Владимир Крючков о КГБ, ГКЧП и Путине

Владимир Крючков о КГБ, ГКЧП и Путине

— В одном из интервью вы сказали, что во время событий августа 1991 года ваше ведомство даже охраняло Ельцина, чтобы его не убили другие, заинтересованные в его смерти деятели. Был ли Ельцин так незаменим именно в эти годы, как сегодня многие говорят?

— Да. Ельцин действительно был под нашей охраной. Что же до незаменимости… Я написал книгу «Личность и власть». Взял восемь деятелей — от Сталина до Путина — тех, кого помнил. Конечно, Сталина я близко не знал, но видел его, много раз слушал. Лет 12 в моей жизни приходится на период, когда у власти находился Сталин. Это дает мне право высказывать свои суждения о нем. Затем Хрущев, Брежнев, Андропов, Черненко, Горбачев, Ельцин и Путин. Я старался дать им характеристику и однозначно пришел к выводу, что у нас очень серьезные изъяны в государственности, в обществе, политике и в мировоззренческой системе. Вот мы говорим о правах человека. Это категория, от которой нужно танцевать. Мы защищаем права человека. Но права общества мы должны защищать от личности, или нет? Что, для нас все равно, кто стоит во главе? И наступает ситуация, когда общество страдает от человека. Нужно подумать над системой мер, которые позволили бы избегать такой ситуации. Я думаю, Ельцин тот случай, когда нужно защищать не человека, то есть, его, а общество от человека. В книге я излагаю кое-что на этот счет и считаю, что это представляет определенный интерес — раз мы говорим о правах человека, то должны брать шире и говорить о правах общества, о необходимости защиты общества. Вот в таком плане. Пройдет время, и содеянное Ельциным станет очевидным. Хотя и сегодня можно кое о чем сказать. Ведь Ельцин принял единую державу. Но не сохранил ее. При Ельцине промышленное производство упало более чем в два раза. Сельскохозяйственное производство упало более чем в два раза. У нас разрушились наука, культура, упал жизненный уровень, а самое страшное — мы как этнос разрушаемся, гибнем. Почти миллион людей каждый год умирает. И это больше, чем рождается. Ни в одной из стран мира такого сейчас нет. Есть страны, где рождаемость меньше, чем смертность. Но чтобы как у нас, такого нет. По подсчетам экспертов, которым я верю, у нас в 2050 году славян останется 30–35 миллионов человек, а население сократится до 50–55 миллионов.

— Но был ли в тот период человек, который мог бы встать у власти вместо Ельцина?

— Всегда есть такие люди. У нас же в стране всегда народ приучали к мысли: вот уйдет наш вождь, что будем делать? Но, тем не менее, ушел Сталин, ушел Брежнев, и мир не рухнул. Нет незаменимых. Я буквально вчера встречался с товарищами, которые занимаются авиационными делами. Молодые, пытливые, грамотные, образованные. Я подумал, Боже мой, сколько на Руси умных, талантливых людей. Умно рассуждают, концептуально мыслят. Россия наша никогда не пропадет до тех пор, пока есть такие люди. И особенно много их там, в глубинке. Кстати, я пытаюсь в своей книге показать, какая у нас была кадровая политика, и какая сейчас стала. И какая кадровая политика может обеспечить нам с вами развитие.

— Если анализировать состав нашего правительства и расстановку кадров в высших эшелонах власти, то можно подумать, что к власти сейчас приходят люди, которые прошли жизненную школу спецслужб. Не означает ли это, что наш народ тяготеет к сильной власти, основанной на сильной спецслужбе?

