Глава восьмая. Род и рожаницы

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава восьмая.

Род и рожаницы

Самым загадочным и наименее изученным из всех славянских божеств является Род – божество, известное только восточным славянам и не уцелевшее в этнографическом материале. Эпиграфом к этому разделу можно было бы поставить слова Н. М. Гальковского, написанные им в 1916 г., но остающиеся в силе и по сей день: «Вопрос о почитании Рода и рожаниц принадлежит к самым темным и запутанным» [1].

При обзоре литературы вопроса поражают две тенденции, в равной мере противоречащие источникам: одни из авторов стремятся представить Рода маленьким семейным божком, близким к домовому, а другие идут ещё дальше и просто умалчивают о Роде, даже не входя в разбор источников.

Первую статью о рожаницах написал в 1855 г. И. И. Срезневский [2], считавший их «девами жизни» вроде греческих мойр. Эту идею о богинях судьбы подробнее развил А. Н. Веселовский. Он полагал, что Род связан с культом предков, «незримых блюстителей домашнего очага и нарастающего поколения». Первоначально «Род – производитель, совокупность мужских членов племени, сообща владеющих рожаницами, матерями нового поколения». Постепенно Род превратился в «дедушку-домового, также пребывающего у очага» [3]. А. С. Фаминцьш во всей своей книге о славянских божествах даже не упомянул ни Рода, ни рожаниц [4].

Почти так же поступил и Е. В. Аничков, упоминавший Рода лишь в связи со своими текстологическими раздумьями, но уклонившийся от рассмотрения существа дела. Рожаницы, по Аничкову, – «феи, являющиеся при рождении младенцев»; далее он пишет о пышной трапезе в их честь, «не вдаваясь в сложный вопрос о значении и смысле культа Рода и рожаниц» [5]. Без каких бы то ни было возражений Аничков приводит мнение Владимирова о том, что «Род – не что иное, как современный домовой» [6].

Любор Нидерле, приведя очень подробный перечень цитат из источников XI – XV вв., соглашается с тем, что русские рожаницы сходны с греческими мойрами, римскими парками, славянскими суженицами и пр. Уделив основное внимание рожаницам, Нидерле упоминает Рода лишь вскользь, присоединяясь к определению его как домового или демона мужской судьбы [7].

Сторонники «теории домового» должны были бы задуматься хотя бы над тем, что если рожаницы, как правило, упоминаются во множественном (или двойственном) числе, то Род – неизменно в единственном. Какой же это домовой, если он на всех людей один?

Кроме того, в тех же самых источниках, где говорится о Роде, упоминается среди всякой демонской мелочи и сам домовой: «бес хороможитель» или «кутный бог». С другой стороны, этнографии совершенно неизвестно наименование домового Родом.

Единственным историком язычества, не уклонившимся от рассмотрения Рода и рожаниц, был Н. М. Гальковский; в своем исследовании он посвятил им специальную главу: «Род и рожаницы. Астрологические верования» [8]. Однако Гальковский, писавший всегда в рамках официального православия, не затронул сущности культа Рода, не коснулся опасного уподобления Рода библейскому Саваофу и искусственно свел все к тому, что рожаницы – это мойры, духи, помогающие при родах и определяющие долю, судьбу человека; рожаницы связаны с узкосемейным культом предков [9]. Примерно так же определяет он и Рода, уравнивая его с рожаницами: «почитание Рода и рожаниц было делом семейным, частным». Рода Гальковский приравнивает к деревенскому домовому, «подпечку», «лизуну». Параграф, посвященный Роду, он заключает словами В. О. Ключевского: «Средоточием культа предков является (со значением охранителя родичей) Род со своими рожаницами, т. е. дед с бабушками…» [10]

В советской литературе проявились обе упомянутые выше тенденции: В. В. Иванов и В. Н. Топоров оказались последователями Фаминцына и не упомянули, как уже говорилось, ни разу в своем объемистом труде Рода. В. Л. Комарович посвятил культу Рода специальную статью [11], но источники не пересматривал, а только бегло и выборочно упомянул наиболее известные, не использовав даже полностью сводок Нидерле и Гальковского. По представлениям Комаровича, Род – совокупность предков данной семьи. Возражая против того, что «культу Рода в древнерусском быту приписывался до сих пор сугубо частный, семейный только характер» [12], автор по существу остается на такой же позиции, распространяя лишь этот культ и на княжескую среду («полуязыческий культ княжеских родоначальников»). Единственный аргумент в пользу этого – уважительное отношение князей XII в. к своим дедам, основателям локальных династий. Летописные упоминания «дедней и отней молитвы», помогающей тому или иному князю в тяжелую минуту, Комарович почему-то истолковывает как «красноречивый след языческого культа Рода» [13].

На самом же деле все здесь находится в строгих рамках православия: отец и дед князя являются предстателями перед богом за своего потомка, и помогает этому потомку не языческий Род, а христианская молитва, услышанная христианским богом. Можно говорить о трансформации древнего культа предков, но к культу Рода, персонифицированного единого божества, это не имеет никакого отношения.

Нельзя же думать, что все многочисленные (и враждующие между собой) княжеские линии XII – XIII вв. условились почитать одного предка и почему-то, вопреки истории, назвали его не Игорем Старым (как считал Иаков Мних в XI в.) и не Рюриком, как стали считать сочинители позднейшей генеалогической легенды, а Родом.

В согласии со своими предшественниками Комарович полагает, что почитание Рода дошло «в современном фольклоре до безыменного „доможила“, „домового“ [14]. Самой существенной ошибкой Комаровича, повлекшей за собой целый ряд неверных положений, является истолкование «второй трапезы» в честь рожаниц как поминок: «Речь идет, – пишет Комарович, – о внецерковных, вторых поминках по умершим предкам сверх канонического поминания в храме…» [15]-[16].

