Глава 17 КОЛОНИИ, ПОТЕРЯННЫЕ И СОХРАНЕННЫЕ (1355–1376)

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 17

КОЛОНИИ, ПОТЕРЯННЫЕ И СОХРАНЕННЫЕ

(1355–1376)

Было 4 июня, около шести часов пополудни. Я стоял у окна, любуясь морем… когда в гавань зашел один из тех удлиненных кораблей, что именуются галерами. Корабль был увит зелеными ветвями, его весла били о воду, паруса раздувал ветер. Его прибытие было столь стремительно, что вскоре можно было различить радостные лица мореходов и несколько смеющихся юношей в венках из листьев, которые размахивали флагами, приветствуя родной город, победивший, но еще не знающий о своей победе. Наблюдатель с башни уже подал сигнал о прибытии корабля, и незваные, но движимые радостным любопытством горожане высыпали на берег. Когда корабль подошел, показались вражеские знамена, вывешенные за кормой, не оставив в наших душах и тени сомнения в том, что пришли вести о победе… Когда же мы их услышали, дож Лоренцо пожелал вместе со своим народом вознести благодарственные молитвы Господу, пройдя с праздничным шествием по городу, в особенности по площади Сан-Марко, красивее которой, по моему мнению, нет во всем мире.

Петрарка. Старческие письма.

10 августа 1364

Джованни Градениго по прозвищу Носатый был избран дожем, как утверждает беспристрастный историк конца того столетия, «несомненно, за какие-то его особые качества». Это случилось 21 апреля 1355 года, спустя всего три дня после казни предыдущего дожа. Необычно коротким сроком междуцарствие, наверное, было обязано всеобщему впечатлению от событий последней недели и желанию поскорее установить верховную власть. При этом республика снова показала, что ее властные структуры достаточно устойчивы и гибки, чтобы преодолеть самый тяжелый кризис. Любому другому европейскому государству потребовались бы для восстановления, возможно, годы. В Венеции же к моменту входа дожа Градениго во дворец от заговора Марино Фальеро оставалась лишь горькая память.

Новый дож был миролюбивым человеком семидесяти лет от роду. Война с Генуей дорого обошлась обеим сторонам и парализовала торговлю. Потерпев поражение в Портолуньо, Венеция потеряла большую часть своих кораблей и бойцов. Когда три брата Висконти, унаследовавшие после смерти дяди-архиепископа власть над Миланом, предложили от имени Генуи разумные условия, Венеция их с готовностью приняла. 1 июня 1355 года подписали договор, согласно которому каждая республика, помимо прочих, менее важных обязательств, обещала не вторгаться в воды другой и в спорную акваторию Азовского моря в течение трех лет. Каждая из сторон вносила в залог соблюдения этих обязательств 100 000 золотых флоринов, которые передавались на хранение независимой стороне.

Генуэзцы, чувствовавшие себя сильнее, негодовали на равноправие сторон в условиях договора. Поскольку иного выбора у подданных Висконти не было, договор они подписали, но с большой неохотой и в надежде стряхнуть миланское ярмо при первой же возможности. Возможность выдалась уже в следующем году. Венецианцам посчастливилось больше. Не потому, что условия договора были для них выгоднее, но потому, что они были свободны, в то время как соперникам приходилось тратить все силы на борьбу за независимость. У венецианцев была возможность восстановить торговлю и флот. Пока арсеналотти, о позоре которых забыли, работали, снаряжая сходящие со стапелей галеры, галеоны, фрегаты и бригантины, венецианские дипломаты ездили к татарам и варварам, в Египет и Фландрию, возобновляя старые соглашения и заключая новые.

Если бы Венеция оставалась только морской державой, какой она была еще 20 лет назад, короткое правление Джованни Градениго и впрямь было бы счастливым. Но теперь у Венеции были владения на материке, и эти новые территории требовали от государства новых усилий. Раньше, если королевство Венгрия претендовало на города Далмации, можно было нападать на вражеский лагерь с залива. Теперь все изменилось. Впервые значение этих перемен проявилось в 1356 году, когда Людовик, король Венгерский, вошел во Фриули.

На этот раз претензии не ограничивались отдельными городами или островами. Людовик хотел всю венецианскую территорию по восточному берегу Адриатики. Три года назад он уже завладел ею, но потерял в ходе дипломатических баталий. Теперь, под явно надуманным предлогом, он совершил нападение, направив главные военные силы даже не на спорную территорию, а на саму республику. Вскоре были захвачены Сачиле и Конельяно и осажден Тревизо. Хуже того, позиция Франческо да Каррара, повелителя Падуи, была ненадежна, и в случае его измены врага можно было встречать уже на пороге Риальто.

