Начало державного пути

Начало державного пути

Молодой князь, захватив киевский стол, оказался в сложной ситуации: необходимо было решать многочисленные вопросы, касающиеся внутренней и внешней политики государства. Ему в целом удавалось их успешно разрешать благодаря тому, что рядом находились талантливые воспитатели и наставники: Добрыня, воеводы Путята и Волчий Хвост, бояре Вратислав и Чудин, а также ряд племенных вождей и городских старейшин. Опираясь на их опыт и талант, Владимир и его дядя смогли определить главные принципы и направления своей внутренней и внешней политики.

Набирается ума, опыта, мужает и сам молодой князь. Он остепеняется, начинает строить планы создания мощного государства с центром в Киеве. Но все это придет со временем.

Поначалу Владимир очень напоминает своего отца, язычника Святослава. Летописец пишет: «После убийства Ярополка взял Владимир к себе жену Ярополка гречанку, бывшею ранее монахиней, которую Святослав взял в плен и, за красоту ее лица, выдал замуж за Ярополка. Она в то время была беременна и вскоре родила сына, злого и беззаконного Святополка, от греховного ложа не может благочестивый родиться; во-первых, была черница; во-вторых, прелюбодействовал с ней Владимир не по браку и осквернил семя брата своего. Поэтому Святополк был прелюбоденый сын от двух отцов, Ярополка и от Владимира, и Владимир его не любил». (На самом деле Владимир относился к Святополку так же, как и к другим сыновьям.) Одновременно в Киев прибыла и Рогнеда. Ее Владимир поселил в селе Предславино. Летописец ярко рисует отношение Владимира к женщинам в целом: «Был же Владимир побежден вожделением, и вот какие были у него жены: Рогнеда, которую поселил на Лыбеди, где ныне сельцо Предславино, от нее имел четырех сыновей: Изяслава, Мстислава, Ярослава, Всеволода и двух дочерей (на самом деле Ярослав второй сын). От гречанки имел он Святополка, от чехини – Вышеслава, а еще от одной жены – Святослава и Мстислава, а от болгарыни – Бориса и Глеба, а наложниц было у него триста в Вышгороде, триста в Белгороде и двести на Берестове, в сельце, которое сейчас называют Берестовое. И был он ненасытен в блуде, приводя к себе замужних женщин и расстляя девиц. Был он такой же женолюбец, как и Соломон, ибо говорят, что у Соломона было семьсот жен и триста наложниц». Многоженство мужа-язычника не смогла стерпеть Рогнеда. И однажды, когда Владимир, посетивший ее в загородном селе, заснул в опочивальне крепким сном, Рогнеда решила убить мужа. В то время, когда Рогнеда была уже готова нанести удар ножом, Владимир проснулся и схватил жену за руку. Напомнив мужу о жестокой смерти отца и братьев, отчаявшаяся Рогнеда, проливая слезы, начала жаловаться ему, что он ее давно не любит, как не любит и их сына, Изяслава. Владимир решил собственноручно казнить преступницу Он велел ей надеть брачное платье, все украшения, сесть на богатое ложе в светлой комнате и ожидать своей смерти. «И когда, – пишет летописец, – гневный муж и судья вступили в сию храмину… тогда юный Изяслав, наученный Рогнедою, подал ему меч обнаженный и сказал: "Ты не один, о родитель мой! сын будет свидетелем"». Владимир бросил меч на землю и сказал сыну: «Кто знал, что ты здесь». После этого он удалился, собрал бояр и просил их совета, как поступить дальше. «Государь! – сказали они, – прости виновную для этого младенца и дай им в удел бывшую волость отца ее». Владимир согласился с этим предложением. Он построил в Полоцкой земле новый город, назвал его Изяславлем [место недалеко от Минска] и отправил туда мать и сына. Полоцкая земля в дальнейшем находилась на особом, обособленном от Киева положении.

Судьба Рогнеды, описанная летописцем, волновала воображение многих поэтов, художников, композиторов. Художник Н. Медведев написал великолепную картину «Владимир и Рогнеда». Композитор А. Н. Серов создал оперу «Рогнеда», а поэт-декабрист Кондратий Рылеев одноименную драму в стихах. В ней раскрываются не только образы героев, но и психология семейных взаимоотношений того периода времени.

При стуках чаш боян поет,

Вновь тешет князя и дружину…

Но кончен пир – и князь идет

В великолепную одрину.

Сняв меч, висевший при бедре,

И вороненые кольчуги,

Он засыпает на одре,

В объятьях молодой супруги…

Князь спит спокойно… Тихо встав,

Рогнеда светоч зажигает

И в страхе, вся затрепетав,

Меч тяжкий со стены снимает…

Идет… стоит… ступила…

Едва дыханье переводит…

В ней то кипит, то стынет кровь…

Но вот… к одру она подходит…

Уж поднят меч!.. Вдруг грянул гром,

Потрясся терем озаренный —

И князь, объятый крепким сном,

Воспрянул, треском пробужденный —

И пред собой Рогнеду зрит…

Ее глаза огнем пылают…

Подъятый меч и грозный вид

Преступницу изобличают…

Меч выхватив, ей князь вскричал:

– На что дерзнула в исступленьи?..

– На то, что мне повелевал

Ужасный Чернобог – на мщенье!

– Но долг супруги? Но любовь?..

– Любовь! к кому?. к тебе, губитель…

Забыл, во мне чья льется кровь,

Забыл ты, кем убит родитель!..

