Война с русами

Война с русами

Знаменитый персидский поэт Низами Гянджеви значительную часть прославляющей подвиги Александра поэмы «Искендер-наме» (ок. 1203) посвящает описанию войны Александра с русами [41]. Достаточно сказать, что войне Александра с Дарием в поэме посвящено вдвое меньше страниц, чем войне с русами. Отсюда можно заключить, что эта война с русами была затяжной и безуспешной для Александра. Отчаявшись и уже не надеясь победить грозного противника, «поэтический» Александр со вздохом признается, что зря ввязался в эту войну, что будет он непременно побит и вообще скулит как замерзший щенок. Повторюсь:

Схвачен страхом —

ведь рок стал к войскам его строгим,

И румийцам полечь суждено будет многим, —

Молвил мудрому тот, кто был горд и велик:

«От меня мое счастье отводит свой лик,

Лишь невзгоды пошлет мне рука небосвода.

Для чего я тяжелого жаждал похода!

Если беды на мир свой направят набег,

Даже баловни мира отпрянут от нег.

Мой окончен поход! Начат был он задаром!

Ведь в году только раз лев становится ярым.

Мне походы невмочь! Мне постыли они!

И в походе на Рус мои кончатся дни!»

Но тут вмешивается божественное провидение, и Александр, как подлинный избранник богов, чудом побеждает русов. После этого он замиряется с ними и всячески им благодетельствует.

Шаха русов позвал вождь всех воинских сил

И на месте почетном его усадил.

Вдел он в ухо Кинтала серьгу. «Миновала, —

Он сказал, – наша распря; ценю я Кинтала».

Пленных всех он избавить велел от оков

И, призвав, одарил; был всегда он таков.

В одиночку ли тешиться счастьем и миром!

[41]

Надо заметить, что в исторических источниках есть лишь смутные упоминания об этом замирении и предоставлении благ славянам. Историк Вацлав Гайк в «Чешской хронике» (1541 г.) приводит более поздний чешский пересказ текста Грамоты, дарованной Александром славянам. В то же время в античных источниках, особенно у Арриана, скрупулезно описывавшего боевые действия и диспозиции, большое внимание уделяется битве Александра с индийским царем Пором. Этот царь владел обширным царством на берегах реки Гидасп. Курций Руф называет Пора умнейшим и просвещеннейшим человеком из всех индийских народов.

На требование Александра уплатить дань и встретить его у границы своего государства, Пор ответил, что, конечно же, встретит, но с оружием в руках. Завязалась грандиозная битва. Величайшее значение ей придают все античные авторы, но описывают совершенно по-разному. Арриан, ссылаясь на Птолемея, говорит, что это была блистательная победа над превосходящими силами противника: «С собой Пор взял всю конницу: около 4000 человек, все колесницы – их было 300, 200 слонов и цвет своей пехоты – около 30 000 человек» [8, 5, 15, 4]. В результате битвы «индов-пехотинцев погибло немногим меньше 20 000, всадников около 3000, колесницы все были изрублены. Пехота Александра из 6000, принимавших участие в первой схватке, потеряла самое большее человек 80; конных лучников, которые начали сражаться, погибло 10, всадников-„друзей“ около 20, прочих всадников человек 200» [8, 5, 18, 2–3] (рис. 10).

И. Резников, объясняя небольшие потери македонян их выдающимся боевым искусством и лучшим по тому времени вооружением, все же высказывает сомнение, «не преуменьшены ли сведения древнего историка» [56]. Это сомнение совершенно оправданно. Более того, и хваленое военное искусство, и особенно передовое вооружение македонян – это миф, рожденный потомками, восхвалявшими Александра. Сами ветераны, видевшие поединок Диоксиппа с Горратом, были осторожнее в суждениях.

На царском пиру, где присутствовали сто высокорослых послов от маллов и оксидраков, нередко выходивших на битву, как и другие инды, с одними палицами в руках, «принимал участие афинянин Диоксипп, знаменитый кулачный боец, известный и любезный царю за свою силу и искусство. Злобные завистники говорили полушутя, полусерьезно, что за войском следует бесполезное животное в военном плаще: когда они вступают в бой, оно умащается и готовит свое брюхо для пира. Именно в этом и стал упрекать его на пиру охмелевший македонец Горрат и требовать, если он настоящий мужчина, чтобы он сразился с ним на другой день на мечах. Царь, мол, признает за ним безрассудство или за тем – трусость. Диоксипп, усмехнувшись над его воинственной горячностью, принял его предложение. На следующий день они потребовали более серьезной формы состязания, и, так как царь не мог их отговорить, он дал согласие на их условия. Собралось множество воинов, среди которых были и греки, сочувствовавшие Диоксиппу. Македонец надел полное вооружение: в левую руку он взял медный щит и копье, называемое „сарисса“, в правую дротик, и опоясался мечом, точно собирался сражаться с несколькими сразу. Диоксипп блестел от масла и был украшен венком, в левой руке держал багряный плащ, в правой – большую узловатую дубину. Это обстоятельство вызвало у всех захватывающий интерес, так как выступать голому против вооруженного казалось даже не безрассудством, а полным безумием.

Итак, македонец, уверенный, что можно быть убитым и издали, метнул в противника дротиком. Диоксипп легким движением увернулся от него, но пока враг перекладывал копье из левой руки в правую, он подскочил и ударом дубины переломил копье пополам. Потеряв оба метательных оружия, македонец стал отстегивать меч. Пока он был занят этим, Диоксипп подбил ему ноги и, свалив на землю, вырвал у него меч, поставил ногу на шею лежащего, замахнулся дубиной и размозжил бы ему голову, если бы не был остановлен царем. Исход этого зрелища был печален не только для македонцев, но и для Александра, поскольку при этом присутствовали варвары; он опасался, что прославленное мужество македонцев может быть в их глазах развенчано» [31, 9, 7, 12–25].

