Новые центры движения уполномоченных
Новые центры движения уполномоченных
Многие авторы, пишущие о движении рабочих уполномоченных, как правило, ограничиваются деятельностью ЧСУ ФЗ Петрограда. О том, что происходило в прочих городах, либо вообще не упоминается, либо упоминается вскользь. Такой подход сохраняется даже в наши дни. Но его правомерность уже не может не вызывать серьезные сомнения. Признавая важную роль ЧСУ ФЗП, несправедливо не замечать, что организованные формы протеста были широко распространены не только в Петрограде. Практически во всех крупных городах, где социалистическая оппозиция имела достаточный вес, март месяц становится временем зарождения альтернативных форм рабочего представительства. Причем, как показывают новейшие исследования, легализация подобных структур происходит фактически в те же дни, что и в Петрограде, а иногда даже несколько раньше.
Так события развивались в одном из важнейших рабочих центров ЦПР — Туле. Здесь волнения рабочих по той или иной причине не затихали фактически с первых дней революции 1917 г. Но если прежде рабочий протест был направлен против Временного правительства, то теперь объектом критики становится уже Советское правительство. Причины этого коренились и в политических, и в экономических особенностях жизни тульских оружейников в годы революции. Еще в феврале 1918 г. лидеры тульских меньшевиков предложили создать в городе независимую рабочую конференцию. Она мыслилась как альтернатива большевистскому Совету, попытки переизбрать который неизменно оканчивались неудачей оппозиции: большевики, захватив рычаги власти в городе, умело использовали "административный ресурс".
Предложение социал-демократов встретило понимание у широких слоев тульских рабочих. В конце февраля — начале марта 1918 г. состоялись выборы уполномоченных Тульской рабочей конференции (ТРК). Общее их количество составило 116 человек. Из них 73 человека представляли Тульский оружейный завод (ТОЗ), 16 — железнодорожников, 10 — представителей профсоюзов и др. Некоторые авторы полагают, что первоначально они представляли 25 тыс., а затем до 30 тыс. тульских рабочих. Конференция, так же как и ЧСУ ФЗП, работала как постоянный орган. Был сформирован также руководящий орган Тульского движения уполномоченных. Им стал исполнительный комитет в составе 12 человек. Председателем ИК избирается представитель ТОЗ П.А. Пастухов.
Как и в Петрограде, главной темой обсуждения тульских рабочих уполномоченных становится Брестский мир. Речь о его преступности и недопустимости шла уже на первых заседаниях ТРК 2–3 марта. Переданные в Президиум Исполкома Тульского совета рабочих и солдатских депутатов материалы конференции, в которых помимо прочего ставился вопрос и о Брестском мире, были разорваны одним из представителей местной советской администрации. Поднимались ТРК и другие вопросы. К примеру, на ее заседании 10 марта шла речь о судьбах гражданских органов самоуправления, разрушаемых большевиками.
Отличительной чертой ТРК становится требование не просто переизбрать неугодный большевистский городской Совет, а создать отдельный, самостоятельный Совет рабочих депутатов без участия в нем депутатов от армии. Оппозиция, не без оснований, надеялась в этом случае получить в нем долгожданное большинство. Соответствующие настроения вылились в специальную резолюцию, принятую 30 марта комитетом конференции совместно с комитетами социалистических партий. В ней звучало требование немедленно приступить к выборам СРД и завершить его формирование к 14 апреля. Выдвинутый меньшевистско-эсеровской оппозицией через рабочую конференцию лозунг самостоятельного рабочего Совета, по определению историка В.А. Клокова, становится стержнем ее последующей деятельности. По мере роста хозяйственных трудностей требования, выдвигаемые ТРК, радикализовались. К лету выдвигались уже такие лозунги, как созыв Учредительного собрания и отставка Совета народных комиссаров.
Если успех движения уполномоченных в Туле был предсказуем, то совсем иначе воспринимаются бурные события тех дней в Нижнем Новгороде. Нижний Новгород без преувеличения может считаться оплотом максимализма в предшествующий период русской революции. Местные органы рабочего представительства часто шли впереди всего революционного движения в стране. В отстаивании своих интересов они не останавливались перед угрозой применения силы. Не случайно уже в первые месяцы после Февраля 1917 г. Нижний Новгород становится одним из форпостов рабочей милиции, а позже и Красной гвардии. Так, в Канавине, заречной части Нижнего Новгорода, вооруженные отряды рабочих были созданы почти на всех 16 заводах, на которых работало в общей сложности около 30 тыс. человек. Они-то и являлись фактическим источником власти, определявшим физиономию местной политической жизни. Ленин даже называл опыт нижегородцев показательным.
Результатом влияния большевиков на предприятиях Нижнего Новгорода, зрелости органов рабочего самоуправления стал безболезненный переход власти в руки Советов. Советская власть в городах и рабочих поселках губернии была установлена практически одновременно с Петроградом. К примеру, на Сормовском заводе митинг рабочих уже 26 октября, т. е. когда чаша весов в столице могла качнуться в любую сторону, принял резолюцию с поддержкой социалистической революции. И поддержка эта была не пассивной. Органы самоуправления нижегородских рабочих не только участвовали в установлении советской власти, но и активно включились в переустройство своих предприятий.
