Афанасий Иванович Власьев

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Афанасий Иванович Власьев

А. И. Власьев принадлежал к дьяческому роду. Свою службу он начал в конце 1584 г. подьячим Царицыной мастерской палаты. В это время он, видимо, был подростком не старше 16 лет. Только в 1594 г. он был переведен в Посольский приказ, где также стал исполнять обязанности подьячего. В феврале 1595 г. его включили в состав посольства, направленного в Священную Римскую империю. После возвращения в ноябре этого же года он получил чин дьяка. Вскоре его перевели в приказ Казанского дворца, где в 1598 г. он был пожалован в думные дьяки. С этого времени он вошел в состав Боярской думы. Летом 1599 г. Власьев вновь был отправлен в качестве посла в Священную Римскую империю. После возвращения он получил назначение в Посольский приказ. С мая 1600 г. он стал главой этого приказа. В августе 1601 г. ему было поручено возглавить посольство в Речь Посполитую для заключения мирного договора на 20 лет, в июне 1602 г. он встречал датского принца Иоганна, в июле 1603 г. ездил по дипломатическим делам в Данию. После смерти царя Бориса в апреле 1605 г. был направлен в царскую армию под Кромы для приведения воинов к присяге царице Марии Григорьевне и царю Федору Борисовичу. Но вместе с большинством воевод Власьев перешел на сторону Лжедмитрия и присягнул ему. Это позволило ему не только сохранить должность главы Посольского приказа, но и стать казначеем. Поэтому именно ему была поручена важная миссия — привезти из Польши Марину Мнишек в качестве невесты Лжедмитрия.

После свержения Лжедмитрия новый царь Василий Шуйский отправил Власьева в ссылку в Уфу. В конце 1610 г. Сигизмунд III распорядился освободить его и вновь назначить казначеем. Но по дороге в Москву Афанасий Иванович умер. (Лисейцев Д. В. Приказная система Московского государства в эпоху Смуты. М., 2009. С. 593.)

А. И. Власьев прибыл в Краков в начале ноября. Сначала он отправился к Юрию Мнишеку, где сначала вручил ему грамоту от «Дмитрия» такого содержания:

«Мы, пресветлейший и непобедимейший монарх Дмитрий Иванович, Божиею милостию цесарь и великий князь всея России и всех татарских царств и иных многих Московской монархии покоренных областей государь и царь.

Признавали мы то всегда, что всякое приключающееся нам веселие и вам обрадование приносило; не меньше и ныне надеемся, что по благословению Божию и за щасливым прибытием нашим в государствующий город наш, в котором от пресветлейшей цесаревны государыни матери нашей приняв благословение, от святого отца нашего патриарха, по древнему нашему обычаю, коронованы мы и миром помазаны». (СГГД. Ч. 2. С. 212–213.)

После этого Юрий Мнишек получил следующие подарки:

1. Шуба из меха черно-бурой лисицы с воротником.

2. Золотая чарка, обсыпанная жемчугом и драгоценными камнями.

3. Булава, оправленная в золото, с драгоценными камнями.

4. Лошадь в яблоках с седлом и конской сбруей в золоте, усыпанной драгоценными камнями, и золотыми вожжами в виде цепи.

5. Часы в хрустале с золотой цепью.

6. Два ножа: один обсыпан алмазами, другой — драгоценными камнями.

7. Два персидских ковра, вышитых золотыми нитями.

8. Шесть сороков шкурок превосходных соболей и живые соболь и куница.

9. Три кречата с золотыми кольцами. (Дневник Марины Мнишек. С. 30.)

Аудиенция у Сигизмунда III состоялась 14 ноября (по новому стилю). Во время нее А. И. Власьев не только вручил королю грамоты от «царя Дмитрия Ивановича», но и передал подарки: двенадцать сороков шкурок соболей, восемь шкурок чернобурок, перстень с бриллиантом, лук с колчаном, оправленные в золото, три ногайских коня под драгоценным седлом, персидской и бархатной попонами.

Следующий официальный прием состоялся 18 ноября. Во время него Власьев попросил у короля разрешение на брак «царя Дмитрия» с Мариной Мнишек. Тот его тут же дал, но заявил, что до отъезда в Россию невеста должна обручиться с женихом. Для этого в Польше существует особый обряд. На нем послу следует выполнять функции жениха.

Несомненно, что Афанасия Власьева озадачило, что на него возлагалась столь ответственная миссия, но отказаться от нее он не мог.

Присутствовавшие на обручении представители королевской администрации подробнейшим образом описали все происходившее и отправили этот документ в канцелярию сейма. Вот некоторые выдержки из него.

