Проблемы генезиса земледельческого неолита

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Проблемы генезиса земледельческого неолита

Историко-культурные процессы эволюции человечества подчинялись неким единым глобальным закономерностям и протекали в рамках генерального потока инноваций и после завершения процесса сапиентации и распространения сапиентных людей по ойкумене, включая и Новый Свет. Правда, расширение ойкумены почти до ее естественных пределов, от экватора до полюсов, в том числе и на Американском континенте, сильно усложнило реализацию механизма влияния передовых отрядов человечества и развитых его культурных анклавов на остальной мир. И если в эпоху антропогенеза и палеолита механизм, о котором идет речь, действовал в конечном счете безотказно, хотя порой и весьма медленно, то позже ситуация стала изменяться. Глобальные процессы, пусть не все, начали трансформироваться в регионально-континентальные.

Это не значит, что в разных регионах дальнейшее развитие культуры сапиентных людей стало протекать целиком на автохтонной автономной основе. Но нельзя не отметить, что роль миграций и культурных взаимодействий несколько уменьшилась в пользу самостоятельного развития культурного потенциала всех сколько-нибудь развитых групп сапиентных людей. Правда, здесь нужны оговорки: общности, оказавшиеся в неблагоприятных условиях обитания или в относительной изоляции — обитатели приполярных районов, горных долин или даже таких материков, как Австралия, не говоря уже об островитянах Океании, — застывали в своем развитии/а порой и стагнировали. Но зато остальные эволюционировали — за счет как внутренних потенций, так и взаимообмена, причем эта эволюция напрямую зависела от количества и качества взаимных культурных контактов. Там, где для них создавались наиболее подходящие условия, историко-эволюционный процесс шел активнее. И наоборот, там, где условия были неблагоприятными, он замедлялся и едва ли не целиком зависел от случайного воздействия извне. Это хорошо заметно уже в конце палеолита, когда сапиентные неоантропы повсюду стали абсолютно преобладать.

Переходным периодом между палеолитом и неолитом считается эпоха мезолита (ориентировочно XII—X тысячелетия до н.э.). Современной науке известны три регионально-континентальные зоны сравнительно быстрой эволюции сапиентных неоантропов и их культуры в то время. Одна из них — Новый Свет. Хотя изоляция его от Старого не была абсолютной, все же по мере расселения сапиентных людей по Американскому континенту там создалась собственная обширная зона взаимовлияний, практически почти полностью оторванная от активных воздействий извне. Другие две зоны размещались на Евразийском континенте. Первая и в некотором смысле основная, наиболее продвинутая и развивавшаяся энергичнее остальных, — это центральный степной пояс континента, по меньшей мере частично охвативший и Африку, ее северные районы: от Марокко через степи Северной Африки, Западной и Центральной Азии вплоть до Маньчжурии тянулась зона культур микролитического мезолита.

Это был новый тип культуры, характеризовавшийся небольшими, а то и вовсе миниатюрными каменными, изготовленными в основном из кремня орудиями сравнительно правильной геометрической формы. Значительная часть таких орудий служила вкладышами, вставлявшимися в деревянные или костяные основы ножей и серпов, а также наконечниками копий и стрел. Как серпы, так и лук со стрелами — нововведения микролитического мезолита, столь необходимые для групп охотников и собирателей, которые в погоне за добычей быстро осваивали все новые и новые территории. Пригодных для охоты и рыболовства (вариант охоты) территорий было немало — потому и пределы соответствующей зоны были весьма обширными. Расширение же зоны собирательства во многом зависело от условий среды. И именно благоприятными природными условиями объясняются многие достижения насельников мезолитических культур Западной Азии в отличие, скажем, от их современников из второй мезолитической зоны Старого Света, юго-восточноазиатской.

Юго-восточноазиатский мезолит, представленный преимущественно хоабиньской культурой в Индокитае, на юге Китая и в Индонезии, заметно отличен от микролита северных районов. Каменный инвентарь здесь близок к юго-восточноазиатскому палеолитическому с его чопперами и чоппингами. Но дело даже не в характере орудий — связи между обеими зонами, пусть дальние, окружные, все же существовали: охотники юго-восточно-азиатского региона были знакомы с луком и стрелами, использовавшимися в эпоху мезолита для охоты, или с крючками и иными снастями, применявшимися для ловли рыбы. Дело в характере собирательства. Точнее, в тех природных ресурсах, которые могли стать его объектом.