Тем решительней на фоне прежней почти единодушной поддержки большевиков в октябрьские дни 1917 г. выглядит начавшийся спустя всего несколько месяцев после революции поворот рабочих Нижнего Новгорода в сторону оппозиции. Здесь, в отличие от Тулы, в массовой психологии рабочего класса можно констатировать существенный сдвиг. Особенно оппозиционно были настроены рабочие Сормова. Причиной перемен опять-таки являлись экономические трудности. В частности, конверсия оборонных предприятий требовала помощи со стороны государства. Нижегородские предприятия нередко обращались за такой помощью в хозяйственные органы республики. Но помощь до всех дойти не могла. В условиях безработицы и голода это создавало взрывоопасную массу недовольных своим положением рабочих.
Так же как и в других крупных центрах движения уполномоченных, первые попытки инициировать его создание на предприятиях Нижегородской губернии были предприняты оппозицией еще в марте. 19 и 20 марта, например, были избраны специальные уполномоченные от 26 цехов Сормовского завода, в которых работало 11 тыс. из 16 тыс. рабочих предприятия. Им был дан наказ вручить под расписку о получении принятую рабочими резолюцию руководителям Совета. В резолюции, принятой большинством рабочих указанных 26 цехов, звучали те же призывы и оценки, что содержались в документах ЧСУ ФЗП. Среди основных требований оппозиции, поддержанных рабочими, звучали призывы прекратить гонения на оппозицию, переизбрать утратившие доверия Советы, возобновить выход закрытых большевиками газет. Нередки были и призывы к передаче власти Учредительному собранию. Словом, как показывает в своем исследовании В.А. Клоков, на этом этапе требования носили преимущественно политический характер.
Но в марте ситуация в Нижнем Новгороде еще не созрела для более активных действий оппозиции. Организовать постоянно действующую рабочую организацию ей пока не удалось. Но с течением времени положение становилось все более сложным и непредсказуемым. В своих записках один из лидеров движения уполномоченных, рабочий Сормовского завода И.Г. Уповалов, примыкавший к правому крылу меньшевиков, вспоминает тревожную атмосферу весны — лета 1918 г. Массовые стихийные выступления рабочих, по его словам, были только на руку большевикам. Власть легко расправлялась с неорганизованными рабочими массами. В такой ситуации нижегородские меньшевики постарались взять ситуацию под свой контроль. "Стремясь к тому, чтобы волна народных восстаний не унесла измученные массы крестьян и рабочих в правую сторону, нижегородский комитет с.-д. партии созвал в июне месяце 1918 г. беспартийную конференцию рабочих для обсуждения всех тревожных вопросов момента", — рассказывает Уповалов.
Предполагалось, что конференция рабочих города повысит организованность рабочего класса. А когда рабочие смогут сорганизоваться, они уже не позволят большевикам подавить отдельные выступления протеста. Только объединенные действия, согласно взглядам нижегородских лидеров оппозиции, могли привести к успеху. Воспоминания Уповалова находят свое подтверждение в материалах Нижегородского движения уполномоченных. В одной из прокламаций, принятой нижегородской оппозицией, так прямо и провозглашалось: "…широкой волной разливается по России революционное движение пролетариата. Очнувшись от длительной стачки (так в тексте, по смыслу нужно читать "спячки", оговорка почти "по Фрейду", когда вслух произносится то, о чем человек думает на самом деле. — Д. Ч.),рабочий класс берется за старые испытанные средства борьбы. Стачечное движение растет и ширится, каждую минуту грозя захлестнуть борющуюся с рабочим классом власть, смести на своем пути все преграды. В этот час, товарищи, нужно быть особенно осторожными, чтобы одним необдуманным шагом не испортить всего великого дела". Далее в воззвании утверждалось, что "власть явно провоцирует" рабочих Нижнего Новгорода на преждевременные разрозненные выступления. Ее цель — воспользоваться неорганизованностью нижегородских рабочих и "разгромить, расстрелять грозное движение, убить его в самом зародыше". Организаторы Нижегородского движения уполномоченных призывали рабочих "стиснув зубы" ждать удобного момента для решающего боя, поскольку у нижегородских рабочих еще не имелось возможностей "сейчас же кинуть в жаркий бой за общее… дело все свои силы". А потому было бы преступным рисковать разгромом рабочего движения "накануне дня, когда понадобятся все силы всероссийского пролетариата дм решающего боя".
Сормовская рабочая конференция представляет собой одно из наиболее знаменательных событий российского движения уполномоченных. В ее работе приняло участие более 180 человек. Эту цифру по тем временам можно назвать весьма существенной. Заявлялось, что делегаты представляют от 40 до 74 тыс. рабочих по предприятиям, помимо профессиональных союзов, больничных касс и прочих пролетарских организаций. Кроме делегатов от Нижегородской губернии на конференцию прибыли представители также от части Владимирской губернии. Свою работу конференция начала 9 июня. В повестку этого дня конференции было включено несколько докладов от организаторов, а также сообщений с мест. С ключевым докладом о бедственном положении дел в "разрушенных большевиками рабочих организациях", прежде всего в профсоюзах, рабочей кооперации и Советах, должен был выступать Уповалов.