Церемония проходила в доме ксендза Фирлея в присутствии короля с членами его семьи, кардинала, папского нунция и польской знати. Для нее в большом зале был установлен алтарь. Первым занял почетное место король Сигизмунд с сыном. Его сестра, шведская принцесса, отправилась в комнату невесты. Затем появился А. Власьев, который ударил челом королю и поцеловал у него руку, потом он встал на золотой ковер, специально для него постеленный. Рядом с ним расположились Юрий Мнишек и Гнезненский кастелян. Наконец, два польских сенатора вывели Марину Мнишек. На ней было белое платье, усыпанное драгоценными камнями, на голове — корона, распущенные волосы украшали нити из жемчуга. Ее сопровождала шведская принцесса.

Первым выступил с речью А. Власьев, затем канцлер Лев Сапега от лица короля, и завершил официальную часть воевода Липский, который рассказал о происхождении Марины Мнишек и ее всевозможных достоинствах.

Потом кардинал Бернард Мацеевский (дядя Марины) начал совершать таинство. Он произнес речь, положенную при этом обряде, затем вместе со всеми помолился. После этого он обратился к невесте и жениху с различными вопросами. Один из них озадачил посла: «Не давал ли жених обещания жениться другой девушке?» Но потом он решил, что в противном случае его не отправили бы к Марине Мнишек свататься, и ответил отрицательно.

При обмене перстнями посол вытащил из деревянной шкатулки маленькое золотое кольцо с огромным алмазом величиной с вишню и подал его Марине. Ответный перстень он сразу же спрятал в шкатулку, хотя его следовало надеть на его палец. Власьев не рискнул даже притронуться к невесте, боясь этим нанести урон чести своего государя.

Во время обеда король сел в центр стола, справа от него посадили Марину, рядом с ней Афанасия. Слева села принцесса с королевичем Владиславом. После этого начали раздавать подарки от «царя Дмитрия».

Застолье продолжалось достаточно долго. Во время него часто поднимались тосты и за короля и членов его семьи, и за невесту с женихом, и даже за кардинала. Затем начались танцы, во время которых Сигизмунд неоднократно приглашал Марину, Власьев же отказался танцевать, хотя ему и полагалось заменять жениха.

В конце церемонии Юрий Мнишек подошел к королю и сказал дочери: «Марина, подойди сюда, пади к ногам его величества, нашего милостивого государя, моего и твоего благодетеля, и благодари его за всякие благодеяния». Потом они вместе бросились к ногам Сигизмунда со словами благодарности. В ответ король поздравил Марину с браком и дал ей некоторые наставления. Они состояли в том, что она не должна забывать о родине и всегда обязана убеждать мужа жить в любви и дружбе с Польским королевством.

Ни Власьеву, ни членам его посольства не понравилось, что будущая царица так унижалась перед польским королем, но выразить ей свое возмущение они не посмели.

Только на следующий день во время официальных переговоров посол заявил, что находит оскорбительным умаление титула своего государя (Сигизмунд отказывался называть его царем) и то, что царская невеста падает на колени перед польским королем. На это ему ответили, что Марина все еще является подданной Сигизмунда и должна его почитать. (РИБ. Т. 1. СПб., 1872. Стб. 51–72.)

После обручения Марина Мнишек вновь получила много подарков. От Лжедмитрия ей преподнесли: ларчик, наполненный жемчугом и драгоценными камнями; икону Богоматери в золотом окладе с драгоценными камнями; позолоченные фигурки пеликана и оленя; серебряного павлина; позолоченную модель корабля довольно большого размера; два золотых кубка, украшенных драгоценными камнями; глиняную чашу в оправе из золота и драгоценностей и крышкой в виде дракона; большое блюдо из черного дерева, внутри которого располагались серебряные фигурки, двигающиеся под музыку, и с крышкой в виде слона с часами; четыре связки превосходных соболей и множество персидских золотых камней для украшения одежды.

Юрий Мнишек смог подарить дочери только позолоченный умывальник с серебряным тазиком. А. Власьев преподнес ей от себя шелковый, вышитый золотыми нитями ковер и сорок соболей. (Дневник Марины Мнишек. С. 175, 178.)

На этом число подарков не закончилось. Перечень их внушителен.

1. Икона Св. Троицы в золотом окладе с драгоценными камнями — подарок царицы Марфы-Марии.

2. Драгоценное украшение в виде Нептуна, стоимостью в 60 000 злотых.

3. Чарка гиацинтовая такой же цены.

4. Большие часы в шкатулке с трубачами и барабанщиками, отмечающими каждый час.

5. Пряжка в виде большой птицы с алмазами и рубинами.

6. Зверь с крыльями, украшенный золотом и драгоценными камнями.

7. Портрет богини Дианы, сидящей на золотом олене.

8. Несколько жемчужин в форме больших мускатных орехов.

9. 18 кусков бархата и парчи.

На следующий день Власьев привез подарки родственникам Марины. Они получили:

1. Саблю и меч с украшениями из золота и драгоценных камней.