Именно собирательство — причем не время от времени, а в качестве постоянного промысла, связанного со сбором плодов дикорастущих растений, — стало в переходную эпоху мезолита фундаментом быстрой прогрессивной эволюции. В тех зонах, где произрастали дикорастущие предшественники злаков и иных пригодных в пищу растений, включая коренья, — а таких зон, «центров Вавилова» (см. [7]), наука знает сравнительно немного — регулярный сезонный сбор урожая создавал благоприятные объективные предпосылки для перехода к земледелию, т.е. к сознательному воспроизводству тех идущих в пищу растений, которые веками собирались. Так было положено начало земледелию, а с земледелия как регулярной деятельности начинает отсчет принципиально новая эпоха в истории людей — неолит.

Неолит — не просто археологический термин, обозначающий эпоху нового каменного века. Начало неолита следует воспринимать как великий исторический рубеж для человечества, так как в эту эпоху был совершен решающий для человека переход от свойственной палеолиту присваивающей экономики к производящему хозяйству земледельцев и скотоводов. В указанном смысле земледельческий неолит — плод своего рода экономической и социальной революции, получившей в науке не очень точное, но всем понятное наименование «неолитической». Более того, неолит как комплекс взаимосвязанных изобретений и открытий следует считать фундаментальным сдвигом в эволюции общества — сдвигом, которые случаются редко и обязаны своим возникновением уникальному стечению благоприятных обстоятельств.

Если оставить в стороне проблему неолитической революции в Новом Свете, то в пределах Старого Света науке пока что известна лишь одна зона, где неолитическая революция представлена в своем полном виде и где за несколько тысячелетий в результате ее победоносного шествия сложился развитый зерновой земледельческий неолит, — ближневосточная. Вторая, юго-восточноазиатская, с характерным для нее корне- и клубнеплодным земледелием (таро, ямс, батат), может быть сопоставлена с ближневосточной, но при этом она явно проигрывает: иная агротехника и иные идущие в пищу растения не создавали условий для расцвета нового типа производящего хозяйства и потому не были стимулом для быстрой эволюции общества.

Остановимся на этой проблеме чуть подробнее, ибо она существенна для изучения процесса генезиса земледельческого неолита в Китае. Сначала — о ближневосточной неолитической революции. Только в предгорьях Западной Азии (Загрос, Анатолия, Палестина и др.) издревле произрастали дикорастущие злаки — пшеница и ячмень в первую очередь. Там же водились мелкие рогатые животные, козы и овцы, а также кабаны и крупный рогатый скот — все те виды, что были Затем одомашнены вчерашними охотниками.

Охотники и собиратели Западной Азии, оказавшиеся в отличие от других в столь благоприятных природных условиях, раньше всех стали использовать срезавшиеся ими колоски в пищу — в одной из ранних микролитических стоянок, натуфийской в Палестине, около 8% микролитического инвентаря составляли вкладыши для серпов (см. [66, с. 96—100]). Они же, используя ранее прирученных человеком собак, сумели постепенно приручить диких животных. Расселяясь поблизости от мест произрастания дикорастущих злаков и используя в пищу мясо, молоко и затем научившись употреблять в дело также и шерсть одомашненных животных, насельники мезолитических стоянок начали трансформироваться в земледельцев и скотоводов. Этот процесс шел достаточно долго, заняв в общей сложности несколько тысяч лет. Примерно в VIII—VII тысячелетиях до н.э. он в общем и целом был завершен — сложился развитый комплекс земледельческого зернового неолита.

Спустившись с предгорий в более приспособленные для земледелия долины рек и обогатив свой генофонд за счет контактов с иными группами насельников мезолитических и ранненеолитических (не овладевших еще всем комплексом достижений неолита) групп — а ближневосточная зона с глубочайшей древности, со времен архантропов, была центром пересечения миграционных потоков, — неолитические земледельцы начали быстрыми темпами осваивать ойкумену, во всяком случае, в пределах Старого Света.

