Глава 2 Рождение нового призвания
Глава 2
Рождение нового призвания
Три величайших военных ордена – тамплиеров, госпитальеров и тевтонцев – основаны в XII веке, в период первого Возрождения, который был свидетелем появления готической архитектуры, зенита папской теократии и интеллектуальной революции, которая достигла высшей точки в лице Фомы Аквинского. Возможно, самой выдающейся личностью этого периода был цистерцианский монах Бернар Клервоский, последний из отцов западной церкви. Орден Храма существовал уже десятилетие, когда Бернар встретился с его основателем Гуго де Пейном в 1127 году, но именно в эту встречу и зародилось военное братство, поскольку святой Бернар сразу же понял, что Гуго вдохновляют противоположные призвания – рыцарское и монашеское.
Аббат Клервоский, величайший нравственный авторитет своего времени, провозгласил, что любовь превосходит знание, и встал во главе перемен в религиозных идеях, когда церковь наконец полностью приняла человечность Христа: на распятии X века Христос – это царь во всем своем величии, Христос Вседержитель, страшный судия, а распятие XII века – это выполненный с состраданием образ измученного человека. Позднее Франциск Ассизский распространил этот посыл среди масс, вызвав потрясения, но в первой половине века народный энтузиазм нашел выход в лице новых монашеских орденов, в первую очередь цистерцианского. Бернар вступил в орден в 1113 году, когда у того было лишь одно аббатство Сито, а к моменту смерти святого в 1153 году их насчитывалось уже 343.
Аскетический порыв произвел переворот и в папстве. Григорий VII (1073–1085) твердо поставил папство на путь к положению владык и судей западного христианства, требуя, чтобы светские власти подчинялись духовным, как тело подчиняется душе, и мечтая о создании папской армии – войска святого Петра. Европа внимала ему с невиданным почитанием. Когда в 1095 году папа Урбан II призвал верующих возвратить Иерусалим, занятый мусульманами с 638 года, его обращение было встречено необычайным энтузиазмом. Значение Палестины еще более возросло благодаря новому пониманию человечности Христа; в Иерусалиме до сих пор показывали места страстей Господних. То, что город Христа в руках неверных, противоречило всем божеским законам. К счастью, в мусульманском мире от Индии до Португалии царил хаос. Сирия оказалась в более уязвимом положении, чем прежде, будучи раздробленной на княжества под властью сельджукских атабеков, а Фатимидский халифат в Каире пребывал в глубоком упадке. В июле 1099 году крестоносцы штурмовали Иерусалим.
Те, кто затем остался в Палестине, были искателями приключений, в основном французами, которым некуда было возвращаться, и созданное ими государство отражало феодальный уклад их родной страны. Оно в итоге включило в себя четыре крупных баронства: княжество Галилея, графства Яффа и Аскалон, владение Эль-Карак и Крак-де-Монреаль, Сидон и еще двенадцать областей поменьше. Кроме того, существовали три меньших государства: Антиохийское княжество и графства Триполи и Эдесское. Теоретически без согласия Haut Cour, то есть высшего совета королевства, любая политическая мера считалась недействительной, хотя король обладал огромной властью. Утремер имел форму песочных часов, протянувшись почти на 800 километров от залива Акаба на Красном море до Эдессы, лежащей восточнее Евфрата. В Триполи, в центральной части, он был всего лишь 40 километров шириной, а на юге его ширина не превышала 115 километров. Утремер испытывал хроническую нехватку человеческих ресурсов, притом что его пустынная граница, за которой находились вода и фураж, отнюдь не была непроницаемой. «Франки» опирались на морскую мощь и крепости. Вскоре на море стали господствовать генуэзские, пизанские и венецианские флотилии, жадные до торговли, так как соблазны в виде пряностей, риса, сахарного тростника, страусовых перьев из Африки и мехов из России, ковров из Персии, инкрустированных металлических изделий из Дамаска, шелков и муслина из Мосула и других бесчисленных предметов роскоши манили купцов, селившихся в городах на побережье.