Во-первых, православная церковь никогда не преследовала ни поминок, устраиваемых родственниками покойника в его доме, ни поминовения умерших на кладбище; оба эти обычая дожили до XX в.

Во-вторых, ни один источник не дает права на истолкование трапезы в честь рожаниц как поминок по умершему. В-третьих, ни разу в связи с рожаницами не упомянуты ни кладбище, ни «родительские дни», ни радуница (дни поминовения всех умерших), а когда говорится о языческих обрядах на по гостах (например, в «Стоглаво»), то нет никакой речи ни о Роде, ни о рожаницах. Четвертое возражение: во время рожаничной трапезы участники пира исполняли тропарь рождества богородицы, никогда не певшийся над мертвыми и выражавший совершенно противоположную идею – радость по поводу жизни нового существа, а не смерти.

В построениях Комаровича так много натяжек и явного отхода от источников, что согласиться с ним невозможно.

Из всего сказанного выше вытекает непреложный вывод: необходим полный и подробный анализ источников. До сих пор никто из исследователей, за исключением Н. М. Гальковского, не занимался сплошным рассмотрением всех источников, говорящих о Роде ирожаницах.

Обычно довольствовались отдельными цитатами, выборочно взятыми из опубликованных текстов, и поэтому получали неполные и однобокие выводы. Гальковский же, хотя и превосходно знал источники (ему мы обязаны наиболее полной публикацией поучений против язычества), но настолько находился под воздействием гипотезы А. Н. Веселовского, что даже не стал искать новых путей для решения спорных вопросов.

Даже известный современный историк славянства Г. Ловмянский в большой книге, посвященной язычеству славян VI – XII вв., не затронул интереснейшую проблему бога Рода и лишь попутно в двух строках упомянул его имя [17].

Главной причиной ошибок Веселовского, Гальковского и Комаровича явилось непонимание двойственного характера имеющихся в источниках выражений, содержащих корень «род». Об этом мельком я уже говорил в разделе, посвященном Макоши. В некоторых случаях «родьство», «рождение», «родопочитание» или «родословие» являлись переводом таких греческих слов, как genesis, genealogia, eimarmene, означавших судьбу, предсказания судьбы, астрологические гороскопы («рождественное волшение») – одним словом, то, «что на роду написано» [18]. Этот ряд переводных понятий действительно связан с судьбой человека и обстоятельствами (астрономическими) его рождения.

Но не это сравнительно невинное суеверие было причиной и объектом яростных церковных обличений.

На протяжении нескольких столетий русские церковные писатели настойчиво и упорно боролись с культом Рода и рожаниц, с ритуальными пирами в честь этих «идолов», и ни разу, ни в одном источнике почитание Рода не было спутано с астрологическим «родопочитанием».

Не следует путать и нам; ведь мы имеем дело здесь не с синонимами, а со своеобразным омонимом. Астрологический аспект выступает преимущественно в поздних сочинениях. В конце XV в. Иосиф Волоцкий, полемизируя с еретиками жидовствующими, писал: «…и баснословна некаа и звездозакония учаху и по звездам смотрити и строити рожение и житие человеческое, а писание божественное презирати, яко ничто-же суще» [19].

В XVI в., когда народный, крестьянский культ рожаниц уже выветривался и сущность его была недостаточно ясна русским книжникам, автор «Домостроя» обличал современных ему астрологов:

«…в получая [удачу, судьбу] веруют и в родословии [гороскопы], рекше в рожаницы и в обаяние по звездословию» [20].

Вот эти-то сочинения, использовавшие архаичный термин (придав ему совершенно иной смысл), и повлияли главным образом на тот поворот темы о Роде и рожаницах, который мы наблюдаем в исследованиях указанных выше авторов. В их оправдание можно сказать только то, что одновременное упоминание Рода как божества, предшествовавшего Перуну, и «родопочитания» в смысле «халдейской астронумеи» встречено однажды в источнике XII в., автор которого, впрочем (в отличие от своих читателей XIX в.), не смешивал эти два ряда понятий.

*

Предпринимая общий обзор источников, сообщающих сведения о культе Рода и рожаниц, следует отметить одну особенность, резко бросающуюся в глаза: этих сведений нет в ранних источниках, говорящих о дружинно-княжеском язычестве X в. Ни в договорах с Византией, ни в летописном рассказе о пантеоне Владимира 980 г. нет упоминаний о Роде и рожаницах. В «Слове о вёдре и казнях божьих», помещенном в летописи под 1068 г. и грозящем христианам, отступившим от бога и «уклонившимся от пути господня», жесточайшими карами (град, засуха, саранча), несмотря на сходство ситуации с поучениями против культа Рода, имени этого бога пет. Создается впечатление, что в парадных государственных документах, какими были договоры с греческими цесарями и великокняжеская летопись, земледельческим богам плодородия не было места; они, очевидно, представлялись слишком демократическими, деревенскими и, подобно античному Дионису, не сразу привлекли к себе внимание.

Первый по времени материал о Роде и рожаницах – это разобранное в первой главе «Слово святого Григория, изобретено в толцех о том, како первое погани суще языци кланялися идолом и требы им клали; то и ныне творят», которое мы условились для краткости называть «Словом об идолах» [21]. «Слово», как я полагаю, написано в самом начале XII в. на корабле, плывшем по Эгейскому морю в Константинополь через Афон. Русский автор (игумен Даниил Паломник?) пользовался греческим текстом 39-го слова Григория Богослова «На святые светы явлений господних», которое он сокращенно перевел и пополнил своими наблюдениями и размышлениями о русском язычестве.