Опустим монолог Рогнеды, в котором подробно излагаются все обиды, нанесенные ей Владимиром. Важны последние слова:

С какою жадностию я

На брызжущую кровь глядела,

С каким восторгом бы тебя,

Тиран, угасшего узрела!..

В ответ от князя следует жестокий приговор:

Супруг, слова прервав ея,

В одрину стражу призывает.

«Ждет смерть, преступница, тебя!» —

Пылая гневом, восклицает.

«С зарей готова к казне будь!

Сей брачный одр пусть будет плаха!

На нем пронжу твою я грудь

Без сожаления и страха!»

Но, как нам известно, казнь не состоялась. В события вмешался сын Изяслав.

И вот денница занялась,

Сверкнул сквозь окна луч багровый —

И входит с витязями князь

В одрину, гневный и суровый.

«Подайте меч!» – воскликнул он.

И раздалось везде рыданье.

«Пусть каждого страшит закон!

Злодейство примет воздаянье!»

И быстро в храмину вбежал:

«Вот меч! Коль не отец ты ныне,

Убей!» – вещает Изяслав.

«Убей, жестокий, мать при сыне!»

Как громом неба поражен,

Стоит Владимир и трепещет,

То в ужасе на сына он,

То на Рогнеду взоры мещет…

Речь замирает на устах,

Сперлось дыханье, сердце бьется,

Трепещет он, в его костях

И лютый хлад, и пламя льется,

В душе кипит борьба страстей:

И милосердие, и мщенье…

Но вдруг, с слезами из очей —

Из сердца вырвалось: «Прощенье!»

Вспомнив эти интересные предания, повествующие о взаимоотношениях Владимира и Рогнеды, попробуем определить последовательность рождения его сыновей, поскольку летописец местами противоречит сам себе. Поставим под сомнение и дату летописи – 988-й или 989 г., под которой повествуется о разделении Владимиром земли между его 12 сыновьями. Никифоровская летопись, В. Н. Татищев, Н. М. Карамзин дают цифру 10, С. М. Соловьев – 11, а родословная Екатерины II – 13 сыновей. Остановимся на данных Новгородской и Киевской летописей: «И просветился Владимир сам, и сыновья его, и земля его. Было у него двенадцать сыновей: Вышеслав, Изяслав, Ярослав, Святополк, Всеволод, Святослав, Мстислав, Борис, Глеб, Станислав, Позвизд, Судислав». Здесь первая закавыка. Как у Владимира могли родиться к этому времени Борис и Глеб, которые названы детьми царевны Анны, ставшей женой Владимира только в 989 г., после взятия им Корсуни? А поскольку летопись везде говорит о том, что Глеб – младший брат Бориса, то он не мог быть его близнецом и родился после него. Следовательно, Борис мог родиться в 990-м или 991 г., а Глеб – на год позже. Летописец расположил Станислава, Позвизда и Судислава после Глеба, следовательно, они могли родиться не раньше 992–995 гг. Тогда мы можем предположить, что Владимир дважды производил разделение земли. Первый раз это произошло не раньше 997 г., когда Владимир «в Новгороде оставил Вышеслава». Возможно, в тот же год он посадил «Изяслава в Полоцке, Святополка в Турове, а Ярослава в Ростове». Второе разделение земли между всеми живыми на тот момент сыновьями произошло не ранее 1010 г., года смерти Вышеслава. «Преставился в Новгороде Вышеслав, сын Владимира, – записывает летописец. – И дал Владимир Новгород Ярославу, а Борису Ростов, Ярослава вотчину, Глебу, брату его, Муром, вотчину Борисову, поскольку он неотлучно находился при отце, Святослава посадил в Древлянской земле, Всеволода во Владимире-Волынском, Мстислава в Тмутаракани, Станислава в Смоленске, а Судислава в Пскове». К этому времени, после смерти Изяслава в 1002 г., в Полоцке княжили его наследники.

В этой схеме старшинство Ярослава, который получил Новгород и тем самым опередил Святополка, позволяет подтвердить свидетельство Хроники Титмара Мерзебугргского. Автор указывает, что Владимир в это время гневался на Святополка и последний даже находился в заключении.

Установив старшинство среди сыновей Владимира, попробуем разобраться и с их матерями. Вышеслав, как старший по списку, должен был родиться раньше Изяслава. Первый ребенок от Рогнеды – Изяслав. Значит, Вышеслав должен был родиться от какой-то другой, первой жены Владимира. Такой брак мог быть заключен или в Новгороде, или во время пребывания Владимира в Скандинавии, когда ему было лет восемнадцать. Подтверждает такое предположение Иоакимовская летопись – в ней говорится, что матерью Вышеслава была варяжская княжна Олова. Затем следуют Рогнеда и гречанка, мать Святополка. Матерью Всеволода исследователи считают также Рогнеду. Матерью Святослава Иоакимовская летопись называет Малфриду. О ней упоминает и Начальная летопись, говоря, что она умерла в 1002 г. Некоторые споры среди исследователей вызывает определение матери Мстислава, в будущем князя Тмутаракани. Одни считают, что он был третьим, другие – четвертым сыном Рогнеды. Однако Иоакимовская летопись матерью Мстислава и Станислава называет Адель. Не вызывает сомнения, что матерью Бориса и Глеба являлась греческая (некоторые летописи называют ее болгарской) царевна Анна. Поскольку Борис и Глеб рождены в христианском браке, вероятно, по этой причине Владимир и «любил Бориса больше других». Ничего не говорят летописи о матери Позвизда и Судислава.

