Борьба за казачьи умы

Борьба за казачьи умы

Принимая во внимание значение казачества как довольно серьезной военной и социально-политической силы, сразу же после Октябрьской революции на него обращают пристальное внимание не только лидеры антисоветского движения, но и советское правительство. Первые предпринимали настойчивые попытки привлечения широких масс казачества для борьбы с новой властью. А большевистское руководство ставило целью отрыв казаков от войсковых властных структур, их выход из-под влияния казачьих лидеров во главе с атаманами, максимальную нейтрализацию и в некоторой степени даже возможное привлечение части казачества на сторону «власти рабочих и крестьян». Основной упор при этом большевики стремились делать на разрушение традиционных, так называемых общеказачьих взглядов и настроений, внесение в казачью среду социально-классовых антагонизмов. Их первостепенной задачей являлась максимальная нейтрализация казачества как возможной социальной базы антисоветского движения. Важная роль в этом отводилась массированному агитационно-пропагандистскому воздействию на казаков, в первую очередь на фронтовиков. Хотя большевистские идеи о мировой революции, о превращении мировой войны в гражданскую для подавляющего большинства населения страны, в том числе и для казачества, были непонятны, во многом условны и отвлеченны, их призывы к немедленному заключению «всеобщего демократического мира без аннексий и контрибуций», содержавшиеся в Декрете о мире, были конкретными, понятными, отвечали чаяниям народа, и в первую очередь фронтовиков. Определенное влияние на казачество оказал и Декрет о земле. Его самый короткий пятый пункт гласил, что «земли рядовых крестьян и рядовых казаков не конфискуются» [133]. И хотя определения понятия «рядовой казак» ни в этом, ни в других советских документах сделано не было, практически все казаки, за исключением атаманско-офицерской прослойки, могли считать себя таковыми. Содержание этого декрета, не регламентировавшего характера казачьего землепользования, заинтересовало казаков прежде всего потому, что не декларировало непосредственного ущемления их прав в аграрной сфере. А ведь именно на этот счет у них было очень много опасений. Хорошо понимая данное обстоятельство, советское руководство представило на Всероссийском съезде Советов рабочих и солдатских депутатов специальное обращение от имени съезда к казачеству, в котором особо подчеркивалось: «Вам говорят, что Советы хотят отнять у казаков землю. Это ложь» [134]. Это был очень грамотный политический ход, призванный сработать на опережение в плане пропагандистского воздействия на казачество и дезавуирования позиций по данному вопросу казачьих лидеров.

Представители высшего партийно-советского руководства с большим вниманием и озабоченностью следили за реакцией казаков на события Октябрьской революции. Они отчетливо сознавали вероятность использования казачьих частей в активной антисоветской борьбе. В начале ноября председатель СНК В.И. Ленин встречается с делегатами 4-го Донского казачьего полка И.В. Акимовым и А.Я. Антюфеевым. В ходе состоявшейся беседы Ленин интересовался настроениями среди казаков полка, особое внимание уделив вопросу их отношения к советской власти [135]. Важную роль в проведении большевистской политики по отношению к казачеству играл специальный Казачий комитет ВЦИК, созданный 4 ноября 1917 года. В него вошли некоторые радикально настроенные казаки донских и кубанских полков, находившихся в Петрограде и Финляндии, а позже и представители различных оренбургских, уральских, сибирских и астраханских казачьих частей. Председателем этого комитета избрали казака 14-го Донского полка И.А. Лагутина. В функции Казачьего комитета ВЦИК входило участие в выработке политики советской власти по отношению к казачеству и непосредственное руководство агитационно-пропагандистской работой среди казаков. Его деятельность была весьма плодотворной и довольно эффективной, поскольку казаки – члены этого комитета хорошо знали нужды и чаяния казачества, возможные методы их удовлетворения. Поэтому многие решения Совнаркома, принятые на основе предложений Казачьего комитета, вызывали неподдельный интерес у казаков. Характерен следующий эпизод: 16 ноября члены комитета приняли постановление № 12, восьмой пункт которого гласил: «Принять снаряжение казаков на счет государства, о чем просить Совет Народных Комиссаров издать декрет» [136]. На основе данного постановления позже были разработаны соответствующие законопроекты и представлены во ВЦИК и СНК. Спустя короткое время они получили одобрение СНК [137]. Лучшего материала для большевистской агитации среди казаков не найти.

Деятельность Казачьего комитета в конечном счете сыграла значительную роль в пропаганде среди казачества просоветских и пробольшевистских идей, способствовала его отходу от поддержки войсковых правительств и проводимой ими антисоветской политики.

В казачьих областях страны продолжалось силовое противоборство сторонников и противников власти Советов. Во второй половине ноября, мобилизовав все имевшиеся в их распоряжении военные силы, и прежде всего казачьи воинские подразделения, войсковые атаманы ряда войск предпринимают попытку перехода в решительное наступление. Основной удар ими наносится по очагам сосредоточения просоветских сил в крупных городах на территориях своих областей.