Русское «Слово об идолах» производит впечатление черновых набросков, не приведенных в систему, изобилующих повторами, но тем не менее представляющих исключительную ценность для истории русского язычества. Перечислив нескольких олимпийских богов (Зевса, Афродиту, Артемиду) и вспомнив библейского Ваала, автор переходит к своим, русским богам, упомянув (сверх того, что было занесено в летопись) Рода, рожаниц, вил-русалок и Переплута. Все дополнения связаны с аграрными культами [22]. Далее автор встретился в имевшемся у него в руках тексте Григория Богослова с выражением Chaldaion astronomia nai genetlialogia, которое он и перевел как «халдейская астрономия и родопочитание» [23]. Последующую фразу в греческом тексте Григория («наука, сличающая нашу участь с движением небесных светил, которые не могут знать о себе самих, что они или чем будут») наш автор изложил предельно кратко, но с полным пониманием дела: «родопочитание, иже есть мартолой». Мартолоями называли в древней Руси ложные, отреченные книги, трактующие о гадании по звездам: «Мартолой – рекше Остролог (Астролог)» [24].

Автор предостерег своих читателей от смешения «родопочитания» (калька с греческого) с культом русского бога Рода, о котором он говорит в другом месте и которого упоминает в другом окружении.

Ошибка Веселовского и Комаровича в том и состояла, что они не вняли этому предостережению.

Понимание автором «Слова об идолах» Рода как значительного славянского божества явствует из его замечательной периодизации славянского язычества, разобранной мною во вводной главе. Древнейший слой представлений – упыри и берегини, повсеместные духи зла и добра, характерные для охотничьего общества. Следующая стадия – «се же словене начали трапезу ставити Роду и рожаницам преже Перуна, бога их» [25]. Род определен здесь как предшественник Перуна, следовательно, как главное божество славян до утверждения дружинного культа Перуна-громовержца. Соотношение примерно такое же, как между культом Урана или Кроноса и вытеснившим их со временем культом Зевса. Пять раз, чаще, чем кого-либо из богов, упоминает наш автор Рода и рожаниц в своем сочинении [26].

Крайне интересны попытки автора «Слова об идолах» объяснить происхождение культа Рода и связать его с мировыми религиями. Это место в «Слове» по своей литературной неупорядоченности особенно убеждает в черновом, незавершенном характере записей, сопутствовавших переводу произведения Григория Богослова, но ход размышлений автора-переводчика достаточно ясен.

Род сопоставлен с Озирисом – «проклятым богом» египтян; сказано, что культ Озириса заимствован халдеями: «…от тех [египтян] извыкоша древле халдеи и начаша требы творити своима богама – Роду и рожаници» [27]. Трудно сказать, какое вавилонское божество было заменено здесь Родом и рожаницей. Быть может, это библейский Ваал (Баал-Хадд), почитавшийся и в Халдее-Вавилоне.

В одном из списков «Слова об идолах» (Паисиевском), вообще-то менее полном, есть дополнение, где Род и рожаница уподоблены эллинским «Артемиду и Артемиде». В античной мифологии бога Артемида мы не знаем; единственное мужское божество, близкое Артемиде, – это её брат Аполлон.

Напомню, что русский книжник, оставивший нам свои размышления о Роде, знал греческий язык и побывал в каких-то южных краях. Он мог знать об античной мифологии кое-что и сверх тех лаконичных упоминаний, которые содержались в греческом обличении Григория Богослова, но эти сведения, полученные в XII в., могли быть и не очень точны.

Приведу полный текст «Слова об идолах», трактующий распространение культа Рода и рожаниц. Начав с халдеев, автор продолжает: «Оттуда же начата елини ставити трапезу Роду и рожаницам, таже егюптяне, таже римляне. Даже и до славен дойде; се же словене начали трапезу ставити Роду и рожаницам переже Перуна, бога их…» [28].

Для нас очень важно следующее: автор «Слова об идолах» считал культ Рода одной из мировых религий, которая некогда охватывала Египет (Озирис), Вавилон, Грецию («Артемид» – Аполлон?), Рим и славянский мир.

Едва ли автор был прав, так решительно объединяя различные исчезнувшие культы Старого Света, но примечательно то, что в поисках аналогий Роду он обращался не к мелким домашним демонам вроде лар и пенатов, а к божествам наивысшего калибра. Как жаль, что наши сторонники «теории домового» не захотели обратиться к этому, давно опубликованному, тексту!

Следующим в хронологическом порядке источником является очень важное для нас «Слово Исайи пророка, истолковано святым Иоанном Златоустом о поставляющих вторую трапезу Роду и рожаницам». Если в других обличениях язычества перечислялись различные славянские божества во всей их множественности – от громовержца до вампира, то это поучение посвящено исключительно культу Рода и рожаниц.

Для нас очень важна датировка «Слова Исайи пророка». Н. М. Гальковский считает, что в XV в. оно уже существовало, и приводит мнение Е. Е. Голубинского о датировке его послемонгольским временем [29]. Помочь в более точном определении даты может знаменитое «Вопрошание Кюриково». Вопросы новгородского математика были обращены к епископу Нифонту (1130 – 1156 гг.). Среди множества вопросов только в одном содержались имена языческих божеств; это были имена Рода и рожаниц: «Аже се Роду и рожанице крають хлебы и сиры и мёд?». Епископ ответил цитатой из «Слова Исайи пророка»: «Бороняше велми. Негде, рече, молвить: горе пьющим рожанице!» [30]. Характер вопроса и ответа таков, что заставляет предполагать очень широкое бытование обряда невинного жертвоприношения хлебом, творогом и медом, языческая сущность которого Кирику даже не очень была ясна, так как иначе не нужно было бы задавать вопрос владыке.

Итак, «Слово Исайи пророка» было создано не позже середины XII в., т. е. очень близко по времени к «Слову об идолах».

