Смерть Мстислава Изяславича

Смерть Мстислава Изяславича

В Киеве погребали Мстислава Изяславича.

Недолго правил отвоеванным Полоцком молодой князь. Нежданно-негаданно свалилась на него хворь и всего за несколько дней довела до гробовой доски. В свите Мстислава поговаривали украдкой, мол, не обошлось тут без козней Всеслава. Наверняка наслал немочь роковую на врага своего князь-ведун, а может, яду подослал с верным человеком.

- В Полоцке на нас, киевлян, токмо гости заморские косо-то не глядели, - рассказывал Изяславу воевода Чудин, - будто не русичи мы и Киев Полоцку не указчик.

Взамен умершего Мстислава в Полоцк был отправлен Святополк.

Не хотелось Святополку ехать в город, откуда ему уже однажды указали путь непокорные половчане, да с отцом не поспоришь. Даже на погребение брата Святополку было не позволено остаться.

Изяслав опух от слез: один был у него сын-воитель - да какой! - и того не стало. Еще совсем недавно желанная дочь, привезенная Гертрудой из Кракова, стала нежеланной: уж лучше бы сын родился! Эльжбета, наложница Святополка, тоже разродилась дочерью. Накричал Изяслав на сына, когда тот попросил у него благословения на брак с Эльжбетой. Заодно великий князь обругал и Гертруду, за то что посмела вступиться за Святополка.

«Брат на смертном одре, а Святополк-недоумок жениться надумал, и на ком - на блуднице! - негодовал Изяслав. - И за что мне наказанье такое! Ни с женой, ни с детьми счастья нету!»

Возле Софийского собора, где добирались отпевать безвременно почившего Мстислава, с раннего утра площадь была полна народа. Изяслава и это вывело из себя.

- Что, сбежались на горе мое порадоваться, злыдни? - кричал он толпе простых киевлян. - Вижу по очам вашим, песье отродье, что в радость вам смерть Мстислава! Думаете, за кровь вашу покарал его Господь смертью преждевременной и гореть ему в аду? Так нет же, собачьи дети, сын мой хоть по головам вашим да в рай заберется. А вас всех ждет адово пламя! Всех ждет за зависть вашу к чужому богатству, за скудость ума и руки загребущие! Мстислав казнил вас за это, а я за это плюю на вас!

Изяслав задержался на месте и плюнул прямо в людскую гущу.

В народе прокатился глухой ропот, но никто не бросил великому князю дерзкого слова.

Дружинники Изяслава и его польские телохранители ринулись на толпу и оттеснили ее подальше от главных врат храма. Особенно усердствовали поляки, любившие Мстислава за его щедрость к ним, за воинственный нрав, унаследованный им, видно, от деда со стороны матери князя Мешко Ламберта. Мстислав свободно изъяснялся по-польски. Он состоял в переписке со своей теткой Марией-Добронегой, вдовой Казимира Восстановителя, которая подыскивала ему польскую невесту.

К Изяславу подошли Святослав и Всеволод, взяли под руки и, увещевая, повели в храм. Следом шли их жены, дети и боярская свита.

Гертруда, слегка располневшая после родов, скрывала свою печаль под слоем румян. Она всегда недолюбливала Мстислава за его безудержную жестокость и отвергание ее советов. Но вместе с тем Гертруда ясно понимала, что именно Мстислав годился в преемники Изяславу, ибо крепко держал меч в руке. Это качество, по мнению властолюбивой польки, было главным для любого правителя.

Эльжбета, ни на шаг не отходившая от великой княгини, была в печали от отказа Изяслава сочетать ее браком со Святополком. Рядом с нею шагал с опущенной головой Ярополк, младший брат Святополка.

Ода, со стороны наблюдавшая за Гертрудой, не могла не подивиться ее стойкости и самообладанию. В отличие от Изяслава Гертруда не пролила ни слезинки.

Анна, шагавшая рядом с Одой, полными изумления глазами озирала открывшееся перед нею величественное внутреннее убранство огромного храма: росписи на стенах, множество икон, золотые паникадила, горящие свечи, теплый свет которых сливался с идущим сверху из окон центрального купола солнечным сиянием. Второй раз в своей жизни половчанка посещала Софийский собор, но, как и в первый раз, она была полна трепетного восторга. Может, и впрямь существует Царствие Небесное, чистилище и ад, если возводятся на земле такие великолепные храмы!

Во время отпевания Анна напряженно вглядывалась, цепенея от непонятного страха, в лежащего в гробу Мстислава, ожидая, что вот-вот душа его покинет безжизненное тело и воспарит ввысь. На что она похожа? Половецкие шаманы говорят, что душа человека подобна еле заметной струйке дыма, а христианские священники утверждают, будто душа есть точная копия человека, но прозрачная и невесомая. Анна не знала, кому верить.