— Сейчас в органах власти куда больше бывших сотрудников спецслужб, чем было в прежние времена. Поэтому, в принципе, можно сделать такой вывод, к которому пришли вы. Я лично считаю, что органы госбезопасности, их сотрудники — это не какая-то автономная часть общества. Это органическая часть всей нашей государственности, всех наших структур. А раз так, то они имеют право на работу там, где будет востребована их профессиональная подготовка, багаж знаний и так далее. В этом ничего страшного нет. Конечно, перекосов не должно быть. То есть, кадровая политика должна строиться на каких-то принципах. Скажем, у Сталина было такое положение: министр не имеет права назначать себе заместителей. Ему назначают. Это было мудрейшее решение. Или, допустим, землячество, родственные связи никоим образом не проходили. Сейчас другая ситуация. Но в любом случае во главе той или иной структуры должен находиться человек, который подходит к этой должности. И я не считаю недопустимым, что на пост первого лица пришел Путин, и некоторые его товарищи занимают должности во властных структурах, а когда-то работали вместе с ним. Ситуация, конечно, несколько необычная, и, я думаю, время, видимо, кое-что подправит, кое-что подтвердит, но, бесспорно, вопросы есть.

— Вы очень лестно отзываетесь о президенте Путине. В прошлом он работал в вашем ведомстве, в разведке. Мы всегда примериваем к себе вопросы большой политики, ставим себя на место главы государства. Как в связи с этим искал бы выходы из кризиса в нынешней ситуации президент-разведчик Крючков?

— Это действительно большая политика, и поэтому сослагательное наклонение мы нечасто будем использовать. Что касается Путина, то когда он пошел вверх, сначала став премьером, а потом президентом, я интересовался им. Хотя, когда он работал в разведке, я его не знал. Путин как-то говорил, что мы встречались в Дрездене. Там проводилось какое-то совещание, на котором мы оба были, понятно, в разном качестве. Я этого момента не помню. Я навел справки и получил положительный ответ. Спокойный, уравновешенный, принципиальный, напористый, последовательный. Добросовестно относился к работе, выполнял четко те обязанности, которые ему вменялись. Когда он по окончании командировки вернулся в Союз, уехал в Ленинград. Не без желания. В 1991 году ко мне обратился с просьбой Собчак — разрешить переход Путина из КГБ в гражданскую структуру. Собчак сказал, что это его просьба и просьба Путина. Я навел справки и не возражал. Вопрос тогда решили месяца за полтора. Это первый случай, когда будущий президент зафиксирован в моей памяти. Так Путин оказался на гражданке. Мне товарищи сказали, что он человек серьезный, и это успокаивает. Нам же небезразлично, кто будет управлять государством. И реальность показала, что он оказался достоин этого поста.

— И найти огрехов в его работе вы не можете.