Наше «Слово Исайи пророка» представляет собой несколько сокращенный пересказ 65-й главы Книги пророка Исайи, входящей в Библию. Весь смысл создания нового произведения заключался только в одном – обрушить всю тяжесть библейских проклятий на Рода и его двух рожаниц.

Приведу параллельные тексты: Библию – по каноническому русскому изданию, а «Слово Исайи пророка» – в своем переводе.

Библия. Книга пророка Исайи

«Слово Исайи пророка»

8. Так говорит господь: когда в виноградной кисти находится сок, тогда говорят «не повреди её, ибо в ней благословение». То же сделаю я ради рабов моих, чтобы не всех погубить.

Так говорит господь: если в виноградной грозди найду хотя бы ягоду, то оставлю в сохранности эту гроздь. Гроздь – это верный человек, а хорошая ягода – это добрые дела, предписываемые божественным писанием. Если же на грозди нет ягод, то её следует отсечь и бросить в огонь. Таким отсечением является смерть, а бросание в огонь – предание адскому пламени.

9. Я произведу от Иакова семя и от Иуды – наследника гор моих и наследует это избранные мои и рабы мои будут жить там.

Слушающих меня и не погублю, но ращу хорошее семя от Иакова и Иуды. Это – хорошая поросль, верные божественному закону люди. Они будут владеть моей святой горой – церковью и церковным учением.

Святая гора – Сион; на ней я показал свою благость, и эта гора, Сион, – мать всем храмам; в ней – учение божественного писания.

Господь сказал: наследниками мо– ей святой горы будут избранные люди, т.е. такие, которые служат Роду и (двум) рожаницам, бесполезным идолам.

Верными слугами бога являются люди, приносящие чистую жертву живому богу с кротким сердцем, просвещенные настоящим церковным учением.

10. И будет Сарон пастбищем для овец и долина Ахора – местом отдыха для волов народа моего, который взыскал меня.

Они будут как овцы на лугу огражденном. Луг – это рай, а ограда – места райские, а овцы – истинно верующие люди, покоряющиеся богу, а не (двум) рожаницам.

И охорские заросли, в которых отдыхают волы, – это пастбища небесной церкви, а кроткие волы – это епископы и попы, сами живущие по-христиански и усердно поучащие других.

11. А вас, которые оставили господа, забыли святую гору мою, приготовляете трапезу для Гада и растворяете полную чашу для Мануфи.

Вас же, покинувших меня, забывших мою святую гору, готовящих пир в честь Рода и (двух) рожаниц, наполняющих ковши свои на потребу бесам, –

12. Вас обрекаю я мечу, и все вы преклонитесь на заклание, потому что я звал – и вы не говорил – и вы не слушали, но делали злое в очах моих и избирали то, что было неугодно мне.

– 

вас предам менчу и все вы падете пронзенными!

Это есть смерть, а оружие – отвечали, вечная музыка.

Я вас звал, и вы не отзывались; я говорил вам, и вы не слушали.

На глазах у меня вы творите зло и тех, кто враждебен мне, вы избираете себе.

13. Посему так говорит господь вот рабы мои будут есть, а вы будете голодать; рабы мои будут пить, а вы будете томиться жаждой.

Поэтому, говорит господь, когда бог: верные мне люди начнут пировать – вас будет мучить голод. Но сыты вы будете лишь тем, что приготовили (обеим) рожаницам.

Вот покорные мне начнут пить, и у вас появится жажда – утоляйте её ис своих ковшей, предназаначенных бесам.

14. Рабы мои будут веселиться, а вы а вы будете в стыде; рабы мои будут петь от сердечной радости, а вы будете кричать от сердечной скорби и рыдать от сокрушения духа.

Верные мне возвеселятся, покроетесь срамом.

Возрадуются (верные) в веселии сердца, вы же, покорившиеся бесам, молящиеся идолам и устраивающие пиршества в честь Рода и рожаниц, – вы закричите в сердечной муке, будете рыдать в судорогах сердец своих!

Всё это свершится с вами не в этой жизни, а в будущей. Вы отрекаетесь от радостей будушего века, так как вечный покой потустороннего бытия будет доступен только избранным мною рабам моим.

15. И оставите имя ваше избранным моим для проклятия. И убьёт тебя господь бог, а рабов своих назовет иным именем.

Вас же господь убьёт. А покорные мне возвеселятся, воспевая истинного бога.

Вы же бесовскими песнопениями славите идолов Рода и рожаниц и губите пророчества книг.

Велико несчастье – не понимать прочитанного; велико зло – не послушаться более мудрых, чем вы сами, или же, поняв все, не исполнить воли божией, объявленной вам в написанном законе. Братья!

Услышав все, что сказано вам, откажитесь от бессмысленных действий, от служения Сатане, от устройства этих идольских пиров Роду и рожаницам!

Выполните, братья, волю бога, как учат нас книги пророков, апостолов и отцов церкви, чтобы получить вечную жизнь при спасител Иисусе, господе нашем, ему же слава вовеки!

Аминь.

На основе злобных и человеконенавистнических библейских пророчеств русский автор создал великолепное по форме новое произведение, использовав гневные тона Исайи и направив все свое сочинение, освященное авторитетом пророка и Иоанна Златоуста, против единственного раздела древнерусского язычества – против Рода и двух рожаниц. Уже одно это должно показать нам важность и значительность культа Рода, противопоставленного, как это явствует из всего сочинения, ни много, ни мало – самому христианскому господу-богу.

В поучении бичуются те, которые отклонились от веры в истинного библейско-христианского бога и «избрали себе враждебных ему» – Рода и рожаниц. Здесь противопоставление является и сопоставлением: Род сопоставлен с Саваофом и с Иисусом Христом. Все кары, все «судороги сердец» и горение в адском пламени, предназначенные отступникам от библейского бога, здесь обещаны поклонникам Рода и рожаниц. И только им. Масштаб культа Рода достаточно определен этим.