На Дону наиболее упорная борьба развернулась за Ростов, власть в котором находилась в руках местного ВРК. 18 ноября атаман Каледин отдает приказ о наступлении на город. Но казаки отказались его исполнять. Участники событий позже отмечали, что в сложившихся условиях дело даже доходило до того, что атаману приходилось ездить и уговаривать чуть ли не каждый полк и каждую батарею [138]. А казаки нескольких сотен, расквартированных в Ростове, открыто заявили, что драться с рабочими и солдатами не будут [139]. Явное нежелание казаков участвовать в вооруженной борьбе с рабочими дружинами отмечали и прибывшие в Ростов на помощь революционным силам моряки Черноморского флота [140]. Такие же далеко не воинственные настроения превалировали и среди казачьих частей, находившихся и в других районах области. Всего в пределах Донской области в это время находилось 12 казачьих полков, несколько запасных батарей, а также некоторые мелкие подразделения казаков и местные станичные командиры. Но для активной вооруженной борьбы с советскими силами А.М. Каледину удалось привлечь весьма ограниченное число казаков [141].

24 ноября командующий войсками Таганрогского округа генерал Назаров докладывал атаману Каледину об открытом неповиновении казаков и об их отказе выполнять его приказания [142]. Каледин вынужден был принимать все возможные меры для организации наступления. Его настойчивые не столько приказы, сколько уговоры привели к определенным результатам. Часть казаков 46-го и 48-го Донских полков с большой неохотой, но все же двинулись к Ростову. Но и здесь были случаи неповиновения атаману и офицерам. Так, две сотни 46-го полка, дойдя до станицы Нахичевань, отказались ее занять и обезоружить находившихся там красногвардейцев [143]. Казаки стремились всячески уклониться от вооруженных столкновений, и в начавшемся бою за Нахичевань заняли позицию практически сторонних наблюдателей. Офицеры были не в силах повлиять на них. Представитель войскового правительства Сизякин в телеграмме атаману в Новочеркасск констатировал: «Возле ст. Нахичевань происходит бой между большевиками и кадетами (т.е бойцами известной Алексеевской организации и добровольческих отрядов. – В. Т.). Казаки активного участия в бою не принимают» [144]. Все отчетливей прослеживалась не только явная пассивность казаков в разгоравшейся вооруженной борьбе, но и их крайне негативное к ней отношение. Это отмечали и очевидцы событий из числа большевистского руководства. В телеграмме члена ЦК РСДРП(б) А.С. Бубнова в Совнарком от 28 ноября с изложением хода борьбы за Ростов отмечалось, что «казаки в массе держатся нейтрально, заявляя, что с солдатами и рабочими они драться не будут» [145].

Участились случаи отказа казаков от исполнения приказов. Причем с каждым днем данные настроения усиливались и становились доминирующими. Даже сам Каледин в беседе с генералом Деникиным с горечью констатировал: «Отдаю распоряжение и знаю, что почти ничего исполнено не будет» [146].

Стремясь получить в свое распоряжение дополнительные военные силы и одновременно хоть как-то повлиять на своих казаков, Каледин обращается к кубанскому войсковому атаману и краевому правительству с просьбой прислать на Дон хотя бы два пластунских батальона. По свидетельству одного из очевидцев, атаман при этом сказал, что «необходимо нашим казакам показать, что Кубань с нами» [147]. Понимая сложность положения, в котором оказался донской атаман и войсковое правительство, кубанские казачьи лидеры незамедлительно откликнулись на призыв о помощи. Находившийся в Екатеринодаре представитель войска Донского сотник Жежел уже 28 ноября в специальной телеграмме в Новочеркасск докладывал, что Кубанское краевое правительство проинформировало его о принятом решении послать в Ростов 21-й Кубанский пластунский батальон. Правда, тут же он выражал сильное беспокойство по поводу того, что этот батальон может не достигнуть цели своего назначения [148]. Сомнения относительно возможности прибытия кубанского воинского подразделения на Дон были не безосновательны, поскольку настроения кубанского армейского казачества ненамного отличались от настроения донцов. В конечном счете вся эта затея с направлением кубанского батальона на помощь донскому правительству и атаману оказалась неосуществленной. По свидетельству генерала Деникина, бывшего в курсе этих дел, на Дон не был послан ни один надежный кубанский батальон, «поскольку такого на Кубани не оказалось» [149].

С целью необходимого воздействия на казаков-фронтовиков Каледин обращается за помощью к казакам старших возрастов, так называемым «старикам», избранным депутатами III Большого войскового круга. Выполняя просьбу атамана, они отправились уговаривать казаков 46-го и 48-го Донских полков подчиниться приказам и принять участие в наступлении на Ростов [150]. В итоге казаки, хоть и с большой неохотой, но все же заявили о готовности исполнять приказы атамана. 29 ноября верные войсковому правительству части, 46-й, 48-й полки, 5-й Донской пеший батальон, две батареи, часть юнкеров Новочеркасского училища и уряднических курсов, немногочисленные добровольческие отряды из офицеров и учащейся молодежи при поддержке офицерских рот Алексеевской организации начали наступление на город [151]. 4 декабря они занимают Ростов [152]. Потери сторон, по свидетельствам очевидцев, были небольшими. На исход борьбы, по мнению ростовских большевиков, в определяющей мере повлияло участие в наступлении калединских войск казаков-фронтовиков [153]. Официальная войсковая печать сообщала о том, что отказывавшиеся ранее от выступления некоторые казачьи части позже подчинились приказам и отдали себя в распоряжение войскового правительства [154].