2. Золотой кубок искусной работы.

3. Три шкурки чернобурки.

4. Дорогой нож.

5. Сорок шкурок соболей.

6. Кречета с золотым колокольчиком.

Женщинам достались множество шкурок соболей и шкатулки с жемчугом. (Дневник Марины Мнишек. С. 31–32.)

Однако после церемонии невеста и ее родственники не стали собираться в Москву. Чтобы объяснить задержку, Юрий написал Лжедмитрию о том, что его и Марину возмущает излишняя близость жениха с Ксенией Годуновой. Они требовали, чтобы царевна была выслана из столицы.

Самозванец не стал с ними спорить и приказал постричь несчастную Ксению в монастырь и отправить подальше на север, в Горицы. Так дочь Бориса Годунова, которая могла стать женой принца крови, превратилась в простую инокиню Ольгу.

В марте 1606 г. в Москве произошло очень тревожное для Лжедмитрия событие — восстание стрельцов. Они обвиняли «царя Дмитрия» в том, что он разоряет православную веру и во всем потакает иностранцам. Стрельцы, видимо, были недовольны тем, что царская стража состояла из одних иностранцев, и те получали высокое жалованье и поместья. Сами же они как бы оказывались не у дел.

По приказу самозванца верный боярин и глава Стрелецкого приказа П. Ф. Басманов провел следствие и выявил главных зачинщиков крамолы. Под пытками те сознались, что не верят в истинность «царя Дмитрия», как и многие стрельцы.

Тогда самоуверенный Лжедмитрий решил лично поговорить с восставшими. По его приказу всем стрельцам было велено без оружия явиться на задний двор дворца. Там с высокого крыльца лжецарь лично обратился к ним: «Доколе хотите вы чинить раздор и несчастье? Не довольно ли того, что вся земля разорена вконец и может погибнуть совсем?» После этого он подробно перечислил все измены Годуновых, за которые Бог наказал Русь голодом, и отметил, что «Бог сохранил меня, избавил от всех умыслов мою жизнь, чтобы наладилась общая жизнь. Вы же все еще не спокойны, желаете моей погибели, употребляете всякие хитрости, чтобы завести крамолу. Но какие у вас доказательства моей неистинности? Если они есть, то я тут же лишу себя жизни. Моя мать и все эти вельможи будут мне в свидетели. Да и возможно ли это дело, чтобы, не имея войска, простой человек мог овладеть таким могущественнейшим царством? Бог бы этого не допустил. Я подвергал свою жизнь опасности не для того, чтобы возвыситься, а для того, чтобы избавить вас от рабства и крайней нужды, которую терпели вы от узурпатора и изменника Годунова. Именно Бог вернул мне царство, принадлежащее по праву рождения».

Стрельцов очень взволновала речь Лжедмитрия. Они пали на колени и стали каяться в грехах и со слезами просить прощения. Тогда П. Ф. Басманов зачитал фамилии главных зачинщиков крамолы и сказал: «Вот те, кто замыслил измену против нашего царя».

Стрельцы тут же схватили их и голыми руками растерзали. В назидание другим возможным бунтовщикам окровавленные куски растерзанных стрельцов положили на телегу и стали возить ее по всему городу. Потом их бросили на съедение собакам.

Несомненно, что многих москвичей это событие очень испугало. Им даже вспомнились кровавые времена опричнины Ивана Грозного. Самозванец же понял, что его положение все еще непрочно и следует поторопить будущих польских родственников с приездом в Москву.

В конце декабря в Краков был отправлен Ян Бучинский с деньгами на дорогу Марине и ее родственникам и новыми подарками. Юрий Мнишек получил 200 000 злотых, его сын Николай — 50 000. Кроме того, Бучинский вручил Марине следующие подарки от жениха:

1. Украшение в виде кулона с изображениями Богоматери и Христа с золотыми инициалами и обрамлением из 96 алмазов.

2. Жемчужные четки.

3. Браслет из алмазов и жемчужин.

4. Золотой ларчик с жемчугом.

5. Три слитка золота весом 15 000 злотых.

6. Два золотых блюда и 12 тарелок.

7. Солонка гиацинтовая в золоте.

8. Цепь из червонного золота с 136 бриллиантами.

9. Золотые таз и рукомойник.

10. Перстень с тремя бриллиантами. (Дневник Марины Мишек. С. 33.)

Исаак Масса, занимавшийся поставкой дорогих вещей ко двору Лжедмитрия, подсчитал, что общая стоимость отправленных в Польшу подарков, составила 130 761 руб., не считая денег. По тем временам это была огромная сумма.

