*****

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

*****

Как известно, дискуссии между евреями и христианами о сравнительных достоинствах их религий были в большой моде с самых первых веков существования христианства. Этому была посвящена обширная патристическая литература. В средневековой Европе эти споры возобновились, причем они часто происходили в атмосфере поразительной искренности и сердечности вплоть до того времени, пока не распространился новый миф, суть которого состояла в том, что еврейские книги тайно учат ненависти и злодействам, что нанесло смертельный удар этим дебатам.

Борьба с альбигойцами и вальденсами привела к учреждению специальных организаций – инквизиции и ордена доминиканцев – на которые специально была возложена задача искоренения ересей. Но если функция создает орган, то в свою очередь орган создает и воспроизводит функцию: инквизитор повсюду должен выискивать святотатство. И эти специальные корпорации не могли не проявлять интерес к неверным вообще и к евреям и их учениям в первую очередь. К тому же непосредственный повод для этого, видимо, предоставили сами евреи, по крайней мере некоторые.

Помимо всего остального в начале XIII века стражи христианской ортодоксии были сильно заняты проблемой влияния идей Аристотеля, которые через посредство арабских и еврейских переводчиков начали проникать в Европу. В 1210 и 1215 годах папская канцелярия запретила изучение «Физики» и «Метафизики» Аристотеля; в 1228 году Григорий IX категорически запрещает «осквернять божественное Слово соприкосновением с выдумками философов». Ужас некоторых еврейских богословов перед новыми рационалистическими тенденциями, главным представителем которых в иудаизме был Маймонид, оказался еще сильнее, и они предавали «маймонистов» всяческим поруганиям. Не обладая никакой собственной центральной властью, способной принять принудительные меры, но поддерживая хорошие отношения с богословами инквизиции, именно к ним обращались некоторые французские раввины с просьбой взять на себя охрану чистоты еврейской религии. По некоторым сообщениям двое из этих раввинов, Соломон бен Авраам и Жонас Жеронди обратились к доминиканцам Монпелье со следующим предложением: «Почему вы не обращаете внимания на наших еретиков и на наших безбожников, совращенных учением Моисея из Египта (т. е. Моисея Маймонида), автора богохульных книг? Раз вы искореняете ваши ереси, уничтожайте также и наши, прикажите сжечь вредные книги». Инквизиторы не заставили долго себя уговаривать: начались обыски, и в 1234 году состоялись торжественные аутодафе трудов Маймонида как в Монпелье, так и в Париже.

Похоже, что именно таким образом пробудился интерес инквизиции к содержанию Талмуда. Этот огромный и трудно доступный трактат имеет крайне разнообразное содержание. Можно констатировать парадоксальную вещь – именно последователи Маймонида рекомендовали проводить различие между двумя его частями: имеющей догматическое значение Галахой, или собственно Законом, и Агадой, насыщенным собранием преданий и нравоучительных историй, моральных поучений и медицинских рецептов. В то же время ортодоксы с одинаковым благоговением склонялись перед каждым словом и каждой запятой талмудического текста.