Среди казачества с новой силой начинает проводиться крупномасштабная агитационно-пропагандистская работа представителей казачьих органов власти, офицеров, казаков-«стариков». Особенно активно она велась в казачьих полках и подразделениях. И в некоторых из них давала видимые результаты.

Правящими структурами одновременно вырабатывались и организационно-практические мероприятия по увеличению численности надежных вооруженных сил Донского войскового правительства. По утвержденному плану войскового штаба намечалось формирование из казаков старших возрастов, входивших в ополчение, боевых дружин общей численностью до 10 тысяч человек. Все окружные атаманы получили приказ о создании при казачьих полках добровольческих сотен, в которые бы вошли наиболее верные войсковому правительству казаки [155]. Неустойчивая позиция подавляющего большинства казачества вынуждала казачьих лидеров искать любые возможные способы для увеличения своих военных сил. Чуть позже, когда они окончательно убедятся в невозможности привлечения к борьбе казаков-фронтовиков, идея создания чисто добровольческих отрядов займет основное место в их планах организации верных воинских формирований.

Напряженная обстановка складывалась в ноябре 1917 года и на Кубани. Хотя в это время правящие казачьи органы полностью контролировали положение в пределах области, здесь нарастала революционная активность различных слоев населения. Так как одним из самых значительных очагов напряженности становится столица Кубанского войска, краевое правительство задержало в Екатеринодаре некоторые казачьи подразделения, которые должны были отправляться на фронт. К тому же весь их личный состав исправно выполнял приказы командования и являлся надежной опорой краевых властей. В городе в это время дислоцировались 1-я и 2-я сотни и штаб 1-го Екатеринодарского полка, Кубанский гвардейский дивизион, 1-я и 7-я запасные сотни и штаб 1-го запасного казачьего пластунского батальона, четыре роты и штаб 13-го Кубанского пластунского батальона, караульная команда 2-го Екатеринодарского полка, школа прапорщиков, несколько взводов запасной батареи, две роты и штаб 233-й Донской пешей дружины, четыре роты 214-й команды выздоравливающих и военно-фельдшерская школа [156]. Надежных и боеспособных частей, бывших в распоряжении властей, насчитывалось в общей сложности около двух полков [157]. Их присутствие и относительная слабость местных просветительских образований не давали возможности последним осуществить успешное вооруженное выступление.

На территории области в распоряжении краевого правительства было несколько прибывших с фронта казачьих полков и пластунских батальонов, ряд подразделений туземного корпуса. В то же время настроения казаков этих частей были довольно оппозиционными по отношению к казачьим властям. Даже официальный орган казачьей администрации газета «Вольная Кубань» прямо отмечала, что надежды местного правительства на поддержку прибывших с фронта воинских частей не оправдались, ни одна из них не подчинилась приказам [158]. В такой ситуации кубанское правительство начинает формирование добровольческих отрядов, состоявших главным образом из офицеров и юнкеров.

Определенное беспокойство высших органов казачьего управления вызывали настроения не только казаков-фронтовиков, но и станичников. В ноябре жители Кореновской, Крымской, Тимашевской, Усть-Лабинской и некоторых других станиц выражают недоверие войсковому атаману А.П. Филимонову и главе краевого правительства Л.Л. Бычу. Казаки требовали удаления из области подразделений туземного корпуса и добровольческих офицерских отрядов, считая, что их присутствие может дать повод для посылки на Кубань советских отрядов и создает угрозу вероятных боевых столкновений. А в ряде случаев станичники прямо высказывались за поддержку Советов рабочих, казачьих и солдатских депутатов [159].

В ноябре на территорию области продолжали постепенно возвращаться отдельные казачьи части. По свидетельствам очевидцев, они приходили с фронта с революционными лозунгами и большевистскими идеями [160]. Больше всего казаки-фронтовики стремились к миру. Когда по пути домой они узнавали о начавшемся вооруженном противоборстве своего правительства и Совнаркома, неминуемо грозившем перерасти в крупномасштабные военные столкновения, это вызывало у них бурное негодование. И в этом плане они были настроены довольно решительно. Этими настроениями умело пользовались в своих целях местные большевики. Например, когда членам екатеринодарского комитета большевистской партии стало известно о недовольстве казаков прибывшего в область одним из первых 1-го Екатеринодарского полка, они направили к ним своего представителя. Прибыв в ст. Ново-Титаровскую, где располагались подразделения полка, он установил связь с комитетом 6-й сотни и совместно с его членами развернул агитацию среди казаков [161]. Во многом под влиянием большевистской пропаганды против власти войскового атамана и правительства выступили казаки-фронтовики станицы Марьинской [162].

В оставшихся на фронте кубанских полках постоянно усиливалась настороженность казаков по отношению к командному составу. Так, свое недоверие к командирам казаки 1-го Кубанского полка объясняли тем, что офицеры все от них скрывали и не говорили правды о положении дел в стране [163]. В то же время, несмотря на заметное увеличение критических и прямо оппозиционных высказываний и действий в адрес высших органов казачьего управления, основная масса станичного и армейского кубанского казачества в ноябре 1917 года еще не вышла из сферы их влияния.

