1. Иоакимовская летопись и ее значение

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

1. Иоакимовская летопись и ее значение

Иоакимовскую летопись принято считать малодостоверной, почти апокрифической. Сомнения в отношении ее идут по двум линиям: 1) с одной стороны, ее считают просто подделкой самого Татищева, 2) с другой стороны, ее содержание признается недостоверным.

Ниже мы покажем, что первое предположение совершенно неверно. Татищев имел дело с рукописью, заключавшей местами значительные расхождения со списком Нестора. Как настоящий ученый, Татищев добросовестно переписал в свою «Историю» наиболее важные места иоакимовского списка, и мы можем только жалеть, что он не переписал ее буква в букву.

Что же касается достоверности Иоакимовской летописи в целом, то следует признать, что она состоит как из апокрифических (в начале), так и совершенно точных исторических сведений. История находки рукописи такова.

В результате обращения Татищева к родным и знакомым о разыскании старинных рукописей он получил во временное пользование три тетради, о которых он говорит:

«Сии тетради видно, что из книги сшитой выняты по разметке 4, 5 и 6, письмо новое, но худое, склад старой смешенной с новым, но самый простой, и наречие Новогородское: начало видимо, что писано о народах, как у Нестора с изъяснениями из Польских, но много весьма неправильно, яко Славян Сарматами и Сарматские народы Славянами именовал, и не в тех местех, где надлежало, клал, в чем он веря Польским, обманулся. По окончании же описания народов и их поступков, зачал то писать, чего у Нестора не находится, или здесь иначе положено как следует».

Татищев, списавши, тетради вернул, но получить последующие ему не удалось, ибо престарелый владелец тем временем умер, и все попытки Татищева найти оставшиеся после него рукописи не удались.

Таким образом, Татищев всей целой Иоакимовской летописи не видел, из трех ее тетрадей он выписал только то, что отличалось от Нестора, но можно думать, что самое существенное он все же выписал. За это говорит то, что владелец Иоакимовской летописи выслал ему только тетради 4, 5 и 6, очевидно, ни начало, ни дальнейшие тетради особого интереса, по сравнению с Нестором, не представляли.

Из текста Иоакимовской летописи мы увидели, что рукопись эта не была в сущности Иоакимовской, — автор ее имел летопись Нестора, летопись Иоакима и некоторые другие, ныне утерянные, но которые нашли свое отражение в польских летописях.

Как известно, польское летописание началось значительно позже русского, поэтому первые польские летописцы начинали свои летописи, выписывая многое из русских. Эти русские летописи, не были, однако, типа Нестора, а содержали многое, от него уклоняющееся. Таким образом, через польские источники до нас дошли отголоски утерянных русских. И это случилось потому, что попавшее в польские летописи не подходило к «канону» русских.

Автор Иоакимовской летописи, в сущности, Псевдоиоаким, видимо, критически относился к Несторовой летописи и считал Иоакимовскую летопись более верной хотя бы потому, что Иоаким, как новгородский епископ[47], больше знал о Новгороде, чем киевлянин Нестор.

Для нас неважно, когда именно была написана Псевдоиаокимовская рукопись, важно то, что составитель ее настоящей Иоакимовской летописью широко воспользовался. Так как Иоаким умер уже в 1030 году, то значит, еще до 1030 года в Новгороде существовало свое собственное оригинальное летописание.

Шахматов и другие, расчленяя «Повесть временных лет» и выявляя более древние ее части, устанавливают существование гипотетического «Начального свода» 1037 года. Наличие Иоакимовского летописания совершенно опровергает это положение: из этой летописи явствует, что сложная летопись типа истории, а не погодной хроники, существовала в Новгороде еще до 1030 года.

Иоакимовскую летопись наши историки, в сущности, «проморгали»: именно она является самой древней новгородской летописью, своей, оригинальной. Она особенно обстоятельно излагает события Северной Руси, ибо была северной.

Нестор, вероятно, ее имел, но, как южанин, не интересуясь историей Севера, взял из нее то, что касалось Юга. Далекое прошлое Новгорода его не интересовало — его интересовало, «кто нача в Киеве первее княжити».

Замечательно то, что уже Иоаким написал историю, а не хронику, — Псевдоиоаким говорит ясно, что «святитель Иоаким, добре сведомый написа, еже сынове Афетовы[48] и внуки отделишася» и т. д. Следовательно, уже Иоаким начинал свою историю Новгорода от Сотворения мира.

Поэтому есть основание думать, что всё «доисторическое» введение Несторовской летописи не есть оригинальное вступление, а заимствовано из Иоакима, но приспособлено к интересам Киева, а не Новгорода.

Теперь то предположение, которое было высказано нами ранее на совершенно другом основании, а именно, что «норци» или «нииорици»[49] «Повести временных лет» — на самом деле испорченное «новгородцы», находит себе совершенно неожиданное подтверждение.

Возможно даже, что оригинал «Повести временных лет» уже заключал в себе вышеуказанную описку, — Нестор не догадался, что слово это означало «новгородцы». Можно думать с достаточным основанием, что первым русским летописцем, и именно историком, а не хронистом, был не Нестор, а Иоаким, умерший за 84–83 года до Нестора.

То обстоятельство, что Иоаким был епископом, объясняет широкий план его летописи и связь с Грецией. Получивший глубокое образование, Иоаким имел основание строить свою летопись по большому плану, опираясь на греческие источники, в отношении же Нестора, хоть и ученого монаха, этого ожидать труднее.

Иоанн, явившись в Новгород и став во главе духовной жизни Новгорода, естественно, начал писать историю Новгородской области, так сказать, ab ovo (лат. «с самого начала»)! Что он не был одиночкой в своих взглядах, доказывают польские источники, которые повторяют не Нестора, а Иоакима.

Пусть даже сведения Иоакимовской летописи о глубокой древности Новгорода совершенно ложны, но поддержка их польскими источниками указывает, что кроме летописи несторовского типа была и летопись типа Иоакимовской, но последняя была едва ли не на 100 лет древнее Несторовской.