После смерти Владимира в 1015 г. судьба его десяти сыновей сложилась по-разному. Летопись повествует, что еще в 1014 г., «когда Ярослав был в Новгороде, давал он по условию в Киев две тысячи гривен от года до года, а тысячу раздавал в Новгороде дружине. И так давали все новгородские посадники, а Ярослав не давал этого в Киев отцу своему. И сказал Владимир: «Расчищайте пути и мостите мосты», ибо хотел идти войною на Ярослава, на сына своего, но разболелся». Следует думать, что сын перестал платить отцу ежегодную дань, и отец решил его проучить. Но в следующем году Владимир умер, не осуществив задуманного похода. Его смерть завязала интригу которую и по сей день пытаются разрешить многие исследователи. На Руси разгорелась жестокая братоубийственная война.

Русские летописи пишут, что виновником этой войны стал Святополк, который в день смерти Владимира находился в Киеве. Скандинавские саги обвиняют Ярослава. Историк С. М. Соловьев еще в XIX ст. высказал мысль, что Ярослав, при занятии киевского стола кем-либо из братьев, «не хотел быть посадником последнего в Новгороде и потому спешил объявить себя независимым». Оставим в стороне научные споры, а попытаемся восстановить хронологию событий.

Материалы русских летописей позволяют установить, что на начальном этапе борьбы в 1015–1020 гг. в ней принимают участие Святополк, Ярослав, Борис, Глеб, Святослав. Мстислав, князь Тмутаракани, вступит в борьбу с Ярославом позже. Об остальных братьях летописи речи не ведут, что позволяет думать о том, что они были пассивными наблюдателями тех бурных событий.

Обратимся к конкретным фактам, как их освещают русские летописи. «Когда Владимир собрался идти против Ярослава… то разболелся, [но] был у него в это время Борис. Между тем половцы [в это время] пошли походом на Русь». Нам представляется, что слухи о походе половцев исходили от Святополка. «Владимир послал против них Бориса, а сам сильно разболелся; в этой болезни и умер июля в пятнадцатый день. Умер он на Берестове, и утаили смерть его, так как Святополк был в Киеве». Он и захватил власть в Киеве. Однако особой уверенности он в это время не чувствовал.

С одной стороны, киевлянам известны были его «грехи», за которые при отце он находился в заключении; с другой – отцовская дружина находилась под командованием младшего брата Бориса. В такой ситуации у Святополка, возможно, и вызрел план устранения с политической арены своих братьев. Летописец сообщает: «Святополк сел в Киеве по смерти отца своего, и созвал киевлян, и стал давать им подарки. Они же брали, но сердце их не лежало к нему, потому что братья их были с Борисом». Когда Борису и его дружине стало известно о смерти Владимира, то дружина предложила князю: «Вот у тебя отцовская дружина и войско. Пойди, сядь в Киеве на отцовском столе». На это он ответил: «Не подниму руки на брата своего старшего: если и отец у меня умер, то пусть этот будет у меня вместо отца». Такой ответ молодого князя не понравился дружинникам, и они ушли от него. Святополк мог бы успокоиться. Сильнейший соперник на это время, он сам признал верховенство старшего брата. Но какие-то «подводные течения» и, возможно, советы тестя, польского короля Болеслава, подталкивали Святополка к более решительным действиям. Летописец, по крайней мере, конкретно указывает на эти действия: «Перебью всех своих братьев и стану один владеть Русскою землею». За короткое время по приказу Святополка умертвили Бориса, затем муромского князя Глеба и древлянского – Святослава.

Ярослав, когда получил – от своей сестры Предславы – известие о смерти отца и гибели братьев, стал готовиться к битве со Святополком.

Война между братьями шла около пяти лет. В ней принимали участие не только русские дружины, а и дружины варягов, населения северо-западных земель Руси, полки польского короля, полчища печенегов. В результате этой войны победу к концу 1019 г. одержал Ярослав, который и утвердился в Киеве. Однако в этом году он не стал еще единовластным правителем. В скором времени Ярославу придется вступить в сражение с младшим братом, тмутараканским князем Мстиславом. В том сражении Ярослав потерпит поражение. Киевскую Русь братья разделят между собой по течению Днепра. И только в 1036 г., после смерти Мстислава, Ярослав станет единовластным правителем Киевской земли.

А где же были другие, младшие братья? О Позвизде говорит только Густынская летопись. Автор указывает, что Владимир дал ему какое-то княжение на Волыни, и все. Станислав получил Смоленск. В братоубийственную войну не вмешивался, умер, предположительно, в 1036 г. Судислав в 1010 г. получил в правление Псковскую землю и находился там до 1036 г. В братоубийственную войну тоже не вмешивался. Однако после смерти Мстислава Тмутараканского Ярослав Мудрый «…всади… брата Судислава в поруб, оклеветан к нему», т. е. Судислава кто-то оклеветал. Можно предположить, что Ярослав Мудрый испугался новой братоубийственной войны и таким способом устранил своего противника. Судислав просидел в темнице почти 23 года. Лишь в 1059 г. о нем вспомнили племянники – дети Ярослава Мудрого. Они выпустили из тюрьмы своего дядю, совсем дряхлого старика, уже не опасного еще и потому, что у него не было детей. Однако с него на всякий случай взяли клятву, что он не будет отстаивать свои наследственные права. Судислав Владимирович сразу же постригся в монахи в киевском монастыре Св. Георгия, где и скончался в 1063 г.

