Проблема ракет средней дальности

Проблема ракет средней дальности

В первые месяцы своего пребывания на посту лидера КПСС Ю. В. Андропов наиболее активно занимался вопросами экономики, внутренней политики и кадров. Однако уже с весны 1983 года все больше времени и внимания стало уходить у него на решение проблем внешней политики.

С приходом к власти в США администрации Р. Рейгана отношения между Соединенными Штатами и Советским Союзом, который новый американский Президент назвал в одном из своих выступлений «империей зла», ухудшились. С первых же дней своего пребывания в Белом доме американский Президент начал играть роль непоколебимого и твердого антикоммуниста, который готов едва ли не сразу хвататься за оружие, как только противник сделает неверный шаг. «При новой администрации наша страна не будет заламывать руки и приносить извинения», – заявил Рейган на собрании участников своей избирательной кампании. Рейган прекратил попытки прежней администрации установить военно-стратегический союз с Китаем. Но противостояние между СССР и США на Западе возросло. И хотя Мадридская встреча завершилась относительно успешно, о «разрядке» и Хельсинкском процессе многие стали забывать – и на Западе, и на Востоке.

Еще с 1980–1981 годов гонка вооружений начала развиваться по новому витку спирали. Именно в эти годы Соединенные Штаты начали производство «нейтронного» оружия, а также новых видов химического оружия. На вооружение армии США стали поступать крылатые ракеты, общее число которых предполагалось довести до трех-четырех тысяч. Было объявлено о производстве модернизированных межконтинентальных ракет «МХ» и новых бомбардировщиков. Большой шум был поднят вокруг объявленных Рейганом планов космического противоракетного оружия, окрещенного тут же планом «звездных войн». Однако наиболее актуальной и трудной для Советского Союза в 1983 году оказалась проблема установки в Западной Европе, и прежде всего на территории ФРГ, американских ракет средней дальности «Першинг-2». Тема ракет средней дальности доминировала во всех выступлениях Андропова по проблемам внешней политики. Ракеты средней дальности не являлись каким-то новым видом оружия для Европы. Они имелись и раньше у Франции и Англии, но это не вызывало особого беспокойства советских лидеров и генералов, ибо оборонительный характер английского и французского ядерного потенциала был очевиден. Американский ядерный арсенал в Западной Европе был представлен в первую очередь скоростными бомбардировщиками, способными достигать любых целей в Восточной Европе. Советский Союз располагал примерно 600 ракетами средней дальности, однако это не вызывало кризиса в наших отношениях со странами НАТО.

Разногласия стали возникать лишь тогда, когда военная промышленность и США, и СССР почти одновременно освоила производство более точных ракет нового поколения с разделяющимися боеголовками. При этом еще при Брежневе приняли решение заменить устаревшие и ненадежные ракеты средней дальности СС-4 и СС-5 на более точные и совершенные ракеты СС-20, каждая из которых имела три боеголовки. Конечно, западные страны были хорошо осведомлены о предстоящей замене советских ракет. Но для них стало неприятным сюрпризом решение СССР на место 600 устаревших ракет с одной боеголовкой установить 600 новых ракет, но уже с тремя боеголовками. Это давало бы нашей стране значительные преимущества на европейском континенте. Обеспокоенные таким развитием европейского противостояния, правительства некоторых стран Европы, и прежде всего ФРГ, обратились с просьбой к США о размещении в Западной Европе новых американских ракет «Першинг-2». Особую активность во всех этих «ракетных делах» проявлял канцлер ФРГ Гельмут Шмидт, который еще в 1981 году поставил вопрос о растущей диспропорции в силах НАТО и Варшавского Договора на европейском континенте. Американские лидеры согласились с доводами и предложениями Шмидта и дали согласие на размещение «Першингов», заявив, что их новые ракеты являются оборонительным оружием, задача которых будет состоять в прикрытии от возможной советской угрозы тех стран, которые не имеют своего ядерного оружия, то есть прежде всего ФРГ. Это стало неприятным сюрпризом уже для Советского Союза. Так как новые американские ракеты в Европе могли поражать цели почти на всей европейской части СССР, находясь при этом под американским контролем, советское военное руководство было склонно рассматривать новые американские ракеты не только как часть европейского оборонительного потенциала, но и как часть американского стратегического ядерного потенциала.