Таким образом, историю русского летописания мы должны себе представлять совершенно иначе, чем думали до сих пор: 1) русская южная летопись существовала еще при Аскольде, но, скорее всего, это была только хроника, т. е. погодная запись событий, но не собственно история; 2) настоящую связную историю начал Иоаким в Новгороде, но эта история касалась главным образом Севера Руси; 3) лет сто спустя Нестор создал «Повесть временных лет», взяв в основу летопись Иоакима, но приспособив ее к югу Руси, ибо Новгород в XI веке явно был второстепенным центром, а на всей Руси главенствовал Киев.

Перейдем теперь к самому тексту Иоакимовской летописи. В свете только что сказанного текст будет для нас и более интересным, и более понятным.

«…О князех Русских староботных, Нестор монах не добре сведом бе, что ся деяло у нас Славян во Новеграде, а святитель Иоаким, (1) добре сведомый написа, еже сынове Афетовы и внуки отделишася, и един от князь Славен с братом Скифом, (3) имея многия войны на востоце, идоша к западу, многи земли о Черном море и Дунай себе покориша, и от старшаго брата прозвашася Славяне, а Греки их ово похвально Алазони, (4) ово поносно Амазони, (5) еже есть жены без титек именовали, яко о сем стихотворец древний и великий глаголеть (6).

D. Славян князь, оставя во Фракции и Иллирии на вскрай моря и по Дунаеви сына Бастарна, (7) иде к полунощи, и град великий созда во свое имя, Славянск нарече[50], (8) а Скиф остася у Понта и Меотиса в пустынях обитати, питаяся от скот и грабительства, и прозвася страна та Скифиа великая, (9). По устроении великаго града умре Славян князь, а по нем владаху сынове и внуки много сот лет, и бе князь Вандал, (10) владая Славянами, ходя всюду на север, восток и запад, морем и землею многи земли на вскрай моря повоева, и народы себе покоря, возвратися во град великий.

По сем Вандал послал на запад повластных своих князей и свойственников Гардорика и Гунигара, (11) с великими войски Славян, Руси и Чуди, и сии шедше, многи земли повоевав, не возвратишася, а Вандал разгневався на ня, вся земли их от моря и до моря (12) себе покори и сыновом своим вдаде: он имел три сына Избора, Владимира, Столпосвята, каждому из них построи по единому граду, и в их имена нарече, (13) всю землю им разделя, сам пребывал во велице граде лета многа, и в старосте глубоце умре, а по себе Избору град великий и братию его во власть предаст, потом измроша Избор и Столпосвят, а Владимир прият власть на всей земли. Он имел жену от Варяг Адвинду, (14) вельми прекрасну и мудру, о ней же многое от старых повествуется и в песнех восклицают.

Е. По смерти Владимира и матери ево Адвинды княжили сынове его и внуки до Буривоя, иже девятый бе по Владимире, имена же сих осми неведомы, (15) ни дел их, разве в песнех древних воспоминают, (16) Буривой, имея тяжку войну с Варяги, множицею побеждаше их, и облада всю Бярмию[51] до Кумени, (17) последи при оной реце побежден быть, вся свои вои погуби, едва сам спасеся, иде во град Бярмы, иже на острове сый крепце устроеный, (18) иде же князи подвластнии пребываху, и тамо пребывая умре, Варяги же абие пришедше град великий и прочии обладаша, и дань тяжку возложиша на Славяны, Русь и Чудь (19).

Людие же терпяху тугу велику от Варяг, пославше к Буривою испросиша у него сына Гостомысла, да княжит во велице граде; и егда Гостомысл прия власть, абие Варяги большие овы изби, овы изгна, и дань Варягом отрече, и шед на ня победи, и град во имя старейшего сына своего Выбора при море построи, (20) учини с Варяги мир, и бысть тишина по всей земли. Сей Гостомысл бе муж елико храбр, толико мудр, всем соседом своим страшный, а людем его любим расправы ради и правосудия: сего ради вси окольны чтяху его, и дары и дани дающе, купуя мир от него, многи же князи от далеких стран прихождаху морем и землею послушати мудрости, и видети суд его, и просити совета и учения его, яко тем прославися всюду.

F. Гостомысл имел четыре сына и три дщери, сынове его ово на войнах избиени, ово в дому измроша, и не остася ни единому им сына, а дщери выданы быша суседним князем в жены, (21) и бысть Гостомыслу и людем его о сем печаль тяжка, и иде Гостомысл в Колмогард вопросити боги о наследии, и возшед на высокая, (22) принесе жертвы многи, и вещуны угобзи.

Вещуны же отвещаша ему, яко боги обещают ему наследие от ложесн его; но Гостомысл не ят ему веры, зане стар бе, и жены его не раждаху: посла паки в Зимеголы (23) к вещунам вопросити, и тии реша, яко имать наследовати от своих ему, он же ни сему веры не ят, пребываше в печали. Единою спящу ему о полудни, виде сон яко из чрева средния дщере его Умилы произрасте дерево велико, плодовито, и покры весь град великий, от плод же его насыщахуся людие (24) всея земли: востав же от сна призва вещуны, да изложат ему сон сей, они же реша: от сынов ее иматъ наследити ему землю, и земля угобзится княжением его, и вси радовахуся о сем, еже не имать наследити сын большия дщере, зане негож бе. Гостомысл же, видя конец живота своего, созва вся старейшины земли от Славян, Руси, Чуди, Веси, Мери, Кривич и Дрягович, яви им сновидение, и посла избраннейшие в Варяги, просити князя, и приидоша по смерти Гостомысла Рюрик с двумя браты и роды его».

(Здесь о их разделеньи, кончине и проч. согласно с Нестором, токмо все без лет. — Примечание Татищева.)

«Рюрик по смерти братий облада всею землею, не имея ни с ким войны. В четвертое лето княжения его преселися от Старого в Новый град великий ко Ильменю[52], прилежа о расправе земли и правосудии, яко и дети его.

Дабы ему всюду расправа и суд не оскудел, посажа по всем градом князи от Варяг и Славян, сам же проименовася князь великий, еже Греческий Архикратор, или Василевс, (25) а онии князи подручны, по смерти же отца своего облада Варягами, емля дань от них (26). Имел Рюрик неколико жен, но паче всех любляше Ефанду, дочерь князя Урманского; (27) и егда та роди сына Ингоря, даде ей обещанный град с Ижорою в вено (28).

