Печатное слово
Печатное слово
Каждый писатель графоман, но не каждый графоман писатель. У тех и у других чешутся руки при виде чистого листа бумаги. Екатерина писала Гримму: «Я не могу видеть чистого пера без того, чтобы не пришла мне охота обмакнуть его в чернила». Она много писала, формула «ни дня без строчки» здесь неуместна, ни часу… вот ее норма. Через руки императрицы проходил поток деловых бумаг, писем, указов и пр. Но ни о них сейчас речь. Екатерина занималась и литературным творчеством. Вопрос только, считать ли ее писательницей или нет.
Для писателя главный инструмент – слово. Екатерина выучила русский язык, правда, говорила с сильным акцентом, но, видно, знала она его недостаточно хорошо, не понимала его красоты и силы, поэтому и не оценила по достоинству двух великий своих современников – Державина и Фонвизина. Поэт написал хвалебную «Фелицу», она его вознаградила, но в глазах ее он по-прежнему остался в первую очередь плохим губернатором и неуживчивым секретарем. Когда он «порицал суды и мздоимство», они спорили, случалось, до крика, и Екатерина просто выгоняла Державина из кабинета, но чтоб на досуге почитывать его стихи и восхищаться ими – об этом сведений нет.
Фонвизин написал две великолепные пьесы – «Бригадир» и «Недоросль», но он был чиновник, правая рука Н.И. Панина, а с Паниным у Екатерины всегда были сложные отношения. Кроме того, она сама писала пьесы и либретто к операм, их ставили во дворце в Эрмитажном театре. Успех был оглушительный.
Наверное, Екатерина могла отличить по качеству свои пьесы от фонвизинских, а может, и нет. Тогда было в обычае брать сюжет из немецкой или французской драматургии и переносить его на русскую почву. Комедия Екатерины «О, время!» (сюжет немецкий, героиню зовут Ханжихина) пользовалась популярностью, ее даже похвалил в журнале «Живописец» Новиков. Я пьесу не читала, ничего добавить не могу. Сама императрица относилась к своим творениям без уважения. Конечно, в этом была доля кокетства, всегда ей присущая. «Я любила делать опыты во всех родах – признавалась императрица, – но мне кажется, что все написанное мной довольно посредственно, почему, кроме развлечения, я не придавала никакой важности». Хорошее признание, даже если она лукавит. Я думаю, что подобное самокритичное признание подошло бы многим авторам, только к слову «развлечение» следует прибавить «и заработок».
А вот «Записки» Екатерины – не только исторический документ, это еще и проза. Предаваясь «развлечению», Екатерина преследовала все ту же цель – усовершенствование человеческой породы, в «Записках» она этой цели не ставила. Там есть характеры, интересные подробности, подкупающая искренность, легкий, внятный язык. Правда, они были написаны по-французски, переведены на русский много позднее, но литературный талант у императрицы явно в наличии.
Екатерина привила русским вкус к толстым журналам, в которых велась полемика и обсуждались насущные вопросы, она заложила основу сатирической журналистики, при ней в полную силу стал блистать «легкий юмор». В 1769 году появился журнал «Всякая всячина», в нем прозвучал призыв редактора следовать его примеру. Формально редактором журнала был секретарь императрицы Козицкий, но на самом деле издателем, автором и руководителем была Екатерина. Призыв государыни был с восторгом подхвачен, в этом же году вышло семь новых журналов с броскими названиями, например «Ни то, ни сио в прозе и стихах» или «То и сио». Все эти журналы очень скоро исчезли за невостребованностью читателями. Осталось только два: «Всякая всячина» и «Трутень», издаваемый Н.И. Новиковым.
Два этих журнала задавали тон всей полемике того времени. Что такое «трутень» – по Далю это «лентяй, дармоед, тунеяд, живущий без дела или на чужой счет», словом, помещик, крепостник. Его Новиков и критиковал, и высмеивал, и ненавидел, призывая читателей к достаточно жестоким мерам наказания, вплоть до прилюдной порки. Для искоренения всякого вида трутней все средства хороши.
«Всякая всячина», напротив, хоть и признавала наличие пороков у подданных, призывала лечить их исключительно любовью. Екатерина призывала быть снисходительной, человек слаб по природе, надо уметь его прощать. Бороться с пороками лучше всего личным примером, а в том, что взятки берут, так «взяткодатели» еще больше виноваты, потому что потакают слабостям людским. К слову, Екатерина действительно умела прощать. И по-крупному, и по мелочам. Например, она знала, что повара и слуги ее обворовывают. Каждый вечер из дворца волокли сумки с провизией. Она говорила, что ей важно, чтобы ее желания были удовлетворены, а на остальное можно закрыть глаза. Воровство неистребимо.
Что касается журналов, то с моей точки зрения – оба правы, и Новиков, и Екатерина. Два человека, два разных мировоззрения, два взгляда на жизнь, он за строгую сатиру, она – за милую шутку. Но нельзя отрицать, что Новиков был серьезным оппонентом императрице, и тут она забывала о прощении и человеколюбии. Есть отзывы современников, что Екатерина Новикова ненавидела, и ненависть эта зародилась именно во время этих журналистских опытов. «Трутень» был закрыт, Новиков начал издавать новый журнал «Живописец», а потом и вовсе уехал из Москвы и занялся издательским делом.