Не меньший интерес для нас представляет сопоставление русского сочинения с Библией, так как оно выявляет имя библейского двойника Рода, того божества, с которым приходилось соперничать библейскому богу: это – Гад, или Ваал (Баал-Хадд), ханаанской (сиро-палестинской) мифологии, бог плодородия и жизни части древних евреев и финикийцев. Ваал посылает дождь и росу, орошая нивы и виноградники. Ваала представляли умирающим и воскресающим богом, подобно Озирису или Дионису.

Женской парой Ваала была богиня Анат (она же Рахмаи).

Исследователи установили, что в ханаанской мифологии, как и во многих других, действуют два поколения богов. Старший бог Эл (вроде Урана или Крона) выступает, подобно Роду, совместно с двумя женщинами. Миф пронизан фаллической символикой. Две женщины, сотворенные над огнем на морском берегу, становятся женами Эла и рождают ему двух дочерей – Утреннюю Зарю и Вечернюю Зарю.

Последующее потомство Эла – божества плодородия. Ваал – сын Эла-Быка.

В мифах о плодородии Ваал и Анат, боги младшего поколения, преобладают над старшим богом Элом, но нередко мифические поля называются по именам двух богинь – Ашеры (жёны Эла) и Девы-Анат:

Поле есть поле богов

Поле Ашеры и Девы [31].

Здесь перед нами снова полная параллель Роду и его двум рожаницам: Ваал, бог плодородия, и две богини, связанные с полем и урожаем, причем богини, как и в охотничьих мифах, – мать и дочь-дева [32]. Иногда выступает другая пара женщин – Анат и Астарта.

Возможно, что эти совпадения должны быть рассмотрены с позиций ностратической гипотезы.

Имя Ваала означает «владыка», «хозяин». Интересны эпитеты Ваала: «Могучий Воин», «Владыка Земли», «Ездящий на облаках» и др.[33] В мифах Ваал погибает в схватке с морским богом Яммом, но затем воскресает вновь, и снова начинаются тучные годы плодородия.

Русский писатель эпохи Мономаха не мог знать всех мифов о ханаанском Ваале-Гаде, ставших известными лишь после расшифровки угаритских глиняных табличек, но в его распоряжении была Библия, в которой это божество и все элементы культа были освещены разносторонне.

Ваал почитался и в Иудее и в Вавилоне, где знаменитая Вавилонская башня была его храмом.

Поэтому выбор определенного текста (Исайя, гл. 65) и замена Гада Родом сделаны автором совершенно сознательно. А если это так, то нашего Рода мы должны расценивать как очень значительное божество плодородия, «повелевающее землей» и «ездящее на облаке».

Ознакомление с другими русскими источниками подтвердит это.

Третьим важным источником после «Слова об идолах» и «Слова Исайи пророка» является интереснейший комментарий к Евангелию в рукописи XV – начала XVI в., обнаруженной Н. В. Калачовым в Архиве иностранных дел [34]. Несмотря на давнюю публикацию, этот источник упорно игнорировался исследователями. Единственным историком, по достоинству оценившим его значение, был К. Н. Бестужев-Рюмин: «Что касается Рода, – писал он, – то нечего искать в нем предка, а надо остановиться на свидетельстве одной рукописи XVI в., приводимой Н. В. Калачовым: „то ти не Род седя на воздусе мечет на землю груды и в том раждаются дети“. Таким образом, – продолжает историк, – Род не есть олицетворение рода (gens), а сам создатель…» [35]. К сожалению, это важное и верное для понимания славянского язычества наблюдение было начисто забыто всеми последующими исследователями, так или иначе касавшимися проблемы РоДа. Более того, Е. В. Аничков даже не включил сам источник в свой реестр сведений о славянских богах и божках[36].

Почти не касались и вопроса о датировке толкований к Евангелию. Мне кажется, что некоторые данные для хронологического приурочения есть: в источнике имеется ссылка на еретиков, которые «глаголют от книг срачинских и от проклятых болгар… яко не разумеша творца своего». Сочетание сарацинских книг и болгарских ересей мы уже видели в «Слове об идолах» начала XII в.; после крестовых походов сарацинские темы были уже не в моде. Болгарские еретики (в данном случае богомилы) действительно отрицали творение мира богом. Уже в «Заповедях митрополита Георгия» (1062 – 1079 гг.) против богомилов говорится: «Иже всея твари видимыя ж и невидимый не мнит богом сотворены – да будет проклят!» [37].

Известен ранний русский список «Беседы Козмы Пресвитера», относящийся ко второй половине XII в. [38] Примерно к этому времени, к XII – XIII вв., следует относить интересующий нас источник.

Поздний список объясняется тем, что полемика с богомилами продолжалась и в XV в.

Комментарий к Евангелию написан по поводу главы 14-й Евангелия от Иоанна, где Иисус Христос изображен настойчиво отождествляющим себя с богом-отцом (Иоанн, 14.10 – 11). Поясняются слова Иисуса: «…дела, которые творю я, и он сотворит и больше сих сотворит» («отец мой делатель есть, даже и доселе»).

Приведу текст, опубликованный Гальковским под условным названием «О вдуновении духа в человека» [39]:

«Вдуновение бессмертное нестареющее един вдымает вседръжитель, иже един безсмертен и непогибающих творец.

Дуну бо ему {человеку} на лице дух жизни и бысть человек в душю живу.

То ти не Род, седя на воздусе мечеть на землю груды и в том рожаются дети.

И паки ангели (ангелами?) вдымаеть душю или паки иному от человек или от ангел суд бог предасть.

Сице бо неции еретици глаголють от книг срачиньских и от проклятых болгар. О таких блядословцех пророк рече: «попел сердце их и персти хуже надежа их и бесчестнее кала житие их, яко не разумеша творца своего, создавшего их и вдохнувшего в них дух жизни и вложившаго душу действену.