Славяне, живущие по Днепру, зовомии Поляне и Горяне, утесняемы бывше от Козар[53], иже град их Киев и прочии обладаша, емлюще дани тяжки и поделиями изнуряюще, тии прислаша к Рюрику преднии мужи просити, да послеть к ним сына или ина князя княжити. Он же вдаде им Осколда, (29) и вои с ним отпусти. Осколд же шед облада Киевом, и собрав вои повоева первее Козар, потом иде в ладиях ко Царю граду, но буря разби на море корабли его, и возвратися посла в Царьград ко царю…»

(Здесь на стране подписано: «утрачены в летописце два листа», а зачато: «…Михаил же возблагодари Бога, иде в Болгары». По сему дознаюсь, что о крещении Осколда утрачено, и Михаил сей Кир Михаил митрополит, показавший чудо незгоревшим Евангелием гл. 3. н. 10. — Примечание Татищева.)

«G. Рюрик по отпуске Осколда бе вельми боля, и начат изнемогати; видев же сына Ингоря вельми юна, предаде княжение и сына своего шурину своему Олгу, (30) Варягу сущу Князю Урманскому[54].

Олег бе муж мудрый и воин храбрый, слыша от киевлян жалобы на Осколда, и позавидовав области его, взем Ингоря, иде с войски ко Киеву. Блаженный же Осколд (31) предан киевляны, и убиен бысть, и погребен на горе, иде же стояла церковь святого Николая; (32) но Святослав разруши ю яко речется.

По сем Олег облада всю страну ту, многи народы себе покори, воева же на Греки морем, и принуди мир купити, возвратися с честию великою и богатствы многими, повоева же Козары, Болгары и Волоты до Дуная» (Волоты римляне, ныне Волохи, ч. II. н. 8. — Примечание Татищева).

«Егда Ингорь возмужа, ожени его Олег, поят за него жену от Изборска рода Гостомыслова, иже Прекраса нарицашеся, а Олег преименова ю, и нарече во свое имя Олга; (33) име же Игорь потом ины жены, но Олгу мудрости ея ради паче иных чтяше».

(О войне на Греки, убийстве его от Древлян, якоже и о мщении Олги древлянам кратко тако.)

«Князь Древлянский мал сын Нискинин (34) присла послы ко Олге просити да идеть зань[55], она же повеле послы тии овых избити, овых сожещи, и собрав воя, иде на Древлян, князи их и люди изби, а град Коростень раззори и сожже.

Н. Олга владея со сыном, и научена бывши от пресвитер, сущих в Киеве, вере Христове, но крещения народа ради прияти не можаше; сего ради иде с верными вельможи ко Царюграду, и прияв тамо крещение, со многими дары и честию от царя и патриарха возвратися в Киев, идеже первее святый апостол Андрей веру Христову проповеда; (35) приведе же с собою иереи мудри и церковь святыя Софии древяную устрои, а иконы ей присла патриарх и прилежаху к научению, а Олга вельми увещева сына Святослава, но Святослав ни слышати хотя, а от вельмож и смерти мнозии прияша, и вельми от неверних ругаеми бяху (36).

И по смерти Олги Святослав пребываше в Переяславце на Дунае воюя. Но Козары, Болгары и Греки имея помощь от тестя (37) князя Угорского и князя Ляцкого не единою побеждая, последи за Дунаем у стены долгие (какая сия стена, нигде я описания не нахожу. — Примечание Татищева), все войско погуби, тогда диавол возмяте сердца вельмож нечестивых, начаша клеветати на христианы сущие в воинстве, якобы сие падение вой приключилося от прогневания лжебогов их христианами; он же толико рассвирепе, яко и единого брата своего Глеба (38) не пощаде, но разными муками томя, убиваше.

Они же с радостию на мучение идяху, а веры Христови отрещися и идолом поклонитися не хотяху, с веселием венец мучения приимаху, он же видя их непокорения наипаче на пресвитеры яряся, якобы тии чарованием неким людям отвращают, и в вере их утверждают, посла в Киев повеле храмы христиан раззорити и сожещи, и сам вскоре пойде, хотя вся христианы изгубити; но Бог весть, како праведные спасти, а злые погубити. Он бо вся воя отпусти полем ко Киеву, а сам же не со многими иде в лодиях, и на Днепре близ Проторча (порогов) оступиша Печенези со всеми бывшими при нем избиша, тако прият казнь от Бога.

К. Святослав имел три сына, им же тако области раздели: старейшему Ярополку даде град Киев со всею областью, Олгу юнейшему Древляны, а Владимиру сыну Малушину Новград.

Ярополк же бе муж кроткий и милостивый ко всем, любяше христианы, и аще сам не крестися народа ради, но никому же претяше».

(Прочее до ухода Владимира в Варяги кратко, но согласно с Нестором. — Примечание Татищева.)

«Владимир возвратися от Варяг с войском и собрав новогородцев, иде на Полоцкого князя Рохволда, зане[56] той повоева волости новогородские, и победя войско, град Полоцк вся, Рохволда со двемя сыны уби, а дщерь его Рогнед взя себе в жену, и преименова ю Гориславою: (39) сия приречена бе Ярополку, и хотяше итти с послы Ярополчи ко Киеву.

Ярополк известяся о сем, печален быть, яко случися убивство брата его Олга не по хотению его, и се другий брат войну нача, посла к нему увещевати, посла же и воинство во Кривичие, да воспретят Владимиру воевати.

Владимир, слышав сие, убояся, хотя бежати ко Новуграду, но вуй[57] его Добрыня ведый, яко Ярополк нелюбим есть у людей, зане христианом даде волю велику, (40) удержа Владимира, и посла в полки Ярополчи с дары к воеводам, водя их ко Владимиру. Оные же, яко первее рех, не правяху Ярополку, и яшася предати полк Владимиру, тогда Добрыня со Владимиром иде на полки Ярополчи, и сшедшися на реке Дручи в трех днех от Смоленска, победиша полки Ярополчи не силою ни храбростию, но предательством воевод Ярополчих».

