Храм в Канараке. Черная пагода

Храм в Канараке. Черная пагода

Принц был красив, умен и весел. Боги наградили его всеми талантами и достоинствами. Был принц рожден брахманом, и все соответствующие знаки брахманского достоинства у него наличествовали. Женился принц очень удачно, и не было сомнений, что он унаследует корону своего отца.

Но в один несчастный день принц ранил слона. И никто не знает, сделал он это нечаянно или нарочно, не стали разбираться и боги, и разгневанный Вишну, принявший облик Индры, поразил неосторожного принца проказой. Как только первые признаки проказы появились на лице принца, отец выгнал его из дворца, и стража вытолкала несчастного за пределы города. Отныне он стал отверженным.

Много лет бродил принц по стране, и даже люди самых низких каст отворачивались от него.

Однажды на рассвете принц пришел на берег океана. Лег, обессиленный, на песок и закрыл глаза. Вдруг сквозь прикрытые веки он почувствовал яркий свет – первый луч восходящего солнца вырвался из-за океана и осветил полосу песка.

– Сурья! – закричал тогда принц в отчаянии. – Сурья, бог Солнца, помоги мне! Я построю здесь храм лучший в мире, и будет он похож на твою колесницу, и ты будешь на нем, как на колеснице, каждое утро въезжать на небо! Помоги мне, вылечи меня и дозволь вернуться во дворец!

Бог, летевший на своей сверкающей колеснице над морем, приостановился и поглядел вниз. Маленькая фигурка на широкой полосе песка извивалась от боли и горя, и вид ее опечалил и тронул всемогущего бога.

Кроме того, в те древние времена в Индии боги даже на большом расстоянии могли отличить настоящего принца от простолюдина, а может быть, и знали всех принцев в лицо. Наверно, давно уже никто не обещал построить богу Солнца храм в таком удобном месте, да притом самый большой в мире.

Сурья взмахнул рукой, и принц сразу почувствовал облегчение. Он наклонился к луже, оставшейся от прилива, и увидел, что лицо его чисто и следов проказы нет. Принц пошел к ближайшей деревне и объявил рыбакам, что он не кто иной, как будущий их властелин, и рыбаки, которые порой были не менее сообразительны, чем боги, сразу отдали ему лучшую повозку и отвезли в столицу.

Отец принца очень обрадовался, увидев, что сын выздоровел, и тут же подтвердил его права на престол. И не только подтвердил, но и вскоре умер. Принц стал царем.

Он был могучим царем, покорил многие народы, но ни на минуту – ни в боях, ни в утехах – не забывал об обещании, данном богу Солнца.

Как только у него в сокровищнице накопилось достаточно золота, а в бараках возле столицы – достаточно рабов, он вызвал архитекторов и приказал им спроектировать громадный храм, который мог бы одновременно служить колесницей богу Сурье. И, не ожидая завершения рабочих чертежей, царь согнал рабов, художников, скульпторов и повелел крестьянам привезти много тысяч повозок, груженных камнем, и строительство началось.

Храм – колесница о двенадцати колесах, запряженная семью небесными конями, – возводился в том месте, где когда-то лежал несчастный прокаженный, на самом берегу океана, и волны в прилив должны были омывать ступени его лестницы. Бог Солнца, садясь в свою колесницу, с удовлетворением отмечал каждое утро, что за прошедший день стены поднялись еще на один ряд камней.

Рос храм, росло и царство бывшего принца. Царю приходилось все больше времени проводить в боях и походах, ибо такова судьба завоевателей: ни один из них не смог завоевать все, что ему хотелось. Стоило захватить княжество или государство, тут же обнаруживалось, что за ним находится еще одно, более богатое и обширное, достойное быть включенным в империю. Царю становилось не до храма. Да и как выбрать время, чтобы посетить строительство и распечь нерадивых десятников, если у тебя на носу битва или тактическое отступление?

А десятники тем временем проворовывались, как и было положено десятникам. Старосты деревень забывали привезти новые обозы с камнем, скульпторы потихоньку разбрелись в соседние города, где строились храмы поменьше, а платили побольше. Да и сама стройплощадка была не самым лучшим местом в Индии. Там было скучно: ни города, ни деревни рядом, только песок и море. Новых рабов царь тоже не присылал: они ему оказались нужны в других местах – то крепость построить на дальней границе, то возвести летний дворец в далеких Гималайских горах. И как-то Сурья, пролетая в колеснице над строительством, обратил внимание на то, что работы остановились и последние каменщики связывают в узелки свой нехитрый скарб.