Главную ось холодной войны составляло все же соперничество между Соединенными Штатами и Советским Союзом. Это было не только военно-стратегическое, но и идеологическое соперничество. У стран Западной Европы не было таких глобальных идеологических претензий, какие имелись тогда и у Советского Союза, и у США. Россия развивалась рядом с Европой и под ее влиянием в течение тысячи лет, и каждый человек в России воспринял бы как личную трагедию, если бы какая-нибудь война или инцидент привели к разрушению Парижа, Лондона, Рима, Амстердама или Мадрида. Европейский капитализм был для советской идеологии злом, но главным злом считался американский империализм. Потеряли в 1970-е годы былую значимость и опасения советской элиты и общества по поводу немецкой угрозы. Но также и для стран Западной Европы Советский Союз отнюдь не являлся той «империей зла» и средоточием всех пороков, каким он казался для части американского истэблишмента. Советский Союз был преемником того государства, с которым Европа соседствовала веками. Россию – дореволюционную или послереволюционную – было легче понять в рамках эволюции традиционной системы европейских государств. Даже коммунистическая идеология, победившая в СССР, являлась синтезом развития общественной мысли России и Европы. Политические порядки в СССР можно было рассматривать и как долгосрочный результат исторических тенденций европейского развития, за которые сама Россия далеко не всегда несла главную ответственность. Западноевропейские политики и идеологи знали, что Первая мировая война сделала крушение царской России неизбежным, а Вторая мировая война превратила СССР в военную сверхдержаву. Образование в Восточной Европе региона зависимых от СССР государств вызывало беспокойство, но, с другой стороны, западное общественное мнение приняло этот факт. Многие люди в Западной Европе не видели катастрофы в стремлении СССР отодвинуть на запад свои стратегические границы, чтобы гарантировать выживание и избежать любого повторения катастрофы 22 июня 1941 года. При всех оговорках коммунистический характер Советского Союза не столь сильно пугал западноевропейское общество, в котором марксистская идеология, а также социалистические и коммунистические партии давно уже играли важную роль в политической и общественной жизни. Хотя советские ракеты и танковые дивизии Варшавского Договора стояли на границе ФРГ, это происходило не потому, что советские лидеры всерьез полагали, что именно Западная Европа является главной угрозой безопасности Советского Союза. Это имело место потому, что на протяжении уже 25–30 лет Европа являлась передовой линией «фронта» или «главным театром военных действий» для Соединенных Штатов. Разница здесь очень велика. Некоторые из наиболее консервативных американских лидеров пытались утверждать, что СССР просто в силу экономических причин попытается захватить страны Западной Европы. Это было абсурдом, так как в случае войны именно Европа оказалась бы полностью разрушенной и зараженной на века радиоактивными элементами. Равным образом и агрессия Западной Европы против СССР, которая могла бы спровоцировать советское ядерное возмездие, представлялась в высшей степени невероятной.

Так или иначе, но проблема ракет средней дальности существовала. В рамках советско-американского противостояния СССР не имел аналогичного ядерного оружия, способного со сравнительно близкого расстояния поражать какие-либо цели в США. По мнению советского руководства, после сложившегося в 1970-е годы ядерного паритета установка американских ракет средней дальности в Западной Европе должна была создать явное неравенство в военно-стратегических отношениях двух сверхдержав. Поэтому Советский Союз заявил, что не допустит изменения уже сложившегося ранее соотношения сил. Доводы Запада состояли в том, что именно СССР, планируя установить новейшие ракеты средней дальности с 1800 ядерными боеголовками, первым стал на путь изменения соотношения ядерных арсеналов, что ставит страны Западной Европы в трудное положение и требует от них адекватной реакции.

Переговоры об этом начались еще при Брежневе, так же как и общие переговоры об ограничении стратегических вооружений. Еще в 1982 году Брежнев объявил о введении одностороннего моратория на установку новых ракет СС-20, но к этому времени около половины их, по западным данным, было уже установлено и находилось в полной боевой готовности. В ответ на советский мораторий Президент США Р. Рейган выдвинул, как известно, свой проект «нулевого» решения, согласно которому Америка отказалась бы от размещения новых ракет в Европе в обмен на полный демонтаж всех советских ракет средней дальности. СССР не принял этих условий, и переговоры мало продвинулись вперед.

