Андреас Каппелер Формирование Российской империи в XV – начале XVIII века: наследство Руси, Византии и Орды

Андреас Каппелер

Формирование Российской империи в XV – начале XVIII века: наследство Руси, Византии и Орды

«Се яз Князь великий Василей Васильевич, Московский и Новгородский и Ростовский и Пермский и иных» – это скромный титул Московского князя в договоре с королем Польши и великим князем литовским в 1449 году¹.

«Божиею поспешествующей милостию Мы, Петр Первый, Император и Самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский, Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь Сибирский, Государь Псковский и Великий Князь Смоленский, Князь Эстляндский, Лифляндский, Корельский, Тверский, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных, Государь и Великий Князь Новагорода Низовския земли, Черниговский, Рязанский, Ростовский, Ярославский, Белоозерский, Удорский, Обдорский, Кондийский и Всея Северныя страны Повелитель и Государь Иверския земли, Карталинских и Грузинских Царей, и Кабардинския земли, Черкасских и Горских князей и иных наследный Государь и Обладатель». Таков был титул Петра I в 1721 году².

Титул 1721 года в сравнении с титулом 1449 года содержит целый ряд новых элементов: 1) понятие «самодержец», принадлежавшее ранее византийскому автократору-царю; 2) понятие «царь», с одной стороны, в отношении всей России (в более раннем времени «всей Руси»), с другой стороны, царь Казани, Астрахани и Сибири, значит, трех ханств – наследников Золотой Орды, которые в русских источниках всегда назывались царствами; 3) понятие «император», введенное в 1721 году по примеру римских императоров. Только с этого года Россия и стала, собственно, называться империей; 4) названия многих земель, которые с XV до начала XVIII века входили в состав России.

Сравнение титулов показывает, что в течение примерно 270 лет из Великого княжества Московского, одной из нескольких политических единиц Руси, образовалась огромная евразийская империя, которая распространилась с берегов Балтийского моря до берегов Тихого океана, с Кольского полуострова на берегу Ледовитого океана до Астрахани на Каспийском море и до Киева на Днепре.

Древняя Русь возникла в контексте Евразии на перекрестке торговых путей из Балтийского в Черное и Каспийское моря, в Константинополь и Багдад, и из Центральной Европы в Крым. Она находилась под влиянием византийско-православной, норманско-языческой, римско-латинской, степной и исламской цивилизаций. С христианизацией в конце X века усилилось воздействие православных культур греков и южных славян; с завоеванием большой части Руси монголо-татарами в XIII веке она стала частью огромной Монгольской империи. В XIV и XV столетиях северо-западная Русь была провинцией Золотой Орды, и русские князья, среди которых Московский князь выделялся как ведущая сила, платили дань ханам в Сарае; западная Русь одновременно была подчинена великим князьям литовским.

В XV столетии политический порядок Евразии резко изменился. Пали империи Византии и Золотой Орды, а вместе с ними – самые важные духовные и политические координаты Москвы и других княжеств северо-восточной Руси. Постимперская ситуация середины XV века явилась исходным пунктом для возникновения Российской империи³.

Сразу началась борьба за наследство Золотой Орды в Восточной Европе. Орда в середине XV века распалась на Крымское, Казанское, Астраханское и Сибирское ханства – все под правлением чингисидов, – а также Ногайскую Орду и Московское великое княжество. Самыми сильными конкурентами среди наследников были Крым, Казань и Москва. Победу одержало Московское великое княжество, которое таким образом превратилось в Российскую империю. Наследниками Византии уже в 1453 году окончательно оказались османские турки. Они восстановили большую часть Византийской империи в Азии и Европе и стали ведущей державой Средиземного моря.

Парадокс состоит в том, что наследником православной империи стала исламская держава Азии, а наследником степной исламской империи – православное восточноевропейское государство. Московский великий князь после падения Константинополя был даже единственным суверенным православным правителем. Имел ли он претензии на наследство византийского императора? Второй брак Ивана III в 1472 году с Зоэ-Софией, племянницей последнего византийского императора, и некоторые сочинения церковных писателей этого же периода, которые называют Москву «Третьим и последним Римом», указывают на возможность такого намерения. В историографии долго господствовало мнение, что учение о Москве как «Третьем Риме» было политической идеологией, и что Россия с этого времени проводила целеустремленную политику восстановления Византийской православной империи. Однако, как уже было доказано несколько десятилетий тому назад, это анахронический вывод. В источниках нет указаний на то, что Московские великие князья считали себя наследниками византийских императоров и имели претензии на их наследство⁴.