Всем бо есть творец бог, а не Род».

В свете всего того, что мы узнали о Роде из «Слова об идолах», где культ его объявлен мировой религией, и из «Слова Исайи пророка», в котором Род приравнен к могущественному Ваалу, «шествующему по небесам», этот источник нас уже не может удивить: вторично Род оказывается соперником библейско-христианского бога-творца, бога-вседержителя. Но здесь содержатся и важные уточнения: во-первых, неизвестный комментатор утверждает, что, по мнению язычников, Род «сидит на воздухе», т. е. находится где-то на небе, в божественной сфере. Это ещё раз уравнивает Рода с Ваалом, «ездящим на облаке».

Во-вторых, язычники именно Роду приписывают возникновение новой жизни на земле. Для того чтобы родились дети, языческий бог должен сбрасывать с неба какие-то «груды», содействующие рождению.

Из разных значений этого слова исследователи почему-то выбирали одно: груды – кучи, глыбы [40]. Непонятно, как это увязывалось с рождением детей.

Следует обратить внимание на другое значение: «грудие» – капли, «грудие росное» – капли росы, «градные груды» – дробинки града [41]. Наиболее вероятно, что слово «грудие» без дополнительного определения (росное, градное) означало просто дождевые капли. Это больше подходит к контексту – ведь роса образуется из тумана; капли росы не падают с неба, а древний комментатор утверждает, что Род именно с неба («седя на воздусе») мечет свои плодотворные капли.

Если принять это толкование, согласующее все части интересующего нас текста, то в нашем распоряжении будет огромное количество этнографических примеров веры в универсальную оплодотворяющую силу дождя как в отношении земли, так и в отношении женщин.

Комментарий «О вдуновении духа» важен для нас тем, что снова ставит на равные позиции Рода и христианского бога-отца, бога творца мира. Сначала оспаривается тезис каких-то языческих богословов (но, разумеется, не богомилов, не знавших культа Рода), утверждавших, что возникновение новой жизни на земле производится Родом, орошающим землю небесными каплями, вследствие чего рождаются дети. Здесь Род выглядит Зевсом, сошедшим к Данае золотым дождем, от которого Даная забеременела. В конце комментария автор говорит ещё более расширительно, определяя Рода не только продолжателем жизни, но и творцом мира: «Всем бо есть творец бог, а не Род» [42].

Чрезвычайно интересным отголоском этих теологических споров о том, кто именно управляет миром, является граффито XII в. в новгородском Софийском соборе, опубликованное В. Н. Щепкиным:

…ЛЕ БЕСЪ NБО….N.

РАЗВЕДРЪ …Д ЗДО …ПОТРЯСОШЯ ОБЛАЦИ

РЕYЕБЪ ТО СТЪВОРИ [43].

Надпись плохо сохранилась, но даже из уцелевших фрагментов ясно, что речь идет об отношении беса к небу, к вёдру и к грозовому потрясению облаков. Ясно и то, что рассуждения о возможностях беса завершены вполне канонической концовкой: автор надписи, ссылаясь на чей-то авторитет (кто-то «рече»), утверждает первенство бога: «Бог то сотвори». В этом споре нет Рода; на его месте находится бес, и тем самым выясняется вторая спорящая сторона – это не язычники, а богомилы, «диавола творца нарицающе человеком и всей твари божий» и утверждающие, «яко несть бог сотворил небесе, ни земля, ни всех сих видимыих» [44].

Новгородец, написавший на стене своего кафедрального собора опровержение всемогущества дьявола, возможно, имел в виду именно Козьму, обличителя богомилов, когда скрепил свое изложение безымянным (для нас, по причине плохой сохранности) «рече».

Комментарий «О вдуновении духа» хорошо вписывается в русскую общественную мысль XII в., занимавшуюся опасным и значительным вопросом о творце мира. Богомилы противопоставляли христианскому богу дьявола, а язычники – Рода.

*

Получив из трёх источников представление о Роде как о божестве, которое противопоставлялось Саваофу и сопоставлялось с Озирисом и Ваалом, мы должны рассмотреть разветвленный комплекс древнерусских слов, содержащих корень «род».

Это прежде всего группа слов, связанных с понятием родства и рождения:

Род Родичи Природа

Народ Родина Рождать

Родня Родить Урожай

О. Н. Трубачев в своем исследовании о терминах родства пишет, что «А. Брюкнер был довольно близок к истине, когда говорил, что родъ, родити означало сначала „успех“, „процветание“, „урожай“, „прибыль“, „забота“ [45].

Трубачев считает старославянское «РОДЪ» «чисто славянским новшеством», новым использованием индоевропейских морфем и отмечает часто встречающуюся метатезу: род – ард – арт. Это дает дополнительные значения: «происхождение», «род» (нем. Art); «высокий», «большой» (ирл. ard, галльское ardu) [46]. Обращаясь к иранским языкам, мы видим, что в скифском Ard является культовым термином, обозначением божества. В. И. Абаев считает, что arta –ard – одно из важнейших религиозных понятий иранского мира – «божество», «олицетворение света»; осетинское «ard» – клятва, первоначально «божество, которым клянутся» [47].

Таким образом, слово «род» и метатеза «ард» в значении «божества», «рода», «высокого» оказываются распространенными значительно более широко, чем только в славянском мире, и в какой-то мере объясняют нам стремление автора «Слова об идолах» показать географический диапазон культа Рода. Возможно, что и имя Артемиды связано с этим корнем.

Помимо указанных выше значений слов с корнем «род», есть ещё два ряда понятий, в обозначении которых участвует этот же корень: во-первых, это обозначение воды, водного источника – «родища», родника (криницы), а также и цветов, растущих близ воды, – лилий – «родий» («кринов»). Второй раздел более обширен и требует специальных разъяснений:

Родиа – молния;

Родiе, родiя – плод граната;

Род, родьство – геенна огненная;

Родрый, ръдрый – красный;

Ръдритися – красный, краснеть.