От напряженного ожидания отделения души от тела, а может, от жара свечей и дурманящего запаха ладана с чувствительной Анной внезапно случился обморок. Половчанка упала бы на пол, если бы не стоявшие подле нее Олег и Борис. Княжичи вовремя подхватили молодую женщину на руки, вынесли из людской тесноты в один из боковых приделов и осторожно уложили на мраморную скамью. Ода и Всеволод мигом оказались рядом.

- Бедняжка! Ей стало душно, - промолвила Ода, положив ладонь на горячий лоб Анны.

- Дитя она ждет, вот и недомогает, - склонясь над женой, сказал Всеволод. - Я предлагал ей дома остаться, не захотела.

Ода понимающе улыбнулась и легонько похлопала Анну по щекам. Половчанка открыла глаза.

На траурном пиршестве Изяслав пил сверх меры и в пьяном угаре вдруг поведал воеводам собирать войско, дабы идти в поход на Всеслава.

- Я поймаю этого колдуна, велю привязать к сосне и поджечь, - в ярости выкрикивал великий князь, - он у меня поизвивается в пламени! Этот гнусный червь рода человеческого! Почто я не казнил его, пока он у меня в темнице сидел? Все тебя слушал, преподобный отче! - Изяслав со злостью запустил костью в митрополита. - Твоей болтовне пустомерзкой внимал, от коей капуста и та завянуть может!

Видя, что оскорбленный владыка Георгий поднялся из-за стола с явным намерением покинуть пиршественный зал, Изяслав закричал:

- Неужто опять не угодил тебе, пресвятой отец? Мать твою разэдак! Куды ты от вин, солений да копчений заспешил, аль шило в зад тебе воткнулось? Может, перед уходом анафемой меня припугнешь, как когда-то, а?..

Увидев, что Изяслав загораживает дорогу митрополиту, Святослав пришел на помощь Георгию, схватив брата за руки.

- Идите, святой отец, - быстро проговорил Святослав. - Идите скорее! Не гневайтесь на брата моего, во хмелю он. Олег, отвори дверь владыке.

Олег вскочил со стула и, чуть не сбив с ног какого-то челядинца с подносом в руках, растворил тяжелые створки дубовых дверей.

Митрополит торопливо прошагал мимо княжича в своем длинном позолоченном облачении, сердито стуча посохом по каменному полу.

- На ступеньках не расшибись, боров греческий! - крикнул Изяслав вослед митрополиту. - Мое вино пьешь и меня же анафеме предать грозишься, Иудин сын! Отныне шиш тебе, а не десятина!

После митрополита пиршество покинули Гертруда и Эльжбета.

Изяслав и перед ними не остался в долгу:

- Проваливайте, польские шлюхи! Ишь, губы надули, аль речь русская ухо режет? Ну, так извиняйте, по-польски ругаться не умею!

- Угомонись, брат, - Всеволод попытался усадить Изяслава на место. - Виданное ли дело, чтобы…

- Цыц! - Изяслав вырвался. - Кругом умники да указчики! Все вокруг хороши, один я плох! Кому от чужих, а мне от своих сродников житья нет! Одним попрекают, другим… Никому верить нельзя. Все только и норовят себе урвать: что братья, что племянники.

Был сыночек Мстиша, никогда слова поперек не молвил, всегда подсобить был готов, и того прибрал Господь. - Изяслав заплакал навзрыд, как ребенок. - Почто Мстишу отнял у меня Вседержитель Небесный, взял бы хоть Святополка. С его-то умом только в звонари идти! На кого мне теперь опереться?.. Ох, тяжко мне!.. Ох, горько!..

У Оды навернулись слезы на глаза, она прикрыла лицо ладонью. Сидевшая рядом с нею Анна была бледна, в ее больших темных глазах была жалость к Изяславу.

Святослав сидел, облокотись на стол, тупо глядя в блюдо с икрой. Всеволод нервно покусывал ноготь. Его дочери, Янка и Мария, грустными глазами смотрели, как плачет Ода. Борис скользил задумчивым взглядом по лицам бояр, всякий раз натыкаясь на хмурый взгляд Олега, сидевшего напротив него. Юный Ярослав застыл с полным ртом, не смея жевать, когда все вокруг словно забыли о еде и питье.

- Ох, горе-горькое, камнем ты мне на сердце легло! - причитал Изяслав средь гробовой тишины. - Недолго полетал мой соколик Мстислав. Закрылися его ясные очи, обезжизнели крепкие рученьки… Ушел сыночек мой навсегда.

К Изяславу приблизился Ярополк и со слезами на глазах принялся утешать убитого горем родителя:

- Ну полно, тятя. Полно!.. Хоть и короток был век у Мстислава, но прожил он его достойно. От ворога не бегал, не лгал, с тобой был почтителен. Успокойся.

- А, Ярополк… - Изяслав поднял заплаканные глаза на сына. - Верно молвишь. Мстиша сечи не боялся и меня любил. А ты меня любишь?

- Всем сердцем, тятя. - Ярополк стал вытирать слезы с лица Изяслава. - Тебе бы прилечь. Вели кликнуть Людека.

