Учение о государстве
Учение о государстве
Чтобы понять суть предложенных Мо идей и их отличие от учения Конфуция, рассмотрим в первую очередь их отношение к государству. Для Конфуция государство по сути своей мало отличалось от феодального дома-клана и, проводя аналогию дальше, от большой патриархальной семьи. Как и авторы идеологемы о мудрых древних правителях[159], Конфуций исходил из того, что государство— это большая семья, в которой все близки друг к другу, но при этом старшие руководят младшими и заботятся о них, а младшие слушаются старших и почитают их.
Мо-цзы, следуя Конфуцию, видел в государстве силу, способную обеспечить всеобщее благосостояние и социально-политическую гармонию. Но в новых условиях дефеодализации и резкого укрепления чиновничье-бюрократической структуры он уже не придавал значения патриархальным традициям, ибо справедливо не видел в них той основы, на которую могло бы надежно опереться централизованное государство с его сильно разросшимся административным аппаратом. Во времена Мо Ди патриархальная семья, доживавшая свой век при Конфуции, уже почти окончательно разложилась. Общество атомизировалось буквально на его глазах, как в развитых царствах Чжунго, так и вне их. Соответственно и государство все меньше напоминало семью.
Мо Ди пытался понять сущность нового государства, складывавшегося на развалинах царств и княжеств времен Чуньцю. И он стремился как-то сочетать качества этого государства с теми, что существовали прежде. Кроме того, для него важно было определить, насколько в новых условиях гармонируют между собой государство и общество, т. е. в конечном счете семьи и составляющие их отдельные люди. Главное же для него заключалось в том, чтобы, учитывая реалии, создать идеальную конструкцию, которая поставила бы все на свои места и обеспечила наилучшую для изменившихся условий новую структуру отношений, благосостояние людей и гармонию в обществе.
Как и Конфуций, Мо Ди резко клеймил современных ему правителей, лишенных добродетелей и чувства справедливости, презирающих и запугивающих свой народ. Но что он, в отличие от Конфуция, предлагал взамен? Детальное изложение утопического проекта Мо помещено в 11-й главе его трактата, которая называется «Шан-тун» («Единение со старшими»):
«Учитель Мо сказал: „В древности, когда появились люди и еще не было ни законов, ни администрации, у каждого был свой взгляд на должное. У одного человека один, у двух — два, у десятерых — десять; сколько людей— столько суждений. Каждый придерживался своего и отвергал суждения других, так что все были против всех. Отец и сын, младший и старший брат ненавидели друг друга. Не имея возможности жить в согласии, семьи распадались. В Поднебесной люди прибегали к воде, огню и яду, чтобы навредить друг другу. Сильные отказывались помочь слабым, имущие были готовы сгноить излишки, но не поделиться с неимущими, а умные держали свои знания при себе и не хотели передавать их другим. В Поднебесной существовал такой же хаос, как в мире зверей и птиц.
Те, кто пытался понять причину этого беспорядка в Поднебесной, осознали, что он — из-за отсутствия руководства. Поэтому выбрали наиболее способного и достойного в Поднебесной и поставили его сыном Неба. После того как поставили сына Неба, оказалось, что его сил не хватает на все. Тогда выбрали в Поднебесной еще мудрых и способных и поставили их в качестве трех гунов. После того как были учреждены посты сына Неба и трех гунов, оказалось, что Поднебесная слишком велика, так что эти четверо не в состоянии справедливо рассудить, что верно и неверно, полезно или вредно для людей, живущих в отдаленных местах. Поэтому решили разделить Поднебесную на множество государств и поставить правителей для управления ими. Когда правители были поставлены, оказалось, что и их сил недостаточно. Тогда в разных странах выбрали мудрых и способных и сделали их чиновниками".
Когда чиновники были назначены, сын Неба обратился к народу Поднебесной. Он сказал: „Услышав о чем-либо хорошем или дурном, каждый должен сообщить об этом старшему. Что старший сочтет правильным, все должны считать правильным, что он сочтет неверным, все должны считать неверным. Если старший ошибется, следует дать ему совет. Если младший хорошо справляется с делами, следует его выдвинуть. Солидаризироваться со старшими, а не с младшими — такое поведение должно вознаграждаться старшими и поощряться младшими. Если же кто-либо, услышав о чем-либо хорошем или дурном, не сообщит об этом старшему; если то, что старший считает правильным, не будет признаваться правильным, а то, что он считает неверным, не будет считаться неверным; если в случае ошибки старшего его не поправят советом, а хорошо справляющийся с делами младший не будет выдвинут; если кто-либо будет солидаризироваться с младшими, а не ориентироваться на старших— все это будет подлежать наказанию со стороны старших и осуждаться народом". Сказанное следует считать основой для использования наград и наказаний, причем каждый раз все должно проверяться с величайшей тщательностью» [Мо-цзы, с. 44–45; Mei, 1929, с. 55–57; Watson, 1963, с. 34–36].