Сурья был оскорблен в своих самых лучших чувствах. Ах так, подумал он, вот она, людская благодарность! Не хотите строить мне храм, ну и не надо. Он размахнулся и снес одним ударом стоявшую рядом с храмом башню. Она рассыпалась по песку. Еще раз Сурья взмахнул рукой – и воды океана отступили от недостроенного храма, оставив его среди песка. И третьим ударом он, как и следовало ожидать, лишил царя его могущества.

Царь быстро догадался, что произошло. Сравнительно слабый противник нанес ему чувствительное поражение. Отступая, царь встретил гонцов. Они рассказали ему о печальном инциденте с богом Сурья.

– Буду строить! – кричал царь. – Всю жизнь положу, но построю!

Но кто поверит человеку, который не сдержал такого, в сущности, простого обещания? Сурья, естественно, не поверил.

Царь вскоре погиб в одной из битв, тщетно стараясь удержать ринувшихся со всех сторон на его царство врагов, а храм остался стоять на берегу, неподалеку от океана, понемногу разрушаясь, страшный, пустой, покинутый богами и людьми.

Жители побережья Ориссы прозвали его Черной пагодой.

Впрочем, пагоду не только боялись, связывая ее запустение с гневом божьим. Случайные посетители этих мест, историки и путешественники, находили для нее другие слова, слова восхищения. «Даже те, чье суждение недоброжелательно, – писал Абдул Фазл, историк императора Акбара, в 1585 году, – даже те, кого трудно удивить и восхитить, при виде этого храма останавливаются в изумлении».

Но есть и другие отзывы. Христианские миссионеры которым не по душе были смелые, с их точки зрения, сюжеты скульптур, украшавших храм, полагали, что он строился извращенными людьми, лишенными моральных принципов, вкуса и такта. Соглашались с миссионерами и колониальные чиновники. А широкая публика не знает этого храма, не видела его изображений. Тадж-Махал известен. Известны и пещеры, и Боробудур, но мало кто слышал о храме Солнца в Канараке, или о Черной пагоде.

«Перед нами лежала широкая плоская равнина, – рассказывает современный путешественник, побывавший в Канараке, – уходящая в бесконечное пространство под бледным светом нового дня. Почти голая долина была у горизонта ограничена черточками деревьев, обещавших тень и прохладу. „Там, за деревьями, – сказал возница, – Черная пагода".

Но не раньше, чем солнце поднялось высоко над головой, мы обогнули невысокую возвышенность и увидели невероятно величественную, заброшенную и великолепную Черную пагоду. Она, гордая своей силой, плыла над вершинами окружающих деревьев – маяк для бесконечных поколений рыбаков, источник мифов и легенд, символ вершины одного из наиболее энергичных периодов индийского зодчества. Это был великий храм, который объединил в себе элементы индуизма и таинственные ритуальные фрагменты тантризма, пробравшегося в дебри основной религии».

…Она стоит, видимая за много километров, среди невысоких песчаных холмов на берегу океана в индийском штате Орисса. Вокруг пески и болота. И люди редко приходят сюда. Разве только случайный рыбак остановится у ее стен или ежегодный пагодный фестиваль оживит ее.

Если подойти поближе, то увидишь: громадное здание как бы стоит на колесах. Четырехметровые колеса – по шесть с каждой стороны – вырублены барельефами в основании.

Арам и в самом деле символизирует колесницу. Перед ним остатки широких ступеней с пьедесталами для коней. Когда-то семь коней, каменные исполины, изгибая упругие шеи, упершись копытами в камень, тянули храм-колесницу к морю.

Для того чтобы представить себе, как выглядел бы канаракский храм после завершения, надо обратиться к другим храма Ориссы, ибо все они, и маленькие и большие, строились по одному образцу, по одним законам.

Тип южноиндийского храма сложился приблизительно в VII веке. С тех пор на протяжении сотен лет храмы Ориссы состояли из двух частей – основного здания с пирамидальной крышей, которое называлось джагамо-хан, и башни – деула – рядом, так что вместе получалось нечто вроде русской церкви с отдельной колокольней, соединенной с церковью коридором.

Алтарь и изображение бога, которому посвящен храм, находятся не в основном здании, а в камере, расположенной в башне, камера эта называется гарбхагриха… Кроме этих основных частей храма перед его входом строились обычно и другие здания, например зал танцев и зал приношений.

Символика индийского храма очень сложна. Каждая часть его имеет особое название, указанное в специальных трудах, имеющих силу закона для строителей. Вряд ли где-нибудь еще в мире строители храмов были так скованы многочисленными законами и правилами. Например, необходимо было подчиняться двум числам – четыре и семь. Семь – число волшебное, мистическое. Четыре – стороны квадрата, который лежал в основе любого здания. Одновременно здание храма представляло собой человеческое тело: тот, кто строит храм, вернее, дает деньги на его строительство, будь то раджа, брахман или просто богач, должен знать, что части храма – части его собственного тела. Существовало поверье: если работа над храмом не завершена или какая-то часть сооружена плохо, соответствующие части тела строителя будут поражены недугом.