- К черту ляха! - поморщился Изяслав. - Нешто ты не поможешь мне до ложницы дойти. А, сынок?

- Конечно, помогу. Обопрись на меня. Поддерживаемый Ярополком, Изяслав, шатаясь, побрел к двери, у которой стоял на страже польский мечник.

Когда Изяслав ушел, гости стали расходиться, унося в душе неприятный осадок: то ли от мысли, что бренность есть удел каждого, то ли от увиденного и услышанного на тризне.

* * *

На яблочный Спас[124] дружина Глеба вступила в Чернигов.

Святослава не было дома, и встречать дорогого гостя вышли Ода, Олег и Ярослав.

Ода глядела на статного витязя с выгоревшими до белизны волосами, дивясь переменам, Произошедшим в нем.

- Усы отрастил, - целуя Глеба, с улыбкой промолвила Ода. - А загорел как! Ну прямо агарянин!

- Иди сюда, агарянин! - воскликнул Олег, стискивая старшего брата в крепких объятиях.

- А это кто? Неужели Ярослав? - изумился Глеб, заметив самого младшего из Святославичей, с улыбкой смотревшего на него. - Когда я уезжал в Тмутаракань, он до плеча мне не доставал, а теперь, гляди-ко, почти с меня ростом!

- Так ведь шестнадцатый год ему пошел, - усмехнулась Ода.

Глеб прижал к себе Ярослава.

Вдыхая давно забытые запахи родного дома, Глеб переходил из комнаты в комнату, из светлицы в светлицу, разглядывая фрески на стенах и узоры на полу. В этом доме прошло его детство, отсюда он уходил в свой самый первый и самый дальний поход к теплому морю, сюда он возвращался и уходил вновь… Жизнь не стоит на месте, и здесь многое изменилось за его отсутствие. И только перила на лестницах да разноцветные стекла на окнах были все те же.

Олег и Ярослав сопровождали Глеба в его прогулке по дворцу, пока Ода и Регелинда накрывали стол в трапезной.

- А где отец? - спросил Глеб.

- В Любече, - ответил Олег, - готовит ладьи для твоей дружины. Ты ведь ныне новгородский князь!

- А ты ростовский? - улыбнулся Глеб.

- В Ростове покуда Владимир Мономах сидит, - сказал Олег и перевел разговор на другое, чтобы не огорчать честолюбивого Ярослава, которому пока не досталось княжеского стола.

Святослав вернулся в Чернигов поздно вечером, и сразу его густой бас зазвучал в гулких переходах каменного терема. Забегали челядинцы, замелькали огоньки светильников.

Семью Святослав отыскал в светелке, примыкающей к библиотеке, где когда-то давным-давно юные княжичи учились грамоте. Князь возник на пороге в забрызганных грязью сапогах и походном плаще, от него пахло дымом смолокурен.

- А ну-ка, Глеб, покажись! - радостно воскликнул он. Глеб поднялся со стула и шагнул навстречу к отцу. Святослав обнял сына и троекратно расцеловал.

- Вот он - князь новгородский! - хлопая Глеба по груди, молвил Святослав. - Каков молодец!

Внезапно Святослав заметил печальную Оду, замкнутое лицо Олега, хмурого Ярослава.

- Вы чего насупились, как черти пред святым распятием?

- Я читала Глебу письма Вышеславы, - негромко ответила Ода, не глядя на мужа.

Святослав понимающе покивал головой, но было видно, что он недоволен.

- Отец, Вышеслава несчастлива замужем за Болеславом, - сказал Глеб.

- А кто до конца счастлив в этом грешном мире? - раздраженно спросил Святослав.

- Отец, неужели тебе безразлична судьба Вышеславы? - Глеб посмотрел Святославу в глаза. - Ведь ее письма читать без слез невозможно. Болеслав бьет ее, заставляет говорить только по-польски, держит взаперти по многу дней…

- Что ты предлагаешь? - Святослав упер руки в бока. - Может, объявим Болеславу войну? Может, приставим к нему соглядатая, эдакого духовника, который станет нашептывать на ухо, что он волен делать, а что не волен!

- Отец, как ты не поймешь… Ода прервала Глеба:

- Пустое, сынок, у этого человека вместо сердца камень! Я не раз говорила ему то же самое. И Олег говорил.

Святослав раздраженно взмахнул рукой и продекламировал отрывок из трагедии Еврипида «Медея»:

Нет, надо бы рождаться детям так,

Чтоб не было при этом женщин, - люди

Избавились бы тем от многих зол…

Князь схватил Глеба за руку и, увлекая его за собой, быстро проговорил:

- Идем, я познакомлю тебя с твоим двоюродным братом Борисом.

(Борис тоже ездил в Любеч со Святославом.)

…Всего два дня прожил Глеб в родных стенах. На третий по воле отца повел свою дружину к Любечу, чтобы оттуда на ладьях идти великим водным путем «из варяг в греки» до Новгорода.

Ода со слезами на глазах простилась с Глебом, предчувствуя, что скоро вот так же распрощается и с Олегом.