(О убивстве Ярополка, рождении Святополка и проч. почти согласно с Нестором, и житие Владимирово описано со многими пирами и веселии, которые к сему не принадлежат. — Примечание Татищева.)

«L. Владимир имея с Мещем (Мешком) князем Ляхов и Ленчан войну, и аще воеводы Владимиры двакрат победиша их, то он не престая воюя земли даже до Горыни. Сего ради Владимир шед сам, и при реце Висе (мню Висле. — Примечание Татищева) тако победи, что Мещ все воинство погубив, едва сам спасеся, а преднии его мужи все пленены быша, и Владимир вся грады Ляцкия заят. Мещ же испроси мир у Владимира, отдая ему пять градов, Владимир же даде ему мир, и дань погодну[58] на Ляхи возложи (41).

По сем же иде Владимир на Булгары, и победя их, мир учини, и прият крещение сам и сынове его, и всю землю Русскую крести (42). Царь же болгарский Симион присла иереи учены и книги довольны, и посла Владимир по Царьград к царю и патриарху, просити митрополита, они же вельми возрадовашася, и прислаша митрополита Михаила мужа весьма ученаго и богобоязненного, болгарина суща, с ним четыре епископы и многи иереи, диаконы, и демественники (певчие) от Славян. Митрополит же по совету Владимира посажа епископы по градом в Ростове, Новеграде, Владимире и Белеграде[59] (43).

Сии же шедше по земли с вельможи и вои Владимировыми, учаху люд и крещаху всюду стами и тысящами, колико где прилучися, аще людие невернии вельми о том скорбяху и роптаху, но отрицатися воев ради не смеяху.

М. В Новеграде людие уведавше, еже Добрыня идет креститися, учиниша вече, и закляшася все не пустити во град, и не дати идолы опровергнути, и егда приидохом, они разметавше мост великий, изыдоша со оружием, и аще Добрыня прельщением и лагодными словы увещевая их, обаче они ни слышати хотяху, и вывесше два порока великие со множеством камения[60] поставиша на мосту, яко на сущие враги своя, вышший же над жрецы Славян Богомил, сладкоречия ради наречен Соловей, вельми претя люду покоритися. Мы же стояхом на торговой стране, ходихом по торжищам и улицам, учахом (44) люди елико можахом, но гиблющим в нечестии слово крестное, яко апостол рекл, явися безумием и обманом. И тако пребывахом два дни неколико сот крестя.

Тогда тысяцкий новгородский Угоняй, ездя всюду вопил: лучше нам помрети, неже боги наша дати на поругание. Народ же оныя страны рассвирепев, дом Добрынин раззориша, имение разграбиша, жену и некиих от сродник его избиша. Тысяцкий же Владимиров Путята, (45) яко муж смысленный и храбрый, уготовав лодия, избрав от ростовцев пять сот мужей, нощию перевезеся выше града на ону страну, и вшед во град, никому же постерегшу, вси бо видевши чаяху своих воев быти[61].

Он же дошед до двора Угоняева, онаго и других предних мужей ят, и абие посла к Добрыне за реку. Людие же страны оныя услышавше сие, собрашася до пяти тысящ, оступиша Путяту и бысть между ими сеча зла. Некии шедше церковь Преображения Господня разметаша, и домы христиан грабляху.

На рассветании Добрыня со всеми сущими при нем приспе, и повеле у брега некии домы зажещи, чим люди паче устрашены бывше, бежаху огнь тушити, и абие преста сечь. Тогда преднии мужи пришедше к Добрыне, просиша мира.

N. Добрыня же, собра вои, запрети грабление, и абие идолы сокруши, древяннии сожгоша, а каменнии изломав в реку ввергоша, и бысть нечестивым печаль велика. Мужие и жены видевше тое с воплем великим и слезами просяще за ны, яко за сущие их боги.

Добрыня же насмехаяся им веща: что, безумнии, сожалеете о тех, которые себя оборонить не могут! Кую пользу вы от них чаять можете! И посла всюду объявляя, чтобы шли ко крещению. Воробей же посадник сын Стоянов, иже при Владимире воспитан, и бе вельми сладкоречив, сей иде на торжище, и паче всех увеща.

Идоша мнози, а не хотящих креститися, воини влачаху, и крещаху мужи выше моста, а жены ниже моста. Тогда мнози некрещении поведаху о себе крещенными быти, того ради повелехом всем крещенным кресты на шее, ово деревянны, ово медяны, и каперовы (сие видятся Греческие оловянны испорчено. — Примечание Татищева) на выю возлагати, (46) а иже того не имут, не верити и крестити, и абие разметанную церковь паки сооружихом, и тако крестя Путята, иде ко Киеву. Сего деля[62] людие поносят Новгородцев: Путята крести мечем, а Добрыня огнем».

О. (По сем писа о разделении десяти сынов, упоминает жен весьма иначе, нежели Нестор, тако.)

«Владимир вскоре по крещении упрошен бе, отпусти жены от себе, яко обеща, и отпусти Вышеслава, иже годися (sic!)[63] от Оловы жены варяжские, в Новград, Гориславу со Изяславом в Полоцк, ея же сына Ярослава в Ростов, Всеволода во Владимир, Предславу со сыном Святополком в Туров, Малфрид со сыном Святославом в Овруч, Адил со сыном Мстиславом во Тмутаракан, а Станислава в Смоленск, Анны царевны сына Бориса и Глеба при матери остави; но Глебу назнаменова Муром, (47) зане бе еще у грудей тогда. Прочих жен и дочерей даде в жены ближним своим, неимущим жен и запрети да всяк…»

«Сим оное кончилось» (далее мы пропускаем о неудаче Татищева получить другие тетради Иоакимовской летописи для переписки. — С.Л.).