К концу осени 1917 года чрезвычайно тяжелая обстановка сложилась в Терском казачьем войске. Здесь до предела обострились межнациональные отношения, что могло привести к масштабной межнациональной войне между казаками и горцами. Одним из первых серьезных вооруженных столкновений между ними стало нападение чеченцев и ингушей на станицу Фельдмаршальскую и ее поджог [164]. Войсковое правительство оказалось в сложном положении. Его определенная растерянность, отсутствие действенных мер политического характера по поиску путей нормализации ситуации вызывали растущее недовольство казачества. Генерал А.С. Лукомский, находившийся тогда во Владикавказе, отмечал, что в конце ноября в некоторых станицах Терского войска «началось брожение» [165]. Атаман и правительство еще контролировали положение, но оно продолжало осложняться. Они обратились к донским властям с просьбой о помощи и присылке на Терек донских казачьих частей. В ответ на это атаман Каледин сообщил, что «реальными силами Терскому войску помочь не может» [166].

Под впечатлением от сообщений о беспорядках на Тереке и бесчинствах горцев многие фронтовые казачьи полки начали настойчиво ходатайствовать об их безотлагательной отправке в пределы края. Причем дело доходило до того, что казаки некоторых находившихся на Кавказском фронте подразделений, как, например, 1-го Горско-Моздокского казачьего полка, 1-й и 3-й Терских казачьих батарей, в случае отказа грозились самовольно покинуть позиции. Командованию ничего не оставалось, как разрешить их отвод в Терскую область [167]. Казачьи лидеры надеялись, что прибытие казаков-фронтовиков придаст им необходимую военную силу и авторитет и хотя бы частично стабилизирует внутриполитическое положение в крае. Но вопреки этим надеждам фронтовое казачество отказывалось послушно исполнять приказы и начинало открыто выражать неудовольствие действиями войскового правительства. Оно, по их мнению, не способствовало снижению напряженности в межнациональных отношениях и установлению мира и спокойствия. Не последнюю роль в росте таких настроений играла и различная революционная пропаганда. Отчетливо представляя угрозу, таившуюся в поведении казаков-фронтовиков, войсковой атаман М.А. Караулов 27 ноября разослал телеграмму с предписанием отпустить вернувшихся с фронта казаков в месячный отпуск. Согласно этому приказу уже 1 декабря по домам был распущен личный состав 2-го Волгского полка [168]. Станичная среда должна была оказать благотворное воздействие на взгляды и настроения фронтовиков. К тому же основная часть казачьих полков еще оставалась на фронте, и войсковое правительство не отказывалось от попыток возможного вовлечения казаков-фронтовиков в орбиту своей деятельности по их возвращении.

После значительной подготовительной работы 1 декабря во Владикавказе состоялось учредительное совещание войскового правительства, ЦК Союза объединенных горцев Кавказа, Союза городов Терско-Дагестанского края, на котором было официально объявлено об образовании объединенного Временного Терско-Дагестанского правительства. В него вошли атаман М.А. Караулов, чеченский нефтепромышленник Т. Чермоев, ингушский лидер В. Джабагиев и другие известные политические деятели края. Новое правительство попыталось взять ситуацию в области под полный контроль и стало вырабатывать политические пути нормализации весьма сложной и противоречивой обстановки. Но при этом оно столкнулось с очень большими проблемами, разрешить которые оказалось не в состоянии.

В Оренбургском войске, несмотря на успехи в борьбе с местными просоветскими силами, положение казачьих властей не было достаточно прочным. В его распоряжении находилось всего три запасных казачьих полка. К тому же их боевой потенциал, как частей, по сути дела учебных, был невысок [169]. Они располагались в Оренбурге, Верхнеуральске и Троицке. Кроме этих полков атаман Дутов мог рассчитывать на Оренбургское казачье военное училище и частично на учеников старших классов двух кадетских корпусов. По данным Н.К. Лисовского, в самом Оренбурге антисоветские силы насчитывали до 7 тыс. чел. [170]. Однако данные сведения, основанные на свидетельстве одного из ветеранов тех событий [171], представляются явно завышенными. К тому же среди казаков запасных частей доминировало стремление уклониться от участия в вооруженной борьбе. Так, казаки находившегося в г. Троицке полка проявляли явное нежелание воевать с рабочими [172]. Поэтому Дутов направил командирам казачьих частей, находившихся за пределами войска, директиву с требованием принятия мер к скорейшему прибытию казаков «каким угодно порядком» с оружием в свои округа [173]. В станичных районах начинается формирование добровольческих казачьих дружин [174]. В конце ноября, ввиду отказа казаков выполнить приказ атамана и войскового правительства о мобилизации, в Оренбурге официально объявляется о формировании добровольческих отрядов [175].

На борьбу с Дутовым мобилизуются местные и центральные советские силы. Причем действия и Совнаркома, и местных большевиков в данном плане отличались оперативностью. И уже 20 ноября сводные красногвардейские отряды из Уфы, Сызрани, Самары без боя занимают г. Челябинск. Самым сильным и организованным из них был самарский отряд, насчитывавший до 500 человек, во главе с В.К. Садлуцким, В.К. Блюхером и А.П. Галактионовым [176]. Советские отряды двинулись дальше. И в районе станции Платовки 29—30 ноября произошло первое столкновение. Красногвардейцы потерпели поражение и отступили [177].