«Опыты» императрицы вылились в 11 комедий, 5 «былей и небылиц», 7 опер, «Записки» и «Антидот». О последнем произведении хочется поговорить отдельно. «Антидот» (т. е. противоядие) – Екатерина опубликовала анонимно. Это – гневный ответ на книгу аббата Шаппа д’Отероша под названием «Путешествие в Сибирь». Книга вышла в Париже в 1768 году и представляла с точки зрения Екатерины гнусный поклеп на руководимое ею государство – на Россию.
Предыстория такова. Аббат Шапп приехал в Петербург в 1761 году. Цель поездки астрономическая – наблюдать прохождение планеты Венеры через солнце. Лучше всего наблюдения было проводить в Тобольске, куда аббат и направился. Петербургская Академия помогла ему деньгами, транспортом (четыре подводы выдали) и охраной. Наблюдения за Венерой длились долго, почти год. Вернувшись на родину, аббат перенес свой опыт пребывания в Сибири на бумагу.
Н.И. Павленко пишет об аббате и его книге: «Надо обладать огромной отвагой, граничащей с непомерной наглостью, чтобы, не зная языка, за несколько месяцев пребывания в стране написать пространное сочинение, освещавшее практически все стороны жизни страны и ее населения: вероисповедание, состояние вооруженных сил, финансов, просвещения, быта и нравов жителей, и даже иногда совершать экскурсы в события вековой и более давности. Совершенно очевидно, что даже при добросовестном отношении к делу, неистребимом желании изучить все многообразие жизни страны и особенности населяющего ее народа правдиво описать все это за столь короткое время невозможно. И действительно, сочинение аббата наполнено множеством ошибочных утверждений, вымыслов и домыслов, причем все они преследуют четкую выраженную враждебную России цель изобразить страну варварской, а ее народ диким, награжденным всеми пороками, чуждыми цивилизованному миру».
Нам не привыкать, один маркиз де Кюстин чего стоит, но тем не менее я хочу защитить аббата Шаппа. Кто знает, какие цели преследовала его поездка, помимо астрономических. А к отбору фактов XVIII век относился очень внимательно. Понятное дело, Сибирь напугала бедного аббата: и холодно, и еда непривычная, и обычаи непонятные, вот он и вылил свое негодование на бумагу.
Я не читала астронома и историка аббата Шаппа, но «Антидот» читала внимательно. Не было бы «Путешествия в Сибирь», не было бы и «Антидота», а он очень хорош подробностями быта того времени. Споря с аббатом, Екатерина все время его цитирует, и тут же гневно опровергает, объясняя, как это есть на самом деле.
Аббат писал свое «Путешествие…», когда Екатерина еще ходила в великих княгинях. К ней автор отнесся уважительно и сочувственно, представив ее читателю личностью гениальной, всегда с книгой – вообще выше всяких похвал, но, к чести Екатерины, она на это не купилась. Она обиделась за Россию, за русских. И вообще – кто ты такой, чтобы нас критиковать?
Судя по цитатам, приведенным Екатериной, в книге аббата действительно очень много вранья и странных утверждений. Например: «Женщины (русские, разумеется – Авт.) не знают других удовольствий, кроме чувственных». Согласитесь, смелое утверждение для француза, который и языка русского не знает. Описывая быт крестьян, аббат не пренебрегает каждой мелочью, а Екатерина также мелочно все это опровергает: русские вот так топят печь – нет, совсем иначе, они вот так варят отвратительную капусту – щи, которой только и питаются, – нет, не так, возражает императрица, и тут же нападает – а ваш луковый суп из одного лука – питательнее?
А мне в работе «Антидот» очень пригодился. Читатели моих «гардемаринов» могут вспомнить эпизод в бане, когда де Брильи вынесли оттуда бездыханного. «Тулуп – это халат на меху», «баня – это вертеп, где не моются, а занимаются развратом», «в бане русские яростно секут друг друга розгами» – это все утверждения аббата Шаппа. И таких ляпов в книге его множество.
Но есть вполне внятные описания России и не совсем понятные ответы Екатерины. Шапп пишет про Сибирь: «…губернаторам легко злоупотреблять своей властью, что они почти всегда и делают». Екатерина в ответ с обидой, мол, они бы делали зло, но на сей предмет крылья у них коротко отрезаны». Но ведь вранье, господа! Ни шута эти крылья не обрезаны, за 250 лет так и не удалось сделать эту хирургическую операцию. Одно утешает, эти губернаторы с необрезанными крыльями летают в мире повсеместно.
И уж совсем смешно. Шапп пишет: «…человек в России есть товар, часто продаваемый по низкой цене». О чем здесь Екатерине II спорить? Разве что о цене, что иногда она бывает весьма немалой. Но Екатерина находит ответ: «Ложь! Таково нет». И как-то получается, что эти два автора друг друга стоят. Один-один! – то есть ничья.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.