2. Подрос звереныш !

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

2. Подрос звереныш!

Если сравнивать новорожденные Соединенные Штаты Америки с обыкновенным человеческим младенцем, то, безусловно, следует отметить, что младенчик получился какой-то буйный, шебутной и уж даже опасный для окружающих: кусал неосмотрительно протянувшиеся к нему руки кормилиц, у старого добрейшего доктора спер золотые часы, пока тот его слушал – и совершил еще кучу непотребств…

По человеческим меркам – какой-то фильм ужасов. Ну, а согласно критериям большой политики – ничего особенного. Обыкновенный империализм.

Понятие «империализм», надо сказать, придумали вовсе не большевики, вообще не левые и даже не Карл Маркс с Энгельсом. Это понятие сначала появилось в работах абсолютно аполитичных западных ученых, левизной не страдавших (рискну предположить, что о Марксе кое-кто из них мог и не слышать вовсе).

Вот что писал японский ученый Исида в своей диссертации «Международное положение Японии как великой державы» (Нью-Йорк, 1905): «Экономическая активность великих держав приняла форму „империализма“, которая означает притязания великих держав на контроль – в экономических или политических целях – „над такой частью земной поверхности, какая только соответствует их энергии и возможностям“».

Обратите внимание на закавыченные места: добросовестный Исида так поступил потому, что не сам придумал термины и формулировки, а позаимствовал их из работ европейских ученых, в том числе из книги Гобсона, которая без затей так и именовалась «Империализм»…

В 1904 г. во французском городе Дижоне некий Жозеф Патуйе защитил диссертацию под недвусмысленным названием «Американский империализм». Он также опирался на Гобсона, и, как о факте, говорил не только об американском, но и об английском, немецком, японском и русском империализме. И цитировал своих соотечественников. Де Лапраделль: «Империализм на практике означает добиваться ключей мира – но не военных ключей, как во времена Римской империи, а великих экономических и торговых ключей. Это значит стремиться не к округлению территории, а к захвату и оккупации крупных узловых пунктов, через которые проходит мировая торговля; добиваться не у крупных колоний, а колоний, выгодно расположенных, чтобы охватить земной шар сплошной плотной сетью станций, угольных складов и кабелей».

Дрио: «Итак, завоевание рынков сбыта, погоня за тропическими продуктами – вот основная причина политики колониальной экспансии, которую называют империализмом».

Одним словом, к началу XX столетия имелась масса работ, где понятие «империализм» употреблялось так же часто, как слово «звезда» в астрономических работах. Потом только термин подхватил господин по фамилии Ульянов-Ленин и приспособил его к собственным теоретическим построениям…

Еще Джордж Вашингтон назвал новорожденную республику «поднимающейся империей» (196). Авторы «Федералиста» (168) прямо писали о «расширяющейся империи». Как видим, уже «отцы-основатели» намеревались расширять страну и, насколько возможно, расширять и усиливать влияние.

Как писал в своей книге президент Дж. Ф. Кеннеди, американский Сенат в первые годы своего существования отличался крайне простецкими и патриархальными нравами, способными привести в ужас чопорных европейских сановников (77). Привычки у сенаторов были самые непринужденные, свойственные скорее деревенскому кабачку: вице-президенту Аарону Бэрру частенько приходилось с высокой трибуны призывать сенаторов к порядку, журя «за поедание яблок и печенья на сенатских местах» и за хождение между рядами во время дебатов. Считалось также самой обычной вещью являться на заседания, изрядно выпив. Президент Адамс, будучи еще сенатором, отметил в своем дневнике, что некоторые выступления иных его коллег «были настолько бурными и изобиловали столь несдержанными выражениями, что их можно объяснить лишь тем, что сенатор был разгорячен алкоголем».