После заявления высших властных структур Семиреченского войска о непризнании СНК и взятии всей власти в области в свои руки в Семиречье сложилась довольно серьезная политическая ситуация. Она обуславливалась целым рядом специфических причин. Здесь обозначилось противостояние казачьих органов власти с представителями умеренных социалистических, буржуазных политических и общественных сил, выражавших недовольство взятием всей власти в области казачьими структурами и устанавливаемыми ими порядками [178]. Особую проблему представляли межнациональные отношения в крае, а также взаимоотношения казачьих и алаш-ордынских органов.

В Семиречье какой-либо значительной военной силы казачьи власти не имели. В их распоряжении были 3-й Семиреченский казачий полк в составе 610 казаков и 25 офицеров и запасная сотня этого полка, насчитывавшая 201 казака и 9 офицеров. Они находились в г. Верном. В г. Джанкерте располагался 6-й Оренбургский казачий полк (858 казаков и офицеров), в г. Пржевальске – 1-я Семиреченская особая казачья сотня (87 чел.), в г. Пишпеке – 2-я Семиреченская особая сотня (83 чел.), в станице Подгорненской – 3-я Семиреченская особая сотня (133 чел.), в станице Надеждинской – 1-я Семиреченская ополченческая казачья сотня (93 чел.), в других пунктах области – 2-я, 3-я и 4-я Семиреченские ополченческие казачьи сотни. Общая численность всех этих казачьих подразделений составляла 2548 чел., в том числе 72 офицера [179]. Кроме этих подразделений в Верном была немногочисленная команда юнкеров, а в некоторых населенных пунктах по области формирования алаш-ордынской милиции [180]. Всех этих сил едва хватало для поддержания порядка. Ситуация в области осложнялась присутствием запасных и ополченческих солдатских частей, большинство которых представляло собой уже фактически разложившуюся и бурлящую массу, а также прекращением подвоза товаров и отсутствием почтовой и телеграфной связи с центром страны и с соседними регионами [181]. Но казачьи органы, совместно с алаш-ордынцами, продолжали контролировать ситуацию и надеялись укрепить свои позиции после прибытия казачьих полков с фронта.

В Уральском (Яицком) войске в ноябре 1917 года казачьи власти имели в своем распоряжении также незначительные силы, находившиеся в г. Уральске и во втором по величине и значению в области г. Гурьеве [182]. В Уральске дислоцировался 10-й запасной казачий полк войска, присутствие которого, несмотря на падение дисциплины среди казаков, по свидетельствам очевидцев, все же сдерживало местные большевистские силы и не давало им возможности произвести переворот [183]. Надежды казачьих властей на фронтовые казачьи полки не оправдались. Так, прибывшие вскоре в область казаки 6-го и 7-го Уральских полков, расположившихся в Уральске и близлежащих к нему населенных пунктах, по собственной инициативе образовали «Комитет казаков-фронтовиков», который спустя совсем немного времени проявил открытую оппозиционность официальным казачьим органам власти, наладил контакты с Уральским областным Советом и даже поддержал его требование к генералу Мартынову о сложении им властных полномочий и отказе от атаманского звания [184].

Большие усилия в плане проведения целенаправленного агитационно-пропагандистского воздействия на казачество продолжало прилагать и Советское правительство. Понимая нереальность его привлечения на свою сторону в ближайшее время и учитывая действительное политическое положение в казачьих войсках, большевистское руководство выдвинуло задачу нейтрализации основной массы казачества. Это позволяло существенно сузить социальную базу антисоветских движений на территориях казачьих областей и заметно облегчить борьбу с ними. Особое внимание советскими лидерами уделялось выработке общих положений политики по отношению к казачеству. В их основе лежал принцип любых, в том числе заведомо невыполнимых и явно нереальных, обещаний всевозможных льгот и уступок казакам. Первостепенное значение большевистские вожди придавали постоянной и настойчивой пропаганде среди казачества идей социального неравенства и искусственному ускорению процессов раскола казачьей среды по классовому признаку. В силу целого комплекса специфических причин этнического, политического и социального характера деятельность большевиков в данном направлении заметно осложнялась. Но с течением времени она все же стала приносить свои результаты.

В период с 20 по 24 ноября на заседаниях Совнаркома неоднократно заслушивались вопросы о положении в казачьих областях. На одном из них с докладом о ситуации в Оренбуржье выступил П.А. Кобзев. После этого СНК принял специальные рекомендации Казачьему комитету ВЦИКа, в которых говорилось о необходимости усиления агитационной работы в казачьих районах [185]. Одновременно был утвержден и текст воззвания СНК «Ко всему населению». Оно было опубликовано 25 ноября и содержало призыв «...к борьбе с контрреволюционными мятежами казачьих атаманов», а также решения об объявлении охваченных антисоветскими движениями областей на осадном положении, а возглавлявших их лиц – вне закона [186].

