«Двенадцать половых заповедей революционного пролетариата»
«Двенадцать половых заповедей революционного пролетариата»
Коммунистическая мораль конца XIX – начала XX века супружескую измену и беспорядочные половые связи преступлением не считала. Основоположники коммунизма называли институт брака отрыжкой буржуазной морали. В 1930 году Малая советская энциклопедия опубликовала статью председателя Верховного суда РСФСР Петра Стучки, утверждавшего, что «семья является первичной формой рабства», которой суждено отмереть, наравне с государством и частной собственностью[191].
Совершив Октябрьский переворот, большевики начали построение тоталитарного общества. Изнасилования и сексуальные надругательства над представительницами враждебных классов преступлением не считались – сексуальная свобода декларировалась победителями как одно из завоеваний пролетариата. Так издревле поступала почти любая армия-победительница, психологически подавляя побеждённых, и в 1945 году в Германии Красная Армия повторила то, что когда-то с Россией сделали татаро-монголы.
«Социально близких» женщин «пролетарии» не насиловали, с помощью лидеров феминистского движения их старались перевоспитать. Барышень-комсомолок, не желавших удовлетворять физиологические потребности товарищей по партии, называли мещанками, недостойными быть членами союза коммунистической молодёжи.
Активными пропагандистками свободной любви были Инесса Арманд, с молчаливого согласия Крупской ставшая любовницей Ленина, и Елена Стасова, секретарь (только ли?) Ленина и Сталина. Их обеих перещеголяла Коллонтай, будущий посол СССР в Норвегии и Швеции. В 1917 она бурно агитировала революционных солдат и матросов раскрепоститься и дать волю физическим наслаждениям.
Ошибается тот, кто думает, что кронштадтские моряки захватывали для большевиков власть, воодушевлённые лозунгом: «Мир народам – земля крестьянам!» В 1917 Коллонтай срывала матросов с кубриков более понятным лозунгом: «Дорогу крылатому Эросу!» В доказательство искренности своих слов генеральская дочь, сорокапятилетняя светская дама, скинула одежды и ринулась в постель к двадцативосьмилетнему председателю Центробалта Павлу Дыбенко.
Балтийский флот не смог устоять против такой жертвы. Ради крылатого Эроса он готов был штурмовать Зимний дворец и женские гимназии Санкт-Петербуга.
В 1923 году Коллонтай, председатель первой Международной конференции женщин-коммунисток, призвала их «не сдерживать своих сексуальных устремлений, раскрепостить инстинкты и дать простор любовным наслаждениям!»
О том, как восприняла уроки коммунистически воспитанная молодёжь, свидетельствует эпизод из биографии комсомольского поэта Эдуарда Багрицкого. Он приведён в книге Моники Спивак «Посмертная диагностика гениальности» со ссылкой на воспоминания Олеши, Катаева, Бабеля и ещё десяти очевидцев, присутствовавших на вечеринке в одесском литературном салоне[192].
«Однажды на одной вечеринке заключил пари, что может во время любовного акта при всех присутствующих читать вслух стихи Пушкина и что голос у него при этом не дрогнет. И тут же с одной девушкой привёл в исполнение то, о чём говорил…»
В апреле 1919 года генерал Деникин подписал положение о создании «Особой Комиссии по расследованию злодеяний большевиков». Один из опубликованных ею документов назывался «Акт расследования о социализации девушек и женщин в городе Екатеринодаре по мандатам Советской власти».
Будучи в здравом уме, понять словосочетание «социализация девушек» невозможно. Большевистский декрет, изданный весной 1918 года, разъяснял, что все девицы Екатеринодара в возрасте от 16 до 25 лет подлежат «социализации». Любой обладатель мандата – ими были как красноармейцы, так и начальствующие представители советской власти – имел законное право на «социализацию» десяти барышень. По данным комиссии, по этим мандатам за короткий срок изнасилованы были шестьдесят учениц, в основном барышни из буржуазных семей. А пятиклассница одной из екатеринодарских гимназий в течение двенадцати суток подвергалась истязанию целой группой красноармейцев, которые затем расстреляли её и сожгли[193].
Побесчинствовав, большевики решили упорядочить физиологические инстинкты. В брошюре «Революция и молодёжь», изданной в 1924 году, они сформулировали «Двенадцать половых заповедей революционного пролетариата».
Девятая заповедь Евангелия от большевиков гласила: «Половой подбор должен строиться по линии классовой революционно-пролетарской целесообразности. В любовные отношения не должны вноситься элементы флирта, ухаживания, кокетства и прочие методы специально-полового завоевания». Сексуальное инакомыслие пресекалось.
