Майорат на елке

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Майорат на елке

Известный своими победами на Кавказе, фельдмаршал князь А.И. Барятинский любил иногда в дружеской беседе похвалиться некоторым свойством своего характера — твердостью воли, которую не сумел в свое время поколебать «сам государь, и какой еще государь!». Князь Александр Иванович имел в виду Николая I. Так что же это был за случай, при котором и Николай I не сумел привести в повиновение князя, еще задолго до того, как последний пленил имама Шамиля?

Начало жизненного пути фельдмаршала Барятинского и поэта Михаила Юрьевича Лермонтова были схожи. Выполняя выраженную в завещании волю своего мужа, княгиня Мария Федоровна стала готовить сына к гражданской службе — определила его в университет. Такую же судьбу для своего любимого внука Мишеньки прочила и его заботливая бабушка Елизавета Алексеевна. Однако после встречи со своими блестяще выглядевшими родственниками-гвардейцами — конногвардейцем Свистуновым в первом случае и лейб-гусаром А.Г. Столыпиным во втором — молодые люди категорически возжелали поступить в школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров. Учиться в этой школе им довелось вместе: Барятинский был в девятом выпуске, а Лермонтов — в десятом.

После получения первого офицерского чина каждый из них вскоре отличился на своем поприще.

Князь Александр прославился своими шалостями, кутежами и романтическими приключениями. Тогда однокашники часто встречались в тесном товарищеском кругу. Об одной из таких встреч, бывшей у князя Трубецкого, сохранились воспоминания: Лермонтов там высказал мысль, что «что человек, имеющий силу для борьбы с душевными недугами, не в состоянии побороть физическую боль… Барятинский тогда, сняв колпак с горящей лампы, взял в руки стекло и, не прибавляя скорости, тихими шагами, бледный, прошел через всю комнату и поставил ламповое стекло на стол целым; но рука его была сожжена почти до кости, и несколько недель носил он ее на привязи, страдая сильною лихорадкою». А однажды в компании переодетых молодых кавалергардов Барятинский испортил торжественное празднование дня рождения нелюбимому командиру кавалергардского полка Гринвальду, который тот отмечал на своей даче на Каменном острове. О скандале этом долгое время говорили в столице.

Что же касается Михаила Лермонтова, то он написал взбудоражившие город стихи на смерть погибшего на дуэли поэта, обвинив в случившемся придворное общество. Вследствие таких проступков эти возмутители спокойствия были переведены из столичного гарнизона в части действующего на Кавказе корпуса.

Князь Барятинский возглавил там сотню кубанских казаков. В пылу рукопашного боя с горцами он был тяжело ранен ружейной пулей в бок. Пуля засела глубоко в кости и до конца жизни не была извлечена. Александр Иванович был произведен в поручики и награжден за храбрость золотой саблей. Все прежние грехи князя были забыты. Он вернулся в Петербург для поправления здоровья и был назначен состоять при наследнике. В.А. Инсарский вспоминал о том, каким он видел в это время князя Александра Ивановича на «блистательных некогда балах дворянского собрания»: «Молодой человек, несколькими годами только постарше наследника, беспримерно стройный, красавец собой с голубыми глазами, роскошными белокурыми вьющимися волосами, он резко отличался от других, составляющих свиту наследника, и обращал на себя всеобщее внимание. Манеры его отличались простотой и изяществом. Грудь его положительно была осыпана крестами».

Однако Барятинского манил к себе Кавказ. Он тщательно знакомился со всей литературой, посвященной этим краям, отличился в знаменитой экспедиции к аулу Дарго — резиденции Шамиля. А в 1847 году был назначен командиром Кабардинского полка и оставил Петербург для штаб-квартиры в Хасавюрте. К великому сожалению придворного общества.

Что же касается Михаила Юрьевича Лермонтова, то его Нижегородский драгунский полк, квартировавший в Кахетии, в военных экспедициях тогда не участвовал, и прапорщик воспользовался этим для поездок по Кавказу, затем запечатленных в стихах, прозе и многих рисунках. Потом, вследствие хлопот бабушки и по ходатайствам графа Бенкендорфа, он тоже был возвращен в Петербург. В январе 1839 года корнет лейб-гвардии Гусарского полка Лермонтов был приглашен в «собственный Его Величества» Аничков дворец по замечательному поводу: в дворцовой церкви венчался его двоюродный дядя Алексей Григорьевич Столыпин — тот самый, по совету которого юный поэт определился в юнкерскую школу и которого считал своим старшим братом. Невестой была блиставшая на великосветских балах красавица Маша Трубецкая, любимица всего царского семейства.