Свою работу конференция продолжила 10 июня. Собравшиеся в этот день делегаты приняли несколько резолюций и постановлений установочного характера. Важнейшей из них являлась резолюция по текущему моменту. В ее основу был положен "Наказ петроградских рабочих". Высказались участники конференции и по другим актуальным вопросам. Так, в резолюции по продовольственному вопросу выдвигалось требование ликвидировать твердые цены и государственную монополию хлебной торговли. Звучал призыв разрешить свободную закупку продовольствия, а также свободу деятельности кооперативов. Кроме того, конференцией был решен и организационный вопрос — избран руководящий орган движения уполномоченных Нижегородской и Владимирской губерний. Им становится Бюро, в которое делегировались представители следующих городов и рабочих поселков: Нижнего Новгорода, Канавина, Сормова, Кулебак, Выски, Павлова, Вормсы, а также Вязников, Коврова и Мурома. Первоначально число членов бюро, по всей видимости, составляло 13 человек. В дальнейшем это количество возрастало за счет кооптации новых членов.
После конференции 9-10 июня 1918 г. и ее разгона протестный активизм рабочих в Нижнем Новгороде не затихает. Наоборот, он развивается одновременно во многих направлениях. Во-первых, растет число стихийных и организованных стачек. Забастовками оказались охвачены сразу несколько крупных населенных пунктов Нижегородской губернии. Рабочих в их борьбе за свои права поддерживала не только социалистическая оппозиция, но и крестьянство губернии. Вторым направлением протестного рабочего движения становится борьба в традиционных рабочих организациях. В эпицентре этой борьбы оказываются железнодорожники и металлисты. Резко отрицательную по отношению к политике большевиков позицию в те дни занимал профсоюз торгово-промышленных служащих Нижнего Новгорода. После забастовки 18 июня он оказался под сильнейшим давлением со стороны властей. И наконец, среди направлений, по которым развивалось альтернативное рабочее движение в Нижнем Новгороде, следует назвать борьбу за расширение движения уполномоченных фабрик и заводов, а также подготовку к Всероссийскому рабочему съезду.
Вся эта оппозиционная активность находилась под контролем Бюро, созданного конференцией 9-10 июня. Первое свое заседание оно провело уже 10 июня. Одним из первых решений становится создание постоянного президиума. В него вошли представители от Нижнего Новгорода, Канавина и Сормова. Количество членов постоянного президиума первоначально составило 6 человек. Этому "малому Бюро" предоставлялось право кооптации, которым оно вскоре воспользовалось, введя в свой состав еще 2 человека. Впоследствии, как говорится в материалах постоянного президиума, в него вошли представители политических партий: РСДРП, ПСР, Бунда. Общий пленум Бюро конференции уполномоченных фабрик и заводов Нижегородской и Владимирской губерний решено было созывать по необходимости без какой-либо периодичности.
Одним из приоритетных направлений деятельности Нижегородского Бюро уполномоченных становится пропаганда. Можно сказать, что работа эта была поставлена на широкую ногу. За время своей деятельности Бюро подготовило и выпустило несколько обращений и прокламаций. Общая их численность, по одним сведениям, составляла 12, а по другим — 13 типов листовок. Важнейшими среди них можно назвать следующие: "Ко всем рабочим, профессиональным союзам и другим рабочим организациям", "Ко всем рабочим Нижегородской и Владимирской губерний", "Обращение к рабочим". В них содержался анализ текущих событий и призыв к конкретным действиям. Распространялись решения и резолюции конференции уполномоченных, его руководящих органов. Отдельно следует сказать о "Бюллетене", в котором самым подробным образом излагались история и деятельность движения уполномоченных в Нижнем Новгороде. Издание это было небольшим по формату, но содержало много важной информации. Когда деятельностью Нижегородской конференции уполномоченных заинтересовались "компетентные органы" большевиков, то содержание выпускавшейся Бюро печатной продукции дало основную массу "изобличающего" материала, настолько яростным и бескомпромиссным был их тон, настолько полным и исчерпывающим было их содержание.
Размах протестного активизма рабочих Нижнего Новгорода показывает, что листовочная война, начатая Бюро, приносила свои плоды. Вместе с тем практическая деятельность Бюро одной только агитацией не ограничивалась. Наоборот, им были взяты на вооружения методы, привычные социалистам еще со времен борьбы с самодержавием. Лидеры движения уполномоченных Нижегородской и Владимирской губерний признавали, что "всероссийская стачка — главная задача боевая" рабочего класса. Уже на первом заседании Бюро было намечено время проведения стачки-протеста. Работа велась нелегально. Вероятно, именно в деятельности Бюро конференции уполномоченных и следует искать объяснение размаха стачки, имевшей место в Нижнем Новгороде 18 июня 1918 г., а также в протестных выступлениях, последовавших после нее.
С целью расширения собственной социальной базы Нижегородским Бюро принимается решение произвести на местах довыборы уполномоченных на тех предприятиях, где они еще отсутствовали. Также было решено создать собрания уполномоченных на местах. Там же, где удалось бы сконструировать альтернативные рабочие организации, необходимо было переходить к тактике отзыва представителей трудовых коллективов из Советов. В документах советских следственных органов на эти намерения обращалось особое внимание, поскольку они явно были направлены на отрыв рабочих от Советов, на полную изоляцию Советов от рабочих масс, что, впрочем, декларировалось и в документах самого Бюро. В дальнейшем Бюро к вопросу о Советах возвращалось дополнительно. В результате состоявшихся дебатов была принята резолюция. В ней указывалось на "полную невозможность при создавшихся условиях вести работу в Советах". Резолюция подтверждала прежнюю стратегию отказа от их поддержки.