Быстрота темпов освоения новых земель земледельцами была поразительной, что было связано с демографической революцией, сопровождавшей неолитическую и бывшей дочерней по отношению к ней. Иными словами, неолитические земледельцы, перешедшие к регулярному производству пищи в весьма значительных объемах и жившие в защищенных от невзгод условиях оседлых и благоустроенных по тем временам поселений, стали выгодно отличаться от всех остальных групп людей тем, что быстро увеличивались в числе за счет сокращения смертности детей и благоприятных условий для фертильности женщин. Именно это вело к тому, что неолитическими земледельцами были быстро освоены долины Тигра, Евфрата и Нила, после чего они стали активно перемещаться в сторону Европы, Средней Азии, Ирана и Индии, вплоть до Юго-Восточной Азии и Китая. Перемещаясь во все стороны из первоначально освоенной ими ближневосточной зоны, мигранты несли с собой весь комплекс неолитических достижений. К чему конкретно он сводился?

Прежде всего — производство зерновой и мясо-молочной пищи с соответствующей технологией и агротехникой. Далее — оседлый образ жизни, необходимый для оптимальной реализации этого производства и включающий строительство поселений из домов и различного рода хозяйственных построек, включая амбары, склады, загоны для скота, мастерские и т.п. Для нужд приготовления и хранения пищи были необходимы дешевые, легко изготовляемые и удобные в употреблении сосуды — лучшими из них стали керамические, обжигавшиеся в специальных гончарных печах. Для обеспечения себя одеждой стали использовать шерсть животных и специально культивировавшиеся для этого растительные волокна, появились прядение и ткачество, изготовление одежды, а затем и обуви. Для многочисленных и весьма разнообразных производственных и хозяйственных нужд потребовалось большое количество хорошо выделанных орудий труда из камня, дерева, кости, керамики. Изделия из камня по-прежнему играли основную роль, но это были уже новые и по формам, и по технологии изготовления орудия — именно они, хорошо обработанные, обретавшие точно необходимые формы и затем шлифовавшиеся и даже полировавшиеся, дали название всей эпохе (неолит — новый каменный век, новые каменные орудия).

Однако комплекс развитого зернового неолита не ограничивался одними лишь достижениями материально-производственного, хозяйственно-бытового плана. Не меньшую, а в некотором смысле даже важнейшую роль в нем играли нововведения в сфере духовной жизни, мировоззрения и менталитета людей неолита, обогащенных новым опытом и новыми представлениями о мире и о своем в нем месте. Начать с того, что на смену примитивному шаманству охотников и собирателей пришли более развитые религиозные представления, усовершенствованная культовая практика, а вместе с тем и другим — богатая, во многом заново созданная мифология, тесно связанная с космогонией, столь важными для зависящих от капризов погоды земледельцев астрально-календарными знаниями и наблюдениями, а также с анимистическим поклонением божествам сил природы, культом плодородия и размножения в сочетании с культом Великой Матери, в том числе и Матери-Земли.

Эта духовная культура неолитических земледельцев нашла свое отражение в двух сферах их культуры — в практике захоронений и в росписи на керамике. Хоронили покойников обычно с соблюдением принятой в данном коллективе ориентацией мертвеца, в могилу которого клали принадлежавшие или полагавшиеся ему предметы, включая и расписные сосуды. Малых детей часто погребали в керамических сосудах прямо под полом, а то и под порогом жилища — обычай, возможно связанный с представлением о необходимости приносить в жертву божеству первенцев (вспомним библейских Авраама и Исаака) и со временем ставший не очень понятной, но тщательно соблюдавшейся нормой. Что касается росписи с ее многоцветным зоо- и антропоморфным, а также геометрическим орнаментом, то самое главное в ней — мотивы росписи, ее семантика и символика, проявлявшиеся в четко фиксированных деталях и композициях изображений. Практически за каждым мазком, штрихом, элементом орнамента таился глубокий, не всем доступный, но всеми по традиции воспроизводившийся ритуально-мифологический смысл.

Современные специалисты немало потрудились над тем, чтобы проанализировать элементы и мотивы росписи и вскрыть этот смысл (см., в частности, [36; 164; 173а]). Как правило, все они сходятся на том, что здесь нет места случайности или прихоти мастера: все четко соответствует издревле выработанному стандарту (хотя таких стандартов могло быть достаточно много), сохраняется в веках и долгое время воспроизводится новыми поколениями. Стоит добавить к этому, что расселявшиеся многочисленные потомки первопоселенцев подчас перемещались от мест обитания их отдаленных предков на многие тысячи километров. За долгие века такого рода миграций многие из них забывали первоначальный смысл элементов росписи. А между тем именно роспись воспринимается специалистами как первостепенной важности этногенетический признак, позволяющий ставить вопрос о родстве неолитических культур всей гигантской серии, получившей наименование именно от росписи (культуры расписной или крашеной керамики). Ведь именно роспись с ее приемами, многообразными элементами и символами наиболее надежно говорит о характере той или иной культуры развитого земледельческого зернового неолита, о родстве между близкими по этому признаку культурами.