За семейными делами князь не забывал и о делах государственных. Прежде всего следовало решить вопрос о дальнейшем пребывании в Киеве наемных варягов. От их жестокости и своеволия страдало местное население, поскольку они везде вели себя как завоеватели. Кроме того, за оказанную помощь в захвате Киева они стали требовать от Владимира уплаты дани, заявляя: «Этот город наш, мы его взяли, надлежит нам взять с города окуп по 2 гривны с человека». Но Владимир, боясь, что сбор денег вызовет гнев киевлян, упросил варягов немного подождать. Время шло, но денег не собирали. Варяги поняли, что князь их обманул, и тогда они стали упрашивать его отпустить их на службу в Византию. Владимир с удовольствием согласился отпустить варягов, но не всех. Толковых, храбрых и умных воинов он оставил на Руси, предоставив им в управление ряд городов и сел, а остальных отпустил в Царьград. От себя Владимир послал византийскому кесарю письмо, в котором писал, что идут к нему варяги, и советовал, «чтобы [царь] для их своевольства в городе их не держал, дабы не учинили зла, как они и в Киеве учинили, но разослал их раздельно, и назад не отпускал». Греческий кесарь выполнил просьбу русского князя.

Взамен варяжских дружин князь стал формировать русские полки по городам и всю свою жизнь не расставался со своей дружиной. Летопись указывает на то, что князь любил свою дружину и постоянно с ней советовался: «Каждое воскресенье решил он на дворе своем в гриднице устраивать пир, чтобы приходить туда боярам, и гридням, и сотским, и десятским, и лучшим мужам – и при князе и без князя. Бывало там множество мяса – говядины и дичины, – бывало в изобилии всякое яство. Когда же, бывало, подопьются, то начнут роптать на князя, говоря: «Горе головам нашим: дал он нам есть деревянными ложками, а не серебряными». Услышав это, Владимир повелел исковать серебряные ложки, сказав так: «Серебром и золотом не найду себе дружины, а с дружиною добуду серебро и золото, как дед мой и отец с дружиною доискались золота и серебра». Ибо Владимир любил дружину и с нею совещался об устройстве страны и о законах страны…» Именно эту русскую дружину и начал готовить князь к многочисленным походам. Походы эти почти не прерывались в течение 35 лет правления Владимира. По масштабам и расстояниям предпринимавшиеся походы превосходят аналогичные военные мероприятия всех русских князей того времени.

За скупыми строками летописи скрывается большая работа князя и его окружения по собиранию русских земель. Именно ко времени Владимира относится окончательное подчинение русскому князю племен, живших на восток от великого водного пути. Летописи повествуют, что в свое время Олег наложил дань на радимичей, а Святослав – на вятичей. Однако постоянное отсутствие Святослава в Киеве и междоусобие его сыновей, вероятно, позволило этим племенам обособиться и перестать платить дань Киеву. Неспокойно было и на западной границе. Поэтому Владимир со своими советниками в первые годы киевского правления решают нанести удары по этим территориям. Здесь князь выступает и как воин, и как дипломат, и как дальновидный политик.

Летопись сообщает, что свой первый поход Владимир совершает в 981 г. – на Польшу. «Пошел Владимир на поляков и захватил города их, Перемышль, Червен и другие города, которые и доныне под Русью». В том же году «победил Владимир и вятичей (жителей междуречья Оки и Волги) и возложил на них дань – с каждого плуга, как и отец его брал». Однако вятичи не захотели платить дань Владимиру и стали склонять к союзу против него печенегов. Это заставило Владимира вторично пойти на них, и он вновь одержал победу. После этого вятичи уже не позволяли себе противиться киевскому князю. В 984 г. «пошел Владимир на радимичей (племена, жившие в верхнем течении Днепра)», а перед собой послал воеводу прозванием Волчий Хвост; этот воевода встретил радимичей на реке Пищане и победил их; отчего, прибавляет летописец, «и дразнят русские радимичей, говоря: «Пищанцы волчьего хвоста бегают». Были же радимичи от рода ляхов, пришли и обосновались тут и платят дань Руси, повоз везут и доныне». В результате этих военных походов Киев стал господствовать не только над значительной территорией, но и над важнейшими торговыми путями по Днепру, Волхову, Оке, Верхней Волге, Западной Двине.

Кроме походов на славянские народы Владимир в это время совершает походы и на ближайших соседей. В 983 г. «пошел Владимир против ятвягов (жителей Побужья), и победил ятвягов, и взял их землю». Однако ятвяги, вероятно, не признавали полной своей зависимости от киевского князя. Их близость к границам соперников Руси – Польши, Чехии, Венгрии – позволяла им иногда проявлять свое стремление к самостоятельности. По крайней мере, летописи сообщают, что и потомки Владимира вели с ними продолжительные войны. Примерно в это же время русские дружины появляются и в Прибалтийских землях. В скандинавских сагах встречается упоминание о том, что один из скандинавских выходцев, находившийся в дружине Владимира, приходил от имени князя собирать дань с жителей Эстонии. Но нельзя точно установить, когда русские впервые наложили эту дань – при Владимире ли, т. е. при Добрыне, или раньше.