Таково было положение дел, когда в августе 1356 года Джованни Градениго умер. Его похоронили в часовне церкви Санта Мария Глориоза деи Фрари. У его преемника, Джованни Дольфино, с восхождением на трон возникли некоторые трудности — к моменту своего избрания он находился в осажденном Тревизо. Однако благодаря сочетанию храбрости, ловкости и удачи он ночью смог выбраться из города и проскользнуть мимо венгерских патрулей. Первым его делом на посту дожа было выяснение позиции Падуи. Как и предполагалось, Каррара под влиянием успехов венгров переметнулся к Людовику. Немедленно к Падуе были применены экономические санкции, карательная экспедиция опустошила ее предместья, но от всех этих мер толку было мало. Пока Серравалли и Азоло капитулировали, против венецианского правления взбунтовался епископ Ченедский, а в самом Тревизо раскрыли заговор, участники которого через несколько часов собирались сдать город врагу.

Пятимесячное перемирие, утвержденное папой, ничего не дало, и после Пасхи 1357 года, когда война возобновилась, венгры продолжили наступление. Успешно оборонялись два города — Кастельфранко и Одерцо. Тревизо тоже держался, но его падение казалось таким неизбежным, что епископ бросил свою паству и бежал в Венецию. Вскоре венгры уже контролировали берега лагуны и отбирали любое судно, какое попадалось им на глаза, явно готовясь к высадке. Венеция запретила выход судов в лагуну, а в это время шло строительство защитных укреплений. Вокруг города вбивались в грязь деревянные сваи.

Джованни Дольфино был, конечно же, храбрецом, но он был реалистом. Он знал, что одни лишь защитные меры венгров не остановят, что со временем они приберут к рукам всю венецианскую terra firma, а потом непременно займут и Венецию. Между тем казна опустела. В городе еще могла идти торговля восточными товарами, но владения на материке находились в руках врага, и это накладывало серьезные ограничения. Стало ясно, что придется сдаваться на условиях Людовика и что эти условия будут куда более тяжелыми, чем те, что два года назад выставляла Генуя.

Когда венецианские посланники явились к королю, его непреклонность превзошла все их опасения. Его успехи в Фриули и Венето позволили развить в Далмации новое наступление. После разной продолжительности сопротивления в руки его армии попали Трау, Спалато и, недавно, Зара. Требования короля были просты и исчерпывающи: дож должен навеки отречься от титула повелителя Далмации, а Венеция должна безусловно отказаться от всех далматских владений, от восточного края Истрии до Дураццо на юге. В ответ он позволяет Венеции оставить за собой Истрию и уводит войска из Северной Италии. Также он пообещал оградить венецианские корабли от пиратов, хотя как именно сухопутная Венгрия могла это осуществить, он не пояснил.

Особая комиссия по ведению войны при Большом совете из 25 человек была расширена до 50 членов. Венгерские условия грозили большими неприятностями. Из сосновых лесов Далмации поставлялась древесина для венецианского флота, а из ее жителей — потомственных моряков — набирали на корабли команду. Как же можно было подумать, что дож, власть которого «над четвертью и получетвертью Римской империи» недавно провозгласили, сложит с себя титул впервые за три с половиной века дожеского правления?

Эти аргументы были серьезными, но нашлись и другие, посильнее. Тревизо, державшийся из последних сил, и те области Италии, которые оставались верны Венеции, необходимы были еще больше, чем уже потерянная Далмация. Они — последний бастион, от которого зависела безопасность республики. Так что условия Людовика были приняты, и 18 февраля 1358 года в Заре подписали мирный договор.

На этот раз моральный ущерб венецианцам оказался сильнее материальных потерь. Тем не менее в своей потере они сами были виноваты, по крайней мере отчасти. Их власть в Далмации всегда носила странный характер. Это единственная область, где у них никогда не было серьезного влияния. С самого начала Далмации попускались тайные сношения с Византийской империей. Поскольку народ неизменно предпочитал далеких невидимых повелителей правителям у порога дома, присутствие венецианцев на побережье всегда вызывало недовольство. Сначала повседневные задачи власти доверялись традиционным местным правителям — князьям и графам, епископам и ректорам. Но постепенно ключевые позиции все чаще и чаще стали занимать венецианцы или их ставленники. Хуже всего, что эти ставленники настояли на освобождении венецианских судов от налога во всех далматских портах. Другое правило, не всегда соблюдавшееся, предписывало далматским торговцам в первую очередь предлагать свои товары венецианцам. Вследствие этого местная торговля только страдала, венецианцы наживали себе врагов, а местное население массово поддерживало венгров.