Однако Марина и после этой неслыханной щедрости жениха не стала собираться в Москву. Из Кракова она отправилась в Самбор. Через некоторое время туда же приехал Юрий Мнишек, побывавший на свадьбе Сигизмунда III с эрцгерцогиней Констанцией, которая состоялась И декабря 1605 г. Ни в январе, ни в феврале никаких приготовлений к поездке в Москву они делать не стали. Напрасно Лжедмитрий отправлял к ним своих послов: пана Липницкого, пана Дембицкого, Склиньского, Горского. Наконец, в конце февраля в Самбор прибыл Афанасий Власьев с 50 лошадьми. Он потребовал, чтобы в начале марта Марина отправилась в путь.

Время для поездки было выбрано не самое подходящее, поскольку уже началась весенняя распутица. Но делать было нечего. Лжедмитрий уже стал присылать гневные письма. К тому же положение Марины в своей стране было сложным. Она уже именовалась царицей и должна была вести себя, как высочайшая особа из другой страны. В то же время она оставалась подданной короля и считалась значительно ниже его по рангу. Поэтому из-за сложностей в этикете ей даже не удалось побывать на королевской свадьбе.

В итоге 1 марта 1606 г. (по новому стилю) длинный кортеж выехал из ворот самборского замка. Марину отправились сопровождать отец, два брата, Николай и Станислав, и многочисленные родственники. Некоторые из них присоединились по дороге. Первым пунктом на пути по направлению к Люблину стали Купновичи, далее Мойциски, Любачев и т. д. До Люблина добрались только 14 марта, хотя расстояние до этого города было 30 миль. Следующим крупным городом был Брест. До него добирались 4 дня, преодолев расстояние в 2 мили. До Слонима доехали быстрее — за 6 дней. В Минске путешественники оказались только 3 апреля. До границы с Русским государством они добирались еще 15 дней. Там был составлен список всех сопровождающих Марину Мнишек людей.

Окружение Юрия Мнишека составляло 445 человек. Все они были воинами. Двор Марины состоял из 251 человека. Свита брата Юрия Яна Мнишека состояла из 107 человек; свита Константина Вишневецкого, зятя Юрия, состояла из 415 воинов; брат Марины Николай Мнишек имел двор из 87 человек; пан Тарло с женой (дедушка и бабушка Марины по линии рано умершей матери) имели двор из 21 человека; Мартин Стадницкий (гофмейстер Марины и ее родственник) имел двор из 9 человек. Такие же небольшие дворы имели Самуил Баль, Павел Тарло, пан Немоевский, ксендз Помасский, пан Броневский, пан Помасский, Петр Домарацкий и другие лица. Исключение составлял пан Вольский, придворный коронный маршалок, которого окружали 415 воинов и 20 человек обслуги. Всего по списку оказалось около 2000 человек, но сверх списка насчитывалось не менее 500 человек. Это были те, кто примкнул к путешественникам по дороге.

На границе Марину и ее родственников приветствовали несколько представителей московской знати. Им было поручено сопровождать обоз до самой Москвы.

Если по польской территории все ехали без соблюдения особого порядка, то на русской земле было решено, что впереди будут повозки Юрия Мнишека, а в конце будут находиться кареты с Мариной и другими женщины. Охранять их следовало конным гусарам. На чужой территории поляки опасались провокаций со стороны местных жителей, но оказалось, что тем было поручено встречать гостей как можно радушнее. Через все речки были сделаны мостки, в каждом селе священники выносили хлеб-соль в знак расположения. В местах ночевки для Марины были построены новые избы, но остальным приходилось спать в палатках на раскисшей от половодья земле.

Недалеко от Смоленска путешественники обнаружили лагерь представителей русской знати. Оказалось, что около 1000 человек уже 20 недель ждали прибытия Марины Мнишек. Им было поручено приветствовать ее и в качестве почетной свиты сопроводить ее в Москву. Главными среди них были боярин князь В. М. Мосальский-Рубец и боярин М. А. Нагой. Оба находились в ближнем окружении Лжедмитрия и занимали в его дворе видные места. Они отдали грамоты от царя невесте и ее отцу. Кроме того, они предложили Марине и окружавшим ее знатным женщинам пересесть в другие кареты. Все они были с окнами и обиты внутри бархатом и соболями. В карету Марины были запряжены 12 белых лошадей, в карету ее родственниц — 10, в третью — 8. Кроме того, было 24 запасных лошади.

Наконец 21 апреля (по новому стилю) гости добрались до Смоленска. Все жители города вышли их встречать. Богатые купцы дарили соболей, священники — иконы и хлеб-соль. Марине выделили отдельный двор с личной поварней, поскольку русские блюда она не могла есть. Ее отец с братьями были приглашены на пир к князю Мосальскому.

