Глава 29 Ледяные маски

Глава 29

Ледяные маски

Берег Ладожского озера, восточнее Ленинграда, апрель

По густому колючему подлеску, усеянному огромными глыбами красного гранита, мы спустились к озеру. Земля повсюду была изрыта воронками от взрывов советских снарядов. Неожиданно перед нами открылась обширная синяя даль Ладожского озера, «европейского Каспия», похожая на серебряное зеркало, приставленное к ясно очерченной кромке леса. Его застывшая неподвижно мерзлая поверхность резким мерцающим блеском отражает в себе синий купол неба. (Сегодня утром лед просто восхитительно сиял зеленовато-голубым цветом муранского стекла.) Ясно видимый на горизонте советский берег как раз начинает появляться из прозрачного серебра туманной дымки, что сверкает, как перламутр.

Этот участок является слабым звеном окружающего Ленинград стального кольца. Здесь одно звено соединяется со следующим. Отсюда огромная замерзшая поверхность Ладожского озера тянется непрерывно до самых немецких передовых позиций под Шлиссельбургом. Когда прошлой осенью финские войска вышли к северной оконечности Ладожского озера, а немцы, обойдя Ленинград справа, захватили (8 сентября. – Ред.) Шлиссельбург, городок, расположенный на месте, где Нева вытекает из Ладожского озера и устремляется в западном направлении к городу, можно было говорить, что стальное кольцо окружения сомкнулось и что бывшая столица царей оказалась полностью изолированной. И в самом деле, довольно длительное время Красная армия не могла прорвать блокаду и прийти на помощь атакуемому со всех сторон гарнизону.

Но вскоре после наступления зимы озеро покрылось толстым льдом. И теперь произошло то, что давно предвидело как немецкое, так и финское военное командование: с целью наладить связь с осажденным городом советское командование попыталось воспользоваться льдом Ладожского озера как мостом, что и произошло. Несмотря на всю свою отчаянную смелость, план, разработанный советскими инженерами, как это показалось на первый взгляд, имел некоторые перспективы стать успешным. Он был простым: построить две колеи железной дороги протяженностью около пятидесяти километров прямо на замерзшей поверхности озера. На первом этапе реализации замысла британская пропаганда трубила в отношении железной дороги через Ладожское озеро, что удалось добиться чуда, будто это стало случившимся фактом. Но, как оказалось, заявление британской пропаганды было несколько преждевременным. Вскоре стало понятно, что существуют почти непреодолимые препятствия для реализации этого амбициозного проекта. В самом деле, первый участок дороги длиной около 10 км удалось уложить почти без проблем. Но едва пробный поезд, который, как планировалось, испытает дорогу, отправился выполнять свою задачу, как он сошел с рельс.

Несмотря на то что поверхность здесь была гораздо более ровной, чем, например, поверхность Финского залива, где замерзание произошло в результате неожиданного падения температуры до 40 градусов ниже нуля[98], в результате чего замерзшая поверхность стала изобиловать крутыми спадами и подъемами, повторяющими контуры морских волн, нельзя сказать, что поверхность Ладожского озера является совершенно гладкой. Напротив, она тоже изобилует неровностями, глубокими ямами и высокими гребнями[99], одновременно твердыми и хрупкими. Добавьте сюда температурный феномен, благодаря которому слой льда находится в состоянии постоянных колебаний, меняясь в зависимости от температуры чуть ли не каждый день. Эти изменения оказывают значительное влияние на структуру льда, его способность расширяться и сжиматься, хорошо известную каждому. Итак, все пришло к тому, что после того, как была проложена всего примерно одна треть пути, от плана строительства железной дороги пришлось отказаться. Альтернативный план, предусматривавший продолжение по озеру трамвайных линий от ленинградских улиц, которые должны были прокладываться на специальную систему железнодорожных шпал, работающих на принципе парности, что должно было погасить и нейтрализовать движение льда, оказался нереальным по разным техническим причинам, которые здесь было бы долго приводить и разъяснять[100]. Таким образом, было принято решение в качестве последнего средства проложить через лед двустороннюю проезжую дорогу, пригодную для движения тяжелых грузовиков.

