ИВИКОВЫ ЖУРАВЛИ В.А. Благово
ИВИКОВЫ ЖУРАВЛИ
В.А. Благово
Эмигрантские судьбы… Теперь мы уже немало знаем о них, но, сколько бы ни читал об этом, всякий раз сжимается сердце, когда в деталях узнаешь о том, как растение с оборванными корнями вживается в чужую почву.
Да и можно ли бесстрастно слушать или читать, как мучительно оживали они в чужих палестинах, эти обескорневевшие растения, уцелевшие в красно-белой сече, но варварски выброшенные из родных глубин и разметанные по всему белу свету… Ивиковы журавли[77], разлетевшиеся по всему поднебесью, чтобы свидетельствовать против московских убийц, – так назвал своих соотечественников, вынужденно оказавшихся за пределами Родины, И. Бунин в речи о миссии русской эмиграции (Париж, 16 февраля 1924 года).
Одним из таких свидетельств является и книга Нины (Анны) Сергеевны Дон, урожденной Алейниковой. Когда-то в запале спора эта девочка, на рубеже XIX–XX веков учившаяся в Павловском институте в Санкт-Петербурге, категорически отказалась от предложения отца продолжить образование в Англии. «Я ни за что из России не уеду» – таков был ее решительный ответ. Нине тогда и в страшном сне не могло привидеться, как жестоко и беспощадно опровергнет жизнь ее такую естественную и искреннюю юношескую полуклятву.
Санкт-Петербург, любимый город, где все так прекрасно начиналось для талантливой девушки из дворянской семьи, оказался щедрым на подарки. Именно в этом городе был окончен Павловский институт, здесь открылся для Нины профессиональный путь в театральный мир и пережит был многообещающий успех начинающей актрисы. Главное же – Петербург и познакомил, и обвенчал Нину Алейникову и Всеволода Дона, в котором юная особа нашла «верх совершенства» и потому не сомневалась в своем выборе ни минуты. Жизнь не один раз и не шутя проверила потом чувства молодых и крепость их семейного союза – революцией, Гражданской войной и эмиграцией. Куда уж серьезнее!
В.П. Дон
Семья обречена была на отъезд из России: В.П. Дон был офицером Императорского флота и воевал в Гражданскую отнюдь не за красных…
Всеволод Павлович Дон (1887–1954) окончил Морской корпус, службу начал гардемарином на эскадренных миноносцах, на которых, как написал в 1954 году контр-адмирал H.H. Машуков, «незабвенный адмирал Н.О. фон Эссен сколачивал души флота и готовил личный состав русских Морских Сил». Был лейтенантом, младшим штурманом «Петропавловска», старшим – флагманского дредноута «Гангут».
Особая строчка в послужном списке – штурман на яхте Морского министерства, постоянно соприкасавшийся с министрами, выдающимися сановниками, военачальниками, ездившими на ежедневные доклады к своему Императору… А штурман он был, по общему признанию, блестящий.
Во время Гражданской войны Всеволод Дон служил в Вооруженных силах Юга России, принимал участие в боевых действиях в качестве командира канонерской лодки «Страж». Как указано в бюллетене, рассказывающем об офицерах российского флота за границей, за высадку десанта корабль получил Николаевский вымпел; а при высадке десанта донских казаков атамана полковника Назарова «Страж» загнал «неприятельский флот в его главную базу».
Довелось Всеволоду Павловичу и оберегать древний Босфор Киммерийский (Керченский пролив) от нашествия 9-й Армии противника с Таманского полуострова на Керченский. Это был тот самый «Боспор» – пролив, который перешел когда-то святой апостол Андрей Первозванный.
Сторожевые корабли под славным Андреевским флагом, которыми командовал капитан 2-го ранга В.П. Дон, как раз и отделяли белый мир от красного, хранителей веры Христовой от безбожников…
Враг был жесток, средства для борьбы с ним – ничтожные, но были ДУХ И ВОЛЯ, бесценное наследие старой морской доблести. Они и вели, они и спасали во всех свиданиях с неминуемой, казалось, смертью… Они и не позволяли Всеволоду Павловичу принять ряд лестных и спокойных предложений. На своем самом передовом посту он оставался до последнего момента, пока не покинул родную землю по причине, которую трудно писать и выговаривать, – из-за невозможности там оставаться.
«Свой долг, – пишет контр-адмирал H.H. Машуков, – Всеволод Павлович Дон исполнил скромно, спокойно, доблестно и другим – в пример. За это ему честь и слава».
Дух и воля
Именно эти два слова стали ключом ко всей непростой жизни семьи Дон. С самого начала 1916 года в городе, который с 1914-го стал Петроградом, «атмосфера, – как вспоминает Нина Сергеевна, – очень испортилась» и для молодой семьи началась «совсем другая жизнь». После недолгого благополучия – во время службы Всеволода Павловича в Гельсингфорсе – семью завертело в вихре неожиданных событий: в России, прежде всего в Петрограде, начался хаос – непреодолимый и все нарастающий, – который сопровождал Донов в движении на юг России в поисках спасения.
Спасение и стало на долгие годы главной жизненной задачей, решать которую приходилось так, как подсказывала сама жизнь. Чего только не было на этом пути!..
Нелегко пришлось и родителям, и детям. Неизбежными на этом пути оказались и пансионы, и детские приюты, например созданный специально для поддержки эмигрантов приют Великой княгини Елены Владимировны Греческой в Сен-Жерменском предместье. На этом фоне настоящим благом была специальная школа, где детей брали на полный день.
