Возлюбил словеса книжные

Возлюбил словеса книжные

– Ярослав, по примеру своего отца, который любил «словеса книжные», сам много читал и заботился о просвещении подданных. С этой целью он, во-первых, поставляя по градам и селам священников, платил им из своей казны жалованье, чтобы они чаще собирали народ в церкви и ревностнее учили его вере. Во-вторых, объединил вокруг себя людей образованных, которые переводили по его поручению многие книги с греческого языка на славянский, а другие, «прежде в Болгарии или Руси переведенные», списали, и предлагал эти книги для чтения всем верным. В-третьих, посетив в 1030 г. Новгород, сам основал там училище, в котором сразу же начали обучаться 300 детей старост и пресвитеров. Ярослав, судя по этим опытам, старался и в других городах открывать или, по крайней мере, поддерживать уже существующие училища, которые давали образование народу и готовили священников для церкви. «Житие» Феодосия Печерского повествует о том, что Феодосий «попросил [в Курске] отдать его учителю поучиться божественным книгам, что и сделали. Скоро постиг он всю грамоту, так что поражались все уму его и способностям и тому, как быстро он всему научился. А кто расскажет о покорности и послушании, какими отличался он в учении не только перед учителем своим, но и перед учащимися с ним?» Летописец, к сожалению, не сообщает о количестве таких училищ. Он делает общий вывод о том, что, тогда как Владимир только «взорал и умягчил землю Русскую святым крещением», Ярослав «насеял книжными словесы сердца верных людей» и что даже к концу XI и в начале XII столетия сыны Руси только пожинали посеянное этим достойным князем.

Источники позволяют предположить, что в Древней Руси были школы двух видов. В одних (при монастырях) готовили церковнослужителей. В них преподавали чтение, письмо, пение, богословие. Школы высшего типа, кроме того, для «лучших людей детей», давали знания по философии, риторике, грамматике. Но, очевидно, самым распространенным было индивидуальное обучение. Летопись под 1030 г. сообщает: «Преставился Иоаким, епископ Новгородский, и был у него ученик Ефрем, который нас учил греческому языку». О широком распространении индивидуального обучения говорят многочисленные находки берестяных грамот, найденные в Новгороде, Смоленске и других городах. На бересте писали купцы, горожане, крестьяне. Эта повседневная переписка раскрывает самые различные стороны жизни Великого Новгорода. Учебные тетрадки мальчика Онфима (вторая половина XIII столетия) дают нам представление о системе обучения в Древней Руси. На одном «листе» записи букв и слогов: БА ВА ГА ДА ЖА… БЕ BE ГЕ ДЕ ЖЕ… БИ ВИ ГИ ДИ ЖИ и т. д… свидетельствуют о слоговом принципе обучения. На другом листе записана традиционная формула: «Господи, помози рабу своему Онфиму», рисунок зверя и подпись «Я – зверь». На третьем кусочке бересты рядом с рисунками человечков сделана запись из долгового документа: «На Домире възяти доложзиве». Знал мальчик и числа, набрасывал на бересте начальные фразы богослужебных молитв и песен. Свои надписи на изделиях ставили гончары. На голоснике в новгородском Софийском соборе мастер расписался «Стефан пел» (писал). Иногда эти надписи носят своеобразный, символический характер. Так, у горлышка глиняной амфоры XI столетия киевский мастер сделал надпись: «Благодатна полная корчага сия».

Надо полагать, что просветительская деятельность Ярослава продолжилась и в Киеве. В Софийском соборе при изучении граффити (бытовые надписи, нацарапанные на стенах и сосудах) обнаружен целый ряд надписей, указывающих на то, что софийские дьяки обучали грамоте прихожан. Один из учеников написал на стене: «Пишан писал в дьяки ходи выученики». В помещениях собора есть и другие надписи и рисунки, сделанные служками или учениками. Возможно, при Андреевском монастыре существовала специальная женская школа, где, как писал историк В. Н. Татищев, «младых девиц обучали писанию, також ремеслам, пению, швению и иным полезным ремеслам».

Принятие Русью христианства, естественно, должно было сопровождаться притоком на Русь книжности, разъяснявшей и развивавшей его основные положения. Такая литература приобщала население к более высокой, по сравнению с языческой, христианской культуре. Христианская книжность на первых порах не только расширяла умственный горизонт древнерусского писателя и читателя, но и знакомила его с новыми общественными, нравственными и юридическими понятиями, содействовала усвоению более передовых форм гражданского общежития. Одновременно она пополняла и тот запас средств словесного выражения, который уже имелся в русском языке.