Также 25 ноября председатель СНК В.И. Ленин встретился с представителями Совета Союза казачьих войск, которые заявили решительный протест против посылки в казачьи области советских отрядов и против ведения сепаратных переговоров с Германией. В ответ Ленин сказал, что советские войска направляются для подавления контрреволюционного заговора на Дону и что это «нисколько не умаляет прав трудового казачества... и является ему прямой поддержкой в борьбе с казачьей контрреволюцией» [187]. Обескураженные таким заявлением члены делегации тем не менее довольно категорично высказали свое негодование по поводу действий советского руководства. Вечером того же дня на заседании СНК Ленин доложил о переговорах с членами Совета Союза казачьих войск, после чего было решено принять специальное обращение «От Совета Народных Комиссаров – трудовым казакам». В нем говорилось о стремлении советской власти освободить трудовое казачество от «кабалы атаманов», которые якобы стоят за интересы богачей и готовы утопить страну в крови ради сохранения помещичьего землевладения. Политика же власти Советов, подчеркивалось в обращении, направлена на передачу помещичьей земли в руки казаков и на установление мира. Казаки призывались к объединению со всем народом против Каледина, Корнилова, Дутова, Караулова, к созданию своих Советов [188]. Через три дня, 28 ноября, в новом обращении большевиков «Ко всем трудящимся и эксплуатируемым» все революционные рабочие, крестьяне, солдаты, матросы и казаки призывались вести беспощадную войну против кадетской партии и калединской контрреволюции [189]. Как видим, все эти воззвания и обращения были выдержаны в одном духе и преследовали вполне определенные политические цели. Причем для их достижения большевистские деятели не останавливались ни перед откровенной ложью, ни перед агрессивно-подстрекательскими заявлениями, обильно приправленными словесными нагромождениями революционной фразеологии. 29 ноября представителями большевиков было организовано совещание с участием членов Казачьего комитета ВЦИКа, делегатов от донских и кубанских полков и батарей Северного фронта. На нем рассматривался один вопрос: контрреволюционная деятельность Совета Союза казачьих войск. В принятом постановлении отмечалось, что его члены «ведут контрреволюционную пропаганду и открыто толкают казачество на братоубийственную войну» [190]. После этого радикально настроенная группа его участников направилась в Совет Союза казачьих войск и арестовала часть его членов. На данном совещании с подачи большевиков было решено также немедленно сформировать из просоветски настроенных донских и кубанских казаков и солдат столичного гарнизона специальный отряд для отправки на Дон, Кубань, Терек с целью «изгнания реакционных генералов из казачьих областей и передачи власти трудовому народу» [191].

В этот же день аналогичное решение принял и Казачий комитет ВЦИК. От его имени командующему Петроградским военным округом направляется телеграмма с предложением сформировать сводный революционный отряд из казаков 5-й Кавказской дивизии, 1-го, 4-го, 14-го Донских полков и армейских (т.е. неказачьих) частей по усмотрению главнокомандующего для отправки на Дон, Кубань и Терек на борьбу с контрреволюцией [192]. В ответ на поступившую встречную просьбу командующего округом Казачий комитет направил своего члена Самойленко в его распоряжение в качестве помощника по казачьим делам [193]. 30 ноября на очередном заседании СНК был одобрен целый ряд законопроектов, выработанных Казачьим комитетом ВЦИК и отражавших многие важные, что называется, насущные аспекты политической и социально-экономической сторон жизни казачества [194].

Возрастали масштабы агитационно-пропагандистской работы советских агитаторов непосредственно на территориях казачьих войск. Например, только в ноябре 1917 года и только по линии Петроградского ВРК в районы антисоветских выступлений, главным образом в казачьи области, было послано 106 комиссаров, 61 инструктор, более 600 агитаторов [195]. А Петроградский комитет РСДРП(б) предписал партийным организациям столицы выделить не менее 500 агитаторов для посылки на Дон, Кубань, Урал [196].

Агитационное воздействие большевиков на казачество возрастало и постепенно начинало приносить свои практические результаты. Как позже отмечал бывший председатель Кубанского краевого правительства Л.Л. Быч, «...пропаганда эта велась удивительно широко и умело – в край вливались тысячи пропагандистов и миллионы большевистских брошюр и листовок, – яд большевизма начал заражать казачество, прежде всего разлагая в нем дисциплину и особенно успешно среди неустойчивой, сбитой с толку молодежи (т.е. казаков-фронтовиков младших призывных возрастов. – В. Т.)» [197].

Весьма небезуспешно осуществлялась просоветская агитационно-пропагандистская деятельность и в армейских казачьих частях. В итоге в некоторых из них уже в ноябре большинство казаков склонялось в пользу Совнаркома. Так, дивизионный комитет 5-й Кавказской кубанской дивизии, находившейся в Финляндии, при участии представителей от полков, батарей, сотен и команд на общем собрании принял постановление, в котором заявлялось, что временно командующий дивизией генерал-майор Филиппов и начальник штаба полковник Щербаков открыто не хотят подчиняться Советскому правительству. Было решено их арестовать и отправить в военно-революционный комитет 42-го армейского корпуса [198].