Рдеть – красный, краснеть.

Рдяный – красный, краснеть.

Объединение в одном омониме «родиа» и молнии и плода граната представляет большой интерес, так как позволяет уяснить себе, о каком именно виде молнии идет речь, – красному круглому гранату подобна только шаровая молния, видимая вблизи [48].

Связь Рода с молнией и громом объясняет нам афоризм Даниила Заточника: «Дети бегают рода, а господь пьяного человека».

Весь приведенный здесь ряд слов объединен смысловым стержнем: огненное, красное пламенеющее, молниеподобное. «Родьство огньное» пытались объяснить ошибкой переводчиков, принявших по созвучию греческое geenna (геенна) за genea – род. Однако это маловероятно; как объяснить, что все переводчики в разных городах и в разные века обязательно ошибались, и притом всегда одинаково? Обилие славянских слов с корнем «род» в значении красного и огненного (сравни латинское ardeo – гореть, ardor – жар, зной) позволяет считать слово «родьство» славянским обозначением пекла, а не ошибкой.

Было бы очень хорошо, если бы внимание лингвистов направилось на анализ того семантического пучка, который образуют различные индоевропейские слова с корнем род – ард – арт. Впредь до такого анализа трудно представить себе весь диапазон связей и всю многогранность этого интересного вопроса. Однако уже сейчас ясно, что с богом Родом может быть связано не только рождение живого (род, народ, родить), но и природа и вода (родище, родник), и дождь (грудие, падающие с воздуха), и даже молния – родия, и огонь пекла.

Род оказывается всеобъемлющим божеством Вселенной со всеми её мирами: верхним, небесным, откуда идет дождь и летят молнии, средним миром природы и рождения и нижним с его «огненным родством». Тогда становится понятным противопоставление Рода христианскому богу Вселенной Саваофу. Этот взгляд на Рода закрепляется данными, получаемыми из ранних переводов, где книга Бытия, в которой повествуется о сотворении мира, именуется «Родьство», а бог – творец – «рододелатель» [49].

В связи с полученными данными о Роде мы можем теперь обратить внимание на интереснейшее место в сборнике Кирилло-Белозерского монастыря, описанном арх. Варлаамом. Сборник переписан в 1476 г., по составлялся, надо полагать, в конце XIV в., так как содержит много заметок о митрополите Киприане. Содержание сборника очень разнообразно; здесь перемешаны богословские и исторические заметки, загадки, выписки из описаний путешествий, бытовые вопросы в духе «Вопрошания Кирикова» и многое другое.

Заметка о «Родных видениях», о которой пойдет речь (л. 271 об.), не обратила на себя внимания никого из исследователей. Даже сам И. И. Срезневский, знавший этот сборник, не включил словарный материал в свой знаменитый трёхтомник. Заметка становится понятной только в свете того, что сказано выше о «родском» комплексе. Приведу её целиком:

«Пишется. Григориа Синаита.

{В}осемь родных видении глаголем быти:

Первое же о бозе безводное {безвидное},

Второе – Умных Сил устроение,

Третие – Сущих составление,

Четвертое – Смотрительное слова схождение,

Пятое – Соборное воскресение,

Шестое – второе Христово пришествие,

Седьмое – вечная мука,

Осьмое – царствие небесное» [50].

Восемь «родных видений» представляют собой, так сказать, конспект истории Вселенной с точки зрения христианского богослова XIV в. (Григорий Синаит умер в 1310 г.).

1. Бог невидимый.

2. Сотворение планет и всего звездного мира, движимого «умными силами» (четвертый день творения).

3. Сотворение всего живого, «сущего» (пятый и шестой дни творения).

4. Схождение Христа-Слова, зримое («смотрительное») людям. Жизнь Иисуса.

5. Воскресение из мертвых.

6. Второе пришествие Христа (на Страшный суд).

7. Осуждение грешников на адские муки.

8. Царствие небесное для святых и праведных.

Первые три «родных видения» основаны на «Родстве», на библейской книге Бытия, четвертое – на Евангелии, а четыре последних отражают Апокалипсис .

Мы рассмотрели те источники, которые помогли нам раскрыть сущность представлений о боге Роде. Кроме разобранных выше, есть ещё целый ряд упоминаний в источниках, в которых порицается культ Рода и рожаниц, но не добавляется ничего нового к их характеристике. Два источника интересны для нас именно тем, что там нет Рода.

Один из них – «Слово Иоанна Златоустого …како первое погании веровали в идолы и требы им клали…». Здесь христианскому богу-творцу противопоставляется не Род, а три языческих божества, в своей совокупности составляющие мировое целое:

Стрибог – божество неба, воздуха, ветра.

Дажьбог – божество солнца и живительной силы.

Переплут – божество почвы, корней растений, вегетативной силы [51].

Три функционально ограниченных божества в этом сравнительно позднем (XIV в.?) источнике в своей совокупности заменили Рода, сделали излишним его упоминание.