Избавившись от Далмации, Венеция сохранила свои итальянские владения. Однако стало ясно, насколько легко на них напасть врагам, действительным и потенциальным. Например, Франческо да Каррара, несмотря на неожиданно теплый прием, оказанный ему дожем тем летом, не получил желаемого. До конца года он успел набрать армию из 2000 германских наемников. И несмотря на его уверения, что использовать их предполагается не против Венеции, а против миланских Висконти, венецианцы ощутили тревогу за свое будущее. Чтобы утвердить свое положение, они даже отправили посольство к Карлу IV, дабы тот признал венецианские завоевания на terra firma. Но Карл пребывал в обычном для него дурном расположении духа, и единственным результатом поездки стал арест на обратном пути двоих из трех посланцев герцогом Рудольфом Австрийским за то, что венецианцы в ходе войны с Венгрией разрушили один из его замков. Следующие два года эти двое провели в заточении.

Их коллега, некто Лоренцо Челси, оказался более удачлив — он решил подзадержаться в Ратисбоне, при императорском дворце. Не сделай он этого — тоже оказался бы в австрийской тюрьме, а после смерти Джованни Дольфино 12 июня 1361 года его не выбрали бы дожем Венеции.

Про правление Джованни Дольфино можно сказать (хотя это не вполне справедливо), что ничего интересного, кроме обстоятельств его избрания, за это время не случилось. После удачного бегства из осажденного Тревизо дела его пошли плохо. Бессильный, он мог лишь заседать, в то время как республика уступала напору неприятельской силы и покупала свое спасение ценой унизительного мира. Его дипломатические усилия не принесли плодов. Мог ли в создавшихся условиях другой, более талантливый лидер достичь лучших результатов — большой вопрос. Вряд ли. Дольфино вовсе не был таким немощным, как может представиться предвзятому наблюдателю. Все же у венецианцев осталось мало поводов его вспомнить, о нем напоминает разве что изящной резьбы саркофаг в северо-восточной апсиде церкви Санти Джованни э Паоло.

Лоренцо Челси был выбран дожем не только благодаря тому, что избежал австрийской темницы, но и еще из-за некоторой милости фортуны. По возвращении в Венецию он был назначен на должность «капитана залива», иными словами, командира Адриатического флота. Вскоре он ушел в плавание, и к выборам нового дожа до города дошли слухи, что он одержал важную победу, захватив группу генуэзских корсаров. Это сообщение вызвало шквал радости — первая победа венецианцев за долгое время. Тут же предложили его кандидатуру на пост дожа, и, хотя сообщение впоследствии не подтвердилось, гражданам Венеции не пришлось жалеть о своем выборе.

В третий раз из последних четырех дожа избрали in absentia, в его отсутствие. Это свидетельствует о том, что в те времена многие венецианские аристократы предпочитали жить за пределами города. 21 августа Лоренцо Челси с помпой въехал в Венецию. Он был горд, самонадеян — возможно, это компенсировало ему не слишком благородное происхождение его семьи. Ему нравилась пышность и церемонность, всевозможная избыточность. Говорят, что он закреплял на своей шапочке крест, чтобы его престарелый отец оказывал ему должное почтение. У него также была крупная коллекция чучел животных и птиц и лучшая в городе конюшня.

Короче говоря, он оказался дожем того сорта, какой был нужен Венеции. Парады, шествия и разнообразная показуха действовали на него, словно бодрящее питье, и он в полной мере предавался им то недолгое спокойное время, которое совпало с его правлением. Принимая заезжих принцев, он показал себя щедрым и радушным хозяином. Когда в сентябре 1361 года прибыл Рудольф Австрийский, чтобы заключить с республикой мир (и вернуть в знак добрых намерений двух неудачливых послов, проведших 2 года в заключении), дож выехал его встречать на «Бучинторо», а затем сопровождал верхом по городу, показывая дворцы и церкви, реликвии и бесценные сокровища, которыми Венеция славилась на весь мир. При этом, конечно, он не забыл показать Арсенал. Еще более теплый прием был оказан Петру Лузиньянскому, королю Кипра. Тот останавливался в Венеции дважды — в 1362 и 1364 годах, в начале и в конце своей поездки по Европе. Его со всеми подобающими почестями разместили в огромном византийском дворце XII века, принадлежавшем тогда семейству Корнаро. До сих пор на карнизе здания, идущем вдоль верхней лоджии, видны гербы королевства Кипр и дома Лузиньянов.[155]

