* Горис (Ред.).

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

* Горис (Ред.).

____________________

Назимка не принял этого предложения, и роты погибли. Из всего отряда в тысячу штыков спаслось тогда только два офицера и шесть нижних чинов, которых армяне успели спрятать в деревне Каладерасы, где они были желанными гостями, а после изгнания персиян из Карабаха благополучно присоединились к полку. Положение армянского населения здесь было еще ужаснее, чем в Памбаке и Шурагеле. Только ближайшие армянские деревни успели еще спастись за стенами крепости и приняли деятельное участие в ее обороне: остальное население, застигнутое врасплох, было разграблено или перебито. За голову армянина Аббас-Мирза платил по червонцу; человек 60 находилось в персидском стане под строгим караулом и ждало своего смертного часа.

Челябертский магал, где жило семейство мелика Вани, сразу отхвачен был от Шуши и предан разграблению. Бежать было некуда. Мелик Вани и брат его Акоп потеряли все свое имущество, стада и превосходный табун в триста голов лучших карабахских кобылиц, который был угнан персиянами. Оба они со своими семействами и жителями покинули свое родное селение, стоявшее на равнине, и скрылись в полуразрушенной крепости Джермук, расположенной в горах при впадении в Тергер маленькой реки Терга. Там они обдумывали средства, какими можно бы было помочь осажденной крепости, по крайней мере ослабить народные бедствия и прекратить кровавую, бессмысленную резню, представлявшую собой только погоню за червонцами. Но все попытки их в этом роде были безуспешны, и надо было прийти к горькому сознанию своего бессилия. Конечно, если бы армяне явились с покорностью, встретили бы персиян с хлебом и солью, как это сделали татары, отдали бы цвет своей молодежи в ряды их армии, они сохранили бы и жизнь, и имущество. Но среди армян не нашлось изменников, и все они были обречены на гибель. Спасителем народа в это тяжкое время является Вани. Но мы увидим, какой дорогой и страшной ценой куплено было им спасение своих единоверцев…

А осада Шуши, между тем, продолжалась. Шесть слабых рот без продовольствия, без запаса пороха и снарядов шесть недель держались в крепости с геройской стойкостью. Армяне, нашедшие себе спасение в ее стенах, дружно помогали войскам и вместе с ними несли всю тяжесть блокадной службы. Нельзя не отметить, что в числе защитников Шуши находился и сын Акопа-юзбаши – Аслан-бек, молодой человек, находившийся при полковнике Реуте. Он только что женился, но, оставив молодую жену на попечение родителей, укрывшихся в Джермуке, остался в Шуше и пробыл на своем посту до конца военных действий. Помимо своих занятий при Реуте, он наравне с другими стоял на стенах и ходил на вылазки. Впоследствии, когда осада была снята, Реут доносил Ермолову: «Относительно армян, защищавших крепость, долгом себе поставляю объяснить, что служба их достаточна внимания, ибо все они действовали с отличной храбростью, выдерживали многократные приступы, отражали неприятеля с важным уроном, презирали недостаток продовольствия и никогда не помышляли о сдаче крепости, хотя бы наступил совершенный голод».

В ответ на это Ермолов предписал: «У всех изменивших нам мусульманских беков отобрать имеющиеся в управлении их армянские деревни, а жителям объявить, что они навсегда поступают в казенное управление в ознаменование признательности и непоколебимой верности их Императору».

Иван Давыдович Лазарев, впоследствии известный кавказский герой, генерал-адъютант, украшенный Георгием 2-го класса Большого Креста, был в это время семилетним ребенком и находился в стенах осажденной крепости. Младший брат его, Яков, отставной полковник, здравствующий и поныне, также помнит эту осаду, и рассказы его, как и рассказы Ивана Давыдовича, служат прекрасной иллюстрацией, живыми картинами к этим страницам нашей русской народной славы, которую русские дети, казалось бы, должны были изучать на школьной скамье не менее, чем подвиги греков и римлян. Впечатления детства обыкновенно бывают самыми сильными, но они, естественно, сосредотачиваются на тех предметах, которые ближе, доступнее пониманию ребенка.

