В основе – уважение к Советскому Союзу
В основе – уважение к Советскому Союзу
Завершая мои воспоминания, относящиеся ко встречам с участием лидеров трех союзных держав, считаю необходимым отметить одно существенное обстоятельство. Каждый раз наблюдал, что Сталин пользовался у своих коллег большим уважением. И со стороны Рузвельта, а затем – Трумэна, а также со стороны Черчилля и его преемника – Эттли.
Такое уважение находило выражение и в ходе официальных заседаний за столом переговоров, и в ходе неофициальных встреч. Оно находило выражение и во время встреч, на которых помимо глав присутствовали все ответственные представители трех держав.
Может быть, особенный интерес в этом отношении представляли совместные обеды, когда встречались и для работы, и как бы для передышки три человека, державшие в своих руках ключ, который они должны были вставить в дверь, чтобы отделить величайший в мире военный катаклизм от будущей мирной полосы развития.
Не надо было быть психологом, чтобы заметить, что каждый из трех лидеров хорошо сознавал свою роль. Конечно, на конференциях были представлены два мира – социалистический и капиталистический. Но проблемы, которые подлежали обсуждению, стояли перед всеми тремя государствами: требовалось добиться скорейшего окончания войны, причем такого, которого желают все три союзника. Но так как не во всех отношениях желания совпадали, то необходимо было добиться согласия на этот счет.
Когда говорил американский президент, все присутствовавшие выслушивали его очень внимательно. Они наблюдали за ходом и поворотами его мысли, за меткими суждениями, шутками. Все сознавали, что он высказывал мысли, которые имеют огромное значение в предстоящем строительстве здания мира.
Выступал или делал замечания премьер-министр Англии. Он умело и даже ловко формулировал свои мысли, умел блеснуть и шуткой. Чувствовалось, что он на ты не только с политикой, но и с историей, особенно новейшей. Ведь он побывал в огне Англо-бурской войны в Южной Африке еще в начале XX века.
Тем не менее как-то само собой получалось, что все присутствующие – и главные, и не главные участники – фиксировали взгляды на Сталине. Даже если говорил другой участник, то почему-то большинство присутствующих все равно наблюдали за Сталиным, за выражением его лица, за взглядом, стараясь понять, как он оценивает слова и мысли своих коллег.
И вот тихо, как бы между прочим, начинал говорить Сталин. Он говорил так, как будто кроме него присутствовали еще только двое. Ни малейшей скованности, никакого желания произвести эффект, ни единой шероховатости в изложении мысли у него не было. Каждое слово у него звучало так, как будто было специально заготовлено для того, чтобы сказать его в этой аудитории и в этот момент.
Обращало на себя внимание то, что во время высказываний Сталина, даже если они не относились к высокой политике, Рузвельт часто старался дать понять свое отношение – либо кивком, либо своим открытым взглядом – к словам советского лидера.
Не только я, посол, но и другие советские товарищи, обмениваясь мнениями после такого рода встреч, констатировали, что центральной фигурой на них, безусловно, являлся советский руководитель.
Характерен и такой факт. Во время конференции в Крыму о появлении Сталина еще в коридоре Ливадийского дворца мгновенно какими-то неведомыми путями становилось известно в зале заседаний глав, куда он направлялся. Живая связь работала сверхэффективно.
Уже в те времена частых союзнических конференций и встреч, в том числе на самом высоком уровне, нетрудно было каждому мало-мальски наблюдательному человеку ответить на вопрос: чем объясняется такой авторитет Сталина и такое уважение к нему руководителей США и Англии?
Главное, что необходимо подчеркнуть в этой связи, – это, конечно, беспримерный подвиг советского народа, ставшего грудью на защиту своей страны.
Эти сообщения контрастировали с распространенным в то время в Америке, да и не только в Америке, мнением, что Советский Союз не сможет противостоять фашистскому нашествию и Гитлер одержит победу.
Помню хорошо, как в первые дни после нападения гитлеровской Германии на Советский Союз многие американцы задавали мне и другим советским представителям вопросы:
– Каково положение на фронте?
– Уверенно держится Советский Союз или нет?
Мы отвечали:
– Да, уверенно.
Слушатели воспринимали такой ответ с выражением дружеских чувств к нашей стране, но сдержанно и часто с большой долей скептицизма.
С течением времени, когда выяснилось, что гитлеровские армии несут огромные потери, настроения в общественном мнении США стали постепенно меняться. Прежние сомнения и даже пессимизм в отношении возможности Советского Союза устоять против сильного врага стали заменяться долей оптимизма, которая постоянно возрастала.
Даже в официальных кругах, в правительстве стало утверждаться мнение, что способность Советского Союза к сопротивлению не убывает, а, напротив, увеличивается.
Это особенно было заметно после того, как гитлеровским армиям под Москвой в конце 1941 года советские воины нанесли сокрушительное поражение.
Дальше – больше: стала крепнуть надежда, а затем уверенность в том, что в войне может наступить перелом в пользу Советского Союза.
В это время представители администрации, особенно военных кругов в Вашингтоне, высказывались в таком духе:
– Что это за чудо?! Откуда Советский Союз берет танки, артиллерию, самолеты? Ведь его важные промышленные районы оккупированы!
Особенно сильное впечатление производили танковые бои с вводом в действие с советской стороны большого количества этих машин.
Вспоминаю такой случай. Было это в начале лета 1942 года. Тогда В.М. Молотов прилетел в Вашингтон для подписания соглашения о ленд-лизе. В один из дней его пребывания мы поехали за город, в Аппалачские горы. В машине помимо шофера нас было трое: Молотов, Литвинов и я. Во время разговора Молотов нам сообщил:
– У нас уже создано такое количество танковых корпусов, что можно с уверенностью сказать: мы обязательно победим! Эти корпуса в самое ближайшее время себя еще проявят.
Так оно и получилось.
То же самое говорилось и о советской артиллерии, и о советской авиации.
И вот тут-то грамотные и наблюдательные люди вспомнили:
– Ведь в Советском Союзе еще до войны была осуществлена индустриализация страны! Значит, это дело было серьезное.
Произвести громадное количество вооружений возможно только тогда, когда есть где производить, из чего производить и кому производить.
В те дни было всеобщим признание великих заслуг страны и ее государственного руководства, добившегося создания крупной индустрии.
Огромное впечатление произвело и то, что советский народ проявил монолитное единство. Рабочий класс, крестьянство, интеллигенция в едином порыве встали на защиту Родины против сильного и жестокого врага.
Писала иногда об этом и печать, признавали это и представители американской администрации.
Уважение к Сталину, а он представлял собой советское руководство, являлось отражением того, что было сделано в стране, в Советском государстве. Это было уважение и к тому, что осуществил Советский Союз до войны и чего он добился в ходе ее.
Страна и ее руководство строго следовали завету Ленина о необходимости индустриализации и создания крупной машинной индустрии.
До нас дошел исключительно интересный эпизод. В ноябре 1923 года Ленин был нездоров. В один из тех дней его навестила группа рабочих из города Глухова. Состоялась сердечная беседа. Среди гостей находился и ветеран труда по фамилии Кузнецов. Прощаясь с Ильичем, он сказал:
– Я – рабочий-кузнец. Владимир Ильич, мы выкуем все, намеченное тобой.
Эти слова и сегодня звучат с той же силой.
Выковали трудящиеся нашей страны и индустрию, и социалистическое сельское хозяйство, и единство народа – создали мощную державу, о которую размозжил голову агрессивный гитлеровский орел.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.