Большую тревогу властей вызывала также решимость конференции уполномоченных Нижегородской и Владимирской губерний установить связи с представителями разогнанных органов самоуправления и "приложить все старания к воссозданию их". Кроме того, в порядке мобилизации всех антибольшевистских сил Нижегородское Бюро постановило открыть широкую кампанию за перевыборы правлений профессиональных союзов, а также Совета Союзов Нижнего Новгорода. Идеологическим оправданием кампании стал тезис о полном разрыве рабочих и профсоюзной верхушки. Возникновение этого разрыва объяснялось тем, что рабочие уже изжили утопии большевизма, тогда как профсоюзная верхушка по-прежнему продолжала служить целям большевистских властей, "проводит самостоятельную политику, часто идущую вразрез с интересами рабочего класса".
Свою линию Бюро проводило по отношению к Союзу торгово-промышленных служащих, оказавшемуся в авангарде стачечной борьбы в губернии. По инициативе Бюро было проведено несколько летучек, митингов, на которых прозвучал призыв активно поддержать бастующих. Был налажен сбор средств в их поддержку. Бюро предлагало направлять отчисления в пользу торгово-промышленных рабочих через рабочих-делегатов в Бюро, устраивать сборы по подписным листам. Кроме того, планировалось организовывать всевозможные акции, с тем чтобы "волна протеста против репрессий, волна поддержки бастующим товарищам" приняла не только губернский, но и всероссийский размах. В дни забастовки Бюро проводило ту мысль, что забастовка торгово-промышленных служащих не их частное дело. "Их карают за общее дело, — подчеркивалось в его прокламации, — если разгромят их сегодня, завтра разгромят вас". События вокруг профсоюза торгово-промышленных служащих подтолкнули лидеров движения уполномоченных к идее создания специального стачечного фонда. Он мог сыграть свою роль не только для поддержки текущей забастовки, но и в недалеком будущем.
Наконец, как показывают сохранившиеся материалы, Бюро конференции уполномоченных Нижегородской и Владимирской губернии в своей деятельности выходило далеко за рамки указанных губерний. Через личные связи оно было так или иначе связано также с организацией движения уполномоченных в Брянске и Коломне. В этих городах разворачивались процессы, аналогичные Нижегородским. Так, в Брянске движение уполномоченных самым тесным образом переплеталось с бойкотистскими настроениями по отношению к Советам. Серьезную поддержку организованной социалистической оппозиции оказали рабочие Коломны, где 8 июня 1918 г. прошло городское собрание уполномоченных. Проходило оно в присутствии рабочих Коломенских заводов, которых по такому случаю собралось около 2 тыс. человек. Собрание высказало недоверие внешней и внутренней политике Совнаркома и потребовало его отставки. Особо острой критике подверглась политика так называемого "продовольственного террора". Звучали слова о том, что направляемые в деревню продотряды "внесут в деревню все ужасы гражданской войны". По мнению собравшихся, проводимый правительством курс означал "жестокую и бесплодную борьбу над подавляющим большинством крестьянства". Принятая по итогам конференции резолюция заканчивалась призывом к объединению действий рабочих Великороссии, Украины, Дона, Сибири, Кавказа, Польши, Финляндии и Балтийского края "в смертный час революции" "под знаменем и лозунгами Чрезвычайного Собрания Уполномоченных фабрик и заводов Петербурга".
На начало марта 1918 г. приходятся первые попытки инициировать оппозиционное рабочее движение в Москве. Эти усилия социалистической оппозиции по времени совпадают с переносом в Москву столицы нового Советского государства и проведением в ней IV съезда Советов, призванного ратифицировать мир с Германией. В эти дни Чрезвычайным собранием уполномоченных фабрик и заводов Петрограда принимается решение направить в Москву на съезд представительную делегацию с протестами против заключения Брестского мира. Инициаторы этой акции прекрасно понимали, что делегация на съезде не сможет добиться хотя бы минимального положительного результата. Поэтому заранее подразумевалось, что вояжеры с берегов Невы встретятся с рабочими Москвы и постараются изложить им свою позицию. Расчеты оправдались. Так, член Бюро Петроградского собрания уполномоченных, рабочий трубочного завода Н.К. Борисенко выступил на 18 московских предприятиях, а член организационноагитационной комиссии Бюро ЧСУ ФЗП и завкома Путиловского завода М. Розенштейн — на 30. Результатом их активности стало первое рабочее совещание, прошедшее 27 марта. На нем были представлены уполномоченные от 25 столичных предприятий, кооперативов и союзов. Собрание сформировало временное бюро из 12 человек. Им было поручено возглавить работу по организации беспартийной рабочей конференции г. Москвы. Но большего в этот свой приезд питерские эмиссары не добились.
С этого времени делегации ЧСУ ФЗП направляются в Москву фактически каждый месяц. Им принадлежит особая роль в оживлении организованного протестного движения московских рабочих. Г.Я. Аронсон в этой связи утверждал, что движение уполномоченных возникло в Москве "только по инициативе Петроградского собрания Уполномоченных". В Москве предпосылок обострения рабочего протеста было гораздо меньше, чем где бы то ни было в России. Особенно выгодно Москва отличалась от Петрограда и Тулы, где основная масса рабочих не просто работала на войну, но еще и трудилась на металлургических предприятиях, особенно пострадавших в результате демобилизации промышленности. После того как Москва превращается в столицу, ситуация здесь улучается. Не говоря уже о моральном факторе, решение большевиков обосноваться в Первопрестольной сулило московским рабочим и очевидные материальные выгоды. Зарплата в Москве становится выше, чем в других городах, примерно на треть, а то и в два раза. Поэтому без постоянного прилива в город активных деятелей радикальной оппозиции подвигнуть московский пролетариат на активные протесты было бы нереально.