Семья Лазаревых имела в Шуше свой собственный дом и, как семья армянская, была окружена по преимуществу армянами, бежавшими из деревень и нашедшими приют на обширном дворе их каменного дома. Естественно также, что и дети Лазаревых проводили большую часть своего времени на дворе, среди своих одноземцев, с детским любопытством прислушиваясь к их народному говору. «Но из этого говора, – рассказывал Иван Давыдович, – я выносил впечатления уже далеко не детские. Разговоры касались, конечно, большей частью интересов дня, и здесь-то от этих простых людей я научился преданности, долгу и самоотверженности, высказываемых армянами на каждом шагу. Я слышал, что в крепости не было пороха и что Барутчи-Погос безвозмездно приготовлял его войскам каждый день от 20 до 30 фунтов. Я помню армянина Арютина Алтунова с Георгиевским крестом и золотой медалью на шее, вызвавшегося тогда добровольно пробраться сквозь персидскую армию, чтобы доставить Ермолову сведения о положении осажденной крепости. Он причастился Святых Тайн и напутствуемый благословениями всего гарнизона ночью был спущен с крепостной стены на веревке. Через несколько дней он возвратился назад и принес от Ермолова записку к полковнику Реуту. Помню я, как сельчане, сбежавшиеся в крепость, отдали весь свой скот на продовольствие гарнизона, как наши богачи Ахумов, Бегран-бек Мелик-Шахназаров, Зограб-ага Тарумов и другие предоставили на общее пользование все имевшиеся у них значительные запасы хлеба, который оказался, однако, в зерне; помню также, как наши армяне по ночам на своих плечах носили тяжелые мешки с зерном на мельницы деревни Шушишенд, где братья юзбаши Сафар и Ростом Тархановы быстро перемалывали зерно и доставляли его обратно. Без этой помощи гарнизону никогда не выдержать бы шестинедельной осады. Аббас-Мирза неоднократно пытался взять ненавистные ему мельницы, но все его усилия разбились о геройскую стойкость армян, предводимых братьями Тархановыми. Даже женщины их являлись героинями, и одну из них, Хатаи, знал тогда весь Карабах…».

Мы нарочно рассказываем эти подробности, чтобы показать дух тогдашнего армянского населения. На подвигах и преданности мелика Вани к русским воспитывалось молодое поколение.

Имя мелйка Вани слишком популярно в народе, и трудно было предвидеть, чтобы над головой этого человека, имевшего такое громадное воспитательное значение в крае, собралась черная туча и разразилась внезапным ударом. А гроза уже надвигалась.

Раздраженный упорной защитой Шуши, Аббас-Мирза приказал узнать, кто самые влиятельные люди среди карабахских армян. Ему назвали архиепископа Саркиса Джалальянца, последнего патриарха Агванского, затем настоятеля Татевского монастыря архиепископа Мартироса и двух меликов: челябертского – Вани Атабекова и управлявшего Игирмидортским магалом – Осипа Беглярова. Из числа этих лиц архиепископ Мартирос уже был схвачен персиянами, отправлен в Тавриз и там содержался под стражей. За остальными был послан отряд персидской кавалерии. Их разыскали и, так как сопротивляться было бесполезно, все трое, конвоируемые персидскими всадниками, отправились в неприятельский стан, не рассчитывая вернуться оттуда живыми. Дорогою мелик Вани долго обдумывал свое положение. Пример архиепископа, увезенного в Тавриз и осужденного на смерть, убеждал его, что в данном случае надо принять несколько иную систему, и он решил заранее, как будет держать себя и что будет говорить перед Аббас-Мирзой.

По прибытии в персидский лагерь Вани немедленно был представлен наследному принцу. Все знали, что участь мелика была решена заранее и что он заплатит своей головой за старые грехи. Аббас-Мирза действительно встретил его вопросом: «Помнишь ли, мелик, что ты три раза вырвал из моих рук добычу? Ты спас Карягина, Котляревского и Ильяшенку».

Обвинение это Вани предвидел и, спокойно взглянув в глаза разгневанного принца, ответил словами персидской пословицы: «Не бывает слуги без проступка, не бывает аги без милости». Ответ понравился: «Хорошо, – сказал принц. – Чем же тебя наградили русские?» Вани указал на свои эполеты и на две медали. «Только это?», – засмеялся принц. Он приказал сорвать с него медали и повесить их на шею своей гончей собаки. «Наш шах, – прибавил он внушительно, – сделал бы тебя ханом и дал бы в управление целую область». «Да здравствует наследник престола! – воскликнул Вани. – Мой отец служил карабахскому хану. Русские завоевали Карабах, и я стал служить русским. Если Карабах сделается твоею областью, я буду служить тебе: слуга повинуется своему господину». «Карабах мой! – сказал принц. – Мои войска попирают его землю, а несчастные русские не смеют и носа показать из своей крепости».