Среди местного населения было много христиан: марониты, мелькиты, сирийские и армянские христиане. Около 1120 года Фульхерий Шартрский писал, что «некоторые из нас женились на сирийках, армянках и даже крещеных сарацинках…» и что его люди – уже не французы, а палестинцы, которых местные воспринимали как соплеменников. Королева Морфия, супруга самого Балдуина II, была дочерью армянского князя. Многие чиновники и купцы были крещеными арабами, а великие бароны брали себе секретарей-мусульман. Но даже если приезжающие из Европы и говорили о «пуленах» – франках, родившихся уже в Сирии, все же нельзя сказать, что возник новый франко-сирийский народ. К местным христианским церквам европейцы относились с презрительной терпимостью, а в Иерусалиме и Антиохии поставили патриархов римско-католического обряда. Правящие классы оставались французскими, и все управление осуществлялось на французском языке.
Тем не менее для франков Иерусалим стал домом. Король одевался в золотой бурнус и куфию и, давая аудиенции, сидел на ковре по-турецки. Знать носила тюрбаны и туфли с загнутыми мысами, шелк, дамаст, муслин и хлопок, совсем не похожие на шерсть и мех Франции. В городах они жили на виллах с двориками, фонтанами и мозаичными полами, отдыхали на диванах, слушали арабские лютни и любовались молодыми танцовщицами. Они ели сахар, рис, лимоны и дыни, купались с мылом в кадках и ваннах, а женщины пользовались косметикой и стеклянными зеркалами, неизвестными в Европе. Торговцы, пообвыкнувшись на восточных базарах, закрывали лица женам, и на похороны христиан приглашали профессиональных плакальщиц. Надписи на монетах делались на арабском. Однако, успешно пустив корни, европейцы ослабили грубый миссионерский порыв, необходимый для того, чтобы отвергаемое меньшинство сумело выжить у границы обширной и враждебной империи. Более высокая цивилизация разнежила франков, но это было не все. Тамошний климат с короткой, но бурной зимой и долгим знойным летом и новые болезни привели к высокой смертности вопреки достижениям арабской медицины.
Соседняя Восточная империя переживала последнее возрождение под властью императоров династии Комнинов. Константинополь со своим миллионом жителей внушил франкам благоговение, хотя они и считали константинопольцев мягкотелыми и развращенными. Раскол с Римом еще не свершился окончательно, но Запад плохо разбирался в восточном христианстве. Византийская армия пока еще была очень грозной и почти целиком состояла из наемников: английской и датской пехоты, печенежской и половецкой конницы.
В то время армяне были свирепыми горными воинами, хотя византийцы убили их князей и поглотили их старинные царства в Великой Армении, в стране у Арарата, где Ной высадился со своего ковчега, поэтому армяне были неспособны противиться сельджукскому нашествию. «Хайот»[1] не отчаивались, и на протяжении XI и XII веков многие из них перебрались в Киликию, на южный берег Малой Азии. Ведомые Рубеном, родственником их последнего царя, они создали новую страну среди долин и утесов Таврских гор, отчасти вырвав их из дрожащих рук имперских правителей, отчасти отвоевав у сельджуков. Они приветствовали возникновение Утремера, их знать брала в жены франкских женщин и приобретала феодальный характер. Но хотя Армения и была союзником франков в борьбе с исламом, она тем не менее соперничала с латинскими государствами.
Успех франков в боях зависел от умелого применения особым образом экипированной конницы на тщательно подобранном поле. Пехота с копьями, с длинными датскими топорами и арбалетами служила прикрытием до момента единого решительного броска. Конница разделялась на два класса – рыцарей и сержантов, доспехи первых состояли из конического стального шлема, кольчужной рубахи с рукавами и капюшоном, которую надевали поверх нижней стеганой рубахи, из подбитых штанов и щита в форме дельтоида. Позднее щит уменьшился, шлем стал закрывать все лицо, появились кольчужные чулки, а также бурнус и намет в качестве защиты от солнца. Рыцарь был вооружен копьем, которое держал под мышкой, длинным обоюдоострым мечом, иногда палицей. В походе рыцарь ехал на запасной лошади или муле, а на выдрессированного боевого коня пересаживался уже перед самым боем. Это были боевые скакуны огромного роста, нередко в семнадцать ладоней, и больше походили на битюга, чем на кавалерийскую лошадь, их обучали кусаться, бодаться и лягаться. У сержантов были аналогичные доспехи, но без хауберка. Они шли в наступление вместе с рыцарями, скача позади них в арьергарде. Для того чтобы правильно рассчитать момент атаки, удерживая войска под палящим солнцем и вражескими стрелами, требовались настоящее командное искусство.