В заключительной части этой главы неоднократно повторяется, что главы общинных деревень-ли, волостей-сян, округов-цзюнь и т. д. должны назначаться из числа наиболее достойных людей и напоминать своим подопечным о необходимости солидаризироваться со старшими, давать им полезные советы и избегать всего дурного под страхом наказаний. Те, кто заслужил за это награды, будут награждены. Все скрывшие что-либо, не донесшие и потому недостойные будут наказаны. Так можно достигнуть единения, точнее, единомыслия — шан-тун (единство в мыслях со старшими, конформизм). Тогда в Поднебесной все будет хорошо.
Судя по этой главе, Мо Ди, составляя костяк своей теории, ориентировался прежде всего на идеологему о древних мудрецах, которые последовательно и иерархически упорядочивали Поднебесную. Несколько переиначивая ее, он подчеркивает, что сначала выбрали сына Неба, потом в помощь ему трех гунов, затем чжухоу и их чиновников. Как Яо начал упорядочение Поднебесной с гармонизации близких родственников, так и у Мо сначала комплектуется аппарат власти, а затем этот аппарат приводит в порядок общество. У Мо, как и у Шу-ня, феодальная структура из вассальных чжухоу гармонично сочетается с централизованной властью, опирающейся на чиновничье-бюрократическую вертикаль.
Особый акцент был сделан на выдвижение мудрых и способных, которые призваны возглавить всю генеральную структуру во всех звеньях ее иерархии. И хотя в одном из звеньев его иерархической конструкции осталось место для чжухоу, которые явно не всегда принадлежали к числу умных и способных, это не меняло главную идею: хорошо упорядоченное общество с его звеньями административной лестницы должно быть построено на принципе меритократии. Меритократия же держится на культе мудрых, которому в трактате уделено три главы — восьмая, девятая и десятая.
Но в конструкции Мо Ди есть и совершенно новый слой, не имеющий ничего общего с идеологемой о трех великих мудрых правителях. Суть его неоднозначна. Прежде всего, это совершенно явственная попытка объяснить, как и почему возникло государство как таковое. Такие вопросы в Европе были поставлены сравнительно поздно. И хотя решались они на более основательном уровне — будь то теория войны всех против всех у Гоббса или теория общественного договора Руссо, — именно Мо впервые в истории человечества поставил эти проблемы и дал свой вариант их решения. Он охарактеризовал предысторию человечества как некий социально-политический хаос и выдвинул идею о том, что преодолеть этот хаос смогли мудрые, сумевшие договориться между собой и решить сложнейшую проблему раз и навсегда, причем для всех. Хаос был замещен порядком, порядок стал держаться на строгой иерархии власти, причем этому не мешало наличие огромного количества автономных государственных образований феодального типа. Все они незаметно и практически непротиворечиво вписались в генеральную схему.
Совершенно по-новому ставит Мо и вопрос о привлечении мудрых к административной деятельности. Прежде все кандидаты на должность (в том числе Конфуций и его ученики) стремились занять ее ради того, чтобы получить власть и вместе с ней возможность на практике реализовать свои идеи, которые эти люди ценили выше всего, так что вопрос о вознаграждении за труд, само собой разумеющийся (иногда об этом рассуждали), всерьез никогда ни у кого не вставал. Во времена же Мо-цзы процесс приватизации и быстрое развитие товарно-денежных отношений, появление многочисленных незнатных богачей и многое другое, с этим связанное, резко изменили психологию людей. Занятие административными делами перестало быть привилегией знати и желанным местом приложения усилий для людей высоких добродетелей и больших знаний. Оно стало сферой наемного труда, высокой категорией обслуживания, ремеслом наивысшей квалификации.
Мо-цзы первым из мыслителей понял это и, более того, обратил существенное внимание на значимость позиции администратора. Для него поставленный на свое место и соответствующий должности управитель[160] едва ли не центральная фигура во всей схеме управления. Именно с ним должны солидаризироваться все нижестоящие. Ему должны давать корректирующие советы и замечания те, кто стоит рядом и призван помогать. Он же, в свою очередь, должен заботиться о том, чтобы выдвигать заслуживающих того подчиненных. Его слово является законом, причем те, кто не согласен с этим, подлежат наказанию.
Высокая позиция умелого администратора— не синекура. В 9-й главе подробно рассказывается о том, сколь заполнена важными делами его повседневная жизнь. С раннего утра и до позднего вечера он занят делами. Выслушивает жалобы и дает указания, вершит суд, собирает налоги и пошлины, заботится об обеспечении казны деньгами и складов продукцией. Администратор деревенского уровня руководит полевыми работами, следит за посевами и садами, заботится об урожае, дабы люди были обеспечены пищей. Благодаря работе умелых администраторов на всех уровнях страна процветает, а Небу и духам вовремя приносятся жертвы [Мо-цзы, с. 29].
