РУССКАЯ СИМФОНИЯ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

РУССКАЯ СИМФОНИЯ

ПРЕПОДОБНЫЙ ИОСИФ ВОЛОЦКИЙ

В СУДЬБАХ РОССИИ

СЕ ВРАЗИ ТВОИ ВОЗШУМЕША И НЕНАВИДЯЩИИ ТЯ ВОЗДВИГОША ГЛАВУ…

ЕРЕСЬ ЖИДОВСТВУЮЩИХ

В РУССКОЙ ИСТОРИИ мало лиц, вызывавших столь противоречивые оценки потомков, как это случилось с преподобным Иосифом, игуменом Волоколамского монастыря (1439-1515)[23].

Его деятельность и учение, столь существенные для становления русского самосознания и понимания России, требуют серьезного и вдумчивого рассмотрения. Именно он стал русским выразителем древнего православного учения о "симфонии властей" – церковной и государственной, об их взаимном гармоничном отношении и дополняющих друг друга обязанностях.

Мирское имя преподобного Иосифа было Иван Санин. Род Саниных вышел из Литвы и осел в Волоколамском княжестве в деревне Спировской, ставшей их родовой вотчиной. Будучи двадцати лет от роду, Иван поступил в Боровской монастырь в послушание святому старцу Пафнутию. Вскоре в этом же монастыре был пострижен и его отец, которого разбил паралич. С благословения старца юный инок Иосиф принял на свое попечение родителя, за которым неотступно ухаживал до самой его кончины в течение пятнадцати лет.

Мать Иосифа тоже постриглась и стала монахиней Мариной женского Волоколамскою монастыря. Вслед за родителями ушли в монастырь и оставшиеся дети, кроме одного. Среди ближайшей родни Иосифа насчитывается четырнадцать мужских имен монашествующих (и лишь одно мирское) и четыре женских – все монашеские. Упоминавшийся выше Ростовский архиепископ Вассиан – родной брат Иосифа. Другой его брат стал епископом Тверским Акакием, а два племянника – Досифей и Вассиан (Топорковы) стали иконописцами и совместно со знаменитым Дионисием, учеником преподобного Андрея Рублева, расписали церковь Валаамского монастыря. Воистину преизобильно излилась благодать Божия на род Саниных, явивший столько подвижников и просиявший столь блестящими дарованиями.

По смерти своего учителя, преподобного Пафнутия, игуменом монастыря стал преподобный Иосиф. Он хотел ввести более строгий устав, который для братии оказался непосильным. Тогда Иосиф оставил Боровскую обитель и решил основать новую, со строгим уставом, на безлюдном и нетронутом месте. Место такое вскоре нашлось недалеко от прежней родовой отчины подвижника в Волоколамском княжестве. Князь Волоколамский Борис Васильевич, родной брат государя Иоанна III, благоволил к святому и стал покровителем нового монастыря. Вот как описывает устройство этой обители церковный историк М. В. Толстой:

"По правилу преподобного Иосифа, у братии должно быть все общее: одежда, обувь, пища, питие; никто из братии без благословения настоятеля не мог взять в келью ни малейшей вещи; не должен был ничего ни есть, ни пить отдельно от других; хмельные напитки не только не позволялось держать в монастыре, но запрещалось привозить приезжающим и в гостиницу. К божественной службе должно было являться по первому благовесту и занимать в храме определенное для каждого место; переходить с места на место или разговаривать во время службы запрещалось. После литургии все должны были идти в трапезную, вкушать пищу безмолвно и внимать чтению. В свободное от службы время братия должны были участвовать в общих работах или, сидя по кельям, заниматься рукоделием. После повечерия не позволялось останавливаться в монастыре или сходиться, но каждый должен был идти в свою келью и с наступлением вечера исповедоваться отцу своему духовному – в чем кто согрешил в течение дня. Женщинам и детям запрещен был вход в монастырь, а братии – всякая беседа с ними. Без благословения никто не мог выходить за ворота. Для управления монастырем был совет из старцев.