Картинка из жизни: члены Сената сидят в шляпах, закинув ноги на столы, а мимо них шествует опоздавший на заседание Джон Рэндолф из Роанока – в сапогах со шпорами, с кнутом в руке (только что охотился и переодеваться не стал – какие церемонии среди своих?). Следом за роанокским сенатором шествует его гончая собака, залезает под стол на свое обычное место и, как всегда, устраивается спать – а сенатор, распространяя вокруг на три ряда ядреный запах алкоголя, плюхается на свое рабочее место и первым делом орет служителю:

– Привратник, принеси-ка виски!

И тот, конечно же, несет…

Остался подробный дневник сенатора Маклея, кладезь бесценной информации. Вот как выглядели рабочие будни Сената 3 апреля 1790 г.: «Зачитали протоколы заседаний. Было получено послание президента Соединенных Штатов. Председательствующему был вручен доклад. Мы глядели друг на друга и смеялись в течение получаса, а затем завершили работу».

Работа заключалась еще и в том, что по настоянию избирателей господа сенаторы серьезно, обстоятельно и долго рассматривали самые неожиданные вопросы: «Вывод столицы из порочного города Бостона», «Принятие всех возможных мер с целью искоренения профессии юриста» и даже «Предотвращение выплаты должниками своих долгов старыми, покрытыми ржавчиной стволами своих ружей, непригодными никому и ни для чего, кроме как для использования в качестве утюгов» (77).

Однако вся эта юмористика была чисто внешней декорацией, если можно так выразиться, болезнью роста. Если говорить о вещах серьезных, то как раз в те самые времена уже пышным цветом расцвела теория о «богоизбранности» США. Американцы считались «избранной нацией», «нацией-искупительницей», «избранной расой», которая отмечена не кем-нибудь, а лично Господом Богом, чтобы сотворить царство Божие на земле, наделенной «священной миссией» спасти от прошлых грехов весь остальной мир.

Так и писала романтичная тетушка Гарриет Бичер-Стоу: «Божья благодать в отношении Новой Англии – это предвещение славного будущего Соединенных Штатов… призванных нести свет свободы и религии по всей земле и вплоть до великого Судного Дня, когда кончатся войны и весь мир, освобожденный от гнета зла, найдет радость в свете Господа».

Ей вторил молодой Герман Мелвилл, в то время еще никому не известный начинающий литератор: «Мы, американцы – особые, избранные люди, мы – Израиль нашего времени; мы несем ковчег свобод миру… Бог предопределил, а человечество ожидает, что мы свершим нечто великое; и это великое мы ощущаем в своих душах. Остальные нации должны вскоре оказаться позади нас… Мы достаточно долго скептически относились к себе и сомневались, действительно ли пришел политический мессия. Но он пришел в нас». (196).

Все это было вызвано к жизни той самой пуританской идеологией, берущей начало, обратите внимание, даже не в Новом Завете с его проповедью доброты и гуманизма, а в Ветхом. Ветхозаветное Израильское царство огнем и мечом завоевывало сопредельные земли с целью широкого распространения своих идей – и пуритане видели в этом пример…

Так уж с завидным постоянством случается в мировой истории, что вслед за идеалистками и романтиками вроде Бичер-Стоу и молодого Мелвилла откуда ни возьмись обязательно выныривают хмурые усатые субъекты со штыками наперевес…

Американцам, получившим независимость, не пришлось особенно долго искать объект для приложения своих усилий по созданию империи. Дикие индейцы, хоронившиеся по лесам и равнинам, в этом плане особого интереса не вызывали, а до испанских владений было далековато. Зато под боком (только речку перейти!) раскинулась британская Канада, прямо-таки напрашивавшаяся на то, чтобы ее избавили от монархического гнета…