Диоксипп очень скоро и жестоко расплатился за свою опрометчивую победу. Через несколько дней слуги перестали выставлять на пирах золотые сосуды, якобы опасаясь воровства. Арриан прямо указывает, что придворные македонцы уговорили одного из слуг подбросить Диоксиппу золотой кубок. Он был найден. Диоксиппа обвинили в воровстве и обесславили. Он написал царю письмо о своей невиновности и закололся мечом. Диодор пишет: «Безрассудно согласился он на поединок и еще бессмысленнее оборвал свою жизнь» [23, 101, 4]. А мы можем сделать совершенно обоснованный вывод, что цифры потерь Александра в битвах существенно занижены. Что касается безнравственных порядков в ближнем окружении Александра, то они сильно удручают всякого, кто с ними знакомится. Надо полагать, эти нравы в значительной мере характеризуют и самого Александра.

Вернемся к битве Александра с Пором. Плутарх утверждает, что победа над Пором далась Александру очень тяжело: «Война с Пором расхолодила македонцев: им не хотелось идти по Индии дальше. С трудом отбросили они его, хотя он выставил против них только 20 000 пехоты и 2000 конницы. Они решительно воспротивились Александру, принуждавшему их перейти через Ганг» [49, 62]. Из этой цитаты следует, что если Пор выставил всего 20 000 пехоты, то Александр, по-видимому, значительно больше.

Версия Плутарха гораздо ближе к поэтической традиции, чем версия Арриана. Тем не менее и Арриан утверждает, что еще в конце битвы Александр примирился с Пором, подарил ему и жизнь, и его царство. «И прибавил к его прежним владениям еще другие, которые были больше исконных (5000 хороших городов и очень много селений), – поясняет Плутарх, – таким образом, он и сам по-царски обошелся с благородным человеком, и тот с этих пор стал ему во всем верным другом» [8, 5, 19, 3].

Юстин со слов Помпея Трога приводит одну чрезвычайно пикантную подробность сражения Александра с Пором, о которой умалчивают другие античные авторы: «Среди индийских царей был один, по имени Пор, одинаково замечательный физической силой и величием духа. Он уже заранее, узнав о намерениях Александра и ожидая его прихода, стал готовиться к войне. Когда началось сражение, Пор приказал своему войску напасть на македонян, а сам потребовал, чтобы царь македонский вступил с ним в бой один на один. Александр не замедлил вступить в бой, но в первой же стычке конь его был ранен, и он стремглав упал с коня на землю; сбежались телохранители и спасли его». «Затем Пор был взят в плен весь израненный» [75, 8, 5].

Остается пояснить, почему Пора я считаю русом. Хорошо известно, что имена, дававшиеся индийским царям греческими историками, обычно совпадали с именами тех народов, над которыми они царствовали. По-видимому, это соответствовало местным традициям. К тому же, будучи высокомерными по отношению к варварам, греческие ученые часто допускали ошибки в огласовке и даже транскрипции аборигенных названий. Дж. О. Томсон подчеркивает: «Нельзя сказать, чтобы даже в этот период близкого соприкосновения греки хорошо изучили другие народы и их культуры» [65].

Древние греки спорами (спалами) называли русский народ, живущий «спораден», то есть рассеянно. Сигизмунд Герберштейн утверждал, что слово Рассея происходит от перевода с греческого «спораден»: «Ваша страна называется Расея потому, что предки ваши жили рассеянно, то есть „спораден“» [17]. За тысячу лет до Герберштейна то же самое говорил об антах и славянах византийский писатель Прокопий Кесарийский в «Войне с готами». «И некогда даже имя у славян и антов было одно и то же. В древности оба эти племени называли спорами („рассеянными“), думаю, потому, что они жили, занимая страну „спораден, рассеянно“, отдельными поселками. Потому-то им и земли надо занимать много. Эти племена, славяне и анты, не управлялись одним человеком, но издревле живут в народоправстве (демократии) и поэтому у них счастье и несчастье в жизни считается делом общим».

Вот почему можно считать, что царь Пор властвовал над спорами. Букву «с» античные авторы случайно или намеренно опустили.

Некоторые германоязычные ученые, отталкиваясь от стремления наших предков жить рассеянно, отказывали русским в способности создавать государство. И это при том, что их предки приходили служить на Русь, к русскому Великому князю. Это при том, что, согласно китайским источникам, у русских было государство самое позднее во втором веке до н. э. Вот и государство Пора мы видим в IV веке до н. э. По-видимому, «спораден» наши предки жили несколько раньше Пора, может быть, на тысячелетие – полтора.

Ю. Д. Петухов [48], рассматривая индоевропейский семантический куст, происходящий от слова яр, ярь, находит место славянскому слову пор и греческому порос. В этой связи нелишним будет упомянуть гидронимы Порос, распространенные в Томской и Новосибирской областях.

Правомочность интерпретации поров в качестве споров подтверждается тем, что по соседству со спорами (русскими) проживали другие русские – их греки именовали гадросами, гедрозами, кедруссиями, кадусиями, одрисами, ориссами. Можно предполагать, что эта часть русов смешалась с готами, или, как их называл Иордан, гетами, и поэтому именовалась готоросами или геторусами. Другая, более сильная версия этнонима геторусы восходит к Егору Классену (см. главу «Сибирский маршрут Александра»).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.