Под руководством преподобного Иосифа братия усердно подвизалась на поприще иноческой жизни. Все время было посвящено или молитве, или трудам телесным. Пища была самая простая, все носили худые одежды, обувь из лыка, терпели зной и холод с благодушием; не было между ними смеха и празднословия, но видны были постоянные слезы сокрушения сердечного. В кельях своих братия ничего не имели, кроме икон, книг божественных и худых риз, а потому у дверей келий и не было запоров. Кроме обыкновенного правила монашеского, иной полагал еще по тысяче, другой и по две и по три тысячи поклонов в день. Для большего самоумервщления иной носил железную броню, другой – тяжелые вериги, третий – острую власяницу. Большая часть ночи проходила в молитве. Сну предавались на короткое время, иной стоя, иной сидя. И все такие подвиги предпринимались не самовольно, но с благословения настоятеля. Таким образом послушание освящало их, а любовь увенчивала. Каждый готов был помочь душевным и телесным нуждам своего брата. Знаменитость происхождения, мирская слава и богатство за вратами были забываемы. Приходил ли в монастырь нищий или богач, они равны были: на каждого возлагались одинаковые труды, и почесть отдаваема была только тем, которые более подвизались и преуспевали на поприще иноческих подвигов.

Сам Иосиф во всем был примером для братии. Прежде всех приходил он в храм Божий, пел и читал на клиросе, говорил поучения и после всех выходил из храма. Была ли общая работа для братии, он спешил и здесь предварить всех, трудился, как, последний из братии; носил такую убогую одежду, что часто его не узнавали, изнурял себя постом и бдением, вкушая пищу большей частью через день и проводя ночи в молитве. Но не видали его никогда дряхлым или изнемогающим; всегда лицо его было светло, отражая душевную чистоту. С любовью помогал он братии во всех их нуждах; особенное внимание обращал на душевное состояние каждого, подавал мудрые советы и силу слова подкреплял усердной молитвой к Богу о спасении вверенных ему душ. Когда кто из братий боялся или стыдился открывать ему свои помыслы, опытный старец, провидя внутренние помышления, сам заводил беседу о них и подавал нужные советы. Ночью тайно обходил он кельи, чтобы видеть, кто чем занимается, и если слышал где разговор после повечерия, то ударял в окно, показывая свой надзор. Во время одного из таких обозрений заметил он, что кто-то крадет жито из монастырской житницы. Увидя Иосифа, вор хотел бежать, но Иосиф остановил его, сам насыпал ему мешок жита и отпустил с миром, обещая впредь снабжать его хлебом.

Особенно любил он помогать нуждающимся. Имел ли кто из поселян нужду в семенах для посева или лишался домашнего скота и земледельческих орудий, приходили к Иосифу, и он снабжал всем нужным. В один год в Волоколамской области был голод. В продолжение всего этого несчастного времени Иосиф питал около семисот человек, кроме детей"

Сказанного, казалось бы, достаточно, чтобы однозначно оценить светлый образ преподобного Иосифа. И тем не менее миф о его "жестокости" весьма живуч. Связано это, в первую очередь, с той выдающейся ролью, которую сыграл святой в борьбе с "ересью жидовствующих", грозившей России страшными потрясениями.

Прежде чем говорить об исторических событиях, связанных с этой ересью, о роли русских иерархов в ее искоренении и о влиянии, оказанном этими событиями на русское самосознание, необходимо коснуться более общих вопросов, связанных с нравственно-религиозным характером иудаизма и его культовыми особенностями.

Непримиримое отношение иудаизма к христианству коренится в абсолютной несовместимости мистического, нравственного, этического и мировоззренческого содержания этих религий. Христианство есть свидетельство о милосердии Божием, даровавшем всем людям возможность спасения ценой добровольной жертвы, принесенной Господом Иисусом Христом, вочеловечившимся Богом, ради искупления всех грехов мира. Иудаизм есть утверждение исключительного права иудеев, гарантированного им самим фактом рождения, на господствующее положение не только в человеческом мире, но и во всей Вселенной.