С Канады и начали «экспорт революции». Уже летом 1775 г., когда США еще не существовали, но война с британскими войсками уже полыхала вовсю, отряд американских ополченцев с налету захватил канадский форт Тикондерога и разослал по прилегающим территориям прокламации типа «Мы пришли дать вам волю!» Вслед за передовым отрядом в Канаду браво ворвался полуторатысячный американский корпус под командованием генерала с интересной фамилией Шулер. Поначалу янки везло: захваченные врасплох британские подразделения отступали, губернатор Канады, переодевшись пролетарием, бежал в Квебек, канадскую столицу, к которой тут же подступили американцы…

Но потом дело как-то застопорилось. Население Канады отчего-то увидело в американцах не освободителей, а самых обыкновенных захватчиков – против «революционеров» поднялись даже фермеры французского происхождения, в общем, никогда не питавшие любви к британской короне. К британским войскам с превеликой готовностью примкнула масса вооруженных канадцев (как и американцы, умевших неплохо обращаться с мушкетами и набравшихся боевого опыта в стычках с индейцами).

А тут еще появились три британских военных фрегата… Сняв осаду Квебека, американский корпус не просто отступил, а сделал это со всей возможной скоростью, улепетывая что есть мочи и по собственной территории (хотя британцы их не особенно и преследовали). Так закончилась первая попытка «экспортировать американскую революцию» на сопредельные земли.

Однако в 1812 г. американцы решили вновь попытать счастья, рассчитывая на то, что Англия по уши увязла в европейской войне с Бонапартом. К тому времени отношения между двумя странами осложнились до предела. Что до британцев, их больше всего раздражала милая американская привычка массово предоставлять американское гражданство любому британцу – сплошь и рядом за деньги, согласно показаниям лжесвидетелей. Одна предприимчивая американская дамочка держала у себя дома громадную деревянную колыбель. Очередной англичанин, желавший в два счета переменить подданство, приходил к ней, на пару минут ложился в колыбельку, а потом дама отправлялась к судье вместе со своим подопечным и с честнейшими глазами заявляла, что тот живет в США с младенчества: она, мол, его «в колыбельке видела» (что в некотором отношении было чистейшей правдой…)

Короче говоря, в 1812 г. американцы сделали несколько попыток вторгнуться в Канаду – и вновь им катастрофически не везло, против них всякий раз выступала не только британская армия, но и канадское ополчение. На короткое время удалось захватить канадский город Йорк (нынешний Торонто), где американцы спалили все официальные здания. Но потом их из Канады вышибли. Мало того – разъяренные британцы перешли в контрнаступление. Небольшой английский десант в августе 1814 г. высадился неподалеку от Вашингтона, который быстро покинули американские войска и президент с сенаторами. В отместку за Йорк английский генерал Росс спалил дотла и Белый Дом, и Капитолий, где размещался Конгресс США. Как ни удивительно, частные здания англичане не тронули – поразительная для британцев щепетильность…

Американцы воспрянули духом в 1837 г., когда в Канаде началось народное восстание, во многом подобное американской войне за независимость. И приняли во всем этом живейшее участие, поддерживая мятежников оружием, отправляя в Канаду добровольцев. Порой в пограничных стычках участвовали и регулярные части американской армии.

Едва не дошло до новой большой войны между США и Англией. Но постепенно все как-то утряслось: англичане предоставили канадцам политические свободы и самоуправление, и восстание помаленьку пошло на убыль (а американцы, испугавшись настоящей войны, пошли на попятную).

Гораздо успешнее у американцев шли дела на Юге, где одряхлевшая Испанская империя уже не могла должным образом защищать свои владения. Еще Джефферсон в первые годы независимости говорил, что США должны занять райскую землю Флориду (и не столь райскую Канаду). В 1803 г. США купили у Франции ее колонию Луизиану (намекая, что в случае строптивости Парижа могут и так отобрать). А потом начали постепенно просачиваться на территорию Флориды, где не было испанских войск (да, собственно, и сильной испанской администрации). Когда переселенцев накопилось предостаточно, они подняли мятеж, выкрикивая что-то нецензурное в адрес прогнившей Испанской монархии. Тут по странному совпадению объявились регулярные американские войска и в два счета заняли всю Флориду. Испанские войска в тех местах составляли примерно полтора инвалида – и Мадрид, вяло посопротивлявшись словесно несколько лет, вынужден был признать де-факто, что Флорида теперь американская…