Проблема поддерживать снабжение гражданского населения и гарнизона Ленинграда продовольствием и боеприпасами является труднопреодолимой, а во многих своих аспектах она совсем не имеет решения. Очень нелегко снабжать город с огромным населением по дороге, которая постоянно подвергается атакам с воздуха и артиллерийским обстрелам. Более того, в Ленинграде не было достаточного количества транспорта для воплощения столь грандиозного предприятия. Помимо того что были мобилизованы все автомашины осажденного города, было необходимо собрать на берегу Ладожского озера многие сотни грузовых автомобилей, доставленных сюда из Москвы, а также перегнать в этот район значительное количество английских и американских машин, которые начали поступать в Мурманск[101].

На самом деле вопрос состоял не в том, чтобы наладить надежную постоянную линию коммуникаций, а в том, чтобы воспользоваться зимними месяцами для того, чтобы восстановить «кровоснабжение» осажденного города. Шесть тысяч машин, количество, достаточное для поддержания челночных рейсов колонн грузовиков, требовали не менее 12 тысяч водителей и механиков, не считая тех, что были приписаны к бесчисленному количеству ремонтных мастерских, которые русские организовали на своем берегу Ладожского озера. Несмотря на колоссальные трудности, с которыми пришлось столкнуться, прокладка автодороги через озеро была успешно завершена, и, наконец, начались поставки по гигантскому ледяному мосту.

В дневное время с воздуха дорога казалась пустынной, за исключением случайных одиночных машин и, если стоял туман, – отдельных колонн грузовиков, следовавших одна за другой на значительном расстоянии. По-настоящему движение потока транспорта по ледяному мосту началось по ночам. А ночь в разгаре полярной зимы[102] является жестоким врагом. По поверхности озера постоянно проносится вихрь яростных ветров, которые дуют с северо-востока, то есть с направления Онежского озера. Эти ветры берут начало в Северном Ледовитом океане. Им сопутствуют настоящие снежные бури, снежные ураганы ужасающей силы[103]. Страшные порывы завывающего ветра на широких замерзших просторах обрушивают вниз мельчайшие ледяные частицы, огромные воронки снежных хлопьев, застывшие от мороза. Советские конвои отважно бросаются в этот адский ураган по дороге, которая, начинаясь у поселков Кобона и Лаврово на восточном берегу озера, заканчивается на противоположном берегу у Морье, северо-западнее Шлиссельбурга. («Дорога жизни» по льду шла к Кокорево и маяку Осиновец, по воде к Морье и упомянутому маяку. – Ред.)

В первые дни часто случалось так, что конвои сбивались с пути и не могли найти дорогу либо им приходилось многими часами стоять на льду озера в ожидании помощи. В некоторых случаях экипажи бросали свои машины, и тогда их уничтожали бомбежкой в дневное время немецкие или финские самолеты. Как-то утром, незадолго перед рассветом, финские лыжные патрули, вышедшие в разведывательный рейд на середину озера, услышали где-то впереди, посреди снежной бури, рев двигателей. Это был очередной «ледяной поезд», который сошел с маршрута и случайно оказался поблизости от финских позиций. Осторожно скользя по льду по бокам от колонны машин, лыжники сопровождали ее несколько километров, предполагая дать машинам подойти поближе к финскому берегу. Но в определенной точке колонна, описав широкую дугу, повернула обратно. Там поняли свою ошибку. И тогда лыжники атаковали машины в хвосте каравана. Несмотря на то что они были вооружены одними ружьями и пистолетами-пулеметами, им удалось захватить и поджечь несколько грузовиков[104]. Все это было настоящим подвигом, и при определенных обстоятельствах, с учетом того, что лыжники действовали на льду озера, а также избранной ими тактики, можно было в некотором смысле приравнять к атаке флотилией торпедных катеров конвоя судов.

Вдоль обочины пятидесятикилометровой трассы была установлена линия фонарей «молния». Дозоры солдат из сибирских охотников, которые выполняли роль своего рода «дорожной полиции», постоянно контролировали трассу. И через Ладожское озеро удалось наладить более или менее регулярное движение. Но было бы сложно составить балансовый отчет об эффективности ледяного моста для обороны осажденного города. Несомненно, польза была существенной. Однако с учетом того, что вскоре, с приходом весны, вновь должны были в полном масштабе возобновиться боевые действия, она не была настолько значительной, чтобы позволить советскому командованию рассчитывать на обеспечение достаточного объема снабжения продовольствием и боеприпасами[105]. Данное предположение нашло явное подтверждение в том факте, что за последние два месяца активность русской артиллерии резко пошла на спад.