"И мир проходит, и похоть его, а исполняющий волю Божию пребывает вовек" (Ин. 2:17). "Так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную" (Ин. 3:15); "Всякий верующий в Него не постыдится. Здесь нет различия между Иудеем и Еллином, потому что один Господь у всех, богатый для всех, призывающих Его" (Рим. 10:11-12), – свидетельствует миру христианство, утверждая любовь как основу мироздания, нравственную ответственность человека перед Законом Божиим и равенство всех перед этим законом. Талмуд же утверждает: "Еврейский народ достоин вечной жизни, а другие народы подобны ослам"; "Евреи, вы люди, а прочие народы не люди…"; "Одни евреи достойны названия людей, а гои… имеют лишь право называться свиньями". Подобным утверждениям, выводящим деятельность своих приверженцев за рамки нравственных оценок и лишающим их каких бы то ни было этических и моральных норм в общении с другими народами, талмудизм отводит центральное место, сознательно подменяя вероисповедание национальной принадлежностью адептов. Его сатанинские истоки обличил Сам Господь Иисус Христос, прямо сказавший искушавшим Его иудеям: "Ваш отец диавол; и вы хотите исполнять похоти отца вашего" (Ин. 8:44). Истоки эти теряются в глубине веков. Задолго до Рождества Христова пророки обличали Израиль. Но тщетно. Лишившись под ударами Ассирии и Вавилона государственной независимости, евреи превратно истолковали свои священные книги, ожидая пришествия Мессии, Христа как Царя Израильского, который сделает их господами мира. "Они, будучи всецело заняты своим земным значением…, мечтая о необыкновенном земном преуспеянии, ради этих значения и преуспеяния, ради одной суетной мечты о них, отвергли Мессию", – говорит святитель Игнатий Брянчанинов.

Закоснев в ожидании военного и политического лидера, иудеи отвергли истинного Христа, пришедшего в мир с проповедью покаяния и любви. Особую их ненависть вызывал тот факт, что, обличив фарисеев, Христос разрушил миф о еврейской "богоизбранности", приобщив к Своему учению языческие народы. И вот иудеи оклеветали Спасителя перед римской властью и добились ему смертного приговора. Результатом этого святотатства было отвержение преступников благодатью Божией. Народ еврейский, "который первоначально был избран Божиим народом…, сделался, народом по преимуществу отверженным" (святитель Игнатий Брянчанинов).

Но распятый Христос оказался для богоборцев еще страшнее. Христианство стремительно завоевывало мир, отодвигая мечту о господстве все дальше и дальше. Тогда христианам была объявлена война. Вести ее открыто христоненавистники не могли – не хватало сил. Их оружием в этой войне стали еретические учения, разрушавшие христианство изнутри, и тайные общества, служившие проводниками еретических воззрений.

Христиане вынуждены были встать на защиту родных святынь. Святой Иоанн Златоуст – "Христовы уста, светило всемирное, вселенский учитель", по определению преподобного Паисия Величковского, – потратил немало сил на обличение беззаконников. Вот что говорил святой, живший в IV веке: "Если ты уважаешь все иудейское, то что у тебя общего с нами?… Если бы кто убил твоего сына, скажи мне, ужели ты мог бы смотреть на такого человека, слушать его разговор?… Иудеи умертвили Сына твоего Владыки, а ты осмеливаешься сходиться с ними в одном и том же месте? Когда узнаешь, что кто-нибудь иудействует – останови, объяви о нем, чтобы тебе и самому не подвергнуться вместе с ним опасности". Среди христиан установился взгляд на вражду иудаизма к христианству как на отражение в мире богоборческой ненависти сатаны, диавола – к Иисусу Христу, Сыну Божию, разрушившему Своей крестной жертвой его державу и власть над душами людей.

В борьбе с христианской государственностью иудеи опирались на огромную денежную мощь диаспоры, традиционно контролировавшей всю финансовую жизнь континента. Их интриги в немалой степени способствовали падению Византии в 1453 году, а потом неизбежно были перенесены в Россию, оставшуюся единственным оплотом чистого апостольского Православия.

Вся тяжесть ненависти народа-богоубийцы закономерно и неизбежно сосредоточилась на народе-богоносце, соделавшем задачу сохранения веры смыслом своего бытия. "В инех странах", – писал преподобный Иосиф Волоцкий, – хотя и есть люди "благочестивии и праведнии", но там есть "нечистиви и неверии", а также "еретичьская мудрствующе". А в "Рустей" же земле "веси и села мнози, и грады" не знают ни одного "неверна или еретика" – все "овчата" единого Христа, "все единомудрствующе" в полном согласии с неповрежденным святоотеческим Православием. Так жила Россия к моменту возникновения на ее северных границах еретического очага жидовствующих.