— Окажись сейчас во главе государства стопроцентный коммунист, я бы не все его поступки одобрял. Наверняка по каким-то моментам возникали бы сомнения. Я скажу так: Путину досталось тяжелейшее наследие. Наследие, которое коснулось всех сфер жизни нашего общества и государства. Наследие, в результате которого мы обрушились буквально по всем направлениям — в экономике, в военном деле, в промышленности, в сельском хозяйстве, науке. Любому на месте Путина, столкнувшись с такими трудностями, потребовалось бы время, чтобы разобраться. К тому же, Путин столкнулся с тяжелейшей ситуацией на международной арене. Одну политику проводил Ельцин, политику поддавков. Путин же сразу стал думать о том, чтобы обрести независимость во внешней политике, укрепить наши позиции, исправить ситуацию и здесь. Ну и, конечно, кадровые проблемы. Толковые люди ушли в частные структуры, и многие участки были просто оголены. Путину нужно было решить и эту проблему. И вы знаете, до Ельцина, я бы сказал, до Горбачева, общество у нас было единым, я бы даже сказал монолитным. А в настоящее время рыхлость, разрозненность, плюрализм во мнениях и действиях. Они настолько захлестнули наше общество, что изменения в него внести очень трудно. В этих условиях что самое главное: какой у нас строй, какие проекты — политические, экономические, социальные, мировоззренческие. Я считаю, что очень многое зависит от этих проектов. То, что делает Путин, я понимаю. Но, вместе с тем, некоторым позициям мне кажется, у нас уделяется мало внимания. Я считаю, у нас не должно быть такого положения, которое сложилось сейчас по некоторым вопросам. Возьмите наших олигархов. У них в руках сконцентрирована основная часть всех богатств страны. В сравнимом количестве с нашим бюджетом. Я считаю, допустить это, значит обидеть и ущемить интересы многих миллионов россиян. Путин же и здесь проявляет терпение. А потом, вещи, говорят, смотрят в деле, а не в отделе. Должно пройти время, прежде чем мы сможем реально и объективно судить о тех процессах, которые сегодня происходят. Прав он или не прав. Но, во всяком случае, я думаю, что-то, что происходит в нашей стране, дает большую пищу для критики в адрес нашего руководства, и требуется, с одной стороны, время, а с другой, — учет настроений, пожеланий самых различных слоев общества. И меньшинства и большинства. Сегодня у нас учитываются интересы не всех слоев общества. Отсюда и проблемы с жизненным уровнем. Поэтому я не могу сказать, что однозначно отношусь к Путину. Но когда сравниваешь, то радуешься лучшему. А Ельцин и Путин — это разные люди. Многое из того, что делает Путин, Ельцин бы никогда не сделал. Я думаю, мы освободились от непродуманных, неоднозначных, вызывавших удивление шагов Ельцина и обрели человека нормального, который нормально ходит, нормально говорит, нормально воспринимает мир. И, конечно, положительная черта Путина — терпимость к иной точке зрения. Чего про Ельцина не скажешь. А время наше такое неоднозначное, и для того, чтобы его оценить, нужно подождать.

— Участников ГКЧП арестовали, потом судили. Позже амнистировали. Генерал Варенников не согласился с такой формулировкой, потребовал пересмотра дела и добился полной реабилитации. У вас не возникало такого же желания?

— Возникало. Но прошло столько времени. Мы все в возрасте. Устали. И решили на этом поставить точку. Хотя мы прекрасно понимали, что нас рано или поздно выпустят. Конечно, могло произойти самодурство, и нас могли просто пустить в расход. За что нас судить? За то, что мы решили сохранить Советский Союз? Ведь факт остается фактом. 20 августа 1991 года представители шести союзных республик плюс Горбачев должны были подписать новый проект союзного договора. После него Советский Союз прекращал свое существование. Мы выступили против этого, потому что конституция и законы нам это позволяли. Когда я был в тюрьме, я сидел полтора года, нам то и дело меняли статью. То измена Родине, то злоупотребление служебным положением, то еще что-нибудь. То есть, понимали прекрасно, что измены Родине нет. Даже по чисто формальным признакам. Поэтому рано или поздно нас должны были выпустить и оправдать. Освободившись от этого дела, мы все активно включились в общественную жизнь. Это позволило нам сохранить здоровье, потому что человеческие возможности не безграничны. А Варенников пошел на то, чтобы над ним был процесс. И правильно сделал. Он вообще не совершил ни одного поступка, подпадающего под статью об измене Родине. Я тоже не совершал. Возможно, будучи председателем КГБ, я в чем-то где-то не так использовал силы и возможности. Возможно. А тут подоспела такая ситуация, расстреляли Белый дом. Сколько там человек убило, никто не знает. И нужно было как-то выйти из ситуации Белого дома. Поэтому и сидели.

— Как вы пережили неудачу ГКЧП?

— Страшно тяжело. Было горько, очень обидно. Мы взялись за правое дело и хотели помочь родному Отечеству, спасти его. Но не смогли… А потом, когда начался процесс следствия, меня как «паровоза» поставили первым. И я успел произнести речь на суде. Этим обстоятельством я очень доволен. И в своей первой книге эту речь воспроизвел. Говорил часов пять. Допрашивали меня на суде дней пять. Я придерживался такой тактики, мне задавали короткий вопрос, а я отвечал подлиннее.

— Кто были ваши следователи?