Языческая Русь точно так же, как и другие страны, приобщившиеся к христианству, должна была воспользоваться уже выработанными и устоявшимися видами церковно-христианской литературы. Без знания такой литературы невозможны были укоренение и распространение нового вероучения и нового мировоззрения. Таковыми являлись библейские книги Ветхого и Нового Завета и примыкавшие к ним апокрифические сказания. К ним относились произведения житийной (агиографической) литературы; религиозно окрашенные исторические хроники, излагавшие исторические факты в свете церковно-христианской морали, а также сочинения по вопросам мироздания и устройства вселенной. Обязательными являлись сочинения отцов церкви, посвященные вопросам христианской догматики и морали, и др. По своему происхождению это была в основном литература, созданная или оформившаяся в Византии и в переводах распространявшаяся на Руси. Сличив рукописные евангелия XII в. с различными местами Св. Писания, приводимыми Нестором в летописи, с напечатанной в Москве или Киеве Библией, можно убедиться, что русские в XI и XII столетиях имели один и тот же ее перевод. Мы знаем, что Библию несколько раз исправляли: при Константине, волынском князе, в XVI в., при царе Алексее Михайловиче, Петре Великом и Елизавете Петровне. Однако ж, несмотря на многочисленные исправления, состоящие исключительно в отмене некоторых слов, этот перевод сохранил, так сказать, свой начальный, особый характер, и ученые справедливо признают его древнейшим памятником славянского языка.

Когда и где была переведена Библия для славян? Вот что об этом пишет H. М. Карамзин: «При великом ли князе Владимире, как сказано в любопытном предисловии Острожской печатной, или она есть бессмертный плод трудов Кирилла и Мефодия? Второе гораздо вероятнее: ибо Нестор, почти современник Владимира, ко славе отечества не умолчал бы о новом русском переводе ее; но сказал: сия бо первая приложены книгы (т. е. Библия) в Мораве, яже прозвася граммота Словенская, еже грамота есть в Руси, он ясно дает знать, что русские христиане пользовались трудом Кирилла и Мефодия. Эти два брата и их помощники основали правила книжного языка славянского на греческой грамматике, обогатили его новыми выражениями и словами, держась наречия своей родины, Фессалоники, то есть иллирического (или сербского), в коем и теперь видим сходство с нашим церковным. Впрочем, все тогдашние наречия менее различались друг от друга, были тогда ближе к своему общему источнику, и предки наши тем удобнее могли присвоить себе моравскую Библию. Слог ее сделался образцом для новейших книг христианских, и сам Нестор подражал ему. Но русское особенное наречие сохранилось в употреблении, и с того времени мы имели два языка, книжный и народный. Таким образом изъясняется разность в языке славянской Библии и Русской Правды, Несторовой летописи и Слова о полку Игореве…»

Главным посредником при переходе на Русь византийской литературы стала Болгария, в X в. – в эпоху царя Симеона – переживавшая «золотой век своей письменности». Но некоторые произведения византийской литературы переводились и в самой Руси в период оживления переводческой деятельности при Ярославе Мудром. Сейчас трудно определить количество книг, появившихся именно при этом князе. Книги гибли во время многочисленных пожаров, уничтожались при иноземных нашествиях, навсегда терялись в результате плохого хранения. Лаврентьевская летопись донесла известие об истребительном пожаре 1124 г. в Киеве и пожаре 1185 г. во Владимире-Залесском, во время которых погибло много книг. Катастрофическим для судьбы русских письменных памятников оказалось монголо-татарское нашествие. В 1240 г. монголо-татары не только разрушили Киев и перебили его население, но и уничтожили книжные богатства, собиравшиеся более чем два столетия. Ученые подсчитали, что до наших дней от XI–XII ст. сохранилось всего 192 рукописи (149 русских, 13 старославянских, 18 болгарских, 10 сербских и 2 не определенных). Но даже это незначительное количество книг позволяет нам установить, с какими произведениями знакомились и что читали русские люди. Прежде всего, в XI столетии русский народ знакомился с книгами Ветхого Завета. Особой популярностью пользовались Псалтири с их поэтическими достоинствами, словесной выразительностью, религиозным лиризмом. Эти качества Псалтири сделали ее не только настольной книгой для чтения, но и книгой учебной, и эту роль она выполняла на протяжении многих веков. Из новозаветных книг на Руси обращались евангелия двух типов – так называемые «апракосные», содержавшие отрывки из текстов четырех евангелистов вперемежку, приспособленные к церковной службе, и четвероевангелия, заключавшие в себе полный текст евангелистов в обычной последовательности. Древнейшим дошедшим до нас апракосным евангелием русского извода, содержащим в себе чтения лишь на воскресные и некоторые праздничные дни, является Остромирово Евангелие, переписанное в 1056–1057 гг. диаконом Григорием для новгородского посадника Остромира. Евангелие ценно не только своим текстом, но и художественным оформлением. Написанный на пергаменте в два столбца текст производит неизгладимое впечатление от высокохудожественной работы новгородских писцов. Изящно орнаментованные инициалы букв отделяют друг от друга «чтения». Иногда «чтениям» предшествуют раскрашенные, как и инициалы, золотом, зеленой, голубой, красной, белой красками рамки-заставки. Сделанные на отдельных листах миниатюры с изображениями евангелистов Иоанна, Луки и Марка говорят об уверенной руке мастера, пользующегося богатой палитрой красок, высокой для своего времени техникой рисунка. Четвертого евангелиста, Матфея, нет, но для рисунка был оставлен чистый лист. Остромирово Евангелие является образцом книжного искусства Древней Руси, не имеющим себе равных среди памятников старославянской письменности XI столетия.