Дальнейший путь продолжился только 24 апреля. Выяснилось, что специально для гостей была проложена хорошая дорога через лес, поэтому скорость передвижения увеличилась. Около Вязьмы прискакал из Москвы гонец и попросил Юрия Мнишека на 100 лошадях поскорее прибыть в столицу для участия в свадебных приготовлениях. Марина же вновь получила дорогие подарки: бриллиантовую корону, повязку на шляпу, запонку с бриллиантом, четыре нитки крупного жемчуга, двое золотых часов в фигурках барана и верблюда. В итоге в Вязьме Юрий Мнишек покинул дочь и уже 4 мая был в Москве. Там его с почетом встретили представители русской знати и проводили в Кремль, где ему предстояло жить.

Марина же несколько дней провела в Вязьме, ожидая вестей от отца и жениха. К ней несколько раз прибывали гонцы с подарками: ожерельями, отрезами парчи, шкатулками с драгоценными камнями.

До решения вопроса о свадьбе Лжедмитрий решил устроить официальный прием в честь отца и родственников невесты. На нем он планировал поразить их своим могуществом и богатством. Судя по описанию одного из участников этого приема, задуманное удалось.

«Из сеней вошли мы в палаты, где сам царь сидел на троне в одеянии, украшенном жемчугом и драгоценными камнями, в высокой короне, со скипетром в правой руке. Этот трон был из чистого золота, высотой в три локтя, под куполом, стоящим на четырех щитах, а на куполе был помещен очень дорогой орел. От щитов над колоннами висело две кисти из жемчуга и драгоценных камней, а между ними камень топаз, величиной больше грецкого ореха. Колонны же под кистями такие: два льва серебряных, величиною с волков, лежа, держали большие золотые подсвечники, на которых стояли грифы и доставали до кистей. На трон вели три ступеньки, покрытые парчой.

По бокам царя стояли два дворянина с бердышами, железными на золотых рукоятках. Верхняя одежда на них была из белого бархата, окаймленная горностаями. Сапоги и штаны тоже белые. Сами они были опоясаны золотыми цепями. По левую руку стоял Михаил Шуйский с обнаженным мечом в парчовой одежде, подшитой соболями. С правой стороны сидел московский патриарх, перед которым держали золотой крест на золотом блюде. Рядом с ним сидели духовные лица, за ними — сенаторы и дворяне». (Дневник Марины Мнишек. С. 39–40.)

После приема был устроен пир в Столовой палате. Он также поразил поляков и был описан ими самым подробным образом.

«…пошли в Столовую палату, перед которой в сенях стояло очень много золотой и серебряной посуды. Между нею было также семь серебряных бочек, наподобие сельдяных, стянутых золотыми обручами. Столовая посуда также вся была из золота, а обычная — из серебра, как-то: рукомойники, ванночки, которых стояло очень много. Столовая изба была обита персидской голубой материей, карнизы же около дверей и окон — парчовые. Трон царский покрыт материей, вытканной золотыми полосами, стол перед ним — серебряный, покрытый скатертью, вышитой золотом. За ним сидел только царь. Другой стол — по левую руку, а за тем столом сидел пан воевода и его приближенные, третий же стол стоял возле второго, напротив царя. Там нас, слуг, посадили вперемежку с «москвой», которая нас потчевала. Тарелок нам не дали, только четыре для панов, и то еще царь сказал, что делает это не по обычаю. По правую руку от царя сидели сенаторы, которых там зовут думными панами. Воды не дали, но стояла там одна большая труба, серебряная с позолотой (фонтан. — Л. М.), в высоту мужика, а около нее медные тазы… в которые сверху брызгала кипящая вода. Однако рук никто не мыл. В избе стоял буфет, наполненный посудой — больше золотой, нежели серебряной, и уставлено ею было все под самый верх. В этом причудливом буфете — львы, драконы, единороги, олени, грифы, ящерицы, кони и другие бокалы дивные и большие.

Затем принесли кушанья, разную рыбу, потому что была пятница. Сперва уставили стол блюдами из одного кушанья… А когда несли, то другого. Хлеба не положили, но когда сели, каждому от царя разнесли по обычаю по большому куску белого хлеба, из которого мы себе и должны были сделать тарелки. Так тянулся этот обед несколько часов. Носили на столы очень много разнообразных вкусных пирогов, и все на золоте. Что касается питья, то сперва пил царь за пана воеводу, затем за его приближенных, а потом также всем подали «царское пожалование», т. е. по чарке вина. Затем различные сорта меда, выдержанного пива — что кому любо было, в великом множестве, и все ставили на золоте… В разгар обеда пришли лапландцы, около двадцати человек, и все с луками (полякам подробно рассказали об их образе жизни. — Л. М.)… После обеда никакого десерта не было, только принесли небольшое блюдо маслин, которые царь из рук своих стольникам раздал». (Дневник Марины Мнишек. С. 41–42.)