Вани тотчас воспользовался таким оборотом.

«Если Карабах твой, – отвечал он, почтительно склоняя голову, – зачем же персияне режут твоих подданных? Так поступают в стране чужой и враждебной. Никогда царь не истребляет своих подвластных, а, напротив, стремится преумножить число их. Чем более подданных, тем могущественнее и славнее царство».

Аббас-Мирза ничего не ответил. Он отпустил Вани, но приказал приставить к нему шпионов, которые должны были следить за каждым его шагом. Вани заметил это и не замедлил воспользоваться таким обстоятельством. Выйдя из ставки наследного принца, он прямо направился к заключенным армянам, находившимся в персидском стане, и сказал им: «Не бойтесь! Наследный принц сказал, что Карабах его и что вам скоро даруют свободу. Теперь никто не осмелится прикоснуться к вам». Слова эти тотчас переданы были Аббас-Мирзе, но вместо гнева, которого все ожидали, принц потребовал к себе Вани, надел на него почетный халат и сам опоясал его драгоценной саблей, видимо, желая привлечь к себе умного и влиятельного армянина не страхом, а лаской.

Тогда же последовал приказ, чтобы никто не осмеливался трогать армян, и резня, действительно, прекратилась, так как принц объявил, что с этих пор будет расплачиваться за головы армян не червонцами, как прежде, а головами тех, кто их принесет.

К этому же времени относится попытка Аббас-Мирзы склонить на свою сторону армян, защищавших Шушу, и таким образом поставить ослабленный гарнизон в невозможность дальнейшей обороны. С этой целью он приказал подвести под крепостные стены несколько сот армянских семей вместе с архиепископом Саркисом, и персияне под угрозой перебить этих несчастных заставили архиерея уговаривать армян сдать крепость, хотя бы ради спасения стольких человеческих жизней. Но армяне кричали со стен, что они не изменят русским, и сами увещевали своих братьев покориться печальной судьбе, которая их ожидает, ибо пусть лучше погибнут несколько сот человек, чем весь народ подпадет под тяжелый гнет кизилбашей.

Замечательно, что ни Вани, ни Мелик-Бегляров не участвовали в этих переговорах, и Аббас-Мирза их к этому не принуждал. Попытка, таким образом, не имела успеха. Чем бы окончилась эта неудача для наших пленников, трудно сказать, но через несколько дней весь персидский стан был объят необычайным смятением. Пришло известие, что персидские войска разбиты под Шамхором и что Мадатов взял Елизаветполь.

Воспользовавшись этой суматохой, и Вани, и Саркис, и Мелик-Бегляров ночью бежали из лагеря: разыскивать их было некогда, и персияне, сняв блокаду Шуши, поспешно двинулись к Елизаветполю. Там, как известно, 13 сентября 1826 года произошло памятное Елизаветпольское сражение, и Аббас-Мирза, разбитый наголову, бежал за Аракс. Паскевич готовился преследовать его, но в войсках не было продовольствия и достать его в окрестностях не было возможности. Тогда Паскевич вспомнил о Вани и 18-го сентября послал ему следующее предписание: «Господину подпоручику мелику Вани. Непобедимые российские войска, недавно прогнавшие нагло вторгнувшихся персиян с вероломным предводителем Аббас-Мирзою, обеспечили не только имущество мирных поселян, но даже спасли им жизнь. Непоколебимая верность и усердие армян известны уже Государю Императору. Я же, будучи уверен в вашей расторопности и всегдашней готовности к пользам службы, посылаю с сим Минас-бека Мелик-Беглярова с денежной суммой в 800 рублей серебром и предписываю вашему благородию искупить у подвластных вам армян и татар рогатый скот для порции войскам. Исполнив сие, вы приобретете право на новую признательность начальства».