Но самым выдающимся гостем Венеции стал Петрарка, который в 1362 году бежал от свирепствовавшей в Падуе чумы. Его политическая и дипломатическая карьера закончилась. В обмен на обещание отдать республике свою библиотеку ему предоставили прекрасный дом на Риве. Он прожил там вместе с дочерью и ее семейством пять лет, затем беспочвенное оскорбление, которого он не мог вынести, вынудило его снова пуститься в скитания.[156] Вопрос о том, что же сталось с библиотекой, долго тревожил умы ученых. Говорили о каморке над лестницей в соборе Сан Марко, но вряд ли книги стали бы класть в подобное место. В конце концов, из-за оскорблений (четверо молодых венецианцев обругали его необразованным идиотом) он мог увезти их куда угодно. А может быть, винить стоит городские власти, которые не смогли осознать ценность подарка и позволили книгам затеряться в архивах.

Поскольку Венеция уже тогда славилась как центр образования и гуманизма, последнее предположение не выглядит правдоподобным. Хотя могло случиться всякое, потому что в это время перед правительством стояли другие важные задачи. Приезд Петрарки совпал с серьезным кризисом в колониях. Среди всех эгейских колоний республики самой крупной и важной являлся Крит. Даже сами размеры острова всегда представляли собой проблему. За 160 лет критяне так и не смирились с венецианским господством. Назревало недовольство и среди старых аристократических семейств Венеции. Находясь в городе, они автоматически получали места в Большом совете, а на Крите их оттесняли от власти приезжие чиновники, назначенные республикой. Кризис случился, как и четырьмя веками позднее в американских колониях Британии, из-за непомерных таможенных сборов. Утверждения, что эти сборы идут на починку и оборудование порта, не действовали на критян, с мнением которых уже давно никто не считался. В самом деле, они даже не были представлены в Большом совете. Они совершенно отказались платить до тех пор, пока в Венецию не пошлют делегацию из двенадцати человек, которая будет представлять там население Крита. К сожалению, совет не нашел ничего умнее, как ответить, что в колонии не найти столько достойных представителей. Нетрудно предугадать последствия такого оскорбления в такое время. Знамена Святого Марка сменили на знамена Святого Тита, покровителя Крита. Венецианский правитель Леонардо Дандоло был смещен и спешно лишен жизни. Весь остров охватил мятеж.

Но даже тогда республика недооценила всю глубину кризиса. Дважды в Кандию — главный город острова — отправлялись официальные комиссии с тем, чтобы разъяснить заблудшим их ошибку. Лишь после того, как второе посольство вынуждено было спасаться от толпы на свои галеры, Большой совет очнулся-таки от спячки. Спешно отправили обращения к папе, к императору, в Венгрию, Неаполь и Геную, призывая их прекратить отношения с бунтовщиками. В это время главный кондотьер, веронец Лукино даль Верме, собрал 2000 человек пехоты и 1000 конницы и с флотом из 33 галер отплыл на Крит.

Даже по меркам того времени войско было некрупным, но его хватило. Мятежников подвело отсутствие дисциплины. Их народная армия состояла в немалой степени из закоренелых бандитов, выпущенных из тюрем за обещание бесплатно воевать. Вскоре ополченцы вернулись к своим старым занятиям — стали грабить всех без разбора. Перед семьями венецианских колонистов встала угроза быть раздавленными гораздо более многочисленными греками. Дальнейшее развитие мятежа могло привести и к религиозному конфликту, и всех католиков могли обобрать и даже перебить. Они предпочли сдаться. Даль Верме вернулся в Венецию с победой. Празднество было подробно описано Петраркой, сидевшим по этому случаю по правую руку от дожа:

Число пришедших трудно было перечесть и даже охватить взором… Сам дож, окруженный знатнейшими людьми города, занимал лоджию над входом в собор, возле четырех лошадей золоченой бронзы, которых неизвестный древний скульптор запечатлел с таким правдоподобием, что, кажется, слышно, как они ржут и переступают копытами. Лоджию покрыли богатым цветным навесом, защищая сидящих в ней от палящего дневного солнца… Внизу, на пьяцце Сан-Марко, яблоку негде было упасть: церковь, башни, крыши, балконы, окна — все было до отказа забито зрителями…