Тюркские противники рыцарей использовали классическую туранскую тактику с высокоманевренными конными лучниками, которые вели стрельбу прямо в седле; они никогда не шли в лобовую атаку, но старались разделить и окружить противника, а потом сойтись с ним в ближнем бою, орудуя короткими саблями или ятаганами. Они стреляли очень быстро и предпочитали атаковать франков на переходе, целясь в лошадей и не давая противнику времени встать в оборонительный строй. Некоторые всадники имели доспехи, но и они ездили на маленьких арабских лошадях, которых выбирали за быстроту.
Франки в какой-то степени даже восхищались турками, но не египтянами. Халиф в Каире, которого франки звали вавилонским королем, был политической и религиозной главой шиитов, не подчинявшихся халифу Багдада, возглавлявшему другую крупнейшую мусульманскую секту – суннитов. Фатимидские армии включали в себя суданских пеших лучников и арабскую конницу, которая бросалась на врага, вооруженная пиками, или ждала атаки франков. Дисциплина у них практически отсутствовала. Однако перед тем, как египтян завоевала династия Саладина, они стали применять конницу сельджукского типа, набранную из рабов кавказского происхождения, которые назывались мамлюками.
Схватки франков с тюрками походили на бой быка с матадором, но, если бык попадал в цель, последствия были разрушительны, и порой одерживались победы вопреки всем вероятностям. Франки и их лошади не просто были крупнее и тяжелее, они лучше бились в ближнем бою и умели наносить удары чудовищной силы. Однако вечной проблемой Утремера было собрать достаточное количество этих схожих с танками воинов.
Когда в 1118 году умер первый король Иерусалима Балдуин I, страна еще находилась в полном хаосе и кишела преступниками; латинскую Сирию не без оснований сравнивали со средневековым заливом Ботани[2]. Многих франков отправляли в Крестовый поход в наказание за страшные преступления, такие как изнасилования и убийства, и там они возвращались к своим аморальным привычкам. Паломники были для них естественной добычей, притом что одной из главных целей Крестовых походов было обеспечение их безопасности в святых местах. Преемник Балдуина I Балдуин II не имел возможностей управлять своим государством. Англосаксонский купец Зевульф поведал о горькой доле паломника в 1103 году, и примерно в то же время немецкий аббат Эккехард писал о грабежах и зверствах как о чем-то совершенно будничном. Вильгельм Тирский заметил, что в первые годы королевства галилейские крестьяне-мусульмане захватывали одиноких паломников и продавали их в рабство.
Гуго де Пейн был не простым авантюристом, а сеньором замка Мартиньи в Бургундии, кузеном графов Шампанских и, возможно, родственником святого Бернара, чей отчий дом находился неподалеку от Мартиньи. Гуго прибыл в Сирию в 1115 году, а к 1118 году стал добровольным защитником паломников на опасном пути из Яффы в Иерусалим, на которой постоянно разбойничали шайки из Аскалона. Этот эксцентричный человек буйного нрава уговорил семерых рыцарей из Северной Франции помочь ему, и все они дали перед патриархом торжественную клятву защищать паломников и соблюдать обеты бедности, целомудрия и послушания. Они выглядели очень странно, одеваясь только в то, что им отдавали, но произвели впечатление на короля Балдуина, который передал «бедным рыцарям Христа» крыло королевского дворца – мечеть Аль-Акса, где, как считалось, был Храм Соломона. Кроме того, он вместе с патриархом стал их финансировать.
Еще до Крестового похода в Иерусалиме существовал госпиталь Святого Иоанна Милостивого для паломников, недалеко от храма Гроба Господня; это была одновременно и больница, и странноприимный дом. Его основали около 1070 года купцы из Амальфи. В 1100 году некий брат Жерар, о котором мало что известно, был избран магистром. Вероятно, он прибыл туда еще до крестоносцев. После возникновения королевства количество пилигримов возросло и понадобилась реорганизация; Жерар изменил бенедиктинский устав ордена на августинский, а его покровителем стал другой, более значительный святой Иоанн – сам Иоанн Креститель. Новый орден стал пользоваться глубоким уважением, приобрел имения во многих европейских государствах, и в 1113 году папа Пасхалий II взял его под свою особую защиту. Вероятно, Жерар использовал Бедных Рыцарей для защиты своих больниц, которые открывались по всему Утремеру.