Об этом событии императрица Александра Федоровна писала своему сыну-наследнику: «Самая свежая и поразительная наша новость — Маша Трубецкая выходит замуж за гусарского офицера Столыпина… Ему 32 года, он красив, благовоспитан, хорошо держится, добр и очень богат, чем тоже не следует пренебрегать. Они купаются в блаженстве… Это была просто прелестная свадьба. Жених и невеста… восхищенные родственники той и другой стороны. Мы, принимающие такое участие, как будто невеста — дочь нашего дома…»

Это великосветское событие, столь взволновавшее царствующих особ и коснувшееся поэта Лермонтова, прошло тогда мимо забот князя Барятинского, сопровождавшего в это время наследника в его путешествии по Европе. Но события развивались дальше. Десять лет спустя, в 1847 году, полковник А. Г. Столыпин, будучи в Саратове, во время холерной эпидемии заразился этой страшной болезнью и скоропостижно скончался, оставив после себя молодую вдову и малолетнего сына Николая (прозываемого Булькой). При этих обстоятельствах императрица Александра Федоровна и ее венценосный супруг вспомнили о неженатом командире Кабардинского полка Барятинском, который тоже был красив, благовоспитан и, вместе с тем, очень богат. Князь Александр Иванович как старший сын в древнем роду Барятинских обладал наследственным нераздельным имением (майоратом), включавшим в себя обширнейшие владения в Курской губернии и особняк в Петербурге на Сергиевской улице. Этого было бы достаточно, чтобы обеспечить привычный образ жизни для блистающей в высших сферах столицы прелестной вдовы Марьи Васильевны, урожденной княжны Трубецкой.

Так неожиданно для себя в далеком Хасавюрте князь Барятинский получил высочайшее разрешение на отпуск — в Петербург, для встречи с матерью. При дворе не умели хранить секреты, и в дороге, по мере продвижения к Петербургу, Александр Иванович стал что-то подозревать. А в Туле давний приятель князя, губернатор Крузенштерн, человек с придворными связями, поведал проезжему кавказскому отпускнику о столичных слухах по поводу предстоящего ему вскоре брачного союза.

Как бы то ни было, но князь остановил свое дальнейшее продвижение на север, сказавшись больным; провел большую часть отпуска в Туле и затем поворотил обратно.

В Зимнем дворце было получено от князя почтительнейшее письмо: «что как ни дорого для него было бы свидание с родными, и как ни глубоко чувствует он милостивое дозволение государя приехать для этого в Петербург, но что служба для него выше всех семейных радостей, а так как срок данного ему отпуска уже истекает, то он решился отправиться назад к своим обязанностям, отказываясь от счастья семейного свидания». Изумленный и негодующий государь немедля послал вслед за Барятинским фельдъегеря. Князю было приказано возвратиться, а отпуск ему был продлен.

Фельдъегерь скакал день и ночь, но догнать князя, неоднократного победителя царскосельских скачек, ему удалось лишь у подножия кавказских гор. Однако Барятинский посчитал себя уже прибывшим к месту службы и просил милостиво разрешить воспользоваться назначенным ему отпуском в другой раз.

Доставленный фельдъегерем отзыв больше всех рассердил царицу. Она осыпала имя обманщика-князя «недоброжелательными эпитетами».

Л.И. Барятинский.

Пришлось Александру Ивановичу все же отправиться в столицу. Прибыл он туда в декабре 1849 года. Домашние князя поразились переменам, произошедшим в его внешнем облике. Управляющий имением В.А. Инсарский вспоминал: «Уехал он блестящим блондином, красавцем, с его роскошными волосами. Теперь я видел коротко остриженного генерала с тупыми бакенбардами, с лицом загорелым от климата… Во всей его фигуре сильно проглядывало желание изобразить кавказского ветерана, что подтверждалось и тем, что князь сильно прихрамывал, опираясь на палку».

Неизвестно, какое впечатление во дворце произвела сотворенная князем перемена героя светских гостиных в служаку-кавказца, описанного Лермонтовым. Но матримониальные планы, относящиеся к нему, здесь не были оставлены, к ним присоединился и наследник. Оставалось князю только одно — прибегнуть к обходному маневру, не раз с успехом применявшемуся им на полях сражений.

В конце декабря княгиня Мария Федоровна, по своему обыкновению, устраивала Рождественскую елку, под которой и на которой находились подарки близким. Александр Иванович тоже повесил на елку свой подарок. Им оказалась дарственная на майорат. Все свое имение князь Александр передавал брату, князю Владимиру. Он теперь становился бедняком, ничего кроме службы не имеющим и женихом незавидным…

Женился же Александр Иванович Барятинский только когда вышел в отставку, в возрасте 47 лет, на давно им любимой женщине Елизавете Дмитриевне Давыдовой, рожденной княжне Орбелиани, когда он уже был фельдмаршалом и наместником умиротворенного Кавказа.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.