Президент Рейган записал в своем дневнике в январе 1983 года, что он «очень хотел бы сам вести переговоры с Советами». Это желание не сопровождалось, однако, никакими ясными сигналами или приглашениями к переговорам. Рональд Рейган положительно оценивал изменения в советском руководстве. В мемуарах он писал: «Я чувствовал, что если бы у меня появилась возможность поговорить один на один с кем-нибудь из советских руководителей, у нас был бы шанс вместе добиться прогресса в ослаблении напряженности между нашими странами. Я всегда верил в силу прямого общения между людьми в решении проблем.

С Брежневым я не добился прогресса. Теперь в Кремле был новый руководитель – бывший глава КГБ Юрий Андропов. Я не ожидал, что он будет менее, чем Брежнев, привержен коммунистической доктрине, но, по крайней мере, у него была безупречная репутация.

Я все еще считал, что Советы ничем не заслужили приглашения к встрече в верхах – первоначально требовалось добиться большого взаимного доверия, – но я решил попробовать действовать путем личной дипломатии, используя окольные подходы к Кремлю, без широкой огласки, что позволило бы обеим сторонам быть искренними и отойти от позирования и попыток спасти свое лицо, что обычно наблюдалось при официальных контактах между лидерами Соединенных Штатов и СССР.

Первое время казалось, что мои попытки тихой дипломатии удаются. Затем последовала серия событий, которые изменили состояние американо-советских отношений от плохого к просто отвратительному»[373].

Странно было винить в таком ходе событий только советскую сторону. Дипломатия Рейгана была настолько «тихой», что Андропов мог ее просто не заметить. По свидетельству некоторых бывших дипломатов, ответственных за «западное» направление, Андропов заметил дипломатические маневры Р. Рейгана, но пришел к выводу, что встреча между ним и Рейганом пока еще нецелесообразна и может дать американской стороне односторонние преимущества. Разъяснения по этому поводу давались, в частности, Индире Ганди и встретили понимание. К тому же и Рейган был слишком непоследователен в выступлениях и действиях.

Еще в конце декабря 1982 года Ю. Андропов выдвинул от имени Советского правительства новые предложения, которые предусматривали демонтаж значительной части уже установленных ракет СС-20. Этот компромисс оказался неожиданным для США, но его со вниманием встретили в политических кругах Западной Европы. В марте 1983 года Ю. В. Андропов более подробно изложил советские предложения. СССР соглашался иметь на своей европейской территории такое количество ракет средней дальности, какое имели Англия и Франция вместе взятые. Естественно, это исключало бы появление в Европе американских ракет.

Соединенные Штаты не просто отвергли эти предложения Андропова. Именно в марте 1983 года Р. Рейган произнес наиболее резкую и даже оскорбительную по отношению к СССР речь, избрав для этого выступления ежегодную конференцию Национальной ассоциации евангелистов. Объявив, что Америка никогда не откажется от своих принципов и норм и от своей веры в Бога, Рейган, в сущности, потребовал от Советского Союза отказаться от его принципов и норм. Именно в этой речи Рейган назвал Советский Союз «агрессивной империей зла», тогда как Америка – это страна, которая испытывает «духовное пробуждение и моральное возрождение», «где справедливость течет как река, а добродетель – как непрекращающийся поток». Борьба между Америкой и Советами – это борьба между верой в Бога и безбожием, между правдой и неправдой, между добром и злом. В этих условиях Америка должна обладать превосходством в вооружениях. Рейган отверг поэтому предложение о «замораживании» ядерной мощи, которое выдвигалось и некоторыми западными политиками, и общественными деятелями. «Ядерное замораживание, – заявил Президент США, – было бы подарком Советскому Союзу за его огромное, беспрецедентное наращивание военной мощи. Оно помешало бы существенной и давно назревшей модернизации оборонных систем Соединенных Штатов и их союзников и привело бы к еще большей уязвимости наших дряхлеющих вооруженных сил»[374].