С этим, вероятно, связан и неуспех первой делегации ЧСУ ФЗП, не сумевшей привлечь к себе какого-либо внимания со стороны рабочих столичных предприятий. Руководство социалистов в этой связи вынуждено было отказаться от планов организации движения уполномоченных в Москве уже в марте. Поэтому реальное становление движения уполномоченных в Москве начинается только в апреле. В начале месяца в город прибывает делегация петроградцев, нацеленная уже исключительно на создание альтернативной рабочей организации в столице. В нее входили такие деятели, как Борисенко, Розенштейн и другие. Визитеры плодотворно поработали на московских заводах, выступая на рабочих собраниях. Также им удалось помочь москвичам организационно оформить структуры, близкие петроградскому движению уполномоченных. Но поскольку расположить на свою сторону московских рабочих было еще трудно, в городе первоначально создается Временное организационное бюро по созыву рабочей конференции.
Первое заседание Временного ОБ состоялось в первых числах апреля. На нем присутствовали Епифанов, Алексеев, Кочергин, Костюченко, Покровский, Вульф, Мысков, Шер, Рогов и А. Иноземцев. Председательствовали Мысков и Иноземцев. Первое заседание было в основном посвящено организационным вопросам. В начале своей работы собравшиеся обсудили вопрос о формировании Президиума московского движения уполномоченных. Было решено избрать его в составе пяти человек. В президиум вошли Епифанов, Шер, Мысков, Иноземцев и Рогов. Собираться на свои заседания было решено в помещении Бутырского клуба партии социалистов-революционеров, по крайней мере, пока не удастся подыскать собственное помещение. На первом заседании ОБ также были обсуждены вопросы об издании агитационной литературы движения рабочих уполномоченных, о средствах организации и другие первоочередные проблемы.
С целью упрочения своих связей в рабочей среде Временное ОБ на своем первом заседании принимает решение кооптировать в свои ряды новых членов, представляющих крупные отряды московского рабочего класса. От печатников в бюро приглашался Буксин, от металлистов — Чиркин, от Больничной кассы — Девяткин, от завода Дуке — Иванов и Куваев, от типографии Машистова — Соловьев, от Александровской железной дороги — Розинов, а также от петроградской рабочей конференции — Филипповский. При обсуждении распределения обязанностей членов Временного организационного бюро было решено, что вошедшие в него деятели должны взять на себя работу с теми районами и предприятиями, с которыми они связаны. Кроме того, вошедшие в руководящие органы московского движения рабочих уполномоченных меньшевики и эсеры через центральные организации своих партий должны были наладить контакты с прочими районами Москвы "для оповещения рабочих о конференции".
В конце апреля Временное организационное бюро по созыву в Москве рабочей конференции выступило со специальным воззванием к московским рабочим. В нем предлагалось сообща обсудить "создавшееся положение и найти какой-нибудь выход". Решение о его подготовке было принято на заседании Временного бюро 15 апреля. На этом заседании присутствовали московские и петроградские уполномоченные Филипповский, Кочергин, Казаков, Мысков, Рогов, Епифанов, Костиченко, Иноземцев, Николаев и Моисеев. Для редактирования воззвания была избрана комиссия, в которую оказались включены Мысков, Филипповский, Кочергин и Казаков. Кроме того, на этом заседании поднимались и некоторые другие вопросы агитационной работы. В частности, было решено продумать возможность издания протоколов Петроградской конференции с приложением к ним выдержек из воззвания Тульской конференции и предисловием от имени Бюро.
После проведенной редакционной комиссией подготовительной работы и одобрения воззвания Временным ОБ оно было распространено среди рабочих московских предприятий. Воззвание начиналась со слов: "Товарищи! С каждым днем положение рабочих все хуже и тяжелее". Признав, что наибольшую угрозу для пролетариата по всей стране представляет безработица, его авторы обращались к фактам из жизни самих московских рабочих. "Фабрика закрывается за фабрикой по всей Московской области, — декларировалось в документе, — а дальше — это достигнет небывалых размеров, Брестский договор специально будет убивать русскую промышленность (а вместе с ней и рабочий класс)… Да, голод и безработица идут, завоевывая город за городом, фабрику за фабрикой".
По мнению авторов листовки, ситуация усугублялась положением в самом рабочем движении. Все пролетарские учреждения, подчеркивали они, подпали под пресс государства. Так, "Советы из свободных органов объединения широкой рабочей массы, всегда близких массе, стали далекими канцеляриями". Что касается профсоюзов, то "они тоже стали "государственными" органами, важными казенными учреждениями, но свободу свою вследствие этого потеряли, уже не всегда идут в ногу с рабочими интересами, перестали быть органами рабочей борьбы". Те же процессы, по мнению лидеров движения уполномоченных в Москве, коснулись и рабочей кооперации, в отношении которой была начата политика переподчинения правительству. Неодобрительно авторы документа отзывались также о намерениях власти навести на производстве дисциплину и повысить производительность труда через введение на предприятиях тейлоровской системы. В этом правым социалистам также виделись признаки политики огосударствления, угрожавшей самостоятельности пролетариата. Из всего сказанного ими делался вывод: рабочие Москвы должны повторить опыт рабочих Петрограда и Тулы, создавших свои беспартийные рабочие совещания уполномоченных фабрик и заводов.