«Я намерен был все сие в Нестерову дополнить, но рассудя, что мне ни на какой манускрипт известный сослаться нельзя, и хотя то верно, что сей архимандрит, яко мало грамоте изучен, сего не сложил, да и сложить все неудобно, ибо требуется к тому человека многих древних книг читателя, и в языке Греческом искуснаго; к тому много в ней находится, чего я ни в одном древних Несторовых манускриптах не нахожу, а находится в Прологах и Польских историях, которые, как Стрыковский[64] говорит, из русских сочинили и здесь те находятся, о которых в изъяснении показано.

Мне же известно, что в Новграде у диакона архиерейского есть древний Летописец, из которого я, видя у архиепископа Прокоповича[65] выписку о счислении древних весов, денег и мер, також грамоту Ярославлю о вольности Новогородцам, которого нигде в манускриптах не нахожу…

Сего ради я сию выписку особною главою положил и в Несторовой несогласие примечаниями показал, а что в сей неясно, или не всякому известно, то я следующим пояснил».

«Примечания[66]:

1. — Вениамин монах токмо для закрытия вымышлен.

2. — Иоаким Святитель, разумеется, архиерей, о котором выше н. 1 показано, час. II. н. 198.23[67].

3. — Славена и Скифа братьев сказует, следственно единородных от незнания разности народов, что у многих древних находится: о Скифах же гл. 11, о Славянех гл. 13, о разности и смешении народов гл. 9. Сие же видимо, что в степенную Новогородскую отсюду внесено, и большими баснями умножено, гл. 33.

4. — Алазони в Греческом знаменовании почитай то же, что Славяне, гл. 12, н. 8.37.

5. — Амазони Славяне гл. 12, н. 52, гл. 14, н. 64, гл. 34 и что они Славяне то Мауроурбин[68] и другие многие утверждают.

6. — Юпелий стихотворец, может, Ювеналий испорчено, но как о том он вспоминает, мне неизвестно.

7. — Бастарн князь, видно, что Славян Бастарнов на Дунае, и в Вандалии потом живших от него производят, гл. 13, н. 12, и сие обыкновенное — по имени народа вымышлять им праотца.

8. — Славянск град в степенной Новогородской разумеет Новград, гл. 33, мню отсюдуж взял, но здесь именует град великий, ибо имеет быть Старая Ладога, а выше говорит за Дунаем, может, о граде Алазоне, который географ Стефаний кладет близ Елеспонта, Мауроурбин Славенск град сказует на реке Мозеле и в Нормандии, но все мню вымыслы пустые.

9. — Скифия великая, гл. 11, часть II, н. 76, малая же Скифия Крым гл. 13. н. 43.

10. — Вандал князь: хотя Польские в глубокой древности короля славянскаго Вандала сказуют, но сие ошибка, что они вандалов-германян, или сармат с венды-славяны мешают[69], гл. 39 н. А здесь Иоаким вместо народа Вандалов князя именовал, равно Гелмолд онагож Винулем, то есть князь Винулев именовал, гл. 40. н., что и с летами согласует, ибо от оного до Гостосмысла счисляет четырнадцать колен, а по Гелмолду около трех сот пятидесят лет, потому приходит на владетеля по двадцати пяти лет, которое за среднее почесть можно, хотя Геродот и другие кладут по пятидесяти лет, но оное весьма велико.

11. — Гардорик и Гунигард: мню також имена князей от предел взятые, но может и собственные имена им тако были, как видим у Славян князи и грады одного имени многое: яко Владимир, Юриев, Изяславл, Ростислав, Радегаст и проч.

О Гардорике же князе Стрыковский, стр. 53, из Базилика истории Атиллевой в теж времена сказует Гордорика короля гепидов, пришедшего в помощь Атилле, о Гунигаре Дитмар и Адам Бременский сказуют, Хунигард отечество Гунов, но оной вместо Гунов горд неправо именовали Хунигард гл. 17, н. 46, гл. 27 и 29, а что они не возвратились, то известно, что Гуны в Венгрии и Германии остались.

12. — От моря до моря: разумеет море Балтийское — озеро Ладожское, которое море Руское именуемо гл. 17, н. 47, гл. 32, час. II, н. 74.

13. — Грады по именам: видимо, Изборск во имя Избора, который у сармат Кунигард и Шуя именован. Владимир во области Псковской ныне село Владимирец, где древний вал видим и в древних писцовых книгах град или пригород именован.

Сие имя Владимир в Вандалии у вендов давно употребляемо, которые северные в Валдемар превращали, зри гл. 32. Столпосвята неизвестно, токмо два села знаемы: Столбово на реке Тихвине, где 1617 съезд послов был и мир со шведами заключен, другое на реке Тверце меж Вышнего Волочка и Торжка Столп именуемо, оба сия в области Новогородской; но есть ли при котором знак древнего града, не знаю.

Пред несколькими днями бывши у меня монах Ниловы пустыни, как я его спросил, почему оны Столбенский называется[70], то он мне сказал, что против острова онаго лежащий пригород Осташков древле от князя Столбов именован, а после княз Владимир Андреевич дав оны воеводе своему, преименовал Осташков.

14. — Адвинда княгиня: северные упоминают в Руссии короля Ендвинда, как Страленберг, стр. 95 из Дикмана сказует, король шведский Галдан женат был на дочери Енвинда короля Гордорихи[71], то может быть сын ее или свекор, как н. 30, 33 о перемене имен показано, так и здесь едино с другим сходно.

15. — Имена неведомы: видимо, что сей Иоаким и Нестор не так продерзы были имена смышлять как другие. Иоанн Магнус в истории Готической, когда не знал чим порядок королей дополнить, то взял из истории Мунгал или татар, и дела их купно с именами внес, как Страленберг, на стр. 45 обличил.

Мы видим, что под Гостомыслом некоторых государей имена у иностранных упоминаемы, как выше н. 14 Ендвинд в гл. 17, н. 63 и он; но когда и по ком, которы был, неизвестно, для того их в порядок внести, и дела их им вымысля приписать с честию историка не согласует, и лучше незнание свое признать, нежели ложью хвалиться.

16. — Песни древних, хотя они не таким порядком складываны, чтоб за историю принять было можно, однакож много можно в недостатке истории из оных нечто к изъяснению и в дополнку употребить, как видим Омера[72] песнями нечто в память оставившего.