По данным, полученным командованием финских дивизий на Карельском перешейке, в особенности на участках у Белоострова и Александровки, двух важнейших секторах фронта блокады [с севера], за январь советская артиллерия ежедневно выпускала примерно по 1500 снарядов малого и среднего калибра на пять километров фронта, что является довольно высоким показателем.

Когда в конце февраля я впервые оказался на фронте под Ленинградом, эта средняя цифра уменьшилась до примерно 600 выстрелов в день. Две недели назад финны насчитали 250. Следует также отметить, что если в январе и феврале советская артиллерия постоянно подвергала обстрелу финские дозоры и пыталась заставить замолчать громкоговорители, установленные на финских позициях, огнем пушек малого или среднего калибра, то вот уже примерно в течение двух месяцев противник пытается рассеять дозоры и привести к молчанию громкоговорители, применяя лишь пулеметный и в отдельных случаях минометный огонь. Этих фактов достаточно, чтобы понять, что ледовая дорога не смогла обеспечить достижения тех результатов, на которые рассчитывало советское военное командование. Количество военных материалов, продовольствия и боеприпасов, доставленное в Ленинград, явно было не таким значительным, чтобы обеспечить активную оборону города.

Теперь же в любой день «мост» может рухнуть. Уже сейчас таяние рисовало на слое льда свои странные узоры; с финского берега они напоминали об исторических картинах, как та кираса эпохи Возрождения, на которой в качестве украшения использовались геометрические фигуры с вкраплениями между ними пышно украшенных доспехами человеческих фигурок; мерещились гирлянды фруктов, фантастические пейзажи. Самой красивой «кирасой» являлся при этом сам ледяной панцирь с его сияющей поверхностью, покрывшейся большими темными пятнами, свидетельством того, что лед «болен» приближением весны, этой своеобразной сыпью, с прозрачными пузырьками воздуха, предупреждавшими, что лед вот-вот начнет таять. Движение по ледовой дороге и так уже сократилось с уменьшением темного времени суток (продолжительность дней заметно прибавилась, а ночи стали представлять собой не более чем короткие промежутки молочных сумерек, светящегося полумрака); предательски ненадежное состояние «моста» делало его все более опасным. На исходе ночи в небе часто стали появляться световые сигналы в виде красных, зеленых и белых ракет, неожиданно возникавших в морозном воздухе и устремляющихся ввысь. Сначала они летели стремительно, затем постепенно замедляли полет и, наконец, взрывались дождем мерцающих звезд, разлетающихся в воздухе, врезающихся в перламутровую полупрозрачность ясной ночи.

После прибытия на фронт у Ладожского озера я приобрел привычку встречать рассвет на его берегу, на небольшом пляже, откуда отправлялись в ночную разведку финские лыжные дозоры. Лыжники начинали свой путь отсюда, из этой мелкой бухты, которую можно было считать их гаванью. Стеллажи с лыжами и оружием, ряды белых накидок, висевшие на вешалках и напоминавшие рыбацкие сети, вывешенные для просушки. Ряды ящиков с боеприпасами выглядели как запасы товаров, которые ждали, пока их перевезут через озеро на одну из многочисленных мелких бухт. Таблички с таинственными значками, обозначающими различные подразделения и команды, стрелки, указывающие на минные поля, сани в виде лодок, предназначенные для транспортировки раненых, оружия и боеприпасов (некоторые из которых представляли собой надувные лодки из брезента или резины, поставленные на полозья, а другие – просто деревянные плоскодонки, те, что предназначены для использования на озерах), – все вместе это как будто нарочно маскировалось, создавая ложное впечатление, иллюзию мирной гавани. Через каждые пару часов можно было стать свидетелем выхода очередного лыжного дозора. Дозорные строились на берегу, выходили на озеро, а затем, так сказать, «поднимали якорь» и быстро исчезали в голубом мерцании льда. Где-то за горизонтом находился советский берег, ощетинившийся орудиями, установленными для защиты «моста» и канала имени Сталина, гигантской артерии, построенной большевиками, чтобы соединить Белое море с Невой и, соответственно, с Финским заливом и Балтийским морем[106]. В эти прозрачные ночи можно даже невооруженным глазом отчетливо различить красные вспышки сигнальных фонарей, которыми управляется обратное движение колонн грузовиков через озеро к месту дислокации. Это ритмичное мигание огней похоже на то, что указывает штурману на его место в гавани еще тогда, когда до нее остается пройти долгий путь.