Вани успешно и быстро исполнил это поручение, но благодарность ждала его впереди, а теперь над ним внезапно разразился громовой удар. По наветам недоброжелательных людей, пребывание мелика Вани и архиепископа Саркиса в персидском стане представлено было в превратном виде, как явная измена, и так как время было горячее, разбирать было некогда, то Вани без суда и следствия административным порядком был выслан в Баку, а архиепископ Саркис, привезенный под конвоем в Тифлис, подвергнут суду как гражданскому, так и духовному, который предварительно должен был снять с него архиепископский сан. Но самое строгое и тщательное раселедование обнаружило только гнусную клевету, возведенную на обоих, и оба они были совершенно оправданы: Вани был возвращен из Баку и обласкан Паскевичем, а архиепископ Саркис отправлен обратно на прежнюю свою кафедру в Карабах; тогда же, через некоторое время, когда Эриванское и Нахичеванское ханства были присоединены к России, управление этой новой, обширной епархией поручено было ему с саном митрополита, а на его место в Карабах назначен был родной племянник, митрополит Багдасар. Так рассеялись черные тучи, и Вани, и Саркис стали пользоваться в народе еще большим уважением, чем прежде.

В памяти народа живет и до сих пор предание о том, как Воронцов, назначенный наместником Кавказа, при первом посещении Шуши в 1849 году вызвал к себе Вани, которого он лично знал со времен Цицианова, и обошелся с ним, как со старым боевым сослуживцем, самым дружеским образом. Вани представил ему одного из своих сыновей – Михаила и внуков брата своего Акопа, тогда уже умершего (Акоп-бек скончался в 1844 г.): Нерсеса и Моисея. Воронцов, сам свидетель и участник подвигов Карягина и Котляревского, знал всю семью Атабековых и, выразив грубокое сожаление по поводу ранней кончины Акопа, обласкал детей и щедро одарил их подарками; когда же через три года их привезли в Тифлис для определения в какое-либо учебное заведение, Воронцов приказал принять их в благородный пансион при Тифлисской гимназии, где они воспитывались за счет сумм наместника.

Вани дожил до маститых лет и скончался в 1854 г. в своем имении Касапет 75 лет от роду. Так сошли со сцены первые великие борцы Карабаха за русское дело, но память о заслугах братьев Атабековых долго будет жить в народе. О них вспоминали еще раз уже в 1880 году по следующему поводу: один из их потомков, член эриванского окружного суда Нерсес Асланович Асланбеков, внук Акопа-юзбаши, обратился к Великому Князю-наместнику с просьбой о пожаловании ему участка казенной земли, взамен отобранных в казну от него и от других членов его фамилии семи деревень, которыми они владели еще при ханском правлении. Просьба эта была рассмотрена, признана уважительной. Вот что писал Великий Князь-наместник в Петербурге председателю Кавказского комитета 19-го декабря 1880 года: «Нерсес Атабеков есть один из представителей фамилии, которая оказала нашему правительству важные услуги: дед его Акоп-юзбаша и брат сего последнего – мелик Вани, являясь первыми добровольцами из туземцев в деле водворения русскогогосподства в сопредельных с Персией мусульманских провинциях, приняли личное участие во многих экспедициях против персиян с 1805 по 1812 год: они снабжали безвозмездно своим провиантом отряд полковника Карягина и Котляревского, пробивавшего себе путь сквозь полчища персидского принца Аббас-Мирзы, и затем, при следовании их по непроходимой горной местности для присоединения к отряду князя Цицианова, были единственными проводниками и точными исполнителями поручений Карягина.

На основании высочайшего рескрипта 6-го декабря 1846 года Атабековы действительно владели в Челябертском магале бывшей Карабахской провинцией, семью населенными армянами деревнями, которые разновременно, по разным основаниям были от них отобраны и присоединены к имуществу казны. Последнее имение Атабековых, селение Касапет, заключающее в себе пахотные, лесные, сенокосные и пастбищные участки, пространством примерно до 10000 десятин обращено в казну по Высочайшему повелению 6-го декабря 1866 года с назначением всей фамилии Атабековых пенсии в размере 1368 рублей. Одним из оснований обращения селения Касапет в казну были жалобы со стороны крестьян. Впоследствии, при окончательном рассмотрении тех жалоб, претензии крестьян о количестве взимаемых Атабековыми поземельных повинностей оказались неосновательными. Ввиду вышеизложенного и принимая во внимание личные заслуги Нерсеса Атабекова, прослужившего в Закавказском крае 25 лет по учебному, административному и судебному ведомствам с отличным усердием и пользой, я прошу исходатайствовать всемилостивейшее Государя Императора соизволение на пожалование члену эриванского окружного суда Атабекову в вечное потомственное его владение поливного участка земли под названием Насырапат, состоящего в Эриванском уезде, заключающего в себе 532 десятины и 1740 квадратных саж. и находящегося в бесспорном владении казны, с прекращением получаемой Атабековым ныне пенсии за отошедшее в казну имение Касапет».