Но какие бы испытания ни посылала жизнь, Доны, как пишет Нина Сергеевна, оставались «верны нашим традициям и нашему мировоззрению». Несмотря на все катаклизмы, Нине Сергеевне суждено было прожить с мужем долгие годы, сохраняя пришедшее в самом начале их отношений чувство: «На душе было спокойно, я твердо верила, что он меня любил, понимал и верил в наше счастье».
Н.С. Дон (Алейникова)
Нине Сергеевне по праву принадлежит особая роль в сохранении своей семьи, в укоренении ее в новой, парижской, почве. Ее самоотверженность вкупе с безукоризненным французским стали залогом так непросто, с нуля, создаваемого благополучия семейства Дон. К этому надо прибавить силу характера этой женщины, ее бездонное терпение в соединении с истинной добротой и широтой натуры.
Этой незаурядной женщине мы обязаны тем, что она, доверив бумаге перипетии своей судьбы, сохранила для нас живые картины прошлого, столь далеко отстоящие от нас во времени. На страницах книги живописно соединились разные сферы жизни: Малороссия – и Петербург, усадебная жизнь – и светское времяпрепровождение «золотой» столичной молодежи, родственное общение – и богемная театральная жизнь. И все это перечеркнуто тремя словами: революция, эвакуация, эмиграция…
Сын
Из ползавшего по палубе во время эвакуации младенца Роньки, как звали его опекавшие матросы, из мальчонки, которого суровая эмигрантская жизнь в самом нежном возрасте провела через многие тернии, вырос человек, имя которого присутствует в национальной французской энциклопедии типа «Кто есть кто» при каждом ее переиздании.
Как же это случилось?
Что бы ни происходило вокруг, учился мальчик всегда всерьез и с огромным интересом. В 1937 году, окончив лицей, Ростислав поступил сразу в три высших учебных заведения: в Сорбонну – на литературный факультет (для общего развития), в Университет Парижа – на юридический факультет и в Школу политических наук, готовившую дипломатов и финансистов. Эту школу Ростислав Всеволодович считает главной для себя.
Тяга к образованию и максимальному жизненному росту у молодого человека была такой, что он счел необходимым еще и посвятить два года подготовительным офицерским курсам. И все это – параллельно с университетскими занятиями. При этом Дон был активистом студенческого движения и даже возглавлял Корпоративное объединение студентов юридических факультетов Парижа.
И в армии Ростислав послужил (сначала в моторизованной кавалерии, затем в альпийских частях), и все прелести оккупации прочувствовал (после двенадцати нельзя выходить, продукты – строго по талонам, особенно страдал тогда Ростислав из-за хлеба, которого ему катастрофически не хватало), и в Сопротивлении участвовал (за это был отмечен крестом).
Однако все это было только прелюдией к блестящей карьере французского дипломата, о которой Ростислав Всеволодович рассказал в своем послесловии. Его интенсивная квалифицированная работа во Франции и во многих зарубежных странах продолжалась до самого выхода на пенсию 31 декабря 1985 года.
Сейчас Ростислав Всеволодович Дон по-прежнему активен – натура такая. К тому же он входит в состав целого ряда общественных объединений, в частности является почетным председателем Морского собрания, членом Ассоциации друзей Института Святого Сергия и «Голоса православия» и поддерживает тесные отношения со многими русскими эмигрантскими союзами в Париже. Ростислав Всеволодович – кавалер нескольких французских орденов.
Молодая поросль
Господь подарил Ростиславу Всеволодовичу и большую любовь, и прекрасную семью. 19 июня 1954 года его женой стала Мария-Магдалина де Местр, отец которой происходил из знатного рода потомков графа Ксавье де Местра, французского писателя, ученого, художника, военного деятеля, широко известного в России. Мама Марии-Магдалины была из рода французского маршала графа Рошамбо.
Ростислав Всеволодович свято чтит память любимой жены, ушедшей двадцать семь лет назад, и каждый год в день ее кончины в храме Александра Невского, прихожанкой которого была Мария-Магдалина, собираются дети и друзья.
В семье Ростислава и Марии-Магдалины родилось четверо детей: Наталья, Алексей, Владимир, Филипп. У Р.В. Дона пятеро внуков: Кевин, Феликс, Василий, Павел и Октав.
Вот уже много-много лет каждый понедельник дети собираются на семейный ужин в каком-нибудь парижском ресторанчике, а каждую православную Пасху торжество устраивается дома у Ростислава Всеволодовича. Пасха – особо почитаемый в семье праздник. Так было и тогда, когда Ростислав Всеволодович Дон был французским дипломатом за пределами Франции. Он всегда был и остается православным человеком и свято чтит семейные традиции.
* * *
Площадь Жюсьё в Латинском квартале. Середина мая. Хрупкие деревья в сиреневой дымке из-за крупных загадочных цветов. Под деревьями – островки осыпающихся граммофончиков. Ветерок и резвые студенческие ноги разносят их по всей небольшой треугольной площади.
В двух шагах от метро – старый, XIX века, дом с нарядным парижским фасадом: лепнина; окна, перехваченные ажурными юбочками легких, неповторимо узорчатых решеток. Дом-крепость, квадратом охватывающий внутренний двор-колодец и впускающий в себя через большую рельефную дверь, больше похожую на ворота.
Семьдесят три года Ростислав Всеволодович Дон входит в эту дверь и поднимается на третий этаж в крошечном лифте с мягкой внутренней обивкой и трогательной полочкой, для удобства, или идет пешком по винтовому вееру деревянных ступеней, делая несколько кругов вверх по спирали вокруг лифта.
С 1935 года здесь родовое парижское гнездо семьи Дон, выходцев из России. Место рождения во французском паспорте Ростислава Всеволодовича – город Севастополь. Родился мальчик в конце 1919-го, и к моменту крымской эвакуации ему не исполнилось и года. И все-таки он россиянин – по рождению и духу.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.