1. Путь практика

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

1. Путь практика

Франко Базалья родился 11 марта 1924 г. в Венеции в весьма состоятельной семье. Там же, в самом сердце Венеции, в ослепительном по своей красоте районе Сан-Поло он провел детство и юность. В 1943 г., окончив школу, поступил в Университет Падуи на факультет медицины и хирургии, который закончил в 1949 г. Уже в студенческие годы Базалья отличается радикализмом взглядов и действий. В частности, во время режима Муссолини он контактирует с группой студентов-антифашистов и в это же время впервые сталкивается с тотальными институциями: по доносу одного из его товарищей за антигосударственную деятельность его арестовывают и приговаривают к шести месяцам тюремного заключения. Он отбывает его как раз до окончания войны.

Во время войны Базалья впервые приходит мысль о том, что психиатрическая больница помимо лечения выполняет и другие функции и что за пределами ее стен некоторые психически больные могут успешно существовать в обществе. Тогда в психиатрическую больницу небольшого городка Анконы попадает бомба, уцелевшие пациенты разбегаются, и в напряженное военное время искать их начинают не сразу, а когда начинают, то с удивлением обнаруживают, что многие из них работают и живут неподалеку как обычные люди[382]. Так ужасы военного времени открывают Базалье ужасы психиатрической системы.

После окончания университета, с 1949 по 1961 г., там же в Падуе Базалья работает ассистентом в университетской Клинике нервных и психических заболеваний. В это время он пишет и публикует свои первые статьи и выступает с первыми докладами. Их тематика чисто психиатрическая: он говорит о шизофрении и навязчивостях, ипохондрии и депрессии, анорексии и параноидном синдроме и др. Наряду с исследованием классической психиатрической проблематики он обращается к философии и подпадает под обаяние феноменологии. Особенно его привлекает опыт ее взаимодействия с его «родной» наукой – т. е. экзистенциально-феноменологическая психиатрия, которая оставит неизгладимый отпечаток в его творчестве.

В 1952 г. Базалья завершает специализацию по нервным и психическим болезням, а в 1953 г. женится на Франке Онгаро, которая становится для него не только супругой, но и товарищем в идейной борьбе и соавтором многих его работ. В 1958 г. он получает звание приват-доцента психиатрии, таким образом достигая весьма высокой ступени академической карьеры. Однако радикальный и всегда жаждущий нового Базалья не очень вписывался в жесткую и архаичную академическую среду, всем было ясно, что университетская система не для него.

В 1961 г. в жизни Базальи происходит коренной перелом – он получает должность директора психиатрической больницы в Гориции, первого психиатрического стационара на его профессиональном пути. За более чем десятилетнюю профессиональную деятельность он никогда не работал в психиатрических стационарах, и поэтому, зайдя в больницу Гориции, он пережил шок. Это был, как он вспоминал, настоящий свинарник, и он сразу же понял, что необходимо менять ситуацию: с группой единомышленников он стал проводить мероприятия по реформированию режима больницы и изменению отношений между врачами и пациентами.

Параллельно реформаторской деятельности развиваются и идеи Базальи. Он начинает постепенно отходить от феноменологии и экзистенциализма и развивает своеобразную критическую теорию психиатрии как социальной институции. Поворотным в этом отношении становится 1964 г., когда на Первом международном конгрессе по социальной психиатрии в Лондоне Базалья выступает с докладом «Ликвидация психиатрической больницы как места изоляции», в котором впервые артикулирует идею о том, что психиатрическая больница как институт изоляции не может быть преобразована, а может быть лишь ликвидирована. В 1969 г. в течение полугода он работает приглашенным профессором-экспертом в Муниципальном центре психиатрической помощи больницы Маймонида в Бруклине (Нью-Йорк).

В Гориции в своих реформах он добивается немалых успехов, но местные власти не дают этому проекту развиваться дальше, и Базалья принимает должность директора психиатрической больницы Колорно в провинции Парма. И снова его реформаторская деятельность сталкивается с экономическими и политическими интересами местных властей. В 1971–1972 гг. он работает внештатным преподавателем психической гигиены на педагогическом факультете Университета Пармы.