Вернемся в Канарак. На высокой платформе с громадными колесами по бокам стоит джагамохан. От башни же остались только отдельные плиты. По размеру фундамента и основания, зная законы, которым подчинялись индийские зодчие, нетрудно подсчитать ее размеры: башня достигала высоты семьдесят пять метров. Невероятная высота для храма, построенного на песке у самого океана. Можно представить, как рассыпалась когда-то эта башня, как далеко разлетелись плиты перекрытия…

Но эти плиты, каждая весом в несколько десятков тонн, лежат у самой платформы. Они лежат рядышком, будто кем-то уложены нарочно, а не рухнули с громадной высоты. Они даже не треснули, не зарылись в песок. Поодаль плиты поменьше.

Такого быть не могло. Остается один вывод: плиты эти никогда не были положены на место и никогда не падали с высоты. Их просто-напросто не поднимали наверх – только заготовили, а потом строители покинули площадку.

Значит, права легенда? Значит, и в самом деле царь за походами и войнами забыл об обещании, данном богу, за что и был лишен своей силы? Тогда легенда уже переплетается с поверьями о том, что незаконченный храм грозит гибелью строителю. А если не была завершена башня, то, значит, опасности подвергалась именно голова царя.

Ученые, исследовавшие храм, подтверждают единогласно: канаракский храм никогда не был достроен. Недостроенный храм – редкое явление в Индии – неизбежно вызывал в умах тех, кто видел его, представление о печальной судьбе царя, приказавшего его построить. И родилась легенда.

Но что же случилось с храмом на самом деле?

В средние века восточноиндийская провинция Орисса была разделена на несколько небольших, враждующих между собой княжеств. В 1106 году на престол в одном из них вступил князь Чода Ганга, который благополучно правил более семидесяти лет и собрал под свою руку большинство княжеств Ориссы и несколько государств, граничивших с нею. При его жизни было построено множество храмов, далеко уступающих, правда, канаракскому храму, но тем не менее весьма внушительных и украшенных ценными скульптурами и барельефами.

Потомкам основателя династии пришлось нелегко. Север Индии стал мусульманским, последователи ислама, объединенные под властью делийского султана, совершали походы на юго-восток Индии, стараясь подчинить себе всю страну. Один из последних императоров Ориссы, Нарасимха-Дэва I, прославился тем, что в середине XIII века отразил нашествие мусульман.

При этом императоре и была построена Черная пагода.

Император Нарасимха-Дэва – личность историческая, и достоверно известно, что он никогда не болел проказой и избегал войн. Он с головой ушел в политику, стараясь отсрочить нашествие мусульман. Отец Нарасимха-Дэвы любил своего сына и никогда не пытался выгнать его из дворца, так что если император и побывал в молодости на пляже Ориссы и встречался с богом Солнца, то не в качестве изгнанника, а как законный наследник престола.

Храм, который замыслил построить Нарасимха-Дэва, должен был стать крупнейшим в стране, однако, вскоре после того как начались строительные работы, обнаружилось, что песок – слишком ненадежный грунт. Но так как место постройки храма указал сам император, никто не посмел его изменить.

Шли месяцы, годы, была готова массивная платформа, которой предстояло, по мысли строителей, принять на себя и распределить невероятный вес храма. По сторонам платформы вырубили колеса солнечной колесницы. Затем началось возведение джагамохана. Параллельно, рядом с джагамоханом, легли первые плиты в основание башни. Строительство джагамохана продвигалось куда скорее, чем сооружение башни, – он будет не так высок, не так узок в основании. А вот с башней дело застопорилось.

Неизвестно, на сколько метров она все-таки поднялась, прежде чем строителям пришлось отказаться от дальнейших работ, чтобы не погубить уже сделанное. Она явно начала оседать. Еще немного – и платформа не выдержит, и рухнет не только башня, но и уже наполовину построенный джагамохан.

Однако строительство надо продолжать. Приказ императора. Как сделать, чтобы здание получилось надежным и крепким? И вот строители, видно располагавшие большими средствами, идут на применение новых материалов, на изобретение, которое выделило храм среди прочих зданий Ориссы. Они сделали ему железный каркас.

Плиты стен храма скреплены железными прутьями и клиньями, а потолок основного зала джагамохана держится на металлических балках. Причем балки, невиданные в восточном средневековом зодчестве, достигают десяти метров в длину и двадцати сантиметров в поперечнике. Одни из них кованые, другие сварены холодным способом из широких железных полос.