Стрыковский в недостатке истории литовской сказывал, что из песен брал. Я прежде у скоморохов песни старинные о князе Владимире слыхал, в которых жен его именами, також о славных людех Илье Муромце, Алексие Поповиче, Соловье разбойнике, Долке Стефановиче (следует «Дюке»; наборщик прочитал «Долке». — С.Л.) и проч. упоминают, и дела их прославляют, и в истории весьма мало или ничего; в пример сему о Путяте н. 45 я из песни изъяснил, но я жалею, что ныне таких песен списать не достал.

17. — Сие есть достопамятное изъяснение, что Бярмия, или Корелия тогда об реку Кимень Финляндией или Варягами граничила.

18. — Бярмы град: у Русских Кореля[73], у финнов Кексголм, то есть на дву островах. Баер[74] мнит, что у Норманских Голмогардия или островная область именована, гл. 17, п. 40, 55.

19. — О дани Варягам Нестор кратко воспомянул, что Баера привело во мнение, якобы сии Варяги Нордманы Норвежские или Датские государи Русью владели, но здесь точно показано, что финские, гл. 32. н. а Гостомысл отъехал в Кексголм н. 18.

20. — Выбор град, по обстоятельству разуметь должно Выборг, токмо онаго нигде в Русской истории до 15 столетия не упоминается; по истории шведской сказуют, что в 14 столетии построен, и сие имя Выборг их языка почитают; еще есть град Выборг в пределе Псковском на реке Сороти от Пскова к Лукам Великим по пути девяносто верст: Иоаким же может сие говорит о Выборге, которой по строении разорен был, а после на том же месте построен, а оное древнее звание возобновлено, ибо мы многие примеры имеем, что древних разоренных градов пустые места имена сохраняют.

21. — Дочери Гостомысловы за кого были отданы, точно не показано, но ниже видимо, что большая была за Изборским, от которой Ольга княгиня, другая мать Рюрикова, а третией неизвестно: Нестор сказует н. 57, что Рюрик убил Славенского князя Вадима, что в народе смятение зделало; может, сей також-де внук Гостомыслу большой дочери сын был, который большее право к наследству имел, и для того убит.

22. — В Колмограде возшед на высокая: здесь видимо, что сей град был, где ныне село Бронницы, и холм оны за святость великую почитан, о котором гл. 29. н. 32. Вещуны же именуемы волхви, у восточных маги, и видно, что тут ответы богов или оракулы давались, как ниже н. 23. у Грек и Египтян, где оные обманы по Геродоту начало возъимели; ответы давались чрез женщин, которых Пифиа именовали, но те ответы попы[75], и более вершами двомненными сочиняли, о чем Далий, а по нем Фонтенель обстоятельно описал, для сего мню короли северные в Колмогард приежжали.

23. — Ответы у Зимеголов: разумеет Курляндию, где тако прославляемо было гл. 17. н. 24. Но сие довольно всем известно, что сии оракулы или богов через вещунов и пустосвятов ответы и пророчества сущие суть суеверным и несмысленным обманы, как Далий о Греческих и Египетских оракулах описал, а негде Христианские в пример приводит, иногда же ответы и цровещания по обстоятельству произшествия долго спустя складывали, как о сновидении показано.

24. — Сновидение сие точно показует на мать Рюрикову. Таковых вымышленных после предзнаменований и провещаний у древних немало находится, особливо сему подобное вижу у Геродота виденное Астиагом королем Мидийским о Кире Великом и пр. Сие же может Гостомысл, любя сию среднюю дочь, для успокоения противных рассуждений в народе о сыне большой дочери, вымыслил, яко Божеским откровением его определение утвердить, или после кто-либо вымыслил, как нам таких вымыслов от суеверных пустосвятов, льстецов и лицемеров слыхать нередко случалось, каковых мог бы я много с довольным доказательством привести, да едино токмо вспомяну, которое многим ведано, а никому в обиду быть не может.

Двор царицы Праскевы Федоровны от набожности был госпиталь на уродов, юродов, ханжей и шалунов: между многими такими был знатен Тимофей Архипович сумазбродной поддъячей, которого за святого и пророка суеверцы почитали, да не токмо при нем как после его предсказания вымыслили: он императрице Анне, как была царевною, провещал быть монахинею, и назвал ее Анфисою, царевне Праскевии быть за королем и детей много иметь, а после, как Анна императрицею учинилась, сказывали, якобы он ей задолго корону провещал.

Другие как я отъежжал 1722 году другой раз в Сибирь к горным заводам, и приехал к царице прощение принять. Она, жалуя меня, спросила оного шалуна, скоро ли я возвращусь? Он как меня не любил за то, что я не был суеверен, и руки его не целовал, сказал: он руды много накопает, да и самого закопают.

Но сколько то право, то всякому видно. Какой был великой у безумных пророк Андреюшко, но сего не узнал, что его пытать будут, и зжечь за великую ересь и сквернодейства. Не упоминаю пустосвята Михайла в Васильевском саду жившего, который за плутовство и ересь распытан, и у баб в великом почтении был, Страбон в язычестве о пустосвятстве жен правду сказал, гл. 13. н. 5. Кому неизвестно вымышленное сновидение Густава Адольфа и пророчество о Карле XII, короле шведском, в котором слагатель весьма обманулся; ибо все не по его желанию окончалось.

25. — Титул князь, какого языка, не знаю, о чем гл. 42. Иоаким Греческим изъясняет правитель, а великий князь вышний правитель или царь или король; но сие последнее у Славян до Рюрика во употреблении не было. Рюрику нуждно было для различия от подвластных князей Великий приложить, и сей титул у нас было до Иоанна Великого, который стал писаться Повелитель или Император г. 45., но у нас несмысленные разности писцы в степенной и других часто подвластных князей великими равно как римских епископов и архиепископов в папы по смерти жаловали, которые тот час чести не имели, гл. 48.

26. — Рюрик Финляндией обладал выше н. 21. гл. 31.

27. — Урмания имеет быть область в Швеции, мню не оную ли Баер гл. 32. н. 13 Раумдалия именует, Нестор их между Варяги н. 45 положил.