— Их было много. Один пришел, допросил, послушал и сказал такую фразу: «Я не все понимаю». И отказался вести мое дело. Другой поработал со мной дней пять. Он сказал: «Я рад, что я с вами поработал, но я больше не могу, я вас очень уважаю, но вести ваше дело не смогу». Потом пришел третий. Поработал немного со мной, заболел. Жаловался на сердце, плохой сон… Назначили следователя с периферии. Он работал долго. Такой крестьянского склада характера. Каждый день угощал меня карамелькой. И говорил: «Мы с вами оба коммунисты, только вы были в партии дольше меня. Но оказались по разные стороны баррикад». И все время оправдывался: «Я должен свою работу выполнять, поймите меня правильно». Потом он пришел и сказал, что идет на повышение. Я его поздравил и спросил, не про мою ли честь повышение? «Нет, — ответил он, — с вами все плохо, вы ни в чем не признаетесь». «Как? — удивился я, — я же все вам рассказываю откровенно, как было».

У меня действительно была такая тактика. Я говорил все, как было, не приукрашивая, ни скрывая ничего. Потом уже те следователи читали мою книгу и звонили. Говорили, я правильно все написал. Одному я заметил, что я его пожалел и не все про него расписал. Он согласился со мной. Не очень был честный человек, обманывал меня.

— Кто вас арестовывал? Проханов описывает людей в кожаных плащах, куртках…

— Меня арестовывал прокурор Степанков. Если вспоминать людей, которые с нами работали, то нужно сказать, что они чувствовали себя очень неуверенно, говорили извиняющимся тоном. Некоторые знаками давали понять, что идейно они нас понимают, и они с нами, но вынуждены выполнять свои обязанности. Сотрудники тюрьмы к нам очень хорошо относились. Пытались скрасить наш быт. Мне вообще давали работать помногу часов ночью. Закрывали глаза на то, что у меня горит свет до трех, четырех часов ночи. Бумагу давали, ручку. Многих поражало, что я на час раньше подъема вставал и целый час занимался гимнастикой. Один даже просил разрешения присутствовать на этой зарядке.

— На какое наследие КГБ может рассчитывать российское демократическое общество?

— Я много лет проработал в органах госбезопасности. При этом у меня богатый опыт работы в комсомоле, следственных, партийных органах. Потом дипломатом был. Я могу сравнивать коллективы. И я до сих пор преклоняюсь перед чекистами. Это образованные, грамотные люди. Рисковали собой. Каждый год мы кого-нибудь теряли. Разведчикам было очень тяжело работать. Я не замечал за ними подлости, ханжества. Много можно говорить о моральном облике сотрудников органов государственной безопасности, об их беспредельной преданности Родине, патриотизме, желании помогать товарищам. Я вспоминаю такую ситуацию, связанную со Средней Азией. В Таджикистане очень сильно были развиты клановость и землячество. Но не в КГБ. Несмотря на то, что сотрудникам приходилось работать в различных регионах республики, они никогда не ущемляли друг друга из-за того, что кто-то выходец из южных или северных областей. В этом они всегда были примером партийным органам, в которых, к сожалению, тенденции землячества прослеживались. Патриотизм сотрудникам госбезопасности был необходим, потому что без него нельзя рассчитывать на успех. И часто именно патриотизм помогал нашим разведчикам переигрывать иностранных соперников, в частности, американцев. Мне приходилось бывать во многих странах и встречаться со многими разведчиками. Я всегда старался поговорить с рядовыми сотрудниками. У нас в органах не было кичливости. Субординация соблюдалась, но кичливости из-за званий и регалий не было. И думаю, это тоже сплачивало людей. И думаю, так можно ответить на один из ваших предыдущих вопросов о том, почему сейчас так много бывших сотрудников силовых структур находится во власти. Они проверены временем. Им можно доверять, они не причинят стране вреда.

Бахтиер Абдуллаев, газета «Дело»

Данный текст является ознакомительным фрагментом.