Подобным же было отношение османов к наследию Золотой Орды. В дипломатических отношениях с Россией османское правительство иногда протестовало против завоевания мусульманских юртов неверными русскими. На практике оно ограничивалось поддержкой крымских татар (Крым и степь на севере Черного моря принадлежали к средиземноморской зоне влияния османов) и только однажды, в 1569 году, организовало (неудачный) поход на Астрахань.

Для создания Российской империи в XVI веке борьба за наследие Золотой Орды явилась более важной, чем так называемая translatio Imperii Второго на «Третий Рим». Престиж царей-чингисидов, подданными которых русские были в течение более двух столетий, стал существенным элементом ранней имперской идеологии России. Это отражается и во всеобщем уважении к чингисидам и другим татарским аристократам в Московской России, и в принятии Иваном IV титула царя в 1547 году в контексте завоевания Казанского ханства. Так, в 1554 году по наказной памяти русские дипломаты, которые вели переговоры с польскими послами, на вопрос «почему князь велики зовется царем» должны отвечать: «а наши государи от начала по своему государству по Русскому зовутца цари, которые венчаютца; и опричь Русские земли ныне государю нашему Бог дал царьство Казанское… и государь наш ныне з Божьею волею пишетца царем Русским и Казанским, и то, панове, место Казанское и сами знаете извечное царьское…»⁵. Тезис о наследии Орды был выдвинут уже в 1920-х годах евразийской школой, особенно ее выдающимся историком Георгием Вернадским⁶.

Интерпретации евразийцев, однако, были, как правило, слишком однобокими и не обращали должного внимания на другие факторы возникновения Российской империи, такие как «собирание русских земель» на Западе, стремление к экономическим выгодам, к «прибыли» (например, в случае Сибири) и на ситуационные элементы, например, личные инициативы полководцев, использование политического вакуума или состояние межнациональной политики.

С другой стороны, русская дореволюционная и советская историографии оценивали влияние Золотой Орды на историю России как исключительно отрицательное, как «татарское иго». В интерпретации господствующего эволюционизма кочевники вообще считались отсталыми и должны были быть цивилизованы прогрессивными русскими европейцами. Достижения монголо-татар в области военной и государственной организации, налоговой системы, коммуникаций, международной торговли и культурного обмена не были оценены. Подобные интерпретации применялись и к проблеме «присоединения» новых территорий к России, которые были оправданы историками. Однако, советские историки в 1920-х и 1930-х годах отказались от такого евроцентристского, колониального мировоззрения и интерпретировали экспансию России как серию военных и политических захватов, которым нерусские с основанием сопротивлялись. Под воздействием советского патриотизма и догмы о «дружбе народов» советская историография с конца 1930-х годов вернулась к оценке процесса присоединения новых территорий к России сначала как к «наименьшему злу» (ввиду опасности господства над ней других отсталых стран), а затем как к абсолютно прогрессивному явлению, потому что нерусские народы, таким образом, приближались к братскому русскому народу, вместе с которым пожинали плоды цивилизации и Великой Октябрьской социалистической революции. К такой интерпретации подходит и то, что конкуренты России в процессе экспансии – Османская империя, Польско-Литовское королевство, Швеция или Иран – обычно считались отсталыми или, по крайней мере, чужими и агрессивными державами. Другие интерпретации, особенно со стороны историографий нерусских народов, не допускались⁷.

Лишь в последние пятнадцать лет постсоветские историографы стали смотреть на экспансию России с новых позиций. В первые годы из крайности «дружбы народов» они иногда впадали в этно-националистическую крайность, видя в России только оккупационную силу. В середине 1990-х годов начался процесс реабилитации донациональной «империи». Понятие «империи», которое было официальным наименованием Российского государства в XVIII и XIX веках, в советское время имело отрицательный смысл и не применялось к России. Из-за указанных догм, запретов и табу вопросы российской многонациональной империи до сих пор довольно слабо изучены. Но в последние годы положение меняется. Уже опубликован целый ряд ценных монографий и сборников статей. В Казани с 2000 года даже успешно издается специализированный журнал Ab Imperio⁸.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.