Государь Император соизволил утвердить это представление и таким образом в лице Нерсеса Аслановича Атабекова еще раз почтена была славная память двух братьев: мелика Вани и Акопа-юзбаши.

Нам остается сказать, что потомки этой фамилии существуют и по настоящее время. После смерти мелика Вани, женатого на Вартуи, дочери армянского священника, остались четыре сына: Осип, Саркис, Атабек и Михаил. Последний умер бездетным.

Атабек (Адам) в детстве был отправлен в кадетский корпус и из дворянского полка выпущен в офицеры. Он участвовал в Крымской войне, пробыл бессменно 11 лет в Севастополе во время защиты его и умер в чине полковника. Сын этого Адама, Андрей Адамович Атабеков, выпущен был в артиллерию подпоручиком из 3-го Александровского военного училища в 1870 году. Затем он окончил курс в Михайловской артиллерийской академии по I разряду, командовал 4-й батареей гвардейской конно-артиллерийской бригады, потом был начальником артиллерийского полигона в Одесском военном округе и ныне, в чине генерал-майора командует первой гренадерской артиллерийской бригадой в Москве.

Потомки Осипа и Саркиса поныне живут в Касапете, владеют небольшими участками земли и пользуются пенсией взамен деревень, отошедших от них в казну. После смерти Осипа остались два сына: Арютин и Исаджан, а после Саркиса – Николай, Александр и Джумшуд.

Что касается Акоп-бека, то он был женат на Джавагири из рода Сорумовых, живущего в селении Сейдишен Хачинского магала. У него было три сына: Аслан, Джалал и Арютин; последние двое умерли бездетными. У Аслана было три сына: один из них, Николай, умер в чине статского советника, занимая должность судебного следователя по особо важным делам при Елизаветпольском окружном суде, и после него осталось два сына: Леон и Михаил. Средний сын Аслана, Моисей, также в чине статского советника состоит ныне врачом в г. Шуше и имеет сыновей: Аслана, Александра и Абрама. Наконец, старший сын, Нерсес, здравствует и поныне в Тифлисе, имея многочисленное семейство. Один из его сыновей, Осип – агроном, окончивший курс в Гогенгейме, числится прапорщиком в запасе; второй, Тигран, и третий, Михаил, состоят помощниками присяжных поверенных – один в Баку, а другой – в Тифлисе; четвертый сын – Давид – на медицинском факультете в Московском университете, и пятый, Аслан, – на пятом курсе С.-Петербургского горного института. Единственная дочь его, Мария, замужем за присяжным поверенным Арютиновым, занимавшим прежде пост уполномоченного казны при Тифлисском управлении государственными имуществами.

Вот и все потомки знаменитых в свое время братьев Вани и Акопа Атабековых. Память о них с благоговением чтится и среди русских людей, умеющих ценить заслуги, оказанные русскому делу на далекой кавказской окраине и среди всего туземного населения, сохраняющего ту же верность и преданность, какими отличались их предки в тяжкую эпоху борьбы нашей с Персией.

Касапет, их родина, – теперь не та уже деревня, которая была при Вани и Акопе: она разрослась, раскинулась в разные стороны и теперь образовала пять отдельных селений, заключающих в себе до 500 домов. Старое кладбище, на котором покоятся кости Вани и Акопа, сохранилось поныне. Пусть затеряются их надгробные камни, но память о них самих никогда не исчезнет в народе. Среди армян вообще и в особенности среди челябертцев, наиболее сохранивших воинственный дух старого Карабаха, существует и поныне один, в высшей степени симпатичный обычай: там не только при официальных случаях, но при семейных, домашних торжествах первая чара поднимается всегда за здравие царя. «Эс тасэ такавори кенац» («Эта чара за здоровье государя»), – говорят при этом армяне.

У челябертцев к этому тосту присоединялся долгое время, а в некоторых семьях присоединяется еще и теперь другой тост, посвященный памяти мелика Вани и юзбаши Акопа Атабековых. В их школе воспитались целые поколения армян, и с памятью о них соединяется в народе память о лучших и светлых страницах истории Карабаха. Дополнительная информация:

Источник: В.А. Потто, Тифлис, 1902 г. (переизданно: В.А. Потто, Москва, «Интер-Весы», 1993 г.)

Предоставлено: Андрей Арешев

Корректирование: Вреж Атабекян

Василий Потто

This file was created

with BookDesigner program

bookdesigner@the-ebook.org

02.10.2008