В последующие дни обеды у царя устраивались только для поляков. Во время них польские музыканты играли, царь несколько раз переодевался в гусарское платье и просил гостей танцевать. Все вместе веселились. Но представители русской знати вряд ли относились к этому одобрительно. Они видели, что их царь откровенно показывает свое расположение к поляком, нарушая сложившиеся на Руси обычаи, и игнорирует их самих.

Недовольство вызывало и то, что многие богатые москвичи были вынуждены уступить свои дома для польских гостей. В окрестных селах собирали для них продовольствие, сено, овес, дрова. Это стало дополнительной повинностью для жителей Подмосковья.

В Москве тем временем готовились к торжественному въезду царской невесты Марины Мнишек. Он был назначен на 12 мая (по новому стилю, по которому жили поляки) или 1 мая (по старому стилю, по которому жили русские люди).

В этот день тысячи горожан вышли на улицы города в лучших своих одеждах. Некоторым из них было велено встречать гостью у городских стен. Они должны были преподнести Марине подарки: дорогую посуду, парчу, шкурки соболей. Таков был обычай, но цари ценные вещи никогда не брали, ограничиваясь хлебом-солью. Полячка же этого не знала и с радостью взяла подарки.

Первая официальная встреча невесты была рядом с городом на берегу Москва-реки. Там разбили великолепные палатки, которые образовали целый городок. Около них Марину приветствовали знатные бояре и князья со всеми необходимыми церемониями. Все они были одеты в драгоценные наряды, шитые золотом и жемчугами, и лошади их были увешаны золотыми и серебряными цепями, на них были золотые или посеребренные седла, унизанные драгоценными камнями. За каждым следовало множество слуг, одетых почти так же великолепно, как и господа.

Лжедмитрию не полагалось здесь встречать невесту, но он тайно прибыл в палаточный городок и лично распорядился относительно порядка расположения представителей русской знати и почетного караула, состоявшего из 4000 стрельцов в одежде из красного сукна.

Во время встречи Марине от имени царя подарили новую позолоченную карету, украшенную по бокам серебряными царскими гербами. В нее были запряжены 12 серых лошадей в яблоках. Внутри кареты все было обито золотой парчой и лежали бархатные подушки, расшитые жемчугом. На них сидел маленький красивый араб с обезьянкой на золотой цепочке.

Марина пересела в новую карету и на ней очень медленно въехала в город под звуки, издаваемые трубами и бубнами. Этот грохот продолжался до тех пор, пока Марина не достигла ворот Кремля. Впереди ее кареты шли два отряда польских гайдуков. У каждого на плече был мушкет, сбоку висела турецкая сабля. Все они были одеты в кафтаны из синего сукна с серебряными накладками. На шляпах у них развивались белые перья. Рядом с их знаменосцем шли флейтисты, трубачи и барабанщики.

Следом двигались две роты польской конницы с разноцветными копьями и флажками. Все они были в старинной одежде и несли позолоченные турецкие щиты с изображением змей и драконов. Во время шествия они громко трубили в трубы. Москвичей поразили великолепные лошади поляков, выкрашенные желтой, красной и оранжевой краской (видимо, хной. — Л. М.). К некоторым были приделаны крылья, и казалось, что они летят.

Въезд Марины в Москву занял почти целый день. Внутри Кремля у Вознесенского монастыря ее ждали Лжедмитрий и Марфа Нагая. До свадебных торжеств по русскому обычаю невесте полагалось жить в доме матери жениха. В данном случае домом был монастырь, но для полячки в нем были построены удобные покои.

Очевидцы встречи Марины подробно описали ее наряд: «Она была одета, по французскому обычаю, в платье из белого атласа, все унизанное драгоценными камнями и жемчугом; против нее сидели две польских графини, ее родственницы, за ними следовало множество карет с госпожами и знатными девицами». (Масса И. Краткое известие о Московии. С. 110.)

На следующий день в царском дворце был устроен прием в честь родственников Марины и польских послов. Во время него гофмейстер Мартин Стадницкий произнес речь, в которой были такие слова: «Итак, есть твердая надежда на счастье, по милости Божией, поскольку Господь Бог чудесным образом обратил сердце вашей царской милости к тому народу, с которым и ваши предки роднились, и ваша царская милость теперь соблаговоляет породниться. Пусть же притворная дружба совсем исчезнет в сердцах обоих народов, то есть нашего и подданных вашей царской милости! Пусть сообща силы обоих народов, с благословения Божьего, обратим мы счастливо против басурман!» (Дневник Марины Мнишек. С. 47.)

Однако обычный протокол официальной встречи был нарушен во время прочтения грамоты короля Сигизмунда к «царю Дмитрию». В ней исключительно пышно звучал титул Сигизмунда, Лжедмитрий же был назван только великим князем. Это так рассердило самозванца, что он вернул послу грамоту. На это поляк ответил от имени короля: «Пусть сперва покорит Татарию и Турцию, и тогда его будут называть царем и монархом, но не теперь». В ответ Лжедмитрий попытался ударить посла скипетром, но бояре его удержали.