В рассматриваемый период отчетливо проявлялось стремление значительной части фронтового казачества поскорее добиться отправки в свои области. Для этого казаками использовались любые предлоги, например заявления в адрес Совнаркома о желании принять участие в ликвидации конфликта между местными казачьими властями и СНК. Казаки не только хотели побыстрее попасть в родные края, но и самостоятельно разобраться в сложившемся там положении и не допустить вмешательства посторонних политических и военных сил во внутренние вопросы своих войск. Они также небезосновательно считали, что проход в казачьи области советских войск может привести к кровопролитным и разрушительным действиям на родной земле и непредсказуемым последствиям. Показательна в этом плане позиция казаков 1-го Кавказского полка 5-й Кавказской дивизии. 6 декабря общее собрание полка вынесло решение ходатайствовать перед Совнаркомом о скорейшей отправке в пределы Кубанской области, где казаки обещали принять «все меры к предотвращению братоубийственной войны на родине мирным путем и к привлечению Кубани на сторону трудящегося класса». Они не возражали против посылки советских армейских частей, но выражали настойчивое пожелание, чтобы эти части двигались только вслед за ними [199]. Председатель СНК в этот же день подписал распоряжение комиссарам железных дорог о немедленном пропуске эшелонов 1-го Кавказского казачьего полка [200], а также эшелонов отряда Защиты прав трудового казачества, 4-го Донского казачьего полка, других частей 5-й Кавказской казачьей дивизии [201]. Позже к отряду Защиты прав трудового казачества присоединились прибывшие в столицу казаки 2-го Донского полка [202]. По инициативе самих казаков и с разрешения Совнаркома на Дон также отправился 23-й Донской полк, причем в его эшелонах находилось большое количество различной агитационной литературы [203]. Однако по прибытии в свои области большинство казачьих полков просто разошлось по домам. Причем так поступали и казаки «революционных» полков, направленных в свои области СНК для борьбы с контрреволюцией, и казаки полков, отзываемых с фронта атаманами и войсковыми правительствами. Эту особенность впоследствии отмечали и советские, и войсковые деятели. По словам одного из местных большевистских деятелей, ушли в Хоперский округ и разбрелись по домам казаки считавшегося революционным 35-го Донского полка. Затем так же поступил почти весь личный состав и 36-го Донского полка [204]. Некоторые белоэмигранты прямо указывали на то обстоятельство, что «приход полков с фронта давал Дону (т.е. атаману и войсковому правительству. – В. Т.) видимость силы. Но только видимость. Эти полки и эти батареи были никуда не годным оружием для борьбы с красными» [205]. Полковник А.А. Зайцов позже констатировал, что настроения донских и кубанских казаков-фронтовиков в это время были одинаковы: «...воевать они ни с кем не хотели» [206]. Многие возвращавшиеся казачьи полки, по его словам, без сопротивления сдавали оружие советским отрядам на границах казачьих областей и расходились по домам [207]. Причины такого поведения казаков или, как тогда говорили, причины их «разложения», некоторые видные антисоветские деятели усматривали и в экономическом неравенстве в казачьей среде, и в активной агитационно-пропагандистской деятельности большевиков [208]. Но большинство из них считало, что казаков-фронтовиков прежде всего тянуло на отдых по родным хуторам и станицам [209]. Приведенные суждения представляются нам достаточно верными, отражающими сущность доминировавших настроений в среде армейского казачества. По нашему мнению, в крайне непростой и до конца не определенной и неясной ситуации осени 1917 года подавляющее большинство личного состава казачьих частей настороженно выжидало дальнейшего развития событий. Некоторые полки заявляли о якобы преданности революции и о поддержке СНК, другие, наоборот, решительно выступали против признания большевистского правительства. Причем вторых тогда было явно больше. Так, на совещании делегатов казачьих частей Юго-Западного фронта его участники однозначно высказались против Совнаркома, в поддержку деятельности Юго-Восточного союза казачьих войск и идеи Учредительного собрания [210]. А на Дону многие вернувшиеся с фронта казачьи полки по приказу Каледина, хотя и с большой неохотой, но все же заняли рубежи на границе области и преградили путь советским отрядам. Казаки не хотели пропускать их в пределы войска. Но вооруженных столкновений они стремились избегать.

Советское правительство продолжало принимать энергичные меры против антисоветских выступлений в казачьих областях. О напряженности его работы может свидетельствовать следующий факт: только в один из дней начала декабря председатель СНК отдал тридцать одно распоряжение комиссарам железных дорог о пропуске воинских эшелонов, направлявшихся «на борьбу с контрреволюцией» на Дон и Кубань [211]. 8 декабря СНК принял решение об образовании единого военного руководства для вооруженной борьбы с антисоветскими силами на юге и юго-востоке страны. Командующим революционными войсками в этом регионе был назначен нарком по военным делам В.А. Антонов-Овсеенко. Общую координацию военных действий против атаманов Каледина и Дутова и украинской Центральной рады должен был осуществлять созданный по приказу советского главковерха прапорщика Н.В. Крыленко Революционный Полевой штаб при ставке [212]. Чрезвычайным комиссаром Украины и Юга России назначается Г.К. Орджоникидзе, а чрезвычайным комиссаром по борьбе с контрреволюцией на Южном Урале – П.А. Кобозев. По мнению некоторых зарубежных исследователей, именно эти меры советского правительства знаменовали начало Гражданской войны в России. Например, Д. Футмэн утверждал, что Гражданская война началась в тот момент, «когда в декабре 1917 г. Ленин приказал Антонову-Овсеенко начать завоевание Донской области» [213]. Правомерность данного суждения вызывает сомнение, поскольку не учитывает всех аспектов причин и собственно начала Гражданской войны.