Огромной популярностью на Руси пользовалась житийная, или агиографическая, литература. Святой примером своей жизни должен был утверждать истинность христианского вероучения. От поры Ярослава Мудрого до нас дошли различные «Сказания» о Борисе и Глебе, братьях, убитых Святополком и канонизированных церковью. Позже было написано и «Житие Феодосия Печерского», одного из основателей Печерского монастыря.

Известное распространение на Руси, наряду с каноническими, так называемыми «истинными» книгами, получили и апокрифические, т. е. «ложные», «отреченные», «тайные» сочинения, не признававшиеся христианской церковью. Апокрифы, корнями своими восходящие к античной мифологии, дохристианской и восточной религиям, фольклору и эллинистической философии, как бы дополняли канонические христианские книги своей трактовкой вопроса о происхождении мира, об истории человечества, о жизни, природе, о загробном мире. Среди апокрифов этого времени большое распространение имел отрывок из «Деяний апостолов» (Петра, Андрея и др.), рассказывающий о сказочных путешествиях, а также «Хождение Богородицы по мукам» – о конце мира и о загробной жизни. На Руси в апокрифическую литературу вставляли примеры, взятые из русской истории, памятников устного творчества, легенд и преданий.

Попытка понять происхождение славян, их историческую судьбу, связь русской истории с мировой привела к появлению значительной переводной исторической литературы, главным образом византийской. Исторический процесс в византийских хрониках трактовался по определенной схеме, которая базировалась на утверждении божественного происхождения мира и торжества христианской веры. Составители хроник черпали материал главным образом из Библии, сочинений отцов церкви, историков Древнего мира и Средних веков, античных мифов и устных преданий. Такой характер носила переведенная на русский язык хроника Георгия Амартола. Несколько иной характер имела хроника Иоанна Малалы. Автор попытался примирить античность и античную историю с официальной христианской точкой зрения на исторический процесс. Русским людям были известны сочинение патриарха Никифора «Летописец вскоре» и хроника Георгия Синкелла.

Переводчики того периода творчески подходили к переводу. Они в эти тексты включали и материал по географии, мифологии, литературе из сочинений других авторов, что превращало их произведения фактически в энциклопедию.

На Руси также пользовались популярностью переводные повести и романы, среди них «Александрия», в которой рассказывалось о жизни и подвигах Александра Македонского, «Повесть о разорении Иерусалима» Иосифа Флавия, «Девгениево деяние» и другие.

Труд переводчика и переписчика был трудным и тяжелым. Об этом хорошо сказал в XIV столетии монах Лаврентий, писавший летопись для нижегородского князя Константина. «Радуется купец, прикуп сотворив, – пишет Лаврентий, – и кормчий, в отишье пристав… так же радуется и книжный списатель, дошед конца книгам. Тако ж и аз худый, недостойный и многогрешный раб Божий Лаврентий мних… А ныне, господа отцы и братья, оже ея (если) где описал, или переписал, или не дописал, чтите (читайте), исправляя Бога деля (ради Бога), а не кляните, занеже (так как) книги ветхи, а ум молод, не дошел».