Этот инцидент показал, что теплых и дружеских отношений между Россией и Польшей даже при самозванце быть не могло.

Тем временем приготовления к свадебным торжествам шли полным ходом. Рано утром 6 мая Марину перевезли из Вознесенского монастыря в царский дворец в особых санях, обитых бархатом и украшенных серебром. Перед Столовой палатой возвели помост для музыкантов. Стрельцам и немецким телохранителям было велено нести караул вокруг Кремля.

Перед свадьбой Марина получила еще один подарок — большую шкатулку, наполненную драгоценностями. Их ей следовало раздать своим родственницам и фрейлинам. Юрию Мнишеку было выдано 100 000 злотых для оплаты долгов в Польше, но он начал их тратить уже в Москве, поскольку любил жить на широкую ногу.

Наконец утром 8 мая из дворца к кремлевским соборам были разосланы дорожки из красного сукна, сверху покрытые парчой. Вокруг них была расставлена почетная стража.

Первыми отправились в Успенский собор патриарх Игнатий с представителями высшего духовенства. Им следовало приготовить все необходимое не только для свадебного обряда, но и для венчания Марины на царство, которое должно было произойти первым. Это было неслыханным новшеством, поскольку раньше царицы получали свой титул после свадьбы. Венчание Марины на царство фактически давало ей право царствовать даже после смерти мужа.

В то же время Лжедмитрий не решился полностью нарушить русские обычаи. Поэтому первым был осуществлен обряд обручения. В особом Чине содержится его описание.

Чиновный список свадьбы Лжедмитрия I с Мариной Мнишек (в сокращении)

«…а идти государыне в избу к обрученью наперед, а перед государынею идти дружкам, а за ними протопопу с святою водою, да со крестом, а за государынею идти свахам всем и боярыням сидячим; а вести государыню под ручку воеводе, отцу ее, да княж Федорове княгине Ивановича Мстиславского. И пришед в Столовую избу, протопопу благословить государыню на месте крестом; а как изготовитца все, и итти к государю сказати про то дружке, боярам князю Дмитрию Ивановичу (Шуйскому. — Л. М.), да Григорью Федоровичу (Нагому. — Л. М.), да рождественскому протопопу. И государь пойдет из хором в Столовую избу, а перед государем идти поезду и дружкам всем да протопопу с святою водою и со крестом; а пришед, протопопу говорити «Достойно есть» и благословити государя и государыню крестом; да говорити протопопом молитвы обручальные по чину, а дружки в те поры режут караваи и сыры и подносят ширинки. А как обрученье отойдет, и государю и государыне идти в Грановитую палату…

И как государыня придет в Грановитую палату к цесарскому престолу, и сядет государь; и в те поры, пришед к государыне, говорити речь тысецкому боярину князю Василью Ивановичу…

А патриарху б со всем собором притти в церковь на третьем часу и пети молебны… А чин в соборной церкви устроити: поставити серед церкви налой с поволокою… Да устроити чертожное место, зделати новое пошире старово, а у него 12 степеней, обалочи багрецом; да поставити государю престол персицкой золот с каменьем, да колодка золотная, а с правую сторону поставити стул патриарху, а с левые государыне цесаревне поставити стул болшой золотой… А устраивати околничему Ивану Федоровичу Колычеву да думному дворянину Григорию Микулину…

А как в соборной церкве уготоваетца, и государь пошлет на казенный двор по царский чин; а идти постелничему Семену Шапкину, да стряпчему князю Луке Лвову, да протопопа Федора, да дву дьяконов благовещенских. И как царский чин принесут, и государь цесарь и великий нязь цесарский чин велит принятии конюшему Михаилу Федоровичу Нагово и принести к себе и прикладывается к животворящему кресту и целует корону… Потом пошлет с Михайлом же тот царский чин к государыне цесареве, и государыня… прикладывается ко кресту и целует корону… И велит государь приняти крест и корону… и нести… ко Пречистой Богородице (в Успенский собор. — Л. М.)… А проводя, боярин Михайло Федорович пойдет ко государю и скажет, что уготовано…

И государь цесарь и великий князь Дмитрей Иванович всеа Руси, и государыня цесарева и великая княгиня Марья Юрьевна всеа Руси пойдут в соборную церковь вместе, по ряду; а вести государя под правую руку воеводе Сендомирскому, а государыню вестим под левую руку Мстиславской княгине. А перед государем идти стольником, стряпчим, да воеводиным приятелем и послом, а за ними поезд; а за поездом нести скифетр князю Василию Васильевичу Голицыну, а яблоко нести Пертру Федоровичу Басманову…