Чаще всего походы дружина Владимира совершала против болгар. Однако из летописи иногда бывает трудно определить, против каких – волжских или дунайских. Происхождение болгарского государства на Дунае имеет свою богатую историю. По свидетельству источников, в 70-х годах VII в. на территории Семи славянских племен вторглись из южной Бессарабии протоболгары (кочевая тюрская народность, впервые упоминаемая в IV в.). Во главе государства, получившего название Болгария, стал предводитель протоболгар хан Аспарух (Исперих). Постепенно болгары ассимилировались славянским населением. В X в. на территории Болгарии получили значительное развитие земледелие, ремесло, торговля, культура. Богатство болгарских городов Плиски, Преславы, Средеца, Пловдива, Преславца-на-Дунае привлекали правителей соседних государств, которые организовывали военные походы на эти территории. Как уже упоминалось, именно в Переяславец-на-Дунае желал перенести свою столицу отец Владимира князь Святослав, поскольку там «середина земли моей, туда стекаются все блага: из Греческой земли – золото, паволоки (ткани), вина, различные плоды, от чехов и угров (венгров) серебро и кони, из Руси же меха и воск, мед и рабы». Однако Святослав не смог осуществить своего желания. Как уже упоминалось, в битве с византийским императором Цимисхием (972 г.) он потерпел поражение и вынужден был уйти.

Примерно в этот же период шло формирование болгарского государства в Среднем Поволжье и Прикамье. До X в. болгарские племена подчинялись Хазарскому каганату (царству). В 922 г. хан города Болгара (на Волге) Альмас начал объединять болгарские племена. В борьбе с хазарами и внутренними противниками он опирался на поддержку арабов и принял мусульманство. После разгрома Хазарии (965 г.) князем Святославом Игоревичем волжские болгары полностью освободились от подчинения хазарам. Здесь, как и у болгар на Дунае, развились земледелие, ремесло, торговля. Волжские болгары заняли сердцевину древнейшего Волжского торгового пути, связывающего Восточную Европу с Востоком. Болгары активно торговали с арабским халифатом, Византией и Русью. Города Волжской Болгарии превратились в крупные торговые и ремесленные центры. Болгары вывозили хлеб, меха, рабов, ремесленные изделия; ввозили среднеазиатские, закавказские, русские товары. Вероятно, они препятствовали торговле русских купцов со странами Востока. Кроме того, вооруженные дружины болгарских феодалов совершали грабительские набеги на северо-восточные русские земли. Все это в комплексе и заставляло киевских князей совершать ответные походы на эти государства.

Вероятнее всего, такие походы состоялись против тех и других, но позднейшие летописцы по причине одинакового названия смешали их. Например, в летописи под 987 г. содержится первое известие о походе Владимира против болгар: «Пошел Владимир на болгар в ладьях с дядею своим Добрынею, а торков (тюркские кочевые племена, южные соседи Руси) привел берегом на конях; и победил болгар». За краткостью сообщения летописи чувствуется серьезная подготовка русских дружин к этому походу, против, как оказывается, Волжской Болгарии.

Подготовка к походу началась ранней весной, как только Днепр и Десна очистились ото льда. У Вышгорода, стоявшего у слияния Десны с Днепром, собралось со всех ближних и дальних рек значительное количество ладей и однодревков. По обе стороны реки выстроились отряды конников, состоящих из торков и, возможно, русских. Наконец, на большом корабле подняли княжеский стяг, и вся флотилия двинулась к устью Десны. По обоим берегам двигалась конница. По Десне предстояло пройти путь длиной около тысячи километров. В Чернигове войско сделало первую остановку. Следующий привал устроили в Новгороде-Северском. Скоро миновали земли радимичей, тянувшиеся вплоть до того самого урочища Девяти дубов, где, согласно легенде, таился свирепый Соловей-разбойник.

Почти тысячекилометровый путь по Десне заканчивался выше впадения в нее Сейма, где она становилась вдвое у?же. Надо было войти в ее приток, называемый Болвой, и по нему проплыть до тех мест, откуда начинался волок к Жиздре и Оке. Через несколько дней по волоку перебросили весь речной флот в Жиздру и вскоре оказались в водах Оки. Быстрые воды этой реки понесли флот к великой Волге. Вскоре войско, миновав земли вятичей и других племен, достигло территории Волжской Болгарии.

Как мы отмечали выше, летопись сообщила, что Владимир победил болгар. Однако не совсем ясно, что же дала эта победа. Обычно об успехе в военных делах судили по количеству захваченных трофеев и всякой другой добычи, а также по числу взятых в плен людей, которых превращали в боярских рабов или холопов, либо продавали на невольничьих рынках. На этот раз все обстояло иначе. Когда Добрыня осмотрел население занятого города (т. е. пленных), то сказал Владимиру: «Осмотрел [я] пленных колодников: все они в сапогах. Эти дани нам не [будут] давать – пойдем, поищем себе лапотников». «И заключил Владимир мир с болгарами, – продолжает летопись, – и клятву дали друг другу, и сказали болгары: «Тогда не будет между нами мира, когда камень станет плавать, а хмель – тонуть». И вернулся Владимир в Киев».