В 1470 году в Новгород из Киева прибыл еврей Схария с несколькими единоверцами. Они приехали в качестве купцов в свите брата Киевского князя Симеона – Михаила Александровича (Олельковича), приглашенного новгородцами. Схария не был простым купцом. Вероятнее всего, он не был купцом вообще. Для купца он был слишком разносторонне образован. Хорошо разбирающийся в естественных науках, Схария в то же время был коротко знаком и с той областью знаний и умений, сатанинский источник которых Церковь не перестает обличать и по сей день. "Он был – по словам преподобного Иосифа, – научен всякому изобретению злодейства, чародейству и чернокнижию, звездозаконию и астрологии".

Знакомство Схарии с колдовским искусством может объяснить и его быстрый успех в совращении двух православных иереев «Сначала он прельстил попа Дионисия и обратил его к жидовству. Дионисий привел к нему попа Алексея", – повествует преподобный Иосиф. Увидев, что дело идет успешно, Схария пригласил в Новгород еще двух жидов – Шмойла Скарявого и Моисея Хапуша. Совращенные в ересь хотели было обрезаться, но их иудейские учителя запретили им это, велев хранить иудейство в тайне, а явно прикидываться христианами. Сделавши все для основания тайной еретической организации, евреи бесследно исчезли – то ли уехали из города, то ли скрылись так ловко, что перестали привлекать к себе внимание народа и властей.

Далее события развивались следующим образом: ересь в Новгороде продолжала распространяться. В числе зараженных ею оказался даже настоятель Софийского собора протопоп Гавриил. В качестве литературных "источников" учения в жидовствующих кругах были особенно популярны астрологические сборники и поучения раввина Маймонида.

В 1480 году великий князь Московский Иоанн III взял Алексея и Дионисия в Москву. Их образованность и внешнее благочестие обеспечили им высокие назначения. Одному – протопопом в Успенский собор, другому – священником в Архангельский Так ересь начала распространяться в Москве, ее приверженцы находились во все более высоких кругах. Ревностным сторонником ереси стал всесильный дьяк посольского приказа Феодор Курицын с братом Иоанном Волком. Протопоп Алексей и Курицын имели свободный доступ к Иоанну III. "Того бо державный во всем послушаше", – сетовал о влиянии Курицына на великого князя преподобный Иосиф. В 90-х годах бороться с Курицыным стало делом совсем непосильным. Ходили слухи что его власть над Иоанном III основывается на чародействе и колдовстве. "И звездозаконию учаху и по звездам смотрети и строити рожение и житие человеческое", – обвиняет преподобный Иосиф Курицына и Алексея .

Но в это время на новгородскую кафедру был поставлен архимандрит Московского и Чудова монастыря, ревностный поборник Православия преподобный Геннадий. Новый архиепископ был по словам Степенной книги, "муж сановитый, мудрый, добродетельный, сведующий в Писании". Вскоре по прибытии к пастве он открыл существование тайного общества еретиков и донес о нем великому князю и митрополиту, а сам приступил к розыску. В Новгороде еретики присмирели, но в Москве ересь продолжала укрепляться – с "диким нечестием и страшными мерзостями разврата", по словам церковного историка[24]. В 1491 году митрополитом Московским стал Зосима, тайный приверженец ереси.

Еретики заприметили его давно, еще когда он был архимандритом Симоновского монастыря: Протопоп Алексей, втершийся в доверие государю, указал Иоанну III на Зосиму как на самого "достойного" преемника почившего митрополита Геронтия. Новый еретичествующий митрополит был предан обжорству и плотским страстям. Когда вино делало его откровенным, он высказывал мысли соблазнительные и богохульные: что Христос сам себя назвал Богом, что евангельские, апостольские и церковные уставы – все вздор, иконы и кресты – все равно что болваны…

Против нечестивого митрополита восстал со святою ревностью преподобный Иосиф Волоцкий. "В великой церкви Пречистой Богородицы, на престоле св. Петра и Алексея, – писал он, – сидит скверный, злобесный волк в пастырской одежде, Иуда Предатель, бесам причастник, злодей, какого не было между еретиками и отступниками… Если не искоренится этот второй Иуда, то мало-помалу отступничество утвердится и овладеет всеми людьми. Как ученик учителя, как раб государя молю, – взывал преподобный Иосиф к православным пастырям, – учите все православное христианство, чтоб не приходили к этому скверному отступнику за благословением, не ели и не пили с ним".

Обличения Иосифом еретика-митрополита и труды архиепископа Геннадия сделали свое дело. На соборе 1494 года стараниями двух этих святых подвижников Зосима был лишен кафедры за ересь жидовства, разврат, пьянство и кощунство. Но до искоренения самой ереси было еще далеко. К ее покровителям прибавилась княгиня Елена, невестка Иоанна III, мать наследника престола малолетнего царевича Дмитрия.