С правой стороны в большом деревянном павильоне располагались четыреста изысканно одетых дам, цвет благородства и красоты… Не могу не упомянуть и об английских аристократах королевского рода, исполненных восторга от своей недавней победы.[157]

Оказалось, эта победа не слишком много дала Венеции. Хотя венецианская аристократия на Крите капитулировала, ее лидеров обезглавили, а многие прочие понесли наказание, греческое население продолжало партизанскую войну до 1366 года. К тому времени Лоренцо Челси уже умер. Над его смертью витал дух тайны до тех пор, пока не отыскали постановление Совета десяти, датированное 30 мая 1365 года. Постановление отвергало все ранее выдвинутые против старого дожа обвинения и обязывало его преемника признать их несправедливыми и безосновательными. Какие провинности вменяли в вину Челси, мы уже никогда не узнаем. Некоторые летописцы замечают, что он был не так уж невиновен, как хотели считать Десять, что он умер не так удачно, как мог бы, и что обстоятельства его смерти напоминали историю злополучного Марино Фальеро. Может, и так, но реальных подтверждений этому не нашлось. Челси похоронили с почестями (в церкви Санта Мария Челеста, ныне снесенной) и, как мы знаем, публично оправдали. Для нас причин сомневаться не осталось.

Следующие выборы дожа не прошли без разногласий. Предложили Марко Корнаро — одного из послов, плененных герцогом Австрийским, но его кандидатура не проходила по формальным требованиям. Он был слишком стар — далеко за 80. Он был слишком беден и мог не справиться с положенными на такой должности расходами. Он был слишком тесно связан с иностранными державами, чтобы не закралось сомнения в его лояльности. Наконец, он был женат на плебейке, чья многочисленная семья норовила вмешаться в государственные дела. Но Корнаро сам выступил в свою защиту. Он сказал, что его волосы белы, но побелели они на службе республике, которую он готов продолжить. Его бедность — повод скорее гордиться, чем стыдиться, она доказывает его честность. Его узы дружбы с иноземными принцами стали естественным результатом его дипломатической карьеры и репутации честного партнера. Они служат на пользу Венеции. Наконец, многие венецианские аристократы женаты на дамах скромного происхождения, а его жена и ее семья хорошо известны и никогда не давали повода усомниться в их лояльности. Его речь произвела должное действие, и 21 июня 1365 года его избрали.

Его правление было коротким, но мирным и успешным. Стихли последние отголоски критского мятежа. Удалось уклониться от идей графа Савойского о новом крестовом походе против турок, хотя две галеры все же пришлось отправить. Разрешили торговлю с мусульманами Александрии — папа дал что-то вроде благословения. Продолжалось украшение Дворца дожей. Резные капители южного фасада; огромная фреска Гварьенто, изображавшая рай, разместилась на восточной стене зала Большого совета вместе с длинным рядом портретов дожей прошлого. Портрет Корнаро оказался над самым троном.

Увы, XIV век был беспокойным временем, а Марко Корнаро был стар. Ни счастливая передышка, ни жизнь дожа не могли длиться долго. И не длились. 13 января 1368 года Венеция снова осталась без своего главы, и через несколько месяцев после похорон в церкви Санти Джованни э Паоло[158] город опять находился в состоянии войны.

В этом не было вины нового дожа, Андреа Контарини. Он намеревался править мирно, как и его предшественник. Его амбиции были даже еще меньше. Фактически он уже уехал в свое поместье под Падую, когда 12 его восторженных соотечественников явились сообщить ему о его избрании и сопроводить к Риальто. Вначале он встретил их категорическим отказом. Ему пришлось согласиться, только когда ему пригрозили изгнанием и полной конфискацией имущества. Знай он полную меру бед, его ожидавших, пожалуй, он проявил бы большее упорство. За последующие 14 лет ему не раз выпадал случай пожалеть о том, что он так легко согласился оставить свое убежище.

Когда беда разразилась в первый раз, она не слишком подточила ресурсы республики. Это было восстание в Триесте. В прежние годы этот город мало занимал мысли венецианцев. Небольшой по размерам, в силу причин географических он имел гораздо меньшее стратегическое значение, чем Зара и другие города, дальше по побережью. Однако с потерей Далмации, благодаря таким опасным соседям, как король Венгрии, герцог Австрийский и патриарх Аквилейский, Триест приобрел новые возможности для политических интриг. Мы не знаем, приложил ли кто-нибудь из этих соседей руку к мятежу, но герцог, конечно, не преминул послать армию жителям Триеста, осажденным венецианским флотом и попросившим о помощи. Венецианцы оказались быстрее. Он стянули кольцо осады и летом 1369 года силами, спешно сформированными из наемников и собственных войск, наголову разбили австрийцев.