Несколькими годами позже, в то самое время, когда уже упомянутые нами еврейские эксперты, собранные Фридрихом II, очищали иудаизм от обвинений в ритуальных убийствах, некий обращенный в христианство иудей предпринял акцию совершенно противоположной направленности. Член доминиканского братства из Ла-Рошели вероотступник Никола Донэн прибыл в Рим, чтобы убедить папу Григория IX в том, что Талмуд – это аморальная и оскорбительная для христиан книга. Папа обратился к королям Франции, Англии, Кастилии и Арагона, а также ко многим епископам с повелением провести расследование, чтобы установить обоснованность обвинений. Только Людовик Святой дал ход этому делу: по всей Франции были конфискованы экземпляры Талмуда, и в 1240 году в Париже открылся большой публичный диспут, в котором среди других приняли участие с христианской стороны канцлер Сорбонны Эдес де Шатору и Никола Донэн, а с еврейской стороны Иехиель из Парижа и Моисей из Куси. В нашем распоряжении имеются документальные отчеты о диспуте, как на латыни, так и на еврейском. Рассмотренные проблемы были объединены в тридцать пять пунктов, например: правда ли, что в I веке, после взятия Иерусалима раввин Шимон бар Йохаи провозгласил: «Убейте даже лучшего из гоев»? Что на самом деле означает понятие «гой»? Правда ли, что гой, который соблюдает субботу или занимается изучением Закона, согласно Талмуду заслуживает смерти? Что Иисус был незаконнорожденным; что он якобы был приговорен в аду к мучениям в кипящей грязи? Что после разрушения Храма Бог располагает в мире лишь пространством в четыре квадратных локтя; что в раю Левиафан будет подан к столу праведников? Таковы были некоторые из вопросов, по которым развернулся диспут. Честные и стойкие раввины смело вели дискуссию: на цитаты своих противников они отвечали другими цитатами, поскольку в любом сборнике, в котором собрана мудрость народов, для каждого изречения из Агады можно найти прямо противоположное высказывание (Более того, необходимо всегда принимать во внимание весьма специфический стиль, характерный для Агады. Примерно в то же время, когда Шимон бар Йохаи восклицал: «Убейте даже лучшего из гоев!», другой знаток Закона раби Элиазар резко обрушился на непросвещенных евреев (ам-га-арец – народ земли) в выражениях, которые Агада передает следующим образом:

«P. Элиазар сказал: «Разрешается поразить того, кто относится к ам-га-арец, даже в Судный день, даже если этот день приходится на субботу». Его ученики сказали ему: «Учитель, говори «убить», вместо «поразить». Но он ответил: «Требуется благословение, чтобы убить, но в нем нет необходимости, чтобы поразить». (Песахим, 49).). Раввины обращали внимание аудитории на многочисленные заповеди, предписывающие проявлять равное милосердие по отношению к евреям и неевреям, быть безукоризненно честными по отношению к чужестранцам, т. е. на заповеди, гораздо лучше отвечающие духу Талмуда.

Но исход поединка, в котором как обвинители, так и судьи были сторонниками победоносного Христа, разумеется, оказался предрешенным. Талмуд был осужден, и все его экземпляры торжественно сожжены, подобно сожжению восемью годами ранее произведений Маймонида, один из врагов которого, тот самый Жонас Жеронди, о котором мы упоминали выше, наложил на себя суровое покаяние и бродил от одной еврейской общины к другой, провозглашая в синагогах: «Маймонид прав, и учение его верно: мы были лжецами!»

Напрасно евреи пытались реабилитировать свои священные тексты. Через несколько лет Иннокентий IV согласился пересмотреть приговор. Но вторая комиссия под председательством Альберта Великого лишь подтвердила его. В следующем году знаменитый доминиканец отправился читать лекции в Кельн, где он, по всей видимости, вызвал новые шумные приговоры, и эта активность, вышедшая за узкие рамки профессионального богословия, возбуждала общественное мнение против евреев. Отклики этих событий можно обнаружить у некоторых немецких трубадуров того временя. Так, Конрад из Вюрцбурга писал в 1268 году:

«Пусть несчастья обрушатся на головы евреев, подлых, скрытных злых; у них нет средств, чтобы спастись от мук ада. Талмуд лишил их разума и чести».

У анонимного автора того же времени читаем:

«Они низко пали,

Ибо Гамлиэль обучал их

Еретическому Талмуду,

Чьи ложные истины

Закрывают им подлинную веру».

Во Франции популярный «Спор святой церкви и синагоги» менестреля Клопэна, датируемый той же эпохой, видимо, является непосредственным отражением великого диспута 1240 года.

Таким образом, сложился особенно живучий миф, адресованный самой широкой аудитории, где евреи представлены уже не как отравители плоти, но как отравители духа. В XIX и XX веках антисемитские агитаторы максимально использовали этот миф.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.