Для первых культур развитого зернового неолита — тех самых, представители которых, спустившись с предгорий, стали распространяться по ойкумене после завершения неолитической революции в Западной Азии, — роспись была обязательной. И только вторичные по характеру, более поздние неолитические культуры переставали принадлежать к серии культур расписной керамики, утрачивая этот важнейший признак. Не имели росписи, как правило, и так называемые субнеолитические культуры, обычно незерновые и неземледельческие либо — если речь о более позднем времени — знакомые с земледелием, но не практиковавшие его в сколько-нибудь значительном объеме.

Субнеолит обычно представлен культурами, использовавшими лишь некоторые из элементов развитого земледельческого зернового неолитического комплекса. Ранние культуры субнеолита — прежде всего микролитические мезолитические культуры, которые в результате контактов с земледельческими культурами собирателей на ранних этапах неолитической революции заимствовали некоторые из элементов неолитического комплекса — соответственно обработанный камень, керамику, одомашненный скот. К их числу относятся и те, что вырабатывали некоторые элементы иного, незернового неолита в результате контакта и взаимодействий в юго-восточноазиатской зоне, где протекал параллельный и независимый от ближневосточного процесс собственной, хотя и весьма иной по облику незерновой неолитической своего рода мини-революции.

Для юго-восточноазиатской зоны, со времен раннего палеолита бывшей в масштабах Старого Света вторым, пусть чуть отстающим от первого, но все же самостоятельным центром эволюции человека и его культуры, был характерен, как упоминалось, собственный мезолит, причем охотники и собиратели мезолитической эпохи довольно рано стали делать шаги в сторону неолита. Так, там чуть ли не около 10 тысячелетий тому назад появилась керамика — сосуды с примитивным веревочно-сетчатым, так называемым шнуровым орнаментом, подчас с многочисленными вариациями, вплоть до нарезок, ямок и налепов на сосудах.

Примерно в то же время, может быть чуть позже, собиратели этой зоны научились использовать в пищу, а затем и перешли к производству разного рода корне- и клубнеплодов, потом также и бобовых. Ими был одомашнен дикий кабан и, видимо, некоторые виды птиц. Усовершенствовались орудия труда, строились оседлые поселения. Словом, было достигнуто в чуть иной форме многое из того, что представляло собой суть неолитической революции в Западной Азии. Не было, однако, двух важнейших элементов развитого неолитического комплекса — зернового хозяйства (зерно — основное богатство земледельцев неолита) и расписной керамики.

Отсутствие зерна и соответственно незнакомство с зерновой агротехникой сыграло решающую роль в отставании юго-восточноазиатского неолита: клубни, не говоря уже об их пониженной калорийности по сравнению с зерном, длительному хранению не подлежат и основой богатства стать не могут — во всяком случае такого богатства, которое способствовало бы энергичному развитию общества. Соответственно клубнеплодное земледелие оказалось неспособным породить очаг урбанистической цивилизации. Что же касается росписи, то она важна не сама по себе, но как отражение уровня развития коллектива — на сей раз, в отличие от зерна, не материального, а духовного, интеллектуального его развития.

Юг Китая, как упоминалось, находился в зоне юго-восточно-азиатского мезолита и под влиянием тех субнеолитических культур охотников и собирателей, которые испытывали воздействие со стороны незернового неолита этой зоны. С севера и северо-востока Китай был окружен на рубеже мезо- и неолита (XVII тысячелетия до н.э.) субнеолитическими культурами шнуровой керамики или микролитического мезолита. Южный субнеолит представлен, в частности, стоянкой Тапэнькэн на Тайване, а северный микролитический — отдельными вкраплениями достигал северокитайской равнины (Шаюань в Шэньси и Линцзин в Хэнани). Этот мезолитическо-субнеолитический культурный субстрат, представленный монголоидными охотниками и собирателями, по меньшей мере частично был генетически связан с верхнепалеолитическими насельниками пещеры Шандиндун или их соседями. Через центральноазиатский степной пояс он мог иметь контакты и с ближневосточным мезолитом или субнеолитом. Но одно совершенно очевидно: с развитым зерновым неолитическим земледельческим комплексом он не был знаком. Отсюда и проблема генезиса развитого земледельческого зернового неолита в Китае.