В 1971 г. Базалья опять перемещается из больницы в больницу. На сей раз он становится директором психиатрической больницы Триеста. При поддержке местных властей он начинает реализовывать проект реформ, который становится самым успешным за всю его практическую деятельность. Своего пика реформы и деятельность Базальи достигают к 1973 г., когда Триест, по данным мониторинга ВОЗ, признается лучшим районом Италии по состоянию психиатрической службы. Тогда же вместе с соратниками он организует движение «Демократическая психиатрия», призванное способствовать гуманизации и демократизации отношения к психически больным и поддерживать реформаторские инициативы. Событием того времени становится и конференция «Практика безумия», проведенная Базальей в Гориции и укрепившая связи психиатрических активистов с левыми политическими и профсоюзными организациями.

К концу 1977 г. психиатрическая больница Триеста окончательно упраздняется. А 13 мая 1978 г. итальянский парламент принимает Закон № 180 о психиатрической реформе, который предписывает упразднение психиатрических стационаров. Базалья становится всемирно известным, он принимает участие в международных конференциях по всей Европе. В ноябре 1979 г. Базалья отходит от руководства психиатрической больницей Триеста и принимает должность координатора психиатрической службы региона Лацио в Риме и представляет несколько программ деинституционализации. Однако весной 1980 г. у Базальи обнаруживают опухоль головного мозга, он быстро сгорает и 29 августа 1980 г. в своем доме в Венеции умирает.

Соратники Базальи говорят, что успешность его проектов была связана не только с политической и социальной одаренностью, не только со способностью увидеть суть проблемы, но и с его личным обаянием и честностью. Для них он был человеком, за которым хотелось следовать. Базалья, безусловно, был героем и фигурой своей эпохи. Он был и похож на всех остальных лидеров антипсихиатрии, и отличался от них.

Изначальной точкой профессионального теоретического развития Базальи стала, как и у множества его коллег, экзистенциально-феноменологическая психиатрия. Во время работы в Клинике нервных и психических болезней Падуи он увлекается идеями феноменологов Гуссерля и Хайдеггера, Мерло-Понти и Сартра, а также психиатров Карла Ясперса, Эжена Минковски, Людвига Бинсвангера и Эрвина Штрауса. Разумеется, в начале 1960-х он читал «Историю безумия» Мишеля Фуко (итальянский перевод этой работы вышел в 1963 г.), и это влияние заметно во всех его работах и практической деятельности. Надо признать, что в те годы итальянская психиатрия как раз знакомилась с традицией экзистенциально-феноменологической психиатрии, фрейдомарксизма и эпистемологии. Как пишет Патриция Гварньери в своей статье «История психиатрии в Италии», «преодолев изоляцию и монополизацию, однородный образ итальянской психиатрии разбился на фрагменты. Быстро распространялись ранее считавшиеся маргинальными аналитическая антропология и экзистенциальная феноменология, идеи Ясперса и Бинсвангера; становились все более и более популярными альтернативные эксперименты по организации сообществ и терапевтических хозяйств. Психиатрия охотно пропитывалась философией и гуманитарными науками, эпистемологией, марксизмом, Франкфуртской школой, точно так же, как и довольно поздно (хотя и с противоречиями) вошедшим в нее психоанализом, ранее блокируемым фашизмом и церковью и довольно безразлично встречаемым марксизмом вплоть до шестидесятых (итальянское издание “Трудов” Фрейда датируется 1967 г.), когда возникло фрейдомарксистское слияние»[383].