Из Петрограда, Москвы, Брянска, Царицына, Воронежа и других городов центра страны сводные отряды красногвардейцев и солдат направлялись на Дон, а из столицы, Уфы, Сызрани, Самары, Бузулука – в Оренбуржье. Общие вопросы и конкретные мероприятия по организации сил на борьбу с Дутовым и контрреволюцией в Оренбуржье рассматривались на четырех декабрьских заседаниях Совнаркома [214]. В то же самое время проводимая в этих направлениях деятельность советских органов по своей организации оставляла желать много лучшего ввиду как отсутствия необходимых сил, так и недостатка опыта и очень слабой исполнительской дисциплины.

Более успешными были мероприятия агитационного характера. И в начале декабря они продолжали осуществляться с прежней активностью и целеустремленностью. Так, 10 декабря выходит постановление СНК «Ко всему трудовому казачеству», в котором подчеркивалось, что Советское правительство ставит своей задачей разрешение земельного вопроса в казачьих областях «...в интересах всего трудового казачества и всех трудящихся на основе советской программы и принимая во внимание все местные и бытовые условия и в согласии с голосом трудового казачества на местах» [215]. Тут же содержались положения, отражавшие насущные чаяния казаков: отмена обязательной военной службы казачества и замена его постоянной службы краткосрочным обучением военному делу при станицах, государство брало на свой счет приобретение практически всех элементов казачьего снаряжения и обмундирования, отменялись еженедельные дежурства казаков при станичных правлениях, зимние военные занятия, смотры и лагеря, казакам разрешалась полная свобода передвижения [216]. Обо всем этом раньше казаки не могли и мечтать.

Как видим, в своих обещаниях казакам советское правительство шло на любые посулы, уступки, преследуя при этом одну цель: нейтрализовать их в политическом и военном отношениях, лишить тем самым поддержки атаманов и войсковых правительств и по возможности привлечь на свою сторону. Ведь от того, на чьей стороне будет выступать казачество, во многом зависел итог разворачивающегося вооруженного противоборства не только в казачьих областях, но и далеко за их пределами. И это хорошо понимали и советские, и казачьи лидеры.

В свою очередь, руководство казачьих властных структур предпринимает настойчивые попытки оказания воздействия на казаков. Его мощным и действенным инструментом должны были стать высшие органы казачьего самоуправления – войсковые круги. После серьезной подготовки они состоялись во многих казачьих войсках. Официально объявлялось, что круги созывались для обсуждения положения в стране в связи с захватом власти большевиками и ситуацией, складывающейся в казачьих областях, ввиду угрозы начала в них Гражданской войны [217].

Одним из первых состоялся III Большой войсковой круг войска Донского, проходивший со 2 по 13 декабря. Его делегаты обсудили сложившееся в стране положение и заявили о непризнании советской власти. Рассмотрев ситуацию в области, они решили утвердить предложенный проект новой организации управления Донской областью. Согласно его положениям, вплоть до созыва Донского Учредительного собрания из представителей всего населения области, органами высшей власти должны были стать Временное Донское правительство и войсковое правление [218]. Для ослабления напряженности в отношениях между казаками и крестьянами атаман Каледин предложил делегатам круга образовать объединенное правительство казачьего и неказачьего населения [219]. Сам атаман и все члены войскового правительства официально, с целью создания формального повода для формирования нового правительства подали в отставку. И она была принята кругом [220]. После напряженного обсуждения депутаты круга признали необходимым осуществлять власть в области на равных, паритетных началах представительства, от всего населения области, как казачьего, так и неказачьего. Кругом было сформировано новое паритетное правительство, в которое вошли по семь представителей от казачества и от крестьянства. Председателем правительства был избран М.П. Богаевский. При возникновении спорных ситуаций при голосовании в правительстве его голос являлся решающим. Атаманом на круге вновь был избран А.М. Каледин. При обсуждении проблемы взаимоотношений с СНК большинство депутатов круга согласилось с тем, что Донской области угрожает серьезная опасность. Поэтому они проголосовали за постановление, предоставляющее атаману и правительству «все полномочия по принятию необходимых мер для защиты области» [221]. Атаман получал права командующего всеми донскими вооруженными силами. Но среди делегатов от фронтового казачества оно вызвало несколько болезненную реакцию, поскольку, по словам одного из них, фактически аннулировало комитеты в казачьих частях и позволило атаману единолично издавать приказы о любых передвижениях и наступлениях воинских подразделений [222]. На одном из заседаний представители фронтовиков выступили с предложением о немедленном и полном прекращении огня на территории области и призвали к мирному урегулированию отношений с советским правительством. Для этого они предложили послать от имени круга делегацию в Петроград для переговоров с Совнаркомом. Вопреки сопротивлению президиума, считавшего такие переговоры бесполезными, при голосовании внесенного предложения его неожиданно поддержало большинство делегатов. В состав отправляемой в столицу мирной делегации круга вошли сотник Колычев, урядник Воротынцев, служившие в Атаманском полку, и крестьянин Дощенко. Позже к ним присоединились хорунжий 35-го Донского полка Семенов и подхорунжий 39-го Донского полка Калинин (эти полки входили в состав 8-й Донской казачьей дивизии, стоявшей на границе области), а также два солдата стоявшего в Черткове Минского военно-революционного отряда [223].

До окончания переговоров с СНК круг запретил казачьим подразделениям вмешиваться в боевые действия с красногвардейскими и солдатскими отрядами, подошедшими к границам Донской области. В то же время многие принятые кругом постановления носили явный антисоветский характер.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.