Триест несколько месяцев держал осаду, но после поражения австрийцев сдача города оставалась лишь вопросом времени. 28 ноября город сдался.

Между тем поведение Франческо да Каррара подтверждало худшие подозрения венецианцев. Он возводил одну крепость за другой вдоль Бренты, где решил основать собственные соляные копи. Венеция, чья монополия на производство соли со времен основания республики приносила ей огромный доход,[159] заявила решительный протест. Каррара тут же вспомнил о своем давнем союзе с королем Венгрии и совсем растерялся, когда Людовик, вместо того чтобы поддержать его, предложил услуги посредника. Обсуждение, такое яростное, что временами в зале Большого совета обнажались клинки, ничего не дало. Венеция не успокоилась. Монополия на соль была краеугольным камнем ее экономики, и защищать ее следовало любой ценой. Республика наняла знаменитого кондотьера того времени Реньера деи Гваски и объявила войну.

Теперь осада угрожала Падуе. Венецианские отряды методично разрушали новые крепости и опустошали окрестные земли. Тем временем в Венеции раскрыли новый заговор. Каррара каким-то образом смог подкупить двух членов сената и с их помощью планировал убийство главных своих врагов в правительстве. Несостоявшимся убийцам хватило неосторожности поведать о своих планах парочке купцов из Мерчерии. Злоумышленников тут же схватили, протащили за лошадиным хвостом от Риальто до Пьяццетты и четвертовали между двух колонн. Один из двух изменников-аристократов был обезглавлен, второй брошен в тюрьму на 10 лет с последующим изгнанием. Наказание было справедливым, но оно не успокоило население Венеции. По городу ползли новые слухи: Каррара отравил колодцы, он собирается сжечь Арсенал. Чтобы навести порядок. Совет десяти, как обычно в подобных случаях, дал особые полномочия коллегии — расставить по улицам и каналам патрули, вылавливающие всех проникающих в Венецию чужеземцев, чтобы подвергнуть их допросу с пристрастием. Эти меры были встречены всеобщим одобрением. Общественное мнение приравняло Франческо да Каррара к антихристу.

Война длилась почти четыре года, до осени 1373-го. Вначале преимущество было за Венецией. Потом Венгрия послала Карраре значительное подкрепление из германских наемников. Их вел племянник Людовика Стефан Трансильванский. Равновесие сместилось, и республика потерпела серьезное поражение под Нарвезой на Пьяве. Таддео Джустиниани, принявший командование у деи Гваски, был пленен, а захваченное знамя Святого Марка как трофей доставили в базилику Сан Антонио в Падуе. Затем последовало поражение у Фоскануовы. Однако вскоре, когда венгры осаждали довольно незначительную венецианскую крепость (настолько незначительную, что даже ее название до нас не дошло), венецианская армия внезапно перешла в наступление. Венгерская оборона была взята на копья, а Стефан Трансильванский взят в плен.

Его привезли в Венецию, с почестями препроводили во Дворец дожей, а народ праздновал победу. У него были на то причины. Король Венгрии ради жизни своего племянника немедленно прекратил участие в войне, и Каррара, оставшись без союзников, вынужден был сдаться. Условия ему поставили жесткие: разрушить все крепости и выплатить Венеции компенсацию не менее четверти миллиона дукатов. Фельтре достался республике в залог хорошего поведения. Единственная уступка, которой добился Каррара, состояла в том, что его сын (лично ему было отказано) мог приехать в Венецию, чтобы просить у дожа прощения за отца. Эта торжественная церемония прошла осенью 1373 года перед собранием сената, на ней Петрарка, обязательно присутствовавший на всех торжественных событиях, произнес на латыни обычную свою речь с призывом к миру.

Но даже теперь мир не был полным. Еще один союзник Каррары, герцог Австрийский, продолжал чинить каверзы, и несчастный край поселков и городов на холмах вокруг Тревизо, так много страдавший последние полвека, еще три года разорялся бестолковой войной. В ней Венеция впервые в Италии использовала маленькие пушки. Только в конце 1376 года герцог отозвал свою армию, но к тому времени Венеция подошла к последней фазе в войне со своим давним, могущественным соперником.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.