Экзистенциально-феноменологическая психиатрия дает Базалье новый взгляд, распространенный тогда в среде интеллектуалов-психиатров: он понимает, что нужно как можно пристальнее вглядеться в саму болезнь, в самого больного, отбросив социальные и теоретические наслоения. Гуссерлев метод «заключения в скобки», феноменологическая редукция, становится определяющей в представлении Базальи о психическом заболевании. Он говорит: «Не то чтобы мы отбрасываем болезнь в сторону, мы скорее считаем, что, чтобы установить отношения с человеком, необходимо рассматривать его независимо от навешенного на него ярлыка. Я выстраиваю отношения не исходя из диагноза, а исходя из самого человека. В тот момент, когда я говорю: “Этот человек – шизофреник” (со всеми культурными отсылками, которые при этом предполагаются), я начинаю вести себя с ним совершенно специфическим образом, т. е. прекрасно представляя, что шизофрения является болезнью, с которой ничего нельзя поделать. Мои отношения станут отношениями человека, который только и делает, что ожидает от другого “шизофреничности”. Мы видим, как, следуя этому пути, прежняя психиатрия отвергла, поработила и отстранилась от больного человека, который, как кажется, даже не может обратиться за помощью, для которого нет никаких методов лечения. Именно потому так необходимо придвинуться к нему ближе, заключить болезнь в скобки, поскольку диагностический ярлык приобрел вес морального суждения, которое совершенно не относится к реальности самой болезни»[384].

Одновременно с отказом от излишних определений, социальных практик и концептов, т. е. одновременно с негативным ракурсом феноменологической редукции, экзистенциально-феноменологическая психиатрия приносит мировоззрению Базальи и позитивный смысл. Даже его ранние практические проекты реформирования движимы предельным вниманием к субъективности, индивидуальности, личности больных. Исходный посыл всех его практических реформ – страдающая личность самого больного, которая практически не видна за разветвленной структурой психиатрической больницы, практики психиатрической изоляции и стигматизации. Базалья призывал построить такую систему психиатрической помощи, которая бы существовала не для общества, не для семьи, не для государства, а для самого больного. И здесь, несомненно, также заметен феноменологический оттенок.

Как и у многих психиатров того времени, увлеченность феноменологией и экзистенциально-феноменологической психиатрией сменяется у Базальи критической к ней настроенностью. Он понимает, что феноменология дает слишком мало для исследования институциональных форм общества, классовой природы болезни и широкого социального и политического контекста: «Как и психоанализ, феноменология, движимая целями исследования, изменяет природу отношений человека, он [больной человек] остается на расстоянии, в том же самом объективном и а-диалектическом измерении, куда его уже определила классическая психиатрия. Обе эти теории могут понять институциональные практики лишь в очень незначительной степени»[385]. Для Базальи феноменология, движимая поиском человеческой субъективности, не может спасти людей от объектификации, поскольку рассматривает их сознание как факт, который не может быть изменен, но может быть лишь понят. На анализе различных форм объектификации патологического сознания феноменология останавливается, не двигаясь дальше»[386].

Идеи и деятельность Базальи стимулировались социально-экономическими процессами в Италии. В конце 1950-х годов под влиянием стремительного экономического роста в стране назревает потребность в модернизации социальных учреждений. Именно на этом фоне в 1969 г. активизируется рабочее движение. Происходят многочисленные забастовки, итальянская коммунистическая партия берет курс на социальные преобразования. На этой волне внимания к социальным преобразованиям Базалья и отходит от феноменологии к социальной теории и социальной практике, но теплое отношение к теоретическому увлечению молодости он сохраняет на всю жизнь.

Если говорить о специфике творчества и деятельности Базальи, то необходимо отметить центральную черту, отличающую его от всех остальных антипсихиатров. Это выраженная практическая направленность идей и проектов.

В отличие от других его соратников по антипсихиатрии Базалья почти никогда не развивал теорий ради теорий. Даже если мы посмотрим на его исключительно теоретические работы, то сразу же заметим, что его идеи практически не объединяются в теорию вокруг теоретического же стержня. Их стержень – практика. Для Лэйнга и Купера стержнем теоретических представлений и практических проектов была онтология социального, позаимствованная у Сартра и творчески переработанная в пространстве психиатрии, для Саса – теория метафорической природы психического заболевания и экономико-политическая по своей сути теория терапевтического государства, у Базальи мы ничего подобного не находим. Практически невозможно описать его идеи в отрыве от деятельности, невозможно проанализировать его работы, не упомянув при этом Гориции, Триеста, движения «Демократическая психиатрия» и Закона № 180. Его теоретические представления без практики принципиально незавершенны.