Однако, начавшись "за здравие", воззвание заканчивалось "за упокой". "Товарищи, относитесь со вниманием к этим совещаниям, — говорилось в нем, — это сейчас, может быть, единственное место, где свободно раздается голос свободного мнения. Посылайте на совещания своих товарищей. Вместе решим, как нам быть. Решим, каким путем пойти, устраивать ли рабочую конференцию или найдем другие способы нашей самозащиты" (выделено мной — Д. Ч).Почему же сами зачинатели рабочей конференции вдруг публично усомнились в ее целесообразности?
Ответ на этот действительно интересный вопрос может подсказать протокол заседания Временного московского бюро от 25 апреля. Кроме недвусмысленных, выразительных разъяснений, почему же организованная оппозиция не спешила с созывом рабочей конференции в столице, выступления, прозвучавшие на этом заседании, дают немало пиши для размышлений на тему о природе и характере движения уполномоченных, его целях и методах. В них содержится немало ценного также и по проблеме взаимоотношений движения уполномоченных с партиями умеренных социалистов. В этом смысле протокол заседания Московского бюро от 25 апреля представляет собой документ уникальный. Очевидно, что, в отличие от протоколов чрезвычайных собраний рабочих уполномоченных Петрограда, он не предназначался для широкой огласки: мнения лидеров и функционеров оппозиции даются в нем без ретуши и без умолчаний, характерных для большинства агитационных документов той поры, вне зависимости от их партийной принадлежности.
На совещании 25 апреля ключевым пунктом повестки дня являлось обсуждение планов оппозиции по проведению празднования 1 мая. Начал работу заседания Мысков. Он предложил создать кроме Бюро еще и "коллектив из представителей всех представленных на совещании товарищей рабочих". Скорее всего, это предложение прозвучало в связи с тем, что в первые недели деятельности движения уполномоченных в Москве роль рабочих в движении и особенно в руководстве им была явно недостаточной. О том же свидетельствует и выступление Епифанова. Он сообщил, что рабочие его завода предложили устроить митинг, где предлагалось "всесторонне" обсудить роль и задачи беспартийных конференций. Очевидно, что такое предложение стало следствием недостаточной осведомленности рабочих и непонимания ими целесообразности создания организаций, параллельных существующим профсоюзам и Советам.
Ровное течение заседания Бюро было прервано выступлением представителя партии эсеров (имя которого в протоколах указано не было). Он начал свое выступление с заявления, что комитет ПСР больше не считает Совет пролетарской организацией, и что поэтому они готовы поддержать создание новой альтернативной организации — беспартийной рабочей конференции. В то же время докладчик подчеркнул, что, по его мнению, созывать рабочую конференцию в Москве было преждевременно и даже опасно. Поэтому эсеры предлагали конференцию рабочих Москвы пока не созывать. Согласно их оценкам, для начала следовало ограничиться широкой пропагандисткой компанией, совещаниями и митингами.
Понятно, что у многих собравшихся такие откровения могли вызвать реакцию, близкую к шоку. Отказаться от проведения рабочей конференции только потому, что большевики еще имеют преобладающее влияние на рабочую массу? А как же совместный поиск путей выхода из кризиса? Ведь его, кризис, все равно необходимо каким-то образом преодолевать! Мысков попытался было напомнить, "что на совещании решено не считаться с мнением партий, ибо рабочая конференция должна выявить самостоятельность рабочих к своей собственной организации". Но его слова не встретили понимания. Предложение представителя верхушки московской эсеровской организации нашло поддержку у многих собравшихся. В его защиту выступили такие активисты движения, как Иноземцев и Рыбаков. "Причем тов. Рыбаков высказал следующие соображения, — значится в протоколе, — так как после Пасхи закроется масса предприятий и в рабочую среду вольется новая волна безработных, то идея рабочей конференции получит популярность и легче привьется".
Особенно напористо поддержала докладчика от ПСР Притыкина, с самого начала присоединившись к его мнению. По ее глубочайшему убеждению, созывать рабочую конференцию в Москве было однозначно преждевременно. Она всячески выгораживала позицию социалистов, в отношении которых у части присутствовавших могли закрасться подозрения в их неискренности. "Рабочая масса инертна, — убеждала Притыкина, — совсем не так рвется к "самостоятельности"". По ее словам, "партии вовсе не заинтересованы задерживать рабочую самостоятельность". Притыкина не сомневалась, что "они также идут на встречу рабочей конференции, только не хотят, чтобы она отцвела, не успев рас-цвесть". По поводу "независимости" движения уполномоченных у нее тоже была своя позиция. В своем выступлении Притыкина остановилась на этой проблеме особо.
"Временное бюро, — рассуждала она, — должно обязательно столковаться с партийными комитетами, выработать известные взаимоотношения, чтобы совместно вести работу по созыву конференции. Опрос доказал, что временное бюро не может обойтись и в смысле организационном без партийных организаций, ибо у него нет людей, организационного аппарата, связей с предприятиями и т. д.". Кроме того, Притыкиной было озвучено предложение "после воскресного совещания немедленно созвать расширенное совещание Бюро вместе с представителями [партийных] комитетов, чтобы выработать общий план работы". Историкам, убежденным в "независимости" движения уполномоченных, слова Притыкиной могут показаться выражением исключительно ее личной позиции. Но такое суждение явно будет поверхностным. Все, что предлагалось Притыкиной, было поддержано большинством членов Временного бюро. Тем самым в своем выступлении она излагала не свое, а консолидированное понимание ситуации.