Король Балдуин, очевидно, потерял много людей в кровавой битве в Тель-Шакабе 1126 года, в которой одержал победу. Казалось, эту проблему можно решить еще одним Крестовым походом. Не только Гуго де Пейн был связан со святым Бернаром, но и Гуго, граф Шампанский, основатель аббатства Клерво, присоединился к Бедным Рыцарям; кроме того, новобранцем мог быть и дядя святого Бернара по материнской линии. В 1126 году оба брата прибыли во Францию с письмами от короля Балдуина к святому Бернару, и на следующий день Гуго де Пейн сам пришел к аббату просить о новом Крестовом походе.
За советом к Бернару обращались и другие основатели религиозных орденов – святой Норберт Ксантенский из ордена каноников-премонстрантов и англичанин Гильберт Семпрингхемский. В тот период случилось настоящее поветрие на новые ордена: появились картезианцы, гранмонтинцы и тиронцы, а также общины Савиньи и Фонтевро. Цистерцианцы и тамплиеры возникли на той же волне аскетизма. Однако Гуго и его спутники не представляли свой союз религиозным орденом, пока не встретились с великим аббатом. Документ 1123 года называет Гуго «магистром рыцарей Храма», но его маленький отряд был всего лишь добровольным братством; исследования последнего времени показывают, что они испытывали трудности с привлечением новобранцев и они были на грани роспуска. Гуго пришел говорить о новом Крестовом походе, а не просить устава для ордена.
Гуго очень понравился святому Бернару, и он пообещал составить для него устав и найти новобранцев. «Они могут сражаться за Господа и быть истинными солдатами Христа». В 1128 году в Труа собрался совет, и по настоянию Бернара Гуго посетил его. Хотя сам аббат там не присутствовал, он прислал устав, который совет обсудил и поддержал. До нас дошли копии устава тамплиеров XIII века, и они гласят, что первая часть устава была составлена «по повелению совета и досточтимого отца Бернара, аббата Клервоского».
Бернар считал новых братьев Гуго военными цистерцианцами. Надо отметить, что в обители братья-рыцари носили белое облачение с капюшоном, как монахи-цистерцианцы, а младшие братья носили коричневые одежды, как послушники. Во время исполнения служебных обязанностей эти одеяния сменял плащ. Из того же источника происходило и правило молчания, которое соблюдалось до такой степени, что в трапезной общались жестами, а простоте, с которой цистерцианцы украшали свои алтари, соответствовала простота оружия и сбруи, какая только была возможна, без крупинки золота и серебра. Братья спали в дормиториях в рубахах и штанах, как по сей день делают цистерцианцы. За исключением ночного дежурства, членам ордена строго предписывалось посещать заутрени, так как они произносили молебны хором, но не полную литургию, а малую – псалмы и молитвы, которые легко могли запомнить люди, не умевшие читать; во время военных кампаний вместо утрени произносили тринадцать «Отче наш», семь на каждый литургический час и девять на вечерне. Религиозные службы перемежались военными упражнениями. Пищу принимали дважды в день, в молчании, под чтение Священного Писания во французском переводе, причем особый упор делали на Книгах Иисуса Навина и Маккавейских. Свирепые эскапады Иуды с его братьями и их военных отрядов воодушевляли тамплиеров, отвоевывавших Святую землю у жестоких мусульман. Братья ели, разбившись попарно и следя за тем, чтобы другой не истощил себя постом. С каждой трапезой подавали вино, а мясо – трижды в неделю; умерщвлением плоти для них были лишения войны. Каждому рыцарю позволялось иметь три лошади, но охота, в том числе соколиная, была запрещена, за символическим исключением охоты на льва. Рыцарю полагалось обрезать волосы и отращивать бороду, запрещалось целовать даже мать или сестру, монахинь в орден не принимали ни под каким видом. Магистр был не просто командующим, но и настоятелем. Впервые в истории христианства солдаты вели монашеский образ жизни.