Исходя из этого, Э. М. Ловелл и Н. Шепер-Хьюз считают проект Базальи практической утопией. Они предлагают рассматривать историю европейской психиатрии как чередование противоположных моделей заботы о больных. Первая – тоталитарная модель старого режима, при которой больные изолировались в определенном месте и перевоспитывались исходя из моральных и религиозных принципов. Вторая модель – капиллярная утопия, цель которой зафиксировать отклонение в том месте, где оно появляется, чтобы избежать его проникновения в социальный порядок. «Путь итальянского психиатра Франко Базальи (1924–1980), – пишут они, – отмечает эпистемологический разрыв и потому новую главу в новейшей истории европейской психиатрии. В 1960-х, когда в западных странах маятник качнулся к капиллярным утопиям коммунарной модели, Базалья придал утопии новое значение. До этого предлагались утопии, которые продуцировали идеологии, и в рамках каждой из них в скором будущем должны были укрепиться и усовершенствоваться существующие паттерны управления и контроля исключаемых обществом групп. Альтернатива, предложенная Базальей, представляла собой, как он говорил, практическую утопию, предлагающую новые стратегии реагирования на нужды психиатрических пациентов, инвалидов и умственно отсталых»[387]. Несмотря на изначально психиатрическую направленность этой утопии, проект Базальи вышел за пределы психиатрического контекста и вовлек в себя различные социальные группы и категории граждан, приобретя широкий социальный и политический контекст.

Очень трудно описать, как Базалья всегда связывал практику с теорией, и то, как его мировоззрение мгновенно преломлялось исходя из конкретных проблем, с которыми он сталкивался. Дать определение методу Базальи, определить специфику его подхода крайне затруднительно. В какой-то мере этот метод был марксистским, даже сартрианским и состоял в непосредственной реакции на практику, на актуальную ситуацию. Этот подход не только невозможно описать, ему невозможно научить, поскольку единичность ситуации противостоит повторению. Невозможно также сказать, что техника Базальи эффективнее, чем другие, поскольку она настолько уникальна, что использовалась только применительно к конкретным явлениям, она была не фундаментальна, а ситуативна. Базалья подчеркивал: «Сегодняшняя реальность отличается от завтрашней, и в попытке представить ее застывшей она или искажается, или вовсе утрачивает связь с действительностью. Наши зарисовки – это лишь осмысление нашей постепенно развивающейся практики, в которой на место исходной ситуации концентрационного лагеря пришли более человеческие отношения»[388].

Марио Томмазини так описывал первую встречу с ним: «Я оказался перед человеком, который обладал широчайшей культурной открытостью и который мог связать этот общий взгляд с повседневной жизнью, приспосабливая его к повседневному поведению и практическим инициативам, и это – казалось бы, не имеющее значения – становилось стимулом для участия других людей в социальных трансформациях»[389]. Базалья считал, что реальная ситуация, реальная практика вскрывает противоречия, посредством работы над которыми и можно изменить систему. «Когда вы указываете на противоречие, – говорил он, – вы вскрываете раскол. К примеру, когда мы демонстрируем, что психиатрические институции существуют лишь как аппарат социального контроля государства, мы должны создать взамен его что-то еще. Начиная с того момента, когда противоречие впервые всплывает в сознании, до того, когда оно неизбежно скрывается вновь, есть момент, шанс, что люди поймут, что система здравоохранения не соответствует их потребностям, поскольку само общество не готово эти потребности воспринять»[390].

Кроме реакции на конкретную ситуацию печатью марксизма была отмечена и «базисная» направленность творчества и деятельности Базальи. Невозможно, считал он, просто изменить парадигму психиатрии, ее научную идеологию, нужно изменить поддерживающую ее систему. Отношение к психически больному как внутри психиатрии, так и внутри общества в целом отражает специфическую политико-экономически детерминированную систему властного исключения маргинальных элементов. По Базалье, нужно изменить систему, базис психиатрии, тогда изменится и ее надстройка. На это изменение он и направил всю свою творческую энергию.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.