В заключение заседания Бюро 25 апреля, дабы ни у кого из революционных романтиков не осталось сомнений в неизбежности тесного сотрудничества с социалистами, слово для внесения предложений по плану работы на ближайшие дни было вновь дано члену комитета эсеровской партии. В его выступлении вновь ничего не говорилось о необходимости рабочей конференции, зато предлагалось устроить на Пасхальной неделе "большой митинг по рабочим вопросам". Как и следовало ожидать, его предложение, так же как и предложение Притыкиной, было принято. На этом первая попытка организовать в Москве ЧСУ ФЗ была благополучно отложена "до лучших времен". У многих поверивших в движение уполномоченных рабочих это не могло не вызвать разочарования. В документах, показывающих дальнейшее развитие альтернативного рабочего движения в Москве, фамилии многих активистов, сыгравших видную роль в апреле, больше не попадаются. Не исключено, что это связано не только с фрагментарностью источников, но и с отходом некоторых из них от антибольшевистской оппозиции.
Следующая попытка завоевать симпатии московских рабочих предпринимается организованной оппозицией лишь спустя несколько недель. Между 15 и 20 мая 1918 г. ЧСУ ФЗ Петрограда сформировало свою очередную команду, для отправки в Москву. Голосование по персональному составу делегации состоялось на XII пленарном заседании Собрания уполномоченных 18 мая 1918 г. В нее, по свидетельству ГЛ. Аронсона, вошли Кононов с завода Арсенал, Земницкий с завода Речкина, Борнсенко с Трубочного завода, Панин с завода "Сименс-Шуккерта", Грабовский с Гильзового завода, Кузьмин с Обуховского завода, Семенов с "Эриксона", а также три представителя Сестрорецкого завода — Кузнецов, Хробостов и Краковский. Вскоре, 21 мая 1918 г., делегаты отбыли в Москву. Как отмечает М.С. Бернштам, на этот раз в Москву оправились сторонники более активной линии. Возможно, это являлось всего лишь случайностью, но нельзя не-ключить и того, что имелись планы превратить Москву в арену более активных форм борьбы. Бернштам, впрочем, не исключает, что таким образом петроградские руководители "спроваживали" подальше от себя наиболее радикальных и неподконтрольных рабочих. В Москву петроградские уполномоченные везли особый "Наказ", о котором подробнее еще будет сказано. Видный деятель эсеровской военной организации В.И. Лебедев в своей изданной в 1919 г. в Нью-Йорке работе "Борьба русской демократии против большевиков" писал: "Этот наказ, написанный в яркой и красивой форме, был внутренним криком души отчаявшегося, обманутого и преданного народа".
Однако наибольшего успеха движение уполномоченных смогло добиться в столице только в июне. Руководящая роль в организации беспартийной конференции московских рабочих принадлежала как раз членам сформированной 18 мая делегации ЧСУ ФЗП, а также новым группам питерских эмиссаров, которые одна за другой спешили на помощь своим ранее прибывшим товарищам. К этому времени волна экономических трудностей наконец серьезно сказалась и на положении московских рабочих, что серьезно облегчало оппозиции решение ее задач по активизации протестных выступлений московских рабочих. Ситуация, что называется, "дозрела", и сомнений в своевременности рабочей конференции в городе не высказывали уже ни эсеры, ни меньшевики. Вот как в своем отчете писали о положении дел в столице Советской России члены делегации петроградцев:
"В Москве мы нашли много общего с Петроградом. Рабочие так же бедствуют и так же не имеют своих классовых организаций, которые защищали бы их интересы. Постоянное недоедание переходит в настоящий голод. Советы оторвались от рабочей массы и являются проводниками антирабочей и противореволюцион-ной политики Совета Народных Комиссаров и считаются только с волей и приказами правительственных верхов и меньше всего с желаниями и стремлениями рабочих низов. Объявлено военное положение. Газеты закрываются десятками. Свободное слово задушено. Собрания запрещаются. В рабочей среде производятся аресты. Охранное отделение, именуемое "комиссией по борьбе с контрреволюцией", получило право расстреливать без суда и малейшего следствия и широко пользуется этим правом".
Несмотря на некоторые преувеличения, содержащиеся в письме петроградской делегации, можно увидеть, в каких тонах им рисовалась политическая обстановка в Москве. Исходя из своих оценок ситуации, прибывшие приступили к активной агитации на заводах столицы за проведение беспартийной рабочей конференции. По сообщению корреспондента "Новой жизни", работы по подготовке в Москве совещания уполномоченных продвигались "довольно успешно". Оно должно было состояться уже в первой половине июня. Из московских предприятий инициатива созыва совещания исходила от рабочих Александровских железнодорожных мастерских, завода бр. Бромлей и фабрики "Богатырь". От железнодорожников, металлистов и пищевиков не отставали и печатники, профсоюз которых не так давно вернулся под контроль социалистов. Становилось понятно, что столкновение власти и оппозиции здесь, на московской земле, будет бескомпромиссным.