В 1823 г. была официально провозглашена (в ежегодном послании президента Конгрессу) знаменитая доктрина Монро, названная по имени тогдашнего президента Монро – хотя подлинным ее автором и разработчиком был все же госсекретарь Адамс. Придумка была хитрая. С одной стороны, США торжественно клялись не вмешиваться ни в какие европейские дела, на чьей бы то ни было стороне (такой возможности они тогда и не имели).

С другой – доктрина Монро объявляла, что всякое вмешательство европейских государств в дела какой бы то ни было американской страны будет рассматриваться как проявление «недружелюбия» по отношению к США. Что именно считать «вмешательством», определяли отныне сами США.

Если без дипломатии, то доктрина Монро фактически означала, что США теперь считают всю Америку «зоной своих жизненных интересов» и намерены там распоряжаться единолично…

И понеслось…

В 1831 г. США всерьез вознамерились отобрать у Аргентины Фолклендские (Мальвинские) острова. Когда аргентинские власти арестовали там (в своих территориальных водах) американское китобойное судно, на выручку тут же пустился военный 24-пушечный шлюп «Лексингтон». Бравые американские моряки высадились на островах (на суверенной аргентинской территории), с ходу арестовали нескольких аргентинцев, по их мнению, виновных в притеснениях китобоев, и потребовали выдать им для суда аргентинского губернатора Фолклендских островов.

Правда, острова из американских рук ускользнули тут же. Выручать подвергшуюся агрессии Аргентину моментально явилась британская военная эскадра – и как-то само собой получилось, что под крики о восстановлении справедливости Фолклендские острова оказались уже британской территорией (англичане такие вещи умеют проделывать быстро и изящно). Ни у Аргентины, ни у США не было тогда достаточно сил тягаться с британским военным флотом. Аргентина разорвала дипломатические отношения с США на десять лет, а США долго еще в бессильной злобе проклинали Британию…

В 1832 г. американский военный флот впервые появился в Юго-Восточной Азии. Диковатые прибрежные туземцы на острове Суматра вроде бы напали на американское судно. Посланный туда капитан Доунс, командовавший 50-пушечным фрегатом «Потомак», имел инструкции сначала разобраться, действительно ли это было нападение. Однако, не утруждая себя разборками, бравый капитан с ходу подверг бомбардировке тамошний порт Калла-Бату, а потом высадил на берег морских пехотинцев, которые перебили более сотни горожан. Американцы набивали руку

Чуть позже, в 1834 г., два военных корабля отправились в Японию, чтобы сломать ее тогдашнюю изоляцию от всего остального мира. Сорвалось это исключительно из-за того, что руководитель этой увлекательной экспедиции Робертс ненароком скончался от холеры в португальском порту Макао.

В 1844 г. в Китай нагрянула американская эскадра, дружелюбно нацелилась пушками на порт Аомынь (тот же португальский Макао) и потребовала от китайского императора немедленно заключить с США составленный в Вашингтоне договор – не меняя в нем ни единой буковки, иначе… Китайцы, видя совершеннейшее неравенство сил, с душевной болью согласились и договор подписали.

Интересный был договор. По нему американцы приобретали в Китае такие же привилегии, как и англичане, в том числе и право экстерриториальности (это означает, что китайские власти не имели права не только судить живших в Китае американских граждан, но и оштрафовать их хоть на цент). В пяти портах американцы получили право построить свои торговые предприятия, церкви, больницы, кладбища и прочие необходимые объекты, на территории которых китайские законы не действовали. Наконец, отныне не китайские таможенники решали, какую пошлину взять с американских товаров, а американский консул, который своих соплеменников, понятно, притеснять был не намерен и пошлины им насчитывал ниже нижнего…

Этот и последующие кабальные договоры американцев с Китаем были отменены только в 1943 г.

