Обербергмейстер во Франконии

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Обербергмейстер во Франконии

Через три дня после отъезда Гумбольдта из Фрейберга (29 февраля 1792 года) в Берлине было выпущено министерское распоряжение, гласившее: «Его величество… постановили, что теоретические и практические знания, приобретенные-. Александром фон Гумбольдтом в математике, физике, естественной истории, химии, технологии, горном деле, металлургии и коммерции, надлежит использовать в вверенном Его Величеству горнорудном и металлургическом ведомстве и назначить его на должность асессора cum voto в администрации горнорудной и металлургической промышленности».

Министру фон Хайницу не стоило особых трудов уговорить короля Фридриха Вильгельма II принять на государственную службу сына рано умершего камергера фон Гумбольдта. И вот теперь перед Александром, располагавшим для своих двадцати двух лет весьма обширными познаниями, открывалась перспектива блестящей карьеры — и первый шаг был сделан.

Чтобы лучше понять не слишком восторженное отношение Гумбольдта к этой службе, стоит сказать о ней несколько слов. Юлиус Лёвенберг, один из соавторов трёхтомной научной биографии Александра Гумбольдта, изданной Карлом Брунсом в 1872 году, пишет об этом так:

«В административных коллегиях сплошь и рядом наблюдаешь обычные пороки бюрократии. Царят здесь бумажная деятельность, халатность и рутина. Низшие чины, работая с отвращением, как на барщине, составляют горы отчетов, докладов и справок для подачи начальству, покорно следуя его вздорным капризам. Чиновники с хорошей специальной подготовкой — редкое исключение; литературное же сочинительство им все равно что запрещено. Даже Теодор фон Гиппель, будущий городской президент Кёнигсберга, не отваживался публиковать книги под собственным именем. Одному кандидату на административную должность, написавшему экзаменационную работу на тему „К лицу ли чиновнику заниматься науками?“ и осторожно давшему утвердительный ответ, председатель экзаменационной комиссии вернул сочинение, недвусмысленно дав понять, что такая точка зрения не одобряется. Барон фон Штейн любил рассказывать один случай. Однажды к министру графу фон Хагену пришли подчиненные, чтобы торжественно поздравить его с днем рождения. Приняты они были благосклонно, но, когда попытались было вручить ему поздравительный адрес, министр вдруг перешел на жесткий тон: „Вы же прекрасно знаете, что я принципиально не беру в руки ничего печатного, сделайте мне это в письменном виде!“ В такой обстановке и самым энергичным, знающим и способным служащим трудно было повышать свою квалификацию. Сам Штейн, например, по словам обер-президента фон Шёна в письме к обер-бургграфу фон Брюннеку, до 1808 года не читал Гёте».

Об уровне тогдашнего чиновничества в ведомстве министра фон Хайница говорит и тот фурор, который произвели научные работы, представленные Гумбольдтом (из них в первую очередь работа о рейнских базальтах и памятная записка «О технологии добычи соли»), то есть работы, написанные, в сущности, молодым специалистом, прошедшим девятимесячный курс обучения горному делу даже без сдачи выпускных экзаменов.

Для Александра эта ситуация при всей ее комичности давала некоторые преимущества: он встречал любезную предупредительность со стороны сослуживцев и пользовался покровительством министра, который не скрывал своего удовлетворения тем, что ему достался приличный специалист, и осыпал молодого асессора щедрыми похвалами. «Здесь все, кажется, озабочены тем, чтобы мне чем-нибудь угодить, — писал он другу Фрайеслебену в марте 1792 года. — Однако я смотрю на это все равно, как на чужую шахматную игру, то есть равнодушно. Если без конца услаждать себя незаслуженным фимиамом, то можно повредить себе органы обоняния».

Заскорузлый чиновничий мирок с его льстивой любезностью, самодовольной глупостью и пошлыми интригами изрядно претил Александру. Хотелось на свежий воздух, на просторы природы, к манящему царству растений, животных, минералов. Вскоре стали поговаривать, что ему, кажется, предстоит поездка на тюрингские горнодобывающие предприятия или в район вестфальских рудников, пока наконец он не получил официальное распоряжение посетить маркграфства Ансбах и Байрейт (присоединенные к Пруссии всего год назад), с тем чтобы ознакомиться с состоянием тамошнего горного дела, предваряя поездку в те места министра фон Хайница.