Администратор у Мо-цзы отвечает за все. За все прекрасное и доброе народ благодарен верхам, т. е. правителю, а ропот и жалобы — удел конкретных исполнителей. Правитель должен жить в радости, а все заботы — у того, кто несет на себе груз повседневной работы. Поэтому за столь тяжелую и неблагодарную работу надо хорошо платить. И об этом Мо говорит специально, стремясь подчеркнуть, что речь идет прежде всего о справедливом вознаграждении. Вот как он рассуждает:
«Должны существовать три незыблемые нормы. Что это за три нормы? Вот они: если ранг мудрого администратора невысок, то люди не станут его уважать; если жалованье невелико, у народа не будет достаточного доверия к нему; если его приказы нерешительны, люди потеряют благоговейный трепет» [Мо-цзы, с. 30; Mei, 1929, с. 38]. Ссылаясь на мудрых древних правителей, Мо утверждает, что все они это понимали и поступали соответствующим образом. Впрочем, древние правители нужны Мо как удобная опора, не более того. На самом деле он предлагает вполне естественные новые нормы — за хорошую службу хорошо платить и предоставлять высокий статус. Что же касается стремления отдавать «нерешительные приказы»[161], то это просто слабость неумелого, начинающего администратора, которую предвидел и от которой предостерегал своих учеников еще Конфуций.
У Мо-цзы государство, как гоббсовский Левиафан, становится величественным и всеобъемлющим, поглощая все вокруг себя. И уже не государство существует для народа, а народ для государства. Эксплицитно это еще себя в трактате никак не выявляет, но движение мысли в эту сторону достаточно ощутимо. Начнем с того, что вся иерархическая структура строго и четко организована, причем основной упор сделан на ее нижнюю, базовую часть, где всему населению под страхом суровых наказаний предлагается не только принять концепцию высшей власти и генеральные принципы управления, но и ревностно выступать в защиту того и другого.
В. Рубин в свое время справедливо заметил, что «когда читаешь мысли Мо-цзы о государстве, создается впечатление, что он охвачен восторгом человека, впервые обнаружившего, что государство — это машина, и восхитившегося чудесными возможностями, в этой машине заложенными» [Рубин, 1999, с. 34]. Подобное впечатление действительно возникает. Вся динамика мысли Мо к нему подводит. Вот первозданный хаос замещается общественным договором мудрых, создающих и совершенствующих громоздкую, но стройную и работающую государственную машину. Вот для того, чтобы этот механизм хорошо работал, возникает мысль о необходимости вовлечь все население Поднебесной в процесс его повседневной поддержки: каждый на своем месте внимательно следит за тем, чтобы все было как положено. Шаг вправо, шаг влево — и…
Едва ли можно заподозрить Мо в том, что он, вполне осознанно и заранее все продумав, стремился создать нечто вроде гигантского ГУЛАГа. Да и вообще все его единомышленники (я имею в виду протосоциалистов и социалистов всех мастей, особенно утопических) на протяжении тысячелетий мечтали только о том, как сделать людям лучше, и Мо-цзы был первым из них. Но дело не в том, что именно он думал, создавая свою конструкцию, а в том, что из этого могло получиться.
Мечты его, вне всяких сомнений, сводились к тому, как создать для всех новую, счастливую жизнь. В этом он ничем не отличался от Конфуция, но радикально расходился с ним в том, каким образом обеспечить благоденствие людей в условиях, когда патриархальные традиции на глазах уходили в прошлое, а ничего нового, способного их заменить, пока не было видно.
Учение конфуцианцев, призывавших крепить моральные основы общества, не получило в его время широкого распространения и мало что обещало в условиях суровой реальности почти постоянных и очень жестоких войн периода Чжаньго. Поэтому к морали и морализаторству в конфуцианском стиле Мо относился скептически. У него были свои идеи в сфере морали. Но главное, что его занимало, — как прекратить раздоры в Поднебесной. Он полагал, что все дело в том, чтобы предложить такой вариант поведения в обществе, который устраивал бы всех. Читая трактат, легко увидеть, как напряженно и постоянно Мо думал именно об этом. Не о себе, не о благе власть имущих, а о всеобщем благе. При этом он меньше всего стремился просчитать, что может реально получиться, если его идеи будут реализованы на практике. Он верил в свои идеи и считал их наилучшим средством спасения Поднебесной от всех бед. Сильное единое государство и хорошо организованный народ, опекаемый мудрыми администраторами, — что, казалось бы, может быть лучше этого!?
Мо был бескорыстным защитником слабых и угнетаемых. Не дожидаясь возникновения такого государства, которое он вдохновенно очертил в своих ментальных конструкциях, он создал секту своих сторонников, которые были преданы ему и готовы были идти за ним куда угодно, хоть на смерть. Хорошо известно, что уже на склоне жизни — так, во всяком случае, написано в трактате [Мо-цзы, с. 292–299; Mei, 1929, с. 257–259] — он смело направился в царство Чу, чтобы предотвратить нападение на более слабое Сун. И у него хватило красноречия убедить чуского правителя отказаться от нападения.
Но эпизод о роли Мо-цзы в войне между Чу и Сун, скорее всего, принадлежит к числу легендарных преданий. Реальная же его заслуга в том, что он предложил древнекитайскому обществу идею всеобщей любви.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.