Двенадцатая заповедь обосновала право коммунистов вмешиваться в личную жизнь пролетария: «Класс, в интересах революционной целесообразности, имеет право вмешаться в половую жизнь своих сочленов: половое во всем должно подчиняться классовому, ничем последнему не мешая, во всем его обслуживая».
«Пролетариат имеет все основания для того, чтобы вмешаться в хаотическое развёртывание половой жизни современного человека». «Половое влечение к классово враждебному, морально противному, бесчестному объекту является таким же извращением, как и половое влечение человека к крокодилу, к орангутангу»[194].
Впору обвинять Оруэлла в плагиате, ему не пришлось выдумывать «Скотный двор» («AnimalFarm») и «1984».
Такие уроки нравственности получил Берия, встретивший Февральскую революцию на пороге восемнадцатилетия. Обвиняя его после 1953 года в сексуальной распущенности, надо помнить, кто был его учителями, и не забывать, в какой атмосфере выросло его поколение.
Отрезвление пришло достаточно быстро. Коммунисты, в первые годы своего правления активно проповедующие свободную любовь, неожиданно стали блюстителями морали. Страну захлестнули венерические болезни. Армия перестала быть боеспособной. В 1927 году доктор Голомб в брошюре «Половая жизнь. Нормальная и ненормальная» привёл страшные цифры.
«42 % наших бурят и 36 % жителей Дагестана больны сифилисом. По статистике Федоровского около 20 % населения Украины одержимы венерическими болезнями (Выделено мной. – Р. Г.). Борьба с последними немыслима без фактического уничтожения проституции, ибо это две сестры, гнездящиеся в одном источнике»[195].
Оставим в стороне литературный язык (местами он вызывает судорожный смех) – сделаем скидку на то, что брошюра была образовательным пособием наших прадедушек и прабабушек и печаталась многотысячными тиражами (тиражу 5-го издания, 70 000 экземпляров, позавидуют многие нынешние писатели). Ещё одна цитата, характеризующая эпоху.
«На втором всесоюзном съезде по борьбе с венеризмом московский профессор Фронштейн, рисуя современную половую распущенность, заявил следующее: „Половое воздержание совершенно безвредно; уменьшая половую деятельность, мы одновременно повышаем физические и духовные силы организма". Нашим кружкам по физкультуре суждено, по-видимому, сыграть ценную роль трансформаторов половой энергии»[196].
Коммунистических вождей нравоучения Фронштейна не беспокоили. «Дедушка Калинин» охотился за молоденькими балеринами Большого театра, «любимец партии» Киров побил все мыслимые и немыслимые рекорды обольщения (за это, кстати, и поплатился); каждый вождь (медленно спускаемся по номенклатурной лестнице), в кого ни ткни пальцем, по прямому назначению тратил «половую энергию».
Но времена изменились. Борьба с венерическими болезнями, захлестнувшими страну, и ухудшение демографической ситуации заставили припрятать прежние лозунги. То, что публично поощрялось, стало осуждаться. За изнасилование могли приговорить к смертной казни, идеализировалась «советская семья образцовая» – припоминается песня Галича о «гражданке Парамоновой», в которой, как в зеркале, отразилась эпоха. На прегрешения номенклатурных работников смотрели сквозь пальцы. Однако если впавшего в немилость чиновника следовало наказать или припугнуть, и иных обвинений не было, вытаскивалось обвинение в сексуальном разврате и устраивалось показательное судилище.
Новые веяния описывает Судоплатов, рассказывая о письме сотрудников украинского НКВД, полученном Хрущёвым и Берией осенью 1939 года, обвинявших Серова, наркома внутренних дел Украины, в том, что под видом выполнения оперативных обязанностей он заводит любовные интрижки. Судоплатов находился в кабинете Берии, когда нарком предложил Серову объяснить свои действия и ответить на обвинения в его адрес.
Оправдываясь, Серов сказал, что роман с Бандровска-Турска вызван оперативными требованиями и разрешение он получил от Хрущёва. Берия тут же предложил ему позвонить из своего кабинета Хрущёву, но тот, услышав, откуда Серов звонит, начал ругаться:
«– Ты, сукин сын, – кричал он в трубку, – захотел втянуть меня в свои любовные делишки, чтобы отмазаться? Передай трубку товарищу Берии!
Мне было слышно, как Хрущёв обратился к Берии со словами:
– Лаврентий Павлович! Делайте всё, что хотите с этим желторотым птенцом, только что выпорхнувшим из военной академии. У него нет никакого опыта в серьёзных делах. Если сочтёте возможным, оставляйте его на прежней работе. Нет – наказывайте, как положено. Только не впутывайте меня в это дело и в ваши игры с украинскими эмигрантами.