Свою версию этого похода еще в XVIII столетии высказал историк В. Н. Татищев. Исследователь считает, что этот поход состоялся против дунайских болгар и сербов, и вызван он был какими-то нарушениями прав русских, находившихся в Болгарии: «Владимир, – пишет В. Н. Татищев, – собрал войско великое и Добрыню, дядю своего, призвал с новгородцами, пошел на болгар и сербов в ладьях по Днепру, а конные войска русских, торков, волынян и червенских послал прямо в землю Болгарскую, объявив им многие их нарушения договоров отца и брата». Владимир, подойдя к границе с болгарами, потребовал платы за нанесенные русским обиды. Но «болгары же, не хотя платить оного [вознаграждения], объединились с сербами против него. Но в жестоком сражении победил Владимир болгар и сербов, захватил земли их. Однако по просьбе их заключил мир с ними и возвратился со славою в Киев, откуп раздал воинам и отпустил их по домам». Что ж, оставим в стороне споры о том, на какую Болгарию ходил Владимир. Для нас важнее другое: Владимир здесь выступил как защитник русских людей, находящихся за границей, и наказал виновных. Интересно и сообщение летописи о том, что дружина Владимира пошла на болгар в ладьях, а торки шли на конях берегом. Из этого видно, что русские предпочитали лодки коням и что конницу в княжеском войске составляли пограничные степные народы. Эта запись летописи позволяет предположить, что русские князья успели наложить дань и привести в зависимость только те славянские и финские племена, которые до сего времени сохраняли патриархальный образ жизни и не были объединены между собой. Таких людей и называли лапотниками. Народы, которые находились на более высокой стадии развития, покорить было гораздо сложнее. Этим и можно объяснить слова, сказанные Добрыней: «Эти нам давать дани не будут». Под 994 г. летописец вновь кратко записал: «Владимир ходил паки на болгары и много победил их, много земли разорил и возвратился в Киев». Под 1000 г. летописец точно указывает, что Владимир «весною паки, собрал войско, пошел на болгар и, взяв Переяславец, в оном пребывал до тех пор, пока не подписал мир». Как мы помним, в свое время отец Владимира Святослав желал в Переяславец-на-Дунае перенести столицу своего государства. Вслед за этим сообщением летопись вновь сообщает об удачных походах против болгар. Можно предположить, что в данном случае речь идет о волжских болгарах, поскольку в 1006 г. «Прислали болгары [волжские] [на Русь] послов с богатыми дарами, чтобы Владимир позволил им в городах по Волге и Оке торговать без опасения». Владимир дал им «во все города печати, чтобы они везде и всем вольно торговали». Правда, болгарским купцам позволено было продавать свои товары только по городам и только русским купцам. Покупать русские товары они также могли только у русских купцов. «А по селам [болгарам] не ездить, – говорится в документе, – и с княжескими чиновниками [тиунами, вирниками, огнищанами] и смердами [крестьянами] не торговать, и от них ничего не покупать». Одновременно свободу торговой деятельности, без каких бы то ни было ограничений, на территории Болгарии получали русские купцы. Для этого им достаточно было представить печати от княжеских наместников. Кроме того, этот договор позволял русским купцам беспрепятственно пользоваться старинным Волжским торговым путем.

Ко времени Владимира относится и первое столкновение Руси с западными славянскими государствами. На время правления Владимира на Руси припадает могущество Чехии и начинается возвышение польского государства. Польские князья из династии Пястов стремятся расширить свои владения на Западе и Востоке. Однако, стремясь увеличить свои владения на Западе, польские князья столкнулись здесь с интересами немецких императоров, которые также старались расширить свои владения за счет славян, живших по реке Эльбе. Четвертый Пяст, Мечислав, или Мешко, в 60-х годах X в. был вассалом императора и платил ему дань. В 965 г. Мечислав женился на Дубровке, дочери чешского князя Болеслава I, и, уступая ее настойчивости, принял христианство. Однако православная церковь в Чехии в это время приходила в упадок и не могла получить распространения в Польше. Это заставляло польского князя идти на более тесный союз с Западом, с Германской империей, так называемой Священной Римской империей германской нации. В Познани учреждается епископская кафедра для Польши, которая находилась в подчинении Магдебургского архиепископа. Второй брак Мечислава с Одой, дочерью немецкого маркграфа Дитриха, еще более укрепил немецкое влияние в Польше. Тесная связь польского князя с католической церковью и империей открывала пути для продвижения католичества на Север и Восток, лишала славян северных земель возможности сохранить свою независимость от немецкого влияния. Теперь польский князь в союзе с немцами-католиками начинает наступательные походы против своих, как тогда считали, языческих соплеменников. При Мечиславе начинаются и первые вооруженные столкновения Польши с Русью. Выше мы уже упоминали, что в 981 г. Владимир ходил на Польшу и занял ряд городов. Однако чешские историки утверждают, что города Перемышль, Червен и другие не могли быть отняты у поляков, так как земля Галицкая до Буга и Стрыя к востоку в это время принадлежала чехам. При этом чешские историки ссылаются на грамоту, данную пражскому епископству при ее основании. Грамота восточную границу епископства определяет реками Буг и Стырь «в земле Хорватской». Существует и третья точка зрения, согласно которой Владимир отнял Червенские города не у чехов и не у поляков, а покорил малочисленные до тех пор свободные славянские племена и стал соседом чехов. Нам представляется, что достаточно убедительно этот спор разрешил еще в XIX ст. великий русский историк С. М. Соловьев. Ученый пишет: «Рассуждать таким образом – значит опять не принимать свидетельств нашего летописца, который так же хорошо умеет отличать хорватов от ляхов, как последних от чехов, и прямо говорит, что Владимир ходил к ляхам и у них взял Червенские города. Всего вероятнее, что чешские владения ограничивались областью, лежащей около Кракова, о чем говорит грамота, и не простиралась за Вислою; что страна по Сану и далее на восток была занята хорватами, которые подчинены были уже при Олеге. Но при Игоре, Святославе и преимущественно при его сыновьях имели возможность свергнуть с себя подчиненность, подобно радимичам и вятичам. Мы видим, что сначала главная деятельность Владимира состоит в подчинении тех племен, которые прежде находились в зависимости от Руси. Хорваты были в том числе. Но в то время как Русь вследствие бездеятельности Игоря, далеких походов Святослава на восток и юг, малолетства и усобицы сыновей его теряла племена, жившие вдалеке от Днепра, Польша, при первых Пястах, расширила свои владения. Следовательно, очень вероятно, что Пясты заняли земли хорватов, свергнувших с себя зависимость от Руси, или сами ляхи переменили эту зависимость на зависимость от Польши, и, таким образом, Владимир, возвращая прежнее достояние своих предшественников, должен был иметь дело уже с ляхами». Между тем завоеванием Червенских городов борьба Руси с Польшей не закончилась. В 992 г. состоялся очередной поход Владимира против хорватов. «Повесть временных лет» об этом походе сообщает скупо: «Пошел Владимир на хорватов». Другие же летописи говорят о том, что в это время Владимир «за многие противности польского князя Мечислава, собрав войска, на него пошел. И нашел его за Вислою, победил так, что едва не все войско и с воеводами побил или в плен взял, и сам Мечислав едва в Краков ушел и, прислав послов с великими дарами, просил о мире. И Владимир, заключив мир, возвратился в Киев». Через полтора года к Владимиру пришли «послы Болеслава польского, Стефана венгерского и Удалрика (Андронника) чешского с любовью и миром, поздравляя его с крещением, и дары многие принесли». Затем более десяти лет летописец не упоминает об отношениях Руси и Польши. Скорее всего на западной границе Руси установилось относительное спокойствие. И это можно, прежде всего, объяснить разгоревшейся в центре Европы борьбой, в которую включились Чехия, германские императоры и Польша.