При Ярославе получает свое развитие и русское летописание. До сих пор историки спорят о времени начала русского летописания. Но, без сомнения, на протяжении всей первой половины и середины XI ст. летопись, возникшая в конце X или в начале XI в., дополнялась новыми материалами киевского, новгородского, черниговского и иного происхождения. Трудами Нестора в начале XII ст. она приобрела свой завершенный вид и получила название «Повесть временных лет».

Распространение грамотности сопровождалось созданием библиотек. Как уже говорилось, князь Ярослав был известен не только тем, что сам «к книгам проявлял усердие, часто читая их и ночью и днем», но и тем, «что собрал книгописцев множество, которые переводили с греческого на славянский язык». Эти книгописцы написали и перевели множество книг, положивших начало библиотеке при соборе Софии, таким образом, основав первую на Руси библиотеку. По подсчетам историков в библиотеке насчитывалось до 950 томов рукописных книг. В ней хранились, главным образом, богослужебные книги, необходимые для вновь строящихся храмов и новых епископий, открывавшихся в разных частях Руси. Но наряду с этим в фонд библиотеки входили и книги для светского, поучительного чтения, как, например, Изборники 1073 или 1076 гг. Несомненно, что в библиотеке имелись и первые экземпляры переводной литературы. Возможно, библиотека стала и первым Русским архивом, в котором хранились договорные грамоты, княжеские завещания, синодики и другие документы князя. Летописец XI в. прославляет книгу и книжное учение: «Велика ведь бывает польза от учения книжного, книги наставляют и научают нас».

Киевская Софийская библиотека не была единственной. Собрания книг имелись и в других городах. В Новгороде собирательницей и хранительницей книг стала новгородская София.

Библиотеки собирались и крупными монастырями. В XI–XII вв. Киево-Печерский монастырь, новгородский Юрьев монастырь имели уже значительные собрания как переводной, так и своей, оригинальной литературы. Книжники этих монастырей принимали участие и в составлении летописей.

Без сомнения, годы правления князя Ярослава, прозванного Мудрым, являются наивысшей точкой в развитии Древнерусского государства: в одно целое объединены все русские земли, прекращены усобицы. Государство стало сильным, расцвела русская культура. И, наверное, поэтому значительно окрепла Русская православная церковь, распространив христианство на новые, некогда языческие земли.

Утверждение христианства на Руси совершилось не в один год и даже не в десятилетие, это происходило на протяжении нескольких веков, по существу заняв весь промежуток отечественной истории от обращения киевлян в новую веру до падения российского самодержавия.

Значимость принятия князем Владимиром в 988 г. (или 989–991 гг.) православия и его женитьбы на сестре византийского императора Анне можно представить яснее, если учесть, что в 987 г. добиться союза с Византией и брака своего сына с византийской принцессой пытался французский король Гуго Капет. Но это ему не удалось. В то же время, крестившись, князь Владимир получил политическую поддержку императора Василия II, крестным сыном которого он стал.

Принятие византийского православия означало для Древней Руси вхождение в круг христианских стран, открывало путь для политических контактов с Европой. Русские князья получили возможность вступать в династические браки с принцессами из императорских, королевских и княжеских домов Европы, уже принявших христианство. С помощью таких браков достигалось сотрудничество правящих кругов Руси с правителями других государств, заключались мирные договоры, создавались военные союзы, обеспечивались выгодные торговые отношения.

Христианство стало духовной основой европейской цивилизации, к которой теперь присоединилась и Русь. К тому же, в отличие от иудаизма и ислама, христианство обращалось непосредственно к личности человека, что способствовало его духовному развитию. Так, христианство не знает культа повиновения, присущего исламу. В нем человеческая индивидуальность может раскрыть себя, Иисус Христос, как Сын Божий, любит каждого человека, из любви к нему приносит Себя в жертву и тем самым подвигает каждого человека на ответное душевное движение. Соответственно этому и представление о судьбе человека в христианстве не столь фаталистично, как в исламе. Многое в деле спасения христианина зависит от собственной воли человека. Эти тенденции в христианстве открывали возможности для самодеятельности человека, развития его экономической и политической активности, прогрессивного движения к более эффективной экономике, более прогрессивным формам развития общества, гуманным формам государства. При этом христианство могло создать стабильные формы общества и государства. Церковь объединяла сословия в общество, группы населения – в народ, создавая духовную почву для этого единства. Одновременно она была прочной основой государственной власти, утверждая принцип «несть власти не от Бога». Церковь стремилась к стабильности общества, осуждая одновременно как социальный протест, бунты, восстания, так и чрезмерное накопление богатств и угнетение трудящихся.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.