Решающим эпизодом в развитии ЧСУ ФЗ в столице становятся события 13 июня 1918 г. В этог день они начались с того, что в клубе Александровской железной дороги собрались 59 человек, объявивших себя чрезвычайным собранием уполномоченных фабрик и заводов Москвы. Из присутствующих на собрании 44 человека состояли в РСДРП или ПСР. Среди них были такие известные фигуры, как Каммермахер (Кефали), секретарь МК РСДРП Г.Д. Кучин и другие. Настроения, преобладавшие в тот день в клубе Александровской железной дороги, проправительственными назвать было невозможно. Хотя заявлено собрание было как посвященное решению продовольственного вопроса, в центре его внимания оказались совсем иные проблемы. Если продовольственная политика власти и обсуждалась, то сугубо с целью ее жесткой критики. В целом же собравшиеся сосредоточились на выработке мер борьбы с большевиками. Собрание потребовало немедленной замены советской власти Учредительным собранием. Некоторые участники настаивали на неизбежности и желательности свержения большевистского режима силой. Вновь звучали лозунги свободной торговли, прекращения братоубийственной войны против крестьян, отмены Брестского мира. Собрание приняло два документа — "Воззвание ко всем рабочим Москвы" и наказ "Московским рабочим". В документах собрания звучал решительный призыв к рабочим столицы и других промышленных центров к немедленной политической забастовке с выдвижением забастовщиками целого пакета экономических и политических требований, находящихся в русле идеологии организованной оппозиции. Предполагалась, что стачка должна протекать до победы. Причем под победой, скорее всего, понималось не выполнение властями требований забастовщиков, пусть даже в самом полном объеме, а бесповоротное свержение советской власти.
Как полагает М.С. Бернштам, среди участников ЧСУ ФЗ Москвы оказались два или три провокатора. Тогда именно они могли сообщить о том, что действительно проходило в клубе Александровского вокзала под маской беспартийного рабочего собрания. Вероятно, когда собрание уже завершалось, в помещение клуба вошла группа вооруженных чекистов. Они изъяли все материалы собрания и арестовали всех участников совещания. Среди арестованных оказался и весь состав петроградской делегации. Аресты вызвали в рядах организованной оппозиции серьезную обеспокоенность. На освобождении арестованных на поруки пытались настаивать ЦК и МК РСДРП. Поднял брошенную перчатку и ответил на вызов и лидер меньшевиков Ю.О. Мартов. Сразу же после произведенных арестов он выступил в поддержку своих товарищей по партии. Уже на другой день после разгона собрания, 14 июня 1918 г., он поставил вопрос о произошедших накануне событиях на заседании ВЦИК. Мартов требовал произвести разбирательство. Он также обратил внимание членов ВЦИК на то, что делегации московских рабочих, направлявшиеся в Советский парламент с требованиями отпустить арестованных, не были допущены на его заседание.
Возникло напряжение и в рабочих кварталах. Волна протеста вышла далеко за пределы Москвы и прокатилась по другим городам. Так, рабочие Сестрорецкого и Оружейного заводов не только приняли резолюцию против арестов в Москве, но и избрали для пополнения делегации Молчанова и Зарубаева. Вместе с ними в Москву был направлен еще один видный деятель социалистической оппозиции — Грабовский, представлявший рабочих Гильзового завода. В связи с арестами свое официальное осуждение политики большевиков вынесло Бюро Собрания уполномоченных Петрограда. В нем клеймились позором "жандармские приемы расправы с представителями рабочего класса", звучал призыв к "солидарности с ними".
Но все же основные события в этот момент разворачивались именно на московских предприятиях. Собрания протеста состоялись в типографии Сытина, на Московско-Казанской железной дороге, на фабрике Симано и на предприятиях Мюр-Мюрилиза. На некоторых из них были сформированы специальные депутации в Моссовет, просить смягчения меры пресечения. Но посылкой "ходоков" во власть и пикетированием ВЦИК формы протеста не ограничились. Как писала в те дни оппозиционная печать, "несмотря на разгон Московской конференции, арест ее членов", рабочие были "намерены добиться созыва ее". По ее сообщениям, они готовы были не останавливаться и перед "открытой угрозой" политической стачки. Так, решительную позицию занял Союз рабочих печатного дела. Всего через три дня после ареста московской рабочей конференции, в воскресенье 16 июня 1918 г., на своем собрании они обсуждали вопросы, связанные с развязанными большевиками репрессиями и свободой слова. В ходе обсуждения было решено не поддаваться давлению со стороны властей. "Из этого последнего решения, — говорилось в отчете о собрании, — вытекает насущная необходимость и прямая обязанность всех членов союза, и в особенности наиболее сознательных из них, оказать всемерное содействие правлению в его работе по выборам уполномоченных от печатных предприятий г. Москвы и по посылке их на рабочую конференцию".
Несмотря на всю корректность печатников, свои конечные цели они сформулировали вполне определенно. "Наша священная обязанность, прямой долг, — читаем в их резолюции, — помочь проснувшимся пролетарским массам России организованно и чисто демократическими способами, ничего общего не имеющими с заговорческими авантюрами, изжить режим насилия и произвола". Несколько дней спустя, 21 июня 1918 г., состоялось очередное собрание печатников. Почти единогласно на собрании была принята резолюция с осуждением ареста Кефали (Каммермахера). Подчеркивалось, что он является одним из старейших работников Союза печатников. Его имя обладает среди рабочих высоким авторитетом. В резолюции звучало требование его немедленного освобождения.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.