В 1844 г. американцы хладнокровнейшим образом оттяпали у Британии огромные территории Орегона на тихоокеанском побережье Америки, ранее находившиеся под совместным англо-американским управлением. Американцы были настроены крайне решительно и в случае чего угрожали Англии большой войной, к которой та оказалась не готова, и со скрежетом зубовным уступила Орегон американцам.

Британский премьер-министр Пальмерстон (та еще старая лиса) очень возмущался такой наглостью янки. Он писал одному из своих министров: «Эти янки самые неприятные парни из всех, связанных с американским вопросом, они… тотально бессовестны и решительно жаждут осуществить свою цель».

Сочувствовать старому прохвосту не стоит. Потому что это ничуть не походило на бессовестный захват грабителями законного имущества честнейшего человека. У Британии у самой было рыльце в пушку по самые уши. Просто-напросто британский лев, хищник упорный, злющий и свирепый, нежданно-негаданно столкнулся на своей «законной» охотничьей территории с хищником помоложе, но не менее агрессивным и нахальным. Незаметно подросший молодой звереныш никакого почтения к дряхлеющему льву не испытывал, наоборот, показывал клыки, рычал и всячески давал понять, что в глотку он в случае чего вцепится решительно и качественно. А лев был уже не тот – и клыки притупились, и когти сточились, и проворства поубавилось, и одышка мучила вкупе с ревматизмом… Пикантности ситуации придавало еще и то, что новый хищник был прямым потомком старого.

А потом пришла очередь Мексики, о чем уже говорилось. Мексиканский президент Порфирио Диас (1828–1915) был субъектом крайне неприятным и не особенным златоустом, но однажды он все же, поднатужившись, произвел на свет историческую фразу:

– Бедная Мексика! Так далеко от Бога и так близко к США!

Действительно, соседство получилось грустное. В результате достаточно известной и без моих усилий американо-мексиканской войны Мексика лишилась пятидесяти пяти процентов своей территории, быстро превратившейся в американские штаты. В США уже получила хождение теория «предначертания судьбы», по которой естественной границей на западе считался Тихий океан, ну, а на севере и на юге… в общем, там видно будет. Как карта ляжет…

В 1853 г. у Вашингтона после двадцатилетней паузы дошли руки и до Японии. К берегам Страны Восходящего Солнца подошла эскадра командора Перри в составе десяти вымпелов и после отказа японцев впустить американцев в Куригамскую бухту непринужденно принялась обстреливать из пушек прибрежные города. Японцы, располагавшие лишь орудиями столетней давности, сопротивления оказать не смогли – и выкинули белый флаг. Высадившись в Японии, американцы без ложной скромности объявили себя «духовными отцами» и «наставниками» японского народа. Заставили принять не только своих послов, но и чуть ли не батальон «советников», взявших под контроль японскую внешнюю политику. Советники эти, помимо прочего, еще и старательно подогревали у японцев подозрительность и враждебность к Российской империи…

Игра шла большая. Уже в те времена американцы, как писал известный русский военный разведчик Вандам (213), обратили внимание, что главные японские острова, вытянувшись дугой от Сахалина до Кореи, образуют как бы естественную преграду на пути движения русских, которые вот-вот выйдут по Амуру в дальневосточные воды. Чтобы взять эту преграду под контроль, и нагрянула эскадра Перри.

В Вашингтоне уже тогда хорошо умели просчитывать на несколько ходов вперед и составлять долгосрочные геополитические проекты. Вскоре в Восточной Сибири объявился безобиднейший янки – писатель и журналист Коллинз, тринадцать лет разъезжавший по сибирским просторам, написавший кучу статей и книг о сибирской экзотике.