В обличение еретиков преподобным Иосифом было написано шестнадцать "Слов", известных под общим названием "Просветитель". Со временем его подвижническая деятельность начала приносить плоды. Чаша весов стала постепенно склоняться в пользу ревнителей благочестия. В 1500 году опала постигла Феодора Курицына. В 1502 году Иоанн III положил опалу и на княгиню Елену с Дмитрием, посадив их под стражу. Наконец в 1504 году состоялся собор, на котором ересь была окончательно разгромлена, а главные еретики осуждены на казнь.

Столь суровое наказание (а на нем безусловно настаивал преподобный Иосиф) было связано с чрезвычайной опасностью ситуации[25]. Еретики дозволяли для себя ложные клятвы, поэтому искренности их раскаяния верить было нельзя. Но и в этом случае традиционное русское милосердие взяло верх. Казнены были лишь несколько самых закоренелых еретиков – остальным предоставили возможность делом доказать свое исправление. Время показало справедливость опасений: разбежавшиеся по окраинам еретики не только не исправились, но положили начало новой секте "иудействующих".

Краткий рассказ не позволяет передать всего драматизма этой истории Но можно с уверенностью сказать, что в течение тридцати четырех лет с момента рождения ереси и до ее разгрома в 1504 году дальнейшая судьба России и само ее существование находились под вопросом. Дело в том, что ересь жидовствующих не была "обычной" ересью. Она больше напоминала идеологию государственного разрушения, заговора, имевшего целью изменить само мироощущение русского народа и формы его общественного бытия[26].

"Странности" ереси проявлялись с самого начала. Ее приверженцы вовсе не заботились о распространении нового учения в народе что было бы естественно для людей, искренне верящих в свою правоту. Отнюдь нет – еретики тщательно выбирали кандидатуры для вербовки в среде высшего духовенства и административных структур. Организация еретического общества сохранялась в тайне, хотя Россия никогда не знала карательных религиозных органов типа католической Инквизиции. И что самое странное, приверженцам ереси предписывалось "держать жидовство тайно, явно же христианство". Именно показное благочестие стало причиной возвышения многих из них.

Таким образом, внешняя деятельность еретиков была направлена на внедрение в аппарат властей – светской и духовной, имея конечной целью контроль над их действиями и решающее влияние на них. Проще сказать, целью еретиков в области политической являлся захват власти. И они едва не преуспели в этом.

Государев дьяк Феодор Васильевич Курицын впал в ересь после знакомства с протопопом Алексеем в 1479 году. Через три года он отправился послом на запад, в Венгрию, причем государственная необходимость этого посольства представляется весьма сомнительной. Вернувшись в Москву к августу 1485 года, обогащенный западным опытом, Курицын привез с собой таинственную личность – "угрянина Мартынку", влияние которого на события кажется совсем загадочным. Он был непременным участником собраний тайного еретического общества, центром которого стал после возвращения из Венгрии Курицын. "Та стала беда, – сетовал архиепископ Геннадий, – как Курицын из Угорския земли приехал – он у еретиков главный печальник, а о государской чести печали не имеет". Предводитель новгородских еретиков Юрьевский архимандрит Кассиан, присланный из Москвы на это место по ходатайству Курицына, пользуясь покровительством всемогущего дьяка, собирал у себя еретиков, несмотря даже на противодействие своего епископа.

Поставление в 1491 году митрополитом еретика Зосимы привело тайное общество жидовствующих в господствующее положение не только в сфере административно-государственной, но и в области церковного управления. И все же звездный час еретиков приходится на время более позднее – на 1497-1498 годы, когда наследником престола был официально объявлен Дмитрий, внук Иоанна III, сын Иоанна Молодого, умершего в 1490 году. Особый вес получила в этой ситуации мать наследника – Елена, склонявшаяся к ереси и удерживавшая великого князя от крутых мер против нее.

Но главная опасность была даже не в этом. Иоанн III был женат дважды. Его первая жена – "тверянка" – умерла рано, успев ему родить сына, Иоанна Молодого. Вторично Иоанн III женился а Зое (Софье) Палеолог, племяннице последнего византийского императора Константина Палеолога. Воспитанная в католическом окружении, царевна тем не менее сделалась в Москве ревностной поборницей Православия. Этот брак сообщал Москве новую роль, делая ее преемницей державных обязанностей Византии – хранительницы и защитницы истинной веры во всем мире.