Еще сравнительно недавно, во времена первых археологических открытий в Китае (20—30-е годы XX в.), да и в первое послевоенное время в науке господствовала идея о появлении земледельческого неолита расписной керамики (Яншао) в Китае с запада. Такое представление базировалось на достаточно серьезном фундаменте.

Во-первых, сам характер яншаоского неолита и особенно росписи на керамике демонстрировал очевидное сходство с элементами неолитического комплекса и росписи в культурах этой серии на западе, от Европы до Ирана, Средней Азии и Индии. Во-вторых, Яншао в Китае датировалось сравнительно поздним временем (около 3 тыс. лет до н.э.), а темпы распространения культур серии расписной керамики считались и считаются поныне достаточно быстрыми: от первоначального поселения в силу демографического давления уже во втором-третьем поколении отпочковываются дочерние, затем столь же быстро, да к тому же по законам цепной реакции, дававшие начало следующим, что вело сначала к полному освоению данной долины или региона, а затем и к необходимости искать подходящие места обитания в новых краях, для чего вполне могли предприниматься длительные и далекие миграционные перемещения. Видные теоретики школы культурной диффузии, в частности Р.Гейне-Гельдерн, создавали даже ориентировочные глобальные схемы подобного рода перемещений культур расписной керамики по ойкумене, включая и Китай (см. [229]).

Позже, однако, ситуация стала изменяться. По мере все новых и новых археологических открытий в Китае, сопровождавшихся радиокарбонными датировками старых и заново обнаруженных местонахождений, становилось очевидным, что прежние глобальные конструкции и простые решения необходимо пересматривать.

Дело в том, что новые данные сильно усложнили первоначальные представления о китайском неолите, далеко не прояснив, а скорее запутав ситуацию. Так, в результате новых находок и датировок стало ясно, что китайский неолит расписной керамики много древнее, чем ранее предполагалось: наиболее ранние местонахождения восходят к началу V тысячелетия до н.э., если даже не к VI. Выяснилось также, что эти ранние местонахождения фиксируются не только в западной части бассейна Хуанхэ, в зоне господства вариантов Яншао, но также и в прямо противоположном углу страны, в низовьях Янцзы, где культуры расписной керамики весьма отличны от яншаоских, хотя и столь же древние.

Если прибавить к этому, что китайский неолит в целом отличен от западноазиатского (вместо пшеницы и ячменя там научились возделывать просо и рис, вместо козы, овцы и коровы была одомашнена свинья восточноазиатской породы, а на юге еще и некоторые виды птиц), а насельники неолитических стоянок — довольно явно выраженные монголоиды, пусть даже с примесями (чаще, впрочем, негро-австралоидными, нежели европеоидными), то неудивительно, что ныне подавляющее большинство специалистов отказываются видеть в китайском неолите расписной керамики дериват западноазиатского или какого-либо иного, но начинают все жестче и уверенней говорить об его автохтонности.

Действительно, несовпадений много, как много и безусловных признаков, связывающих китайский неолит расписной керамики с местными мезо- и субнеолитическими корнями. Но при всем том необъясненным и необъяснимым с позиций автохтонности остается едва ли не главное: откуда самые ранние варианты северо- (Баньпо—Бэйшоулин) и южнокитайской (Хэмуду—Цин-ляньган) культур расписной керамики узнали весьма сложную агротехнику зернового (чумиза и рис) земледелия и генеральные для всей евразийской серии аналогичных культур принципы росписи на керамике? И вообще, как появился в Китае весь комплекс развитого зернового земледельческого неолита расписной керамики? Если на местной основе — должны быть следы многотысячелетней неолитической революции, не идентичной незерновой юго-восточноазиатской мини-революции. Если такой местной основы не видно — остаются в силе прежние предположения о миграциях, культурной диффузии и заимствованиях как механизме контактов, сыгравших решающую роль толчка в процессе генезиса китайского неолита. Как же обстояло дело?  

Данный текст является ознакомительным фрагментом.