Второй источник – это знаменитое «Слово о твари и о днии рекомом неделе», относящееся к XII – XIII вв. Речь там идет о почитании дня семидневки – воскресенья, «недели», как дня, посвященного солнцу и дневному свету. Культ этот овеществлялся: «невернии, написавше свет болваном и кланяються ему»; одновременно эти язычники «творца хулять» [52]. В этом поучении рожаницы упоминаются, а Рода уже нет – его заменил Свет, противопоставленный христианскому богу-творцу. Праздником этого Света является каждый первый день семидневной недели – воскресенье, «День Солнца» у многих народов. Однако язычники поклоняются не солнцу («вещь бо есть слнце свету»), а «белому свету», Вселенной, «твари, написаней во образ человечь». Это, очевидно, тот самый свет, существовавший, по древним представлениям, независимо от солнца (например, в пасмурный день), о котором говорится в Библии при описании первого дня творения. Этой двойственностью света, как мы помним, воспользовался Достоевский, излагая спор юного Смердякова с лакеем Григорием. («Свет создал господь бог в первый день, а солнце, луну и звезды на четвертый день. Откуда же свет-то сиял в первый день?») [53]

Вот этот-то свет, не имеющий видимого источника, «неосяжаемый и неисповедимый», как эманация божества, творящего мир, и был предметом поклонения средневековых язычников, а следовательно, и объектом обличений церковников. Церковники противопоставили божеству неисповедимого света Иисуса Христа, используя евангельскую фразу:

«Опять говорил Иисус к народу и сказал им: „Я – свет миру; кто последует за мною, тот не будет ходить во тьме“ (Евангелие от Иоанна, гл. VIII, 12). Кроме поучений, изготавливались даже „полемические“ предметы прикладного искусства: в конце XII в. во Владимиро-Суздальской Руси был изготовлен медный, украшенный эмалью медальон с изображением Спаса-Эммануила и надписью IC.XC. АЗЪ ЕСМЕ СВЕТ [54]. Надпись на нем является прямым ответом тем же самым неверным почитателям «твари» и «света», которые поклонялись свету, «написавше его». Финифтяный образок подкрепляет датировку «Слова о твари» рубежом XII – XIII вв. Выше, в главе о славянских земледельческих культах, я высказывал предположение о том, что с культом верховного небесного божества связан определенный символ – «колесо Юпитера» с шестью спицами. Здесь уместно повторно упомянуть об этом распространеннейшем символе. Круг с шестилепестковой розеткой внутри, «громовый знак», был полисеман-тичен: он выражал и идею солнца («вещь бо есть солнце свету»), и идею «белого света», всей Вселенной. Солнце в народном искусстве могло обозначаться разными способами (круг, крест, крест в круге, круг с вось-милепестковой или шестилепестковой розеткой), но понятие «белого света», идентичное понятию Рода, выражалось только шестилепестковвП розеткой, только колесом с шестью спицами.

В славянской деревянной резьбе верховенство Рода подчеркнуто помещением его символа на высоких местах: на щипце кровли, над стенами, а внутри домов – на потолочной матице-сволоке [55]. Иногда на деревянных «полотенцах», спускающихся от верха кровли, помещалась, как на прялках, сложная композиция из нескольких солнц, как бы бегущих по небосводу, а центральное место занимало «колесо Юпитера», символизирующее белый свет (см. рис. 109, 110).

Точнее всего соотношение Света (Вселенная) и солнца (субъект света) выражено на онежской прялке [56]. В нижней части лопаски прялки показано солнце в его четырех суточных позициях: восходящее, полдневное (изогнутые многочисленные лучи подчеркивают бег светила по небу), заходящее и ночное, подземное солнце.

Выше этого солнечного круговорота поднимается мировое древо, соединяющее все ярусы мира (см. главу 2), а над ним, на самом верху прялки помещен во всю ширину лопаски тщательно вырезанный огромный шести-лепестковый «громовый знак», господствующий над всей композицией, как Род господствовал над Вселенной [57] (см. рис. 111).

Вероятно, поэтому древним зеркалам придавалась правильная круглая форма, воспроизводящая круг небесного свода. М. И. Ростовцев подробно проанализировал сакральную роль зеркала у скифов (Ростовцев М. И. Символы царской власти). Зеркало являлось атрибутом главной богини как у скифов-кочевников, так и у скифов-пахарей (см. выше пластину из Сахновки на Роси). На сарматских зеркалах III – II в. до н. э. помещали знак с шестилепестковой розеткой (СА, 1979, № 4, с. 191 – 194, рис. 1 и 3). Точно такой же знак мы встречаем и на резной деревянной оправе русских зеркал XVIII – XIX вв. (Соболев Н. Н. Русская народная резьба по дереву. М. – Л., 1934, с. 40, рис. 12). Общеизвестна роль зеркала в русских новогодних гаданиях о судьбе.

Отмеченный выше переход «колеса Юпитера» в монограмму Иисуса Христа надежно подтверждает древнее, исконное значение шестилучевого знака как символа света во всей многогранности этого понятия. Новый, христианский персонаж в соперничестве с древним Святовитом-Родом вынужден был сказать: «Аз есмь свет!».

В ряде предшествующих случаев нам помогала в уточнении того или иного образа позднейшая церковная или этнографическая календарность. Относительно Рода мы располагаем единственным, но драгоценным свидетельством: Рода вспоминали на второй день праздника рождества, 26 декабря; день этот назывался собором или «пологом» богородицы, и бабы приносили в церковь хлебы и пироги [58].

В одной рукописи Четьи Минеи есть интересная приписка, помещенная после всех статей сентябрьского года под 31 августа:

«А се грехи:

…Желя Роду и роженицам по рождестве в пнд {понедельник} – муку варити святей богородици, а Роду примолвливающе» [59].

Здесь языческий обряд приурочен не к следующему за христианским праздником дню (как это наблюдалось обычно), а к ближайшему понедельнику после рождества. Это делалось, вероятно, с тем, чтобы отделить, разобщить церковное и языческое. Память о рожаницах, богинях рождающих, вполне естественна, так как праздник посвящен рождению, и одной из рожаниц может быть признана Мария-богородица.

А кто же тогда Род? Очевидно, Иисус Христос.

В приведенной краткой характеристике греховного обряда в честь Рода и рожаниц есть одно слово, от правильного понимания которого зависит установление направленности всего обряда. Это слово – «желя», обычно означающее «плач», «скорбь», «погребальный плач».