Заявление о том, что США начали уступать СССР в военной мощи, не соответствовало действительности. Хотя Советский Союз приблизился к паритету в военной мощи, он оставался еще догоняющей страной. По данным военных экспертов, стратегические вооруженные силы США располагали на конец 1981 года 1053 пусковыми установками межконтинентальных баллистических ракет (МБР), 411 бомбардировщиками с атомными зарядами на борту, а также 648 пусковыми установками баллистических ракет на 40 атомных ракетных подводных лодках. Все эти средства могли обеспечить единовременный пуск 10 тысяч ядерных боеголовок мощностью от 50 килотонн до 10 мегатонн каждая. Советский Союз в это же время располагал 1400 пусковыми установками МБР, 950 установками баллистических ракет на подводных лодках и 156 тяжелыми бомбардировщиками. Эти средства могли обеспечить единовременный пуск около 7 тысяч ядерных боеголовок[375]. Наращивать столь колоссальный военный потенциал было безумием с обеих сторон, хотя у военных экспертов и теоретиков ВПК и имелись на этот счет разного рода оправдания и расчеты, связанные с преимуществами первого и возможностями второго удара, «окнами безопасности» и т. п. Эти теории, которые нередко подгонялись под уже принятые решения, оказывали влияние и на политиков, которые только и могли принимать решения о начале ядерной войны. Никто не знал, однако, будет ли практика соответствовать теоретическим выкладкам.

Советский Союз страдал от гонки вооружения сильнее, чем США. Политика «паритета», которую начали еще в 1960-е годы проводить советские лидеры, не соответствовала экономическим возможностям страны и разоряла ее. Но и американская политика обязательного военного превосходства не имела рационального обоснования. Американский политолог Стив Коэн писал еще летом 1981 года в газете «Нью-Йорк таймс»: «Для США принцип паритета ставил существенный вопрос: могут ли американцы допустить, чтобы Советский Союз, нравится ли им его политическая система или нет, стал законной великой державой и обладал определенными глобальными интересами, чтобы Советский Союз получил политический паритет с США в мировой политике? Честно говоря, Соединенные Штаты, в отличие от большинства других стран, все еще не привыкли жить с этой геополитической и исторической реальностью. Порабощенные 64-годичной традицией антисоветизма и нравами, сложившимися за долгие годы существования в качестве единственной сверхдержавы, многие американские лидеры и значительный сегмент общественного мнения настаивают на рассмотрении Советского Союза преимущественно как “безбожной”, “террористической”, “дьявольской” силы, отказывая ему в каком-либо легитимном политическом статусе или полноценном упоминании в мире. Американцы даже не обсуждали открыто принцип паритета. Эта тема, наподобие темы секса в викторианской Англии, остается запретным и отвратительным предметом. Но это нежелание признать политический паритет, которое заставляет американскую дипломатию периодически уступать милитаристской политике, как и согласие на необходимость политического паритета, уступает химере превосходства, а эпизодическая разрядка уступает холодной войне…»[376]

К лету 1983 года все переговоры по сокращению вооружений практически зашли в тупик. Никаких новых инициатив не выдвинули ни Англия, ни Франция, ни ФРГ. Напротив, для правительства СССР стала большим разочарованием позиция Франции, которая, несмотря на приход к власти левой социалистической партии, не ослабила, а умножила усилия по наращиванию своего ракетно-ядерного потенциала. Франция первой из стран Западной Европы включила в свой арсенал нейтронную бомбу и при социалистическом президенте стала более тесно сотрудничать с НАТО, чем при президенте де Голле. Без каких-либо оговорок Франция поддержала планы США и НАТО по «довооружению» Европы новыми американскими ракетами.

Немало огорчений советским лидерам принесло и поражение на выборах в ФРГ Социал-демократической партии и ее переход в оппозицию. Хотя именно социал-демократический канцлер ФРГ Г. Шмидт был одним из главных инициаторов решения о «довооружении», его партия выдвигала на этот счет ряд оговорок и была более восприимчива к продолжению диалога с СССР. Новая христианско-либеральная коалиция в ФРГ была в этом отношении гораздо более трудным партнером, и это ясно показала летом 1983 года встреча в Москве между Ю. В. Андроповым и новым канцлером ФРГ Г. Колем. Оба лидера изложили свои точки зрения, но не изменили их. Между тем именно на территории ФРГ предполагалось разместить примерно 50 процентов всех американских «евроракет», в том числе и наиболее опасные, по мнению советских военных экспертов, – «Першинги-2». Тот факт, что нацеленные на советские объекты новые ракеты будут стоять на немецкой земле, представлял для СССР не только трудную военную проблему, сокращая подлетное время ракет к целям до пяти-семи минут, но и сложную национально-психологическую проблему, так как у нас в стране еще хорошо помнили развязанную Германией Вторую мировую войну. К концу лета стало ясно, что ни советская дипломатия, ни новый лидер не сумеют предотвратить или отложить прибытие американских ракет в Западную Европу. Поэтому СССР объявил, что будет вынужден принять ответные меры для восстановления нарушенного паритета. Первой из них должно было стать размещение на территориях ГДР и ЧССР новых, более точных и «дальнобойных» тактических ядерных ракет. Вторым – более важным, но потенциально и более опасным предприятием – должно было стать размещение вблизи территории США аналогичного комплекса советских ракет среднего радиуса действия с таким же, как и у «евроракет», подлетным временем. Где именно это произойдет, не объявлялось. Военные эксперты предполагали, что Советский Союз сформирует специальные военно-морские соединения, включающие новые крупные подводные лодки, авианосцы и ракетоносцы. Мало кто знал, однако, что СССР начал подготовку к размещению ракет средней дальности на Чукотке. Расчеты показывали, что с чукотских плацдармов эти ракеты могут за пять-восемь минут «накрыть» все западное побережье США. Таким образом, именно в 1983 году Советский Союз, США и страны Западной Европы начали втягиваться в новый виток дорогостоящей и опасной гонки вооружений.