Устав святого Бернара стал основой для уставов всех военных орденов, пусть даже косвенно, будь то цистерцианского или августинского обряда, ибо он дал определение нового призвания. Его идеалы изложены в наставлении «Похвала новому рыцарству», написанном для привлечения новобранцев. Тамплиеры чуть ли не на следующее утро проснулись героями, и пожертвования полились к ним из королевств Арагона и Кастилии, от графа Фландрского и многих других владык. Особенно хорошо Гуго приняли в Англии и Шотландии, а во Франции архиепископ Реймсский учредил ежегодный сбор пожертвований. Европа восхищалась этими святыми воинами, защищавшими трон Давида.
Тамплиер в повседневном облачении
Когда в 1130 году Гуго вернулся в Палестину, он принялся создавать систему прецепторий или командорий. Она развивалась медленно, ибо в конечном счете зависела от наличия храмов в приграничных областях, в Иерусалиме, Антиохии, Триполи, Кастилии-Леоне, Арагоне и Португалии, которыми руководили магистры, подчинявшиеся Великому магистру в Иерусалиме. Однако централизация была закончена лишь в следующем веке. Храмы с прецепториями также появились во Франции, Англии (включая Шотландию и Ирландию), Сицилии (включая Апулию и Грецию) и Германии. Из них управляли владениями, в них набирали и обучали новичков и селили престарелых братьев. Все это очень отличалось от тех дней, когда тамплиеры получали лишь скудные средства из епископской десятины.
В середине XIII века иерархия будет включать в себя магистра; его заместителя сенешаля; маршала – главного военачальника; командора королевства Иерусалимского, который одновременно был казначеем, заведовал флотом и распоряжался имениями; командора города Иерусалима, который занимался странноприимными и больничными вопросами; и, наконец, ризничего – что-то вроде главного квартирмейстера или интенданта. Выборы магистра сочетали в себе голосование и жеребьевку с целью обеспечения беспристрастности; такой порядок напоминал избрание венецианского дожа. Несмотря на полномочия магистра, важные решения принимал генеральный капитул. Магистры провинций обладали всеми правами Великого магистра на своих территориях, за исключением случаев его личного присутствия. Маршал был третьим по важности лицом ордена, и ему подчинялись маршалы провинций. На становление этой организации ушло много лет, но ее важность все более возрастала в связи с большим количеством новобранцев. Их число росло за счет рыцарей-собратьев, которые служили лишь временно, пожертвовав половину своего имущества, и имели право жениться. Образцом для этого разряда были цистерцианские собратья-миряне (confratres)[3].
Орден обладал огромными церковными привилегиями, поскольку подчинялся одному папе и не должен был принимать инспектирующих епископов, хотя вскоре у ордена появился собственный клир; булла Omne datum optimum[4] позволяла братьям-капелланам служить мессу и раздавать Святые Дары даже во время интердикта. Как духовных лиц, братьев мог судить только церковный суд: об ордене говорили, что это одновременно и церковь в церкви, и государство в государстве.
Новые братья вступали в орден не только для того, чтобы сражаться, но и для того, чтобы молиться. Они не видели в этом никаких противоречий. По словам святого Бернара, «убивать ради Христа» – это злоубийство, а не человекоубийство, это уничтожение несправедливости, а не несправедливого, и потому желательно; в самом деле, «убить язычника значит приобрести славу, ибо это прославляет Христа». Задолго до Крестовых походов папы Лев IV и Иоанн VIII говорили, что чистые сердцем воины, погибшие в сражениях за церковь, наследуют Царство Божие. Смерть в бою – мученичество, и этим путем в следующие два столетия прошли 20 тысяч тамплиеров.