В 992 г. умирает польский князь Мечислав. У него осталось пятеро сыновей: Болеслав и Владивой от Дубровки Чешской и трое от Оды – Мечислав, Святополк и Болеслав. Польский престол занимает его старший сын Болеслав, прозванный Храбрым. Первым делом Болеслав Храбрый изгнал из страны младших братьев, с которыми, по славянскому обычаю, он должен был владеть государством сообща. Затем по приказу князя ослепили двух других его родственников. Цель – единовластное правление – была достигнута. Болеслав Храбрый начал энергично осуществлять свою завоевательную политику. В течение ближайших пяти лет он завоевал поморян и пруссов, расширив территорию Польши на севере до Балтийского моря. В 999 г., воспользовавшись смертью чешского князя Болеслава II Благочестивого, Болеслав Храбрый напал на Краков и прилегающие к нему земли и также присоединил их к Польше. Возможно, что в это же время Болеслав Храбрый захватил Моравию и земли словаков до Дуная. К Болеславу Храброму в скором времени прибыл из Чехии не сумевший там прижиться католический проповедник Адальберт. Болеслав направил его проповедовать к пруссам, но те умертвили посланца. Как ни странно, но смерть проповедника ускорила появление в Польше самостоятельной епископской кафедры. Император Оттон III, друг и почитатель Адальберта, явился в Гнезно, чтобы поклониться его праху, и основал здесь новое архиепископство, вследствие чего Польша освободилась от зависимости от немецких церковнослужителей.

Однако борьба польского короля со своими соседями, чехами и немецким императором, проходившая с переменным успехом, не прекращалась. В такой ситуации Болеслав искал мира с Владимиром. Как можно судить по летописи, переговоры о мире начались еще в 992 г. Летописец сообщает: «Владимир ходил к Днестру с двумя епископами. Много людей крестил, и построил в земле Червенской город, который назвал своим именем Владимир, и церковь Пресвятой Богородицы основал, оставил здесь епископа Степана, и возвратился [в Киев]». В этом же году, как уже упоминалось выше, «были у Владимира послы Болеслава польского, Стефана венгерского и Удалрика (Андронника) чешского, с любовью и миром, поздравляя его с крещением, и дары многие принесли». Возможно, заключение мира с этими правителями позволило Владимиру уже в следующем году совершить поход на семиградскую и хорватскую земли. Поход оказался удачным. Владимир «многие победы одержал и возвратился со множеством пленных, богатства, и пришел в Киев со славою великою». Ответных действий со стороны западных соседей не последовало, наоборот, где-то в начале XI в. Болеслав закрепил мир, выдав замуж свою дочь за Святополка, сына Владимира, который княжил в Турове.

Однако этот первый родственный союз русских и польских князей не укрепил их связи, а наоборот, положил начало раздорам. Дело в том, что вместе с дочерью Болеслава к туровскому князю прибыл католический епископ Рейнберн. Епископ сблизился со Святополком и начал, с ведома Болеслава, уговаривать его выступить против Владимира. Конечно, Болеслав такими действиями хотел ослабить своего сильного соперника. Кроме того, переход Святополка, как возможного наследника киевского стола, в католичество открывал пути для религиозного влияния Польши на Русь. Но Владимир, узнав о таких замыслах короля, посадил в темницу Святополка, его жену и Рейнберна. В ответ на действия Владимира польский король заключает союз с германским императором, нанимает у него и у печенегов военные отряды и вторгается в пределы Руси. Отряды наемников разоряют западные территории Руси. Но между поляками и печенегами, возможно из-за дележа добычи, разгорается грандиозная ссора, которая побудила Болеслава приказать уничтожить всех печенегов, находящихся в войске короля. Но и Владимир все-таки вынужден был освободить из заточения пленников.