Андропов решал в 1983 году не только общие военно-политические проблемы. Он лично осваивал новые формы управления ракетно-ядерным комплексом страны. Именно при нем появился тот «ядерный чемоданчик», о котором и сегодня так много говорят и в России, и в США, рассматривая его едва ли не как главный символ власти Президента. По свидетельству бывшего работника Генштаба СССР Роберта Быкова, при Брежневе пресловутого «чемоданчика» еще не было. Был красный телефон, стоявший в кабинете Генерального секретаря ЦК КПСС под прозрачным колпаком. Второй такой же телефон имелся на Центральном командном пункте в здании Генштаба. Брежнев вскоре забыл о назначении стоявшего у него в кабинете красного телефона и однажды поднял трубку. На ЦКП в Генштабе раздался звонок. Дежурный генерал поднял трубку и доложил: «Дежурный генерал-полковник В. слушает». Брежнев удивился: «Что-то я не помню такого генерал-полковника. А где вы находитесь и какие задачи выполняете?» Получив объяснения, генсек сказал: «А то я смотрю, какой-то новый телефон поставили. Для чего – не пойму. Ну спасибо, до свидания!» Когда в Генеральном штабе проводились тренировки, то есть имитации ракетно-ядерного нападения на СССР, больного Брежнева уже не беспокоили. Знаменитый «ядерный чемоданчик» появился в 1983 году, и Андропов был первым лидером страны, который не только освоил его, но и успешно участвовал в тренировках. Он быстро изучил все команды и молниеносно принимал решения. Разумеется, Советский Союз победоносно завершал все эти учебные «войны»[377].

Осенью 1983 года проблема ракет «Першинг-2» перешла в сферу практического осуществления. Началась подготовка по их установке в Западной Европе. Давая в конце октября интервью газете «Правда», Андропов заявил, что появление в Западной Европе американских ракет сделает невозможным продолжение ведущихся в Женеве переговоров, эти переговоры могут быть продолжены только в том случае, если США воздержатся от фактического размещения ракет.

Это заявление Андропова не произвело, однако, должного впечатления на США и страны НАТО в Европе и не изменило их решения приступить в конце ноября к установке ракет. В советской печати было опубликовано новое заявление, в котором говорилось, что «тщательно взвесив все стороны создавшейся обстановки, советское руководство приняло следующее решение. Первое. …Советский Союз считает невозможным свое дальнейшее участие в этих переговорах (по ограничению ядерных вооружений в Европе). Второе. …Отменяется мораторий на развертывание советских ядерных средств средней дальности в европейской части СССР. Третье. По согласованию с правительствами ГДР и ЧССР будут ускорены… подготовительные работы по размещению на территории этих стран оперативно-тактических ракет повышенной дальности. Четвертое. …Соответствующие советские средства будут развертываться в океанах и морях»[378].

Советский Союз не ответил на некоторые примирительные жесты и более умеренные заявления Р. Рейгана, объявив это предвыборной риторикой. Стало очевидно, что советское руководство утратило желание вести какие-либо переговоры с американской администрацией. 1984 год являлся для США годом выборов Президента, и советские лидеры давали понять, что они будут дожидаться их результатов, сократив до минимума все контакты с Соединенными Штатами. Не исключено, что Андропов рассчитывал таким образом повлиять на исход выборов в США, как это пытался сделать Хрущев в 1960 году. Впрочем, получаемая Андроповым совокупная информация о шансах кандидатов не оставляла никаких сомнений в победе Рональда Рейгана.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.