Однако в корне их идеалы были идеалами созерцательного монашества. Монах отказывается от собственной воли и желаний ради поиска Бога; монашескую жизнь часто называют мученичеством, в котором монах должен умереть, чтобы воскреснуть. Многие из первых братьев-тамплиеров в конце концов оказались в монастырях, и не будет преувеличением назвать их цистерцианцами. Действительная служба – обычно проходившая в духе пожарной бригады, которая несется по первому зову разбираться с тюркскими захватчиками, – была лишь перерывом в аскетической жизни. Самая большая трудность для монаха – не самоотречение или целибат, а подчинение малейшему приказу командира; тамплиеру не дозволялось без разрешения даже поправить стремя. В бою они не давали и не просили пощады, не имели права требовать выкупа. «Они пренебрегали жизнью, но были готовы умереть на службе Христа», исполненные того священного умоисступления, в котором, по Эккехарду, находились первые крестоносцы. Этих солдат с обрезанными волосами, в белых плащах с капюшонами, невозможно было спутать ни с кем. В случае пленения им грозила смерть; после битвы на Кровавом поле в 1119 году атабек Тогтекин отдавал французских пленников своим солдатам в качестве мишеней для стрельбы или отрубал им ноги и руки и бросал на улицах Алеппо, где их приканчивали горожане, хотя это происходило еще до появления тамплиеров, чья участь была куда горше. Если брат терял свой черно-серебряный Гонфалон-Босеан (Beau Seant), его изгоняли из ордена. Это была высшая кара, которая также полагалась за переход к сарацинам, ересь или убийство христианина.
Папы и богословы часто напоминали им, что священная война – не цель сама по себе и что кровопролитие изначально зло. С первых дней ордена некоторые западные христиане не верили в его идеалы. Английский мистик, цистерцианский аббат Исаак Этуальский написал при жизни Бернара Клервоского: «…этот ужасный новый военный орден, который кто-то весьма лестно окрестил Орденом пятого Евангелия, основан для того, чтобы принуждать неверных принять Христа силой меча. Его члены считают, что имеют право нападать на всех, не исповедующих имя Христово, оставляя его в нищете, если же они сами гибнут, таким образом несправедливо нападая на язычников, их зовут мучениками за веру… Мы не утверждаем, что все их дела неправедны, но мы настаиваем, что их дела могут стать образцом для множества будущих зол».
Однако большинство современников восхищались новой общиной, и, когда Гуго де Пейн умер в 1136 году в собственной постели, у рыцарей Храма уже были соперники – Иерусалимский странноприимный орден Святого Иоанна Крестителя. Жерара на посту магистра в 1120 году сменил брат Раймон де Пюи, гениальный организатор. Благодаря своим трудам орден уже стал богатым и популярным, он принимал в Иерусалиме более тысячи паломников в год, а его больницы и странноприимные дома распространились по всему королевству. Он получил пожертвование в виде земли от Готфрида Бульонского, а также приобрел в собственность имения во Франции, Италии, Испании и Англии. Раймон был прекрасным специалистом по управлению этими европейскими владениями, обустраивал дома, доходы от которых шли на доставку еды, вина, одежды и одеял для больниц; некоторые были обязаны снабжать больных дорогостоящими продуктами, например белым хлебом. Папы дали госпитальерам множество привилегий: Иннокентий II запретил епископам налагать интердикт на часовни госпитальеров, Анастасий IV позволил им иметь собственных священников, а англичанин Адриан IV – собственные церкви. В 1126 году упоминается констебль ордена, что предполагает некую военную организацию, но самый ранний год, о котором точно можно говорить, что орден тогда уже вел военные действия, – это 1136 год, когда король Фульк дал им участок земли в Бейт-Джибрин, в ключевой точке на дороге из Газы в Хеврон. Там выросла первая из огромных крепостей госпитальеров – замок Ибелин. Этим они обязаны святому Бернару, который дал им возможность взять в руки оружие. Христианская война не только стала почетным духовным делом, но и способом обрести святость. Без великого цистерцианца братья-иоанниты никогда бы не превратились в военный орден. К 1187 году они контролировали уже более двадцати великих твердынь Утремера.