Интересна и сама процедура строительства, которая позволяла втаскивать на большую высоту неподъемные глыбы и плиты. Уложив первый ряд плит, строители засыпали площадку песком на высоту этого ряда. По мере того как росли стены, росла и гора песка, так что стен не было видно: изобретение строителей пирамид было сделано вновь.

По склонам песчаной горы волоком поднимали плиту и клали их на стены. Песком была заполнена и внутренность здания. Это еще больше увеличивало надежность и прочность конструкции, не скрепленной еще сверху потолочными плитами. Джагамохан был завершен. От башни пришлось отказаться.

…Никто не знает, как отнесся к вести о прекращении строительства царь. Вряд ли спокойно. Он понимал, что храм – это его тело и, если башня не достроена, умрет и он сам. Возможно, он приказал казнить строителей, решив, что срыв стройки – косвенное покушение на его жизнь. А может быть, царь был умным человеком и, когда ознакомился с расчетами, согласился, что лучше сохранить уже построенное, и соответственно голов никому не рубил.

Потом, когда из храма ушли строители и разбрелись во все стороны многочисленные торговцы, чернорабочие, нищие монахи – все, кто в таком изобилии окружает строительство храмов, рыбаки создали легенду о том, что башню снес разгневанный бог Солнца.

«…И даже в полуразрушенном состоянии, подобно торсу какой-нибудь знаменитой классической статуи с утерянными руками и головой, этот храм, избитый и надломленный, полузасыпанный песком, все-таки, несомненно, произведение высокого искусства» – так сказал о Черной пагоде крупнейший знаток индийской архитектуры Перси Браун.

На первый взгляд джагамохан, украшенный скульптурами и барельефами, может показаться сложным, изысканным, но, стоит приглядеться, увидишь, что он сравнительно прост. Он состоит из бады – кубического тела и пиды – пирамидальной крыши. Длина основания равна общей высоте здания, то есть джагамохан полностью вписывается в куб со стороной тридцать шесть метров.

Пирамидальная крыша состоит из трех террас, на каждую из них ведут ступени. На террасах стоят статуи музыкантов выше человеческого роста. Это – новаторство для индуистского храма, в других храмах таких скульптур не найти. Да и вообще даже в Индии мало храмов, столь богатых скульптурами. Возможно, строители сочли, что храм, посвященный богу Солнца, должен быть пышнее, нежели прочие храмы Ориссы.

Помимо семи коней, влекущих храм-колесницу, во дворе храма стояли скульптурные группы, изображавшие слонов в натуральную величину, коней, львов. Эти статуи берегли подходы к храму.

Знаменит канаракский храм также барельефами и статуями, украшающими его стены. Если в ранних храмах Ориссы скульпторы изображали лишь богов, хотя и в образе человеческом, танцовщиц и музыкантов, услаждающих богов, то в позднейших храмах, а к ним относится и храм в Канараке, большую роль играет человек. Жизнь его, обыденные дела становятся сюжетами, достойными того, чтобы их отразить в скульптуре храма. Индуистский скульптор, изображая сцены из жизни окружавших его людей, полагал, что их любовь, повседневные дела так же важны, как и деяния богов. На скульптуру храмов оказал большое влияние тантризм – учение, придававшее особое значение ритуалам и заклинаниям, при помощи которых человек может постичь истину. В тантре есть элементы и анимизма, и черной магии. Тантра рассматривает тело человека как воплощение истины всей вселенной. Поэтому в храмах, подверженных влиянию тантры, скульптуры порой казались неприличными благовоспитанному английскому путешественнику. Любовные сцены были для него, воспитанного на целомудрии христианской церкви, недостойными дома бога, недостойными того, чтобы лицезреть их. То, что веками скрывалось в темноте, о чем можно шептаться, но нельзя сказать вслух, – все это вынесено на стены индийских храмов. Неудивительно, что миссионеры и чиновники ругали канаракский храм на чем свет стоит и разрушили бы его, если бы имели возможность.

Для индусов же бог и человек – одно целое и нет в жизни человека таких сторон, которые нельзя изобразить на стенах храма. Вопрос состоял в другом – и тут в дело вступало искусство: жизнь человека должна быть красивой, достойной богов.

Нигде больше в Ориссе не найдется столько совершенных скульптур и барельефов, нигде не достигнуто такое полное единство архитектуры и скульптуры. Черная пагода, недостроенная и забытая, – высшая точка, которой достигло искусство Ориссы, на ней закончилась история одной из великолепнейших индийских школ.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.