевич пожелал исповедоваться и причаститься Св. Христовых Таин. После причастия сказал: «Семьдесят лет я гонялся за славою — все мечты, покой души — у Престола Всевышнего». Это были последние слова Суворова, обращенные к окружающим. Потом он начал горячо молиться. Дыхание сбивалось, угасало — а лицо прояснилось, светлело. Стало благоговейным и спокойным.
Хоронили его 12 мая. Парад лейб-гвардии и столичного гарнизона он все-таки принял. Из гроба! Салюты в его честь все-таки гремели. Гроб несли в Александро-Невскую лавру. А ведь св. Александр Невский являлся небесным покровителем Суворова. Непобежденный военачальник уходил прямо к нему… Погода во время похорон была солнечная, яркая. А во всех православных храмах в эти дни еще звучал радостный пасхальный тропарь: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав…»
Данный текст является ознакомительным фрагментом.