Вот только экзотикой его интересы не ограничивались. Прыткий янки все эти годы занимался тем, что циничные профессионалы именуют экономическим шпионажем. Вернувшись в США, скромный труженик пера моментально удостоился долгих аудиенций у президента и государственного секретаря, а вскоре был назначен торговым агентом США на Амуре. Сам Коллинз писал об этом откровенно: «Я остановил свое внимание на Амуре как на специально предназначенном пути, через который американская торговая деятельность должна проникать в неизвестные глубины Северной Азии». Так уж испокон веков сложилось на планете, что вслед за торговцами и шпионами сплошь и рядом двигались регулярные войска…

1853 год. Когда строилась трансконтинентальная железная дорога от атлантического побережья США к Тихому океану, американским железнодорожным магнатам позарез понадобилась мексиканская территория в районе реки Джилли. По какому-то совпадению вскоре в тех местах объявился некий янки по фамилии Уокер с компанией увешанных кольтами хмурых молодцов и провозгласил, что во имя высоких идеалов учреждает «независимую республику Джилли».

Мексиканских войск там не было – но обитало достаточно многочисленное и не трусливое население, которое в двадцать четыре часа аннулировало «республику», а Уокера с его революционерами выгнало взашей. Однако американцы, сунув тогдашнему президенту Мексики десять миллионов долларов, долину Джилли все же приобрели…

Уокера отдали в США под суд, но таинственным образом оправдали. Позже он высадился в Никарагуа, провозгласил себя тамошним президентом, но снова не повезло…

1854 г. США направили тогдашним великим державам послание, в котором с прямо-таки детским цинизмом объявлялось, что Америке в интересах безопасности нужна Куба и потому они имеют «божественное право» любыми средствами отобрать ее у Испании.

Великим державам эти забавы подросшего звереныша категорически не понравились, и они отреагировали жестко, ответив меморандумом, чье содержание, если продраться сквозь паутину изысканных дипломатических оборотов, сводилось к незамысловатому вопросу: а вы, ребята, не обожретесь, если будете такими темпами лопать?

«Ребятам» пришлось дать «полный назад» – в те времена США еще не могли себе позволить ссориться с тогдашними великими державами. И Куба еще сорок лет оставалась испанской – а потом янки эту вопиющую несправедливость поправили…

Тогда же, в 1854-м, США сделали попытку захватить Гавайские острова – однако британский лев, в том районе пока что всесильный, грозно рыкнул: «Отставить!» Пришлось отставить – опять-таки лет на сорок… «Ребята» отыгрались в другом месте – захватили Тигровый остров близ Панамского перешейка, очень уж выгодно расположенный, как нельзя более подходивший в качестве плацдарма у берегов Южной Америки. Тут снова зарычала Англия, успевшая захапать в Центральной Америке так называемый Москитный берег (на трассе будущего Панамского канала) – в Англии тоже умели заглядывать вперед и рассчитывать на несколько ходов. Правда, в этом случае договорились полюбовно, без бряцанья оружием: постановили, что будущий канал станут контролировать совместно (позже, окрепнув, США это соглашение благополучно похерили).

Ну, а параллельно янки у себя дома постепенно, можно сказать, ползком, проникали на индейские территории. Еще в 1834 г. Конгрессом США был принят специальный закон «О регулировании торговли и отношений с индейскими племенами и о сохранении мира на границах». По нему сохраняла свою неприкосновенность обширная Индейская территория, занимавшая нынешние штаты Айова, Миннесота, Канзас, Небраска и Оклахома. Индейцы там были полными собственниками и хозяевами, упомянутый закон торжественно провозглашал их земли «независимыми» и «неприкосновенными». Посторонним белым там жить воспрещалось, за исключением учителей, миссионеров, торговцев с лицензией и правительственных чиновников, направляемых из Вашингтона в качестве своеобразных дипломатов.