28. — Ижора в вено: сей предел Ярослав I после княгине своей Ингегирдисе в вено отдал гл. 17. н. 34 и может от Ингоря Ингриа прозвана. вено за жен час. II. н. 188, гл. 19.

29. — Осколд: хотя Иоаким точно сыном Рюриковым его не именовал, но обстоятельство утверждает, ибо Киевляне не просили бы сына, естьли его не было: Ингор же тогда или не родился, или был в пеленках, и как Осколд был княгине Рюрикове пасынок, Сарматский Тирарь, то Нестор, не разумея сего слова, пременил в Дир и зделал из одного имени два, Осколд и Дир гл. 3. н. 10, час. II. н. 51, гл. 32. н. 13.

30. — Олег шурин Рюриков: у Нестора именован просто свойственик, в манускрипте раскольничьей вуй Ингорь, то есть брат материн, в прологе Маиа 11. дядя Ингор, что значит брата отцева: но сие не согласно, паче же днесь положенное правильнее. По сему видно, что сочинитель жития Ольгина Иоакимову историю читал, да басню о ее роде и браке искрасил: зде же имя матери Ингоревы Ефанда, а после тем же жена Улеба сына его, час П. н. 102 именована. Может, Ингор от любви во имя матери своея назвал н. 34. имя же Нордманское есть.

31. — Блаженный Осколд: в гл. 3. н. 10. показано, что он был крещен, и видно, что Иоаким крещение его описал, но оное утрачено, как выше н. 29 показано, и для того блаженным именован.

32. — Церковь стояла: Иоаким в том разуме говорит, что уже Святославом была разорена, а Нестор сказует, что по погребении над гробом построена, почему видимо, что ему по крещении имя дано Николай, час. II. н. 61.

33. — Олга от рода Гостомысла: иностранные сказуют ея дочь Гостомыслова, час. II. н. 43. 58, 76. и в пролог Маиа 2, неистовая ошибка, что крестьянкою и на реке перевощицею сказано, что и Нестор противоречит, говоря, Олег же приведе Ингорю жену от Изборска, следственно Олег избрал, а не Ингорь собою женился; к тому видим, что все князи и прежде и после женились на дочерях княжеских, а на крестьянках ни единого: в Прологе же Славянское имя Прекраса превратил в прилагательное прекрасная, которую Олег от любви преименовал ея в свое имя Олга, а при крещении Елена как то н. 14. и 30. о равномерных применениях сказано.

34. — Имя Князю Древлянского в разных манускриптах Нестеровых и в степенных разно; но Стрыковский точно сие положил час. II. н. 123. По сему видно, что Стрыковский сию Иоакимову имел.

35. — О проповеди апостола Андрея в Киеве весьма правильнее, нежели у Нестора написал, что он, может, у Киевлян, или Болгар и Козар, слышал, или на письме видел, гл. 3. час. II. н. 17.

36. — Многие крестились: весьма вероятно, ибо прежде уже христиан в Киеве было много гл. 3. ч. II. н. 91. 118. паче же Олга как владетельная могла многих верных ей вельмож склонить, особливо бывшие с нею в Цареграде, о церкви же Софийской Нестор смятно написал.

37. — Святослава супружество с Венгерскою. Нигде не нахожу, чия дочь была, о помощи же от Венгерского войском, сребром и златом сам Святослав упомянул; Венгерские истории сего времени, которые я имел, темны и кратки. В сие же время знатен был Король их Рокс, и может его дочь или сестра, имя же ея у Нестора 105 Предслава славенское.

38. — Глеб: Нестор единого Владислава и Улеба в договоре с Греки н. 104 упомянул. Улеб же и Глеб часто заедино кладено, и сие Улеб северное, а Глеб испорченное, властно как из Ингор сократили Игор ч. II. н. 105.

39. — Горислава: У Нестора Рогнед и Рохмида, а после дополнитель н. 163. 383. именовал Горислава; первое Нормандское или северное, другое Славенское от обстоятельства ее любочестия дано.

40. — Ярополка склонность к христианству причина погибели его, и может по сему мощи его крестили час. II. н. 250. 249.

41. — О войне Владимира с Мечиславом или Мешком Нестор кратко упомянул: шед на Ляхы, зая[76] грады Червенские н. 154. Польские сих времен историков не имели, и брали из Руских как Стрыковский говорит, они сию троекратную победу согласно кладут, а о положении дани не воспоминают, но токмо мир тяжкий учинил. Сие паки утверждает, что сия история им известна была н. 34.

42. — Крещение Владимирове: Иоаким ли, или списыватель так кратко, а Нестор пространно, но нечто (sic!) баснословно описал, а к тому и о месте крещения сумнительно час. II. н. 174. 190 у Нестора же о Греческой принцессе Анне, которую здесь н. 37 видится правильнее Болгарскую разумеет, час. II. 153. 172. 178.

43. — Епископов пришествие в Русь Нестор после митрополита три годы положил, в том числе и сей Иоаким, как выше н. 2. показано, может быть, что они вместе с митрополитом пришли, да в епархии после определены, о чем гл. 48 и час. II. н. 198.

44. — Сие ни о ком ином кроме Иоакима Епископа разуметь не можно, яко Нестор сказует: Иоаким послан был в Новград с Добрынею, не упоминая Путяты, ни обстоятельств крещения. В Крекшина манускрипте обстоятельства с противностью Новогородцев нечто сему согласно, но кратко и баснословно о идоле Перуне описано, якобы когда оны ломали и тащили, рыдал и противился, а в Ростовской еще прибавлено, якобы Перун палицу, имевшую в руке его на мост бросил, сказав, что торговцы с горожаны всегда будут драться; в Степенной[77] сия басня расположена и к наказанию их Иоанном вторым соглашена час. II. н. 581, что можно в пример суеверным иметь, которые таким нечувственным вещам провещания вымышляют или верят н. 2.

45. — О Путяте нигде Нестор не упомянул, но есть Путят, токмо иной, в песнях старинных о увеселениях Владимира тако поют: против двора Путятина, против терема Зыбатина, старого Путяти темной лес; из чего можно видеть, что знатный муж был. Тысецкой же чин был над всеми войски яко фельдмаршал час. II. н. 390.