Их устав развивался очень медленно. Христианин должен любить Христа в других христианах – эта заповедь была основой странноприимной и больничной деятельности госпитальеров. В уставе тамплиеров говорилось, что брата надлежит исключить из ордена за убийство христианина, но за убийство сарацина-раба полагался только выговор; они не видели Христа в сарацинах. Служение госпитальеров сделало их более человечными, да и присутствие женщин в ордене тоже не могло не оказать смягчающего влияния. Брат Раймон, по-видимому, взял за основу августинский устав и затем опробовал разные идеи из устава ордена Бедных Рыцарей. Братья давали обеты бедности, целомудрия и послушания; они должны были питаться только водой и хлебом и исполнять требования больных, которых посещали ежедневно. Отдельно оговаривалось положение хирургов, которые обедали вместе с рыцарями-монахами, большое внимание уделялось управлению больницей. Как и у тамплиеров, члены ордена разделялись на четыре разряда: рыцари, сержанты, братья-служители и капелланы. Также была оговорка и о рыцарях-собратьях из мирян. Булла Александра III от 1178 года гласит, что «по обычаю Раймона» братья могли брать оружие, только когда выносилось знамя креста, – чтобы защищать королевство или напасть на языческий город. Их одеяние состояло из черной мантии с белым крестом на груди, она имела форму круглой палатки и была очень неудобна во время боя, и черной скуфьи (хотя вне обители братья иногда надевали белые тюрбаны)[5]. Кроме того, к каждой больнице были прикреплены сестры милосердия. В двадцати странах военные действия были лишь дополнительным занятием госпитальеров (оно даже не упоминалось в уставе ордена до 1182 года), и его милитаризация была долгим и медленным процессом.
В конце концов его структура стала похожа на устройство ордена тамплиеров, и главными в братстве стали рыцари. Бейлифы, так называли старших офицеров, включали магистра, выбираемого тем же порядком, что и магистр ордена тамплиеров, также он был единственным бейлифом, занимавшим свой пост пожизненно; далее великого прецептора (иногда называвшегося великим командором) Иерусалима, заместителя магистра; казначея; маршала; ризничего, или главного интенданта; странноприимника и, наконец, туркопольера, который командовал туркополами – легкой конницей из местных. Командории представляли собой небольшие подразделения рыцарей и сержантов, которые управляли группами примыкающих друг к другу владений. В Сирии командоры подчинялись непосредственно магистру, но в других местах структура была сложнее, и европейские командории объединялись в приории, а приории в провинции, соответствующие странам. Как и у тамплиеров, высшей властью обладал генеральный капитул. Менее многочисленное собрание – ординарный капитул, напоминающий кабинет министров, – помогал магистру и действовал в качестве тайного совета по государственным делам и публичного совета по рассмотрению ходатайств. Его кворум составлял «почтенную палату казначейства». Каждая провинция, приория и командория имела собственный капитул[6].
Их повседневная жизнь была не менее монашеской, чем у тамплиеров. Служились малые часы. Само собой, псалмы, читавшиеся в поминовение усопших, имели большое значение для воинов, которые часто бились против численно превосходящего врага, которые ожидали смерти так же часто, как и встречались с ней. Поэтому псалом 26 Dominus illuminatio mea: «…кого мне бояться? Господь крепость жизни моей: кого мне страшиться?.. Если ополчится против меня полк, не убоится сердце мое; если восстанет на меня война, и тогда буду надеяться», или псалом 17 Diligam te, Domine: «ибо Ты препоясал меня силою для войны и низложил под ноги мои восставших на меня; Ты обратил ко мне тыл врагов моих, и я истребляю ненавидящих меня: они вопиют, но нет спасающего… я рассеваю их, как прах пред лицем ветра, как уличную грязь попираю их», с горячностью повторяли маленькие конные отряды, выходившие против превосходящих сил врага, и крохотные гарнизоны в осажденных крепостях с недостающим количеством защитников.
Будучи невоенной религиозной общиной, орден принимал причастие чаще мирян – говорили, что после причастия братья бились, словно черти. Однако преданный уход за больными делал духовную жизнь госпитальеров более глубокой, ведь повсюду в своих владениях они устраивали больницы и странноприимные дома. И тогда, и сейчас паломникам было трудно найти пристанище, и потому они имели все причины испытывать благодарность. Госпитальеры регулярно сопровождали караваны, идущие с побережья в Иерусалим. Здесь была больница на 1000 больных для родившихся в Сирии франков и приезжих, которые часто страдали от отравления птомаином, нашествия насекомых, лихорадки паппатачи, офтальмита, пустынных язв и септической лихорадки. Сначала считалось, что крупнейшие больницы братьев были организованы по византийскому образцу, но их историк более позднего времени высказывает мысль, что братья больше полагались на арабскую медицину. Они, можно сказать, заняли место полевой медицинской службы, ибо после боя, помимо раненых, всегда оставались и другие жертвы с ужасными синяками под кольчугами, контузией и тепловыми ударами. Это двойное призвание – уход и война – позволило госпитальерам сыграть огромную роль в жизни латинской Сирии. Как и тамплиеры, они были освобождены от епископского контроля.