Утверждение престола великого князя Московского за сыном Иоанна III от его брака с Софьей Палеолог делало эту преемственность необратимой, передавая ее по наследству и всем будущим государям Московским. Партия еретиков старалась предотвратить это всеми силами. Наконец, в 1497 году великого князя удалось убедить, что Софья готовит заговор в пользу своего сына Василия. 4 февраля 1498 года наследником был объявлен Дмитрий. Впрочем, недоразумение вскоре объяснилось, и уже со следующего, 1499 года, начались гонения на сторонников Дмитрия, закончившиеся опалой для него и его матери. Но в течение двух лет еретики находились на волосок от того, чтобы получить "своего" великого князя.

Такова была внешняя деятельность еретиков. Не менее разрушительным являлось и внутреннее содержание их учения. Еретики отвергали троичность Бога, Божество Иисуса Христа, не признавали церковных Таинств, иерархии и монашества. То есть, главные положения ереси подрывали основы основ благодатной церковной жизни – ее мистические корни, догматическое предание и организационное строение. Лучшее оружие для разрушения Церкви трудно придумать.

Одним из первых почувствовал приближение "пагубной и богохульной бури" преподобный Иосиф. Еще в конце 70-х годов, будучи насельником Боровского монастыря, он написал послание против еретиков, отрицавших иконописные изображения Троицы. Когда ересь обрела покровителя в лице митрополита Зосимы, преподобный Иосиф не остановился перед публичным обличением ересиарха, называя Зосиму в своих письмах "антихристовым предтечей" и "сосудом сатаниным", не отступая в обличениях до тех пор, пока собор не осудил митрополита. Верность истине святой поставил выше правил внешней дисциплины.

Вероятно, не без влияния преподобного Иосифа или единомысленных ему иерархов в предисловии к новой Пасхалии, изданной после 1492 года, засвидетельствовано признание Русской Церковью своего преемственного по отношению к Византии служения. Дерзновенно истолковывая слова Господа Иисуса Христа -"И будут перви последний и последний перви", – авторы предисловия провозглашают ту важнейшую основу русского религиозного сознания, которая позже выльется в чеканную формулу "Москва – третий Рим". "Первые", говорится в предисловии, это греки, имевшие первенство чести в хранении истин веры. Ныне же, когда Константинополь пал, наказанный за маловерие и вероотступничество, – греки стали "последними", и служение византийских императоров переходит к "государю и самодержцу всея Руси", а роль Византии – "к новому граду Константинову – Москве, и всей Русской земле…"

Деятельность преподобного Иосифа давала результаты. Иоанн III вызвал к себе святого и много беседовал с ним о церковных делах, признаваясь, что еретики и его старались привлечь на свою сторону.

"Прости меня, отче… Я знал про новгородских еретиков", – говорил великий князь.

"Мне ли тебя прощать?" – отвечал преподобный.

"Нет, отче, пожалуй, прости меня. Митрополит и владыки простили меня".

"Государь! -возразил Иосиф. – В этом прощении нет тебе пользы, если ты на словах просишь его, а делом не ревнуешь о православной вере. Вели разыскать еретиков!"

"Этому быть пригоже, – ответил Иоанн Васильевич. – Я непременно пошлю по всем городам обыскать еретиков и искоренить ересь". Однако боязнь погрешить излишней суровостью долго удерживала князя от решительных действий. "Как писано: нет ли греха еретиков казнить?" – тревожно допытывался он у преподобного, пригласив его к себе еще раз. И лишь соборное решение духовенства, проклявшего еретиков и постановившего предать казни наиболее злостных из них, успокоило великокняжескую совесть.

Преподобный Иосиф, вероятно, излагал Иоанну III также учение о том, что "царь… Божий слуга есть", и что это обязывает его к особому вниманию в защите святынь. В эти обязанности входит и стремление к "симфонии властей" – светской и церковной, основанной на их совместном религиозном служении и разделении конкретных обязанностей.

Таким образом, окончательный разгром ереси совпадает с вступлением русского народа в служение "народа-богоносца", преемственного хранителя святынь веры, и с утверждением взглядов на взаимозависимость и взаимную ответственность светских и духовных властей.