Однако вскоре индейцев начали вытеснять с их «независимой и неприкосновенной» территории – где прямыми военными действиями, где угрозами и хитростью. Еще до Гражданской войны от Индейской территории осталась только Оклахома (но в 1889 г. и туда усилиями стоявших за кулисами железнодорожных компаний нахлынула стотысячная орава белых поселенцев, с которой краснокожие уже ничего не могли поделать…)

Да вот, кстати. Крупнейший американский поэт Уолт Уитмен, которого в советские времена отчего-то принято было считать этаким символом подлинной демократии, глашатаем всевозможных свобод, а также равенства и братства, во время мексиканской кампании как раз самым горячим образом поддерживал американскую агрессию и восторгался тем, как «наши» надавали «грязным мексикашкам»…

И наоборот, Марк Твен, всю жизнь горячо выступавший против империализма янки, иронически советовал изменить рисунок флага США – белые полосы на нем выкрасить в черный цвет, а вместо звезд в синем квадрате поместить череп и скрещенные кости…

Все вышеизложенное имеет прямое отношение к рассказу о сути и причинах Гражданской войны. Помимо всего прочего, имперские амбиции США и бурная деятельность во всех уголках земного шара были выгодны главным образом Северу…

Насущные интересы Юга имели точную локализацию: западные свободные земли США, Куба, Никарагуа и Мексика. То есть те регионы, где можно было обзавестись свободной землей под плантации (хлопководство чертовски истощало почву) и наемной рабочей силой, которой можно заменить рабов.

Всё! То, что выходило за пределы этого, Юг не интересовало абсолютно – ни Гавайи, ни Аляска, ни проникновение в Юго-Восточную Азию и Сибирь, ни японские дела, ни мессианские амбиции, ни болтовня о высшем предназначении будущей империи. Никакой такой империи на полмира Югу не требовалось. И основанная южанами Демократическая партия вдобавок становилась еще и тормозом на пути «имперцев»…

Думается мне, теперь можно считать практически доказанной нехитрую истину: в случае цивилизованного развода и мирного ухода Юга в самостоятельное плаванье Север, во-первых, нес колоссальный финансовый ущерб, во-вторых, обязательно должен был расстаться с имперскими амбициями. Он превращался в крохотное захолустное государство, спокойствие в котором очень быстро сменилось бы чередой катаклизмов…

В этом варианте будущее просчитывается крайне легко, многое буквально лежит на поверхности.

Итак, Юг отделился. Автоматически оказывается не у дел орда северных посредников в торговле хлопком и весь немаленький северный торговый флот. Одновременно скатывается в жуткий застой прочая американская промышленность: теперь Юг имеет полную возможность получать все ему необходимое непосредственно из Европы, не платя накрутки, достигающие половины цены товара.

Такое положение приводит к серьезному спаду производства на Севере. Останавливаются фабрики, перерабатывающие хлопок, – а следом и прочее производство – за отсутствием спроса. Останавливаются заводы, производящие рельсы, паровозы и прочее оборудование для стальных магистралей: из того пятачка, каким теперь стали Соединенные Штаты, больше уже ничего не выжмешь, железных дорог там и так достаточно. Все честолюбивые планы северных магнатов летят в трубу – Юг отныне чужая страна, которая не позволит, чтобы ее доили, как безответную коровушку.

Естественно, вслед за экономическим кризисом (а то и параллельно с ним) разгорается финансовый. Банки куцего государства, Северных Соединенных Штатов, в таких условиях уже не могут делать деньги. На бирже – падение акций и облигаций. Народ, как всегда бывает в таких случаях, живо принимается прятать золотую и серебряную монету, в обращении остается только бумага, а следовательно – виток инфляции, взлет цен на все необходимое. Безработица.

Горючего материала на Севере предостаточно: это и многотысячная рабочая масса, которая и до того-то жила не ахти, и многие тысячи обитателей трущоб тогдашних «мегаполисов» вроде Нью-Йорка: раньше они еще как-то перебивались, а нынче явственно замаячил призрак голодной смерти.