Новый мир в 1014 г., как и предыдущий, постарались закрепить династическими браками. Летопись сообщает: «Пришли к Владимиру послы Болеслава польского, с ними же были послы чешские и венгерские, [говорить] о мире и любви». Послы просили выдать замуж за чешского и венгерского королей дочерей Владимира. Князь пообещал им это. Но смерть его в 1015 г. изменила обстановку как на Руси, так и взаимоотношения ее с соседями.

Владимиру, объединившему русские земли, пришлось вести многочисленные войны со своими степными соседями печенегами, которые постоянно угрожали Русской земле. Орды степных кочевников не прочь были поживиться богатствами Киевской Руси. Хорошо известно, что они часто грабили торговые караваны, шедшие по Днепру. В памяти народа сохранилась и трагическая смерть Святослава от рук печенегов, и их союз с Ярополком. Не прекращали печенеги свои набеги на Русь и во времена Владимира. Правда, летопись до 988 г. не говорит нам о таковых, хотя запись под этим годом косвенно указывает на такие набеги. «Но видя Владимир, что около Киева городов для защиты от набегов печенежских мало, повелел строить города по Десне, и по Остру, и по Трубежу, и по Суле, и по Стугне, и по другим. И стал набирать мужей лучших от славян, и от кривичей, и от чуди, и от вятичей, и от прочих зависимых от него, и ими населил города, поскольку печенеги страну (сторону) эту набегами разоряли. Хотя сами они неоднократно побеждаемы и побиваемы были, но неудобно было с множеством их вождей мир заключить». В 991 г. «Владимир заложил город Белгород (Белгородок) на реке Рупине и дал городу большие доходы, и набрал для него из иных городов, и свел в него много людей, ибо любил город тот». Правда, первые города были сначала не чем иным, как небольшими военными укреплениями. Но они позволяли до некоторой степени задерживать продвижение кочевников. Эти города-укрепления заселялись жителями северных и северо-восточных территорий Русского государства, которые, вероятно, считались лучшими и храбрейшими воинами. Жителей северных земель привлекали сюда особыми льготами. С. М. Соловьев считает, это «самые удалые, которым скучно было сидеть дома без свойственного им занятия, разумеется, привлекались на границу кроме льгот еще надеждою беспрестанной борьбы. Кроме того, жителям бедного севера лестно было переселиться на житье в благословенные края».

Однако строительство городов и крепостей по южному периметру государства не остановило печенежских набегов. В 992 г. не успел Владимир возвратиться из военного похода против хорватов, как, повествует летопись, «пришли печенеги по той стороне Днепра от Сулы; Владимир же выступил против них и встретил их на Трубеже у брода». Противники долгое время стояли каждый на своей стороне, не решаясь перейти через реку на сторону противника. Тогда печенежский князь предложил Владимиру: «Выпусти ты своего мужа, а я своего – пусть борются. Если твой муж бросит моего на землю, то не будем воевать три года; если же наш муж бросит твоего оземь, то будем разорять вас три года». Предложение печенежского князя было заманчивое, и Владимир согласился. В случае успеха сохранялась дружина и мирная жизнь в течение трех лет. Владимир возвратился в стан своей дружины и послал бирючей (так называли глашатая, объявлявшего волю князя) искать среди дружинников, «нет ли кого, кто б взялся биться с печенегом?» Но такого в стане дружины киевского князя не нашлось. На другой день приехали печенеги и привезли своего бойца, а с русской стороны никого не было. Владимир опечалился и вновь послал бирючей по своему стану. Тогда пришел к князю один старик и сказал: «Князь! Есть у меня один сын меньшой дома; я вышел с четырьмя, а он дома остался. С самого детства никто его не бросил еще наземь. Однажды я бранил его, а он мял кожу, так он рассердился на меня и разодрал кожу руками». Князь обрадовался, послал за силачом и, когда тот пришел, рассказал ему, в чем дело. Юноша отвечал: «Князь! Не знаю, могу ли я с ним схватиться, – испытай меня: нет ли большого и сильного быка?» Быка нашли быстро, а разъярить его не представляло большого труда. Нашли железный прут, раскалили его на костре, а затем опустили прут на спину быка. Когда бык бежал мимо силача, тот схватил его рукою за бок и, сколько мог захватить, вырвал кожу с мясом. Владимир, увидя силу юноши, сказал, что тот может бороться с печенегом. На другой день пришли печенеги и стали вызывать: «Где же ваш боец, а наш готов!» Владимир, не надеясь на слово, данное печенежским князем, приказал приготовиться к поединку не только юноше, но и всей дружине. Далее летописец рассказывает: «Печенеги выпустили своего мужа: был же он очень велик и страшен. И выступил муж Владимира, и увидел его печенег, и посмеялся, ибо был он среднего роста. И размерили место между обоими войсками, и пустили их друг против друга. И схватились, и начали крепко жать друг друга, и удавил муж печенежина руками до смерти. И бросил его оземь. Раздался крик, и побежали печенеги, и гнались за ними русские, избивая их, и прогнали». Владимир в честь этой победы заложил на этом месте город, который назвал Переяславлем, потому что борец русский перенял славу у печенежского борца. Владимир одарил богатыми подарками богатыря и вместе с отцом возвел его в знатные мужи. «И возвратился Владимир в Киев, – с гордостью заявляет летописец, – с победою и со славою великою».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.