А как войдет государь и государыня в церковь, и пети многолетие государю, а государь прикладываетца к образам… а государыне идти за государем… и патриарх поклонитца государю и государыне, и благословит… и возведет… на чертожное место…

И, посидев, государю говорить речь патриарху; и патриарх благословит государя и государыню и говорит государю речь. И после речи велит патриарх… принести животворящий крест… и патриарх, поцеловав, благословит и положит на государыню цесареву… И по молитве пошлет патриарх… по барму, по диадиму… и, приняв, знаменует ими государыню цесареву, и государыня их целует; и патриарх возложит на государыню, и благословит крестом, и говорит молитву. И по молитве пошлет патриарх по царскую коруну… и благословит государыню крестом и положит на нее. А свахам перед тем, как принесут коруну, снятии венец, в котором будет государыня; а в то время позакрыти покровцы низанными… И по многолетье патриарх, встав со всеми властьми, поздравляют государя и государыню…

А после совершения молебна… государыня пойдет в предел Дмитрея Селунского… положит патриарх на государыню чепь злату Манамахову, а государю идти с государынею вместе… а архидиакон и протодиакон зовут государыню цесареву на помазание и к причастию… А после совершения обедни, туго же, перед царскими дверьми, бытии венчанию, а венчати протопопу Федору… А у государя и у государыни стояти тысяцкому, и дружкам, и свахам;…а с вином стояти и наряжати Офонасей Александрович Нагово, а у государыни свахе, Ондреевой жене Александровича. А осыпати государя цесаря… боярину князю Федору Ивановичу Мстиславского… а миса держати казначею Василью Головину…

А как из дверей пойдет, и в дверях осыпати трижды, а идти к Грановитой палате в Столовую избу… А пришед государь в Столовую избу, посидит немного за столом до третьей ествы… а пойдет государь в свои хоромы… А большого стола на первый день не будет, а бытии большим столом а Грановитой палате по три дни». (Дневник Марины Мнишек. С. 179–183.)

Очевидец венчания Марины на царство и свадьбы с Лжедмитрием Станислав Немоевский так описал их наряды. На женихе была высокая корона, одежда его представляла небольшой парчовый армяк с длинными рукавами и стоячим воротником, расшитый жемчугом и сапфирами. Марина была одета по-московски в парчовом, вышитом жемчугом платье по лодыжки. На ногах ее были красные подкованные сапожки. Сопровождавшая ее сваха княгиня Мстиславская была в атласном платье и надвинутом на лоб золотом головном уборе. Лицо ее по местному обычаю было набелено и нарумянено.

Брачная церемония, по воспоминаниям Немоевского, состояла из следующего: патриарх благословил молодых, дал им по кусочку хлеба, потом чашечку вина. Первой выпила Марина, остатки допил Лжедмитрий и бросил чашечку под ноги, но она не разбилась, тогда патриарх ее растоптал. (Дневник Марины Мнишек. С. 183–185.)

Свадебный пир состоялся на следующий день в Грановитой палате. Лжедмитрий отказался посадить за свой стол посла польского короля, хотя об этом его просил тесть. Это было бы небывалым нарушением обычаев русского двора. Рассердившийся Юрий Мнишек в ответ вообще не пришел на пир. Он, видимо, полагал, что после венчания дочери на царство сможет командовать при царском дворе.

Самозванец прекрасно понимал, что ему нельзя ссориться с русской знатью из-за польских родственников. Поэтому в первый день свадебных пиров ни в чем не отступил от сложившихся правил. Но после обеда он пригласил поляков в свой дворец, где играли музыканты и были устроены танцы.

На второй день во время обеда Лжедмитрий приветствовал польских жолнеров (воинов) и пил за их здоровье. Сам он был в московском платье, а Марина — в польском. Лапланды дарили молодым подарки: меха рыси и песцов.

На третий день Лжедмитрий согласился пригласить на пир польского посла. Но за свой стол он его не посадил, а велел поставить рядом небольшой столик для посла и тестя. Сам он с Мариной надели польские платья, чем вызвали большое неудовольствие у русской знати. В этот день Юрий Мнишек вручил молодым подарки от Сигизмунда III: 33 бокала искусной работы и золотую цепь.

В четвертый день свадебных торжеств во дворец были приглашены только поляки. Польские повара приготовили кушанья по своему рецепту, прислуживали за столом также польские слуги. Играла музыка, все танцевали, веселье продолжалось до самого утра. Аналогичным был и пятый день. Характерно, что Марина танцевала не только с мужем, но и со всеми желающими. Для этого ее партнеру следовало лишь поцеловать руку ее мужа. Для русских людей, привыкших считать жен царей священными особами, это было настоящим святотатством. Вполне вероятно, что представители знати через соглядатаев узнавали о том, что творится во дворце, и кипели негодованием.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.