Как войска на передовой, братья несли большие финансовые расходы. Им приходилось покупать вооружение и провиант, обеспечивать и ремонтировать крепости и пополнять запасы провизии. Вследствие этого многие члены ордена вынуждены были жить в Европе, чтобы управлять тамошними имениями, которые передали им благочестивые дарители, и посылать доходы в Утремер. Такими владениями распоряжались приоры и командоры, обычно рыцари, реже капелланы и сержанты, которых прислали из Палестины в зрелом возрасте.
Госпитальер в облачении
В уставе тамплиеров подчеркивается, что рыцарь, заразившийся проказой, должен покинуть орден и присоединиться к братьям святого «Ладра» (Лазаря). Проказа, к которой относили все виды кожных заболеваний, была очень распространена в Сирии. Военный и Госпитальерский орден Святого Лазаря Иерусалимского был первым военно-монашеским орденом, который появился после тамплиеров и госпитальеров-иоаннитов. Вероятно, еще до завоевания в Иерусалиме была больница для прокаженных, носившая имя святого Лазаря, которой управляли монахи-греки или армяне из василиан, восточного эквивалента бенедиктинцев. В начале XII века она перешла к франкам-госпитальерам августинского обряда[7]. По преданию, первым магистром ордена Святого Лазаря был Жерар, первый магистр иоаннитов, и это может означать, что он отрядил нескольких братьев для основания специализированного госпитальерского ордена; госпитальерские правила говорят, что заразившиеся проказой должны покинуть орден, и они вполне могли вступить в орден Святого Лазаря, как и прокаженные тамплиеры. Известна также странная легенда, что все первые магистры были прокаженными. Орден управлял сетью «лазаретов» в Сирии и Европе, организованной на основе командорий, аналогичных командориям ордена Святого Иоанна. После Второго крестового похода Людовик VII учредил дом лазаритов в Буаньи, недалеко от Орлеана, а Роджер де Моубрэй основал еще один в Бертон-Лазарсе в Лестершире; множество лепрозориев во Франции и Англии получали средства от этих командорий, которые, в свою очередь, зависели от крупнейшего заведения ордена в Иерусалиме. Сам по себе он владел значительными материальными средствами, и его собратом-мирянином был Раймунд III, граф Триполи. Вероятно, они носили черное одеяние, напоминавшее госпитальерское; зеленый крест на нем появился только в XVI веке. Рыцари-лазариты всегда были малочисленными, и для защиты у них была лишь горстка непрокаженных братьев, хотя в тяжелые времена за оружие брались конечно же и больные. Орден всегда оставался прежде всего благотворительным, даже если и принимал участие в некоторых битвах.
Еще одной военно-монашеской общиной в Утремере XII века был орден Монтегаудио. Булла Александра III от 1180 года признала его орденом цистерцианского устава, который, помимо выкупа пленных, давал клятву бить сарацин и откладывал на эти цели четверть своих доходов. Монтегаудио – это замок на холме, который получил имя от радостного возгласа паломников (Монте-Гаудио – гора радости), которые впервые видели Святой град с вершины. Основал орден испанец, граф Родриго, бывший рыцарь ордена Сантьяго, который дал новым братьям земли в Кастилии и Арагоне, а король Балдуин IV препоручил им несколько башен в Аскалоне. Они облачались в белую одежду с красно-белым крестом. Сам Родриго, человек непостоянный, стал первым магистром. Орден не добился процветания. Ему было трудно находить новобранцев, так как большинство испанцев предпочитало вступать в великие ордена своей страны. После 1187 года остатки ордена удалились в Арагон, где стали орденом госпиталя Святого Искупителя, а их кастильские командории перешли к тамплиерам.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.