И оружия навалом, чуть ли не под каждой подушкой…

Вспыхивают бунты – как не раз уже до того случалось в реальной американской истории. Американцы в силу тех самых специфических национальных качеств, о которых я подробно рассказывал, бунтовать умеют и любят. Голодные толпы громят правительственные здания, продовольственные склады и все прочее, что подвернется под руку (как это имело место в реальном нью-йоркском бунте 1863-го, с которым мы познакомимся позже). Как всегда в таких случаях, маслица в огонь подливают и национальные противоречия: белые дерутся с черными, коренные янки, англосаксы-пуритане – со всевозможными эмигрантами из Европы. Армия малочисленна, полиция ненадежна, к тому же и солдаты, и полисмены не получают жалованья. Начинается ад кромешный…

Жители больших городов, где стало холодно и голодно, массами кидаются прочь, искать пропитания на окрестных фермах. Фермеры отвечают огнем из всех стволов. Люди бегут куда только возможно: в Канаду, на Юг, на малонаселенные западные равнины. Эпидемии, конечно. Война всех против всех.

Это не надуманные черные страшилки, а вполне реальный расчет, проистекающий из тогдашних американских условий. К слову, нечто подобное как один из вариантов предусматривалось некоторыми аналитиками в случае, если кризис 1929 г. не удалось бы преодолеть. Что уж говорить о временах более ранних, середине девятнадцатого столетия?

Финал предсказуем: вдоволь хлебнувшее хаоса, голода и разрухи население будет приветствовать любую власть, которая сможет навести минимум порядка и накормить хотя бы черствой корочкой. Не исключено, что на Север вводятся южные войска – а навстречу им, вполне вероятно, движутся из Канады батальоны британских бравых ребятушек в красных мундирах (уж Англия-то в жизни не упустила случая отхватить себе кусок во время подобной смуты).

Но даже если бы события на Севере и не приняли столь трагического оборота, основа осталась бы прежней: крохотная, бедная страна, вплотную столкнувшаяся с народными волнениями, – а казна пуста, и Юг более не позволяет на себе паразитировать. Уныло…

Достаточно вспомнить, что творилось в реальных США второй половины девятнадцатого века: забастовки и стачки с участием многих тысяч человек, регулярные войска, стреляющие по забастовщикам боевыми патронами, бои между работягами и вооруженными отрядами на службе у частных корпораций. Профсоюзных вожаков вздергивают на виселицы по ложным обвинениям, нанятые магнатами головорезы забрасывают динамитными шашками палаточные городки забастовщиков, англосаксы бьют ирландцев, белые – черных… Всё то же самое, но в масштабах отдельно взятого Севера – именно таким было бы будущее страны без Юга.

Мне как-то не верится, что северные политики и магнаты, люди умные и проницательные, не просчитали предварительно тех печальных для Севера последствий, которые непременно повлекло бы за собой разделение страны. Обязаны были проработать варианты, ужаснуться… и костьми лечь, но не отпустить Юг.

Мало было просто не отпустить. Сама жизнь, сама логика событий толкала северян к еще более жесткому варианту: ради собственного процветания – да что там, из чистого инстинкта самосохранения! – Юг следовало ограбить. Дочиста. Только в этом варианте могли осуществиться все долголетние планы дельцов и политиков – от приумножения своих капиталов елико возможно до превращения единых Соединенных Штатов в сверхдержаву (этого слова еще не существовало, но смысл честолюбивых планов был истинно таков).

Гражданская война вспыхнула не вдруг. Лет тридцать, не меньше, тихонечко тлел этакий бикфордов шнур: накапливались противоречия, нарастала враждебность, линия Мейсона – Диксона все больше напоминала границу. Да и кровь уже лилась то там, то сям.

Собиралась гроза…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.