Во франконском горном управлении не было и следа той затхлой атмосферы, в которой священнодействовала прусская столичная бюрократия. Последний министр последнего маркграфа был взят в прусское правительство в качестве министра по делам франконских княжеств. Им был сорока двухлетний Карл Август фон Гарденберг, будущий канцлер Пруссии. Этот умный, ловкий и дипломатичный политик быстро распознал незаурядные дарования асессора фон Гумбольдта. Именно по настоянию Гарденберга уже в начале сентября, когда Александру не исполнилось еще и двадцати трех лет, он был назначен королевским обербергмейстером обоих франконских княжеств.

Обербергмейстеру были подчинены горные ведомства в Наиле, Вунзиделе и Гольдкронахе. Шахты, рудники, мелкие металлургические предприятия и кузнечные цехи, разбросанные на большой территории по горным массивам Фихтельгебирге и Франконского Леса, находились в безотрадном состоянии. Добыча ископаемых велась хищнически и бездарно, о планомерной разработке залежей руды никто и не помышлял, беспокоиться о здоровье и жизни горняков никому в голову не приходило. До того, как дела бывшего маркграфа перешли в руки Гарденберга (в 1790 г.), скромные доходы от горнодобывающих предприятий вместе с поборами с крестьян и ткачей текли в баварско-гогенцоллернскую казну и потом разбазаривались владельцами полудюжины больших и малых замков, изо всех сил стремившихся в роскоши двора подражать французским королям.

Прибыв на место, Гумбольдт не захотел селиться в резиденции. «Я живу высоко в горах в Штебене и Арцберге, двух деревушках в Фихтельгебирге», — писал он Фрайеслебену 27 августа 1792 года. Посланный им по инстанциям запрос о выделении средств на улучшение материальной базы местных горнодобывающих предприятий был одобрен и утвержден начальством. Хорошо зарекомендовали себя и его технические новшества: крепление штолен деревом и подача руды наверх осуществлялись теперь по методам, разработанным и испробованным на практике им самим. Надо сказать, что под землей Александр проводил гораздо больше времени, чем в конторе, упорно добиваясь того, чтобы заброшенные шахты снова начинали работать и давать продукцию. Его усилия очень скоро увенчались успехом: к вящей радости начальства, добыча руды возросла скачком и далеко превзошла смелые прогнозы самого обербергмейстера.

Однако увеличение производительности шахт и рост доходов государства были отнюдь не единственной заботой Александра Гумбольдта: улучшению условий труда вверенных ему людей он отдавал не меньше сил и энергии. По его инициативе были построены удобные подъездные пути к рудникам и к самым отдаленным шахтерским деревушкам. Благодаря организованной молодым обербергмейстером производственной учебе горняков, основательному обучению их технике безопасности, правилам укрепления выработок и т. п., благодаря его усилиям по предотвращению обвалов и борьбе с рудничным газом количество несчастных случаев в шахтах резко снизилось. Задолго до получения официального разрешения он на свои личные средства основал бесплатную школу для горняков — сначала в Штебене, а потом вторую — в Вунзтаделе.

Александр трудился не за страх, а за совесть, бывало, что до полного изнеможения; частые спуски в шахту, многочасовая напряженная работа под землей и долгие переезды верхом бывали порой очень утомительны. Все же неграмотность горняков, незнание ими элементарных правил техники безопасности, суеверный страх перед подземными духами, питаемый частыми катастрофами, — все эти трудности были серьезными, но не так уж непреодолимыми. Значительно сложнее оказалось другое — справиться с рудничным газом. Гумбольдт смело и рискованно экспериментировал: ему случалось бывать прямо-таки на волоске от гибели, например при испытаниях сконструированной им безопасной лампы, а потом — воздухоочистительной машины. Он недоумевал, почему физики уделяют так мало внимания борьбе с удушливыми подземными газами. Стремясь привлечь их интерес к этой теме, а заодно найти себе сподвижников среди способных ученых, он написал статью «О видах подземных газов и средствах борьбы с ними». Молодой обер-бергмейетер пытался наметить пути развития «подземной метеорологии» как точной науки и подчеркивал, что от решения этих вопросов «непосредственно зависит жизнь и здоровье целого класса трудолюбивых людей».

Своей самоотверженностью и энергией Александр снискал любовь и уважение тружеников плахт во всей Франконии. «Всеобщее доверие, которое мне оказывают повсюду простые горняки, заставляет меня еще больше любить свою работу», — говорится в его письме от 10 июня 1793 года; в письме же от 19 июня того же года мы читаем: «Я завоевал доверие этих людей; они говорят, что у меня восемь ног и четыре руки, а для представителя ленивого чиновничьего сословия это что-нибудь да значит».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.