46. — Кресты на шею класть нигде у христиан, кроме Руси нас не употреблено, но кто узаконил, нигде не нахожу. Некоторые сказывают, якобы Владимир, иные о Булгарех, токмо в Болгарии не употребляют; и так мню, что Иоаким начал, а Владимир во все государство определил, чтобы кто крещения не отлыгался.

47. — Жены Владимира весьма иначе описаны, и у Нестора велика погрешность, что он при крещении детей двенадцать сынов написал, чему быть не можно: ибо по малой мере Борис и Глеб не родились, хотя бы они двойни были; о женах же во-первых Олову, княжну Варяжскую, мать Вышеславлю, Нестор не токмо не упомянул, но Вышеслава сына Рогнедина сказал, что в летех рождения и крещения согласить трудно, как я о летех Ярослава показал час. II. н. 150. 156.

Предслава бывшая супруга Ярополка. Нестор (кроме числа ничего имени не объявя) именует Грекиня, а после упоминает сельцо Предславино н. 162. Адиля (князя) у Нестора Чешкая, и мню имя Германское, Аделгейд или изящество испорчено. Анну царевну Нестор сказует Греческую, что в великом сумнении и погрешности час. II. н. 184. Бориса же и Глеба он положил от Болгарины, а от царевны Анны никого не показал н. 163, а сей царевну Анну сказует мать Бориса и Глеба, то мню, конечно, сия царевна была Болгарская, а Василию и Константину сестра внучатая, как н. 163 сказано, а о прочих так многих женах и наложницах Нестор кроме числа ничего не написал.

Стрыковский, согласно с сим сказует, что с сыновьями отпущены, а прочие выданы за знатных, и оному быть весьма нужно.

48. — Сие сказание хотя есть краткая выписка, а к тому из чего взято, то поврежденное и неполное, однакож ко изъяснению древности и Несторова темного сказания много служит, доколе полнейшая тех времен история сыскаться может, чрез что бы многия остающияся темности изъяснить и пополнить, что мню Святейшему Синоду весьма нетрудно, естьли повелит во всех монастырях всякие древния письменныя книги, тетради, грамоты и прочая обстоятельно описать и под именем Русской библиотеки напечатать, чтобы желающие в истории церковной и гражданской трудиться могли знать, где что сыскать могут, что и монастырям немалой доход и пользу принесет».

На этом примечания Татищева заканчиваются.

Перейдем теперь к анализу содержания Иоакимовской, вернее, Псевдоиоакимовской летописи, оговорившись, что содержание ее настолько богато и интересно, что рассмотреть ее сразу во всех деталях невозможно. Мы ограничимся только общим анализом ее, как исторически достоверного источника.

Наш анализ мы начнем с событий, связанных с крещением новгородцев, ибо эта часть летописи бесспорно принадлежит самому Иоакиму (Псевдоиоаким местами просто переписывает ее слово в слово), и в достоверности рассказа сомневаться не приходится, — настолько он насыщен реальными подробностями и логичен.

Рассказ настолько жив, что повествователь (сам Иоаким) переходит с третьего лица на первое и говорит: «мы же стояхом на торговой стране, ходихом по торжищам и улицам, учахом люди елико можахом…» Ясно, что «мы» — это духовные лица, приехавшие с Добрыней крестить новгородцев.

Согласно Иоакиму, Владимир Великий получил из Царьграда, как он просил, митрополита Михаила, родом болгарина, четырех епископов и много священников, диаконов и певчих, славян по национальности, т. е. людей, могущих разъяснять народу сущность новой религии, и до известной степени быть примером для всех других славян.

Епископы были посажены в Ростове, Новгороде, Владимире и Белгороде[78]. Из этих центров началось крещение Руси. Духовные лица, в сопровождении сановников Владимира и подкрепленные войском, стали крестить «сотнями» и «тысячами». Население роптало, но не смело отказываться от крещения («воев ради», т. е. боясь войска), добавлено, что тех, кто отказывался, воины тащили силой (не без подзатыльников, конечно).

Судя по тому, что в войске Добрыни оказалось самое малое 500 ростовцев, можно думать, что Добрыня пришел крестить новгородцев не прямо из Киева, а через Ростов, откуда он, предвидя сопротивление новгородцев и взял военное подкрепление.

Новгородцы же, узнавши, что Добрыня идет крестить и их, собрали вече и поклялись не допустить уничтожения идолов, они вооружились, разметали мост, соединявший обе части города, поставили катапульты с каменьями наготове в предвидении того, что Путята попытается перейти с войском в этом месте. Увещаний Добрыни они и слушать не хотели, Богомил Соловей, главный языческий жрец, достаточно настроил их против крещения. Иоаким с другими духовными были на Торговой стороне, под прикрытием войск Путяты. В результате их уговоров за два дня они крестили всего несколько сотен — этого было явно слишком мало.

На противоположной стороне всё кипело: тысяцкий новгородский Угоняй, «ездя всюду вопил, — лучше нам помрети, неже боги наши дати на поругание». Жену Добрыни и нескольких его родственников, находившихся на той стороне, новгородцы убили, а дом его разграбили.

Брать Новгород в лоб, через мост, означало огромные потери, поэтому Путята, руководивший войском Владимира, пустился на хитрость: ночью с 500 ростовцев он тихонько переехал выше города и зашел в тыл. Новгородцы приняли этих воинов за своих.

Войдя в город, Путята захватил Угоняя и несколько других видных руководителей восставших и отправил их на другую сторону к Добрыне.

Узнавши о происшедшем, новгородцы в количестве до 5000 окружили отряд Путяты, и начался отчаянный бой. Церковь Преображения была разметана (интересно указание на существование христианской церкви в Новгороде еще до крещения Руси), а дома христиан разграблены. На рассвете, однако, Добрыня подоспел Путяте на помощь со всем войском.

Но и тут пришлось пуститься на хитрость: он велел зажечь несколько домов около берега, бойцы бросились тушить пожар и бой сам собой прекратился. Тогда мятежники выслали своих вожаков просить у Добрыни мира.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.