Берия начал ругать Серова почём зря, грозясь уволить из органов с позором, называя мелким бабником, всячески оскорбляя и унижая. Честно говоря, мне было крайне неловко находиться в кабинете во время этой гневной тирады. Затем Берия неожиданно предложил Серову обсудить со мной, как можно выпутаться из этой неприятной истории»[197].
Как сложилась биография Серова? На первых порах – удачно. Прелюбодеяние с использованием служебного положения – преступление не такое уж страшное. Замяли. Преданный слуга Хрущёва в марте 1954 года стал председателем КГБ, с августа 1958 – заместителем начальника Генштаба по разведке и начальником Главного разведывательного управления (ГРУ). Карьера его рухнула в 1963 году в связи с арестом полковника ГРУ Олега Пеньковского, завербованного спецслужбами США и Великобритании. „За потерю политической бдительности и недостойные поступки" (Серову припомнили любовные приключения) он был снят с должности, понижен в звании до генерал-майора и лишён Золотой Звезды Героя Советского Союза.
Коммунист Берия был такой же, как все. После его ареста, из-за недостатка обвинений, заговорили о сексуальной распущенности. На партийных собраниях, закрытых для непартийцев, приводились умопомрачительные цифры изнасилованных им женщин (В тридцатых годах после вакханалии свободной любви, приведшей к массовым венерическим заболеваниям, коллонтаевские лозунги были припрятаны). За ширмой все оставалось по-прежнему, партийные вожди ни в чем себе не отказывали, но чтобы исключить неприятности, девушки подбирались из своего круга или подготавливались спецотделами КГБ.
Со слов Хрущёва, на следствии Берия признался в «моральном разложении»: у следователя оказался список 221 его любовницы. По другим данным, утверждает Хрущёв, их было 760. Показания против Берии дал Саркисов, его телохранитель («ценность» их в том, что они взяты под палкой), а также киноактрисы Окуневская и Фёдорова, утверждавшие, что они были изнасилованы.
Судоплатов писал, что Абакумов, заняв кресло министра, ознакомился с рапортами милиции на охранников Берии, которые хватали на улице женщин и приводили их к шефу. Были жалобы мужей и родственников потерпевших.
Судоплатов называет имена – полковника Людвигова, начальника секретариата Берии в Министерстве внутренних дел, и Саркисова, начальника охраны Берии. Оба они были родственниками Микояна и помилованы в 1964 году, едва Микоян занял пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР. Судоплатов, напомню, отсидел до 1968 года, от Микояна милости не дождался (не был родственником) и был реабилитирован военной прокуратурой лишь после распада Советского Союза.
Берия не безгрешен, как и не безгрешен любой комсомолец двадцатых годов, включая Хрущёва. Они выросли на учении, что семья является буржуазным пережитком и отмирает в коммунистическом государстве.
Тот же Судоплатов пишет о многочисленных любовных подвигах генерала Власика, начальника личной охраны Сталина, и министра госбезопасности Абакумова.
Что ж, Берия аморален и по законам любой цивилизованной страны заслуживает уголовного наказания. Вместе с ним за изнасилования и прелюбодеяния в зал судебного заседания приглашается каждый новый состав Политбюро. Затем – обкомы, горкомы, райкомы… Материала для уголовного преследования хватит на всех – в мемуарной литературе достаточно показаний и на маршала Рокоссовского, и на «дедушку Калинина», и на Жукова, маршала Победы, и на будущего генсека Брежнева… Подвиньтесь, товарищ Берия, нечего одному вальяжно сидеть на скамейке. Садитесь, товарищ Киров. В ленинградском балете любимец партии чувствовал себя как петух в курятнике. Более подробно написано у Судоплатова, читавшего оперативные донесения осведомителей НКВД.
А женщины-коммунистки, последовательницы Коллонтай и Инессы Арманд? Единственная дама в Политбюро, Екатерина Фурцева, и барышни рангом пониже – до секретарей комсомольских райкомов – карьерой своей обязаны крылатому Эросу. Вспомним комсомольскую активистку, первую женщину-космонавта Валентину Терешкову, ради научного эксперимента вышедшую замуж за космонавта Андриана Николаева. Впрочем, чего это автор разбушевался и стал обижать «слабый пол»? Так было всегда.
Комсомолки оправданы! Фаворитками короля, наследницами славы мадам Помпадур за красивые глазки пока ещё не становятся. За всё надо отрабатывать. Безграмотная Марта, дочь латышского крестьянина Самуила Скавронского, прежде чем взойти на российский престол, также прошла большой и доблестный путь, от служанки пастора Глюка до любовницы фельдмаршала Шереметева и князя Меншикова. Переходя из рук в руки, она достигла вершины политической карьеры – спальни Петра Великого и короны Российской империи. Императрице Екатерине Первой виват!
Данный текст является ознакомительным фрагментом.