Сегодня утром почти рассвело, когда часовой сообщил о том, что над «мостом» запущены в небо ракеты. Я и несколько офицеров проследовали на мыс, откуда можно бросить взгляд далеко на озеро. Через несколько мгновений я уже мог ясно разглядеть в небе пять, потом девять, потом двенадцать красных и зеленых ракет. Они появлялись поспешно одна за другой и запускались на дистанции примерно около километра. Было ясно, что через озеро пытается пройти колонна. Но, наверное, что-то пошло не так, потому что через десять минут сигналы стали повторяться, теперь через гораздо более короткие интервалы.

Сейчас движение колонн становится не такими частым, а скоро они прекратят свое движение совсем. «Мост» уже начинает потрескивать, лед у берега раскалывается, темнеет, покрывается белыми шрамами, на поверхности остается меньше складок. По мере таяния снега лед становится прозрачнее, и через него можно уже разглядеть илистое дно озера. (Ладожское озеро не очень глубокое, максимум 16–20 метров[107].) В некоторых местах, там, где вода особенно мелкая, слой льда доходит до самого дна. Здесь можно увидеть, как целые стайки рыб оказались в ледяном плену, будто попав в гигантский холодильник. Солдаты уходили на такую рыбалку с кирками, они разбивали лед молотком и стамеской, а потом доставали оттуда рыбу, будто из ледника.

С началом таяния льда озеро стало приоткрывать свои необычные мистические тайны. Как-то я проходил у мелководной заводи в тени плотной посадки серебристых берез. Подразделение солдат яростными дружными ударами кирок крушило на куски нечто, выглядевшее как зеленое стекло, в котором было погребено то, что осталось от нескольких финских солдат. (Точно так же в январе, когда я побывал на соляных копях в Величке (разрабатываемых с XIII века) в Польше, я видел там множество мелких рыбок, морских растений и раковин, оказавшихся погребенными в кристаллах.) А вчера утром, когда я бродил вдоль берега Ладожского озера около устья небольшой реки, которая берет начало в лесу у Раикколы, я обнаружил, что в некоторых местах я иду по ледяной крыше, покрывающей реку. Я услышал под собой журчание воды и слабое бормотание течения. Посмотрев вниз, я увидел, что прямо под моими ногами течет бурная река. Я шел будто по стеклянному полотну. Я чувствовал себя так, будто повис в воздухе. И вдруг неожиданно я почувствовал какое-то головокружение.

Впечатанными в лед, в прозрачное стекло под подошвами моих ботинок, я увидел целый ряд необычайно красивых человеческих лиц, ряд прозрачных масок, похожих на византийские иконы. Они смотрели на меня пристальным взглядом. У них были тонкие искривленные губы, длинные волосы, острые носы и блестящие глаза. (Это не могли быть человеческие тела, трупы. Если бы это было так, то я бы воздержался от упоминания этого случая.) Ведь то, что открылось передо мной в ледяной глыбе, было рядом прекрасных изображений, полных мягкой нежности, вызывающих сострадание; как будто это были тонкие живые тени людей, которых поглотили когда-то таинственные воды озера.

Война и смерть иногда позволяют нам приоткрыть эти необычные тайны, навеянные возвышенной лирической грустью. В определенные моменты Марс прилагает усилия к тому, чтобы превратить свои самые реалистичные картины в некие утонченные предметы, как будто настал момент, когда и его самого переполнило сострадание, которого не хватает человеку по отношению к ближнему и природе, по отношению к человеку. Без всякого сомнения, я смотрел на лики нескольких русских солдат, павших при попытке переправиться через реку. Трупы несчастных после того, как они оказались в ледяной ловушке и оставались там всю зиму, унесло прочь первым же весенним потоком после того, как вода освободилась из ледяных оков. Но остались отпечатки их лиц на ледяном полотне, выбитые в прозрачном холодном, зеленовато-синем льду. Они смотрели на меня спокойно и внимательно, казалось, они следуют за мной взглядом.

Я наклонился надо льдом. Повинуясь внезапному порыву, я опустился на колени и осторожно положил руку на эти прозрачные маски. Лучи солнца были уже теплыми, они проходили сквозь лица и отражались от бурного потока ниже их, играли отблесками света на этих бледных прозрачных ликах.

Я вернулся к той ледяной гробнице во второй половине дня и обнаружил, что солнце уже почти растворило изображения павших. До сих пор моя память хранит в себе те тени. Вот так и исчезает человек, и солнце стирает его изображение. Так проходит его жизнь.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.