Послания мудрецов былых времен

Послания мудрецов былых времен

Пожалуй, главное мое богатство — моя библиотека. Книги, превратившие меня в нынешнего Павла Губарева. Сделавшие первого народного губернатора Донбасса из провинциального простого паренька, выходца из рабочей семьи. Моя библиотека, проштудированная на совесть, и превратила меня в зрячего. Как там в культовой «Матрице»? Умный негр протягивал Нео волшебную таблетку, которая позволяла видеть реальность такой, какова она есть на самом деле. А не иллюзию, сработанную хозяевами нового мирового порядка. Вот таким магическим зельем стали для меня умные книги.

Еще со школы я начал собирать библиотеку, которая насчитывает сегодня более двух тысяч томов литературы по истории, философии, государству и праву, политологии. Я начал взахлеб читать в пятнадцать лет от роду.

Мне жаль подавляющее большинство своих современников. Они почти ничего не читают, а потому тычутся в этом мире, словно слепые. Им на глаза натянули Матрицу, погрузив в мир видимостей, миражей, фантомов. В мире, который все более и более состоит из нечитающих и немыслящих, со своей библиотекой не расстанусь никогда. Потому что эти книги — послания мудрецов, по большей части давно умерших. И пускай целые части их трудов давно утратили актуальность (события в мире давно ушли вперед!), эти мудрецы научили меня мыслить! Позволили овладеть их логикой, их философией. А значит — правильно понимать то, что происходит сейчас, много лет тому вперед после их смерти. А значит — предвидеть ход событий и влиять на них умелыми воздействиями.

Эти мудрецы словно говорят со мной сквозь время. Они — как свет далеких звезд, летящий к нам веками.

Я люблю читать труды Николая Данилевского, в XIX веке создавшего стройное учение о том, что человечество разделено на разные цивилизациии. Иные из них уже мертвы, а иные — живут. При этом нарождаются и новые цивилизации. Таковой Данилевский считал Россию, Русский мир. Именно он первым внятно объяснил, что русские — это не европейцы и не азиаты, а особая цивилизация. Он считал, что она рождается на его глазах. И что Россия никогда не будет Европой.

О самостоятельности русской цивилизации по-своему писал и Лев Тихомиров, современник Данилевского. Тот самый революцинер-народоволец, что отошел от терроризма и превратился в ярого русского монархиста. Он, как Николай Данилевский, задолго до модного ныне Арнольда Тойнби создал теорию цивилизационной концепции истории.

Им вторит великий Федор Достоевский. Я вчитывался в его «Дневник писателя», в его «Пушкинскую речь» 1880 года. Ведь и здесь он говорит об уникальной русской цивилизации (пускай и не произнося этого слова), способной понимать другие цивилизации и объединять их. Именно Александр Сергеевич Пушкин, создатель современного литературного языка русских, олицетворял и неуемный творческий дух русских, и их всечеловечность, небывалую отзывчивость. Достоевский считал болезнью оторванность образованного слоя России от народа, его попытки рассматривать русских как нечто косное и бестолковое.

А вот и мой любимый сборник такого титана русской мысли, как Константин Леонтьев. Певец Империи, имперской «цветущей сложности» и разнообразия, он страстно ненавидел либерализм и либеральный национализм, которые все это разрушают и дробят. Которые все унифицируют и обедняют, приводя людей в состояние «вторичного варварства». Отличающегося от варварства первичного, как впавший в детство и маразматическую глупость старец — от ребенка. Именно Леонтьев предвидел деградацию Запада, за полвека предсказав столкновение России с Европой в 1941-м. Именно в его трудах я увидел пути к созданию новой Русской империи-цивилизации, сложной и многообразной.

Я читал Ивана Ильина. Каждый раз меня приводит в волнение сила его провидчества, когда я читаю его труд «Что сулит миру расчленение России?», написанный еще в 1950-м. Господи, как живо звучат эти его строки на фоне украинской трагедии, на фоне беснования нацизма-«европеизатора»! На фоне многолетней нашей деградации после расчленения Империи в 1991-м!

«…Установим сразу же, что подготовляемое международною закулисою расчленение России не имеет „за собою“ ни малейших оснований, никаких духовных или реально-политических соображений, кроме революционной демагогии, нелепого страха перед единой Россией и застарелой вражды к русской монархии и к Восточному Православию. Мы знаем, что западные народы не разумеют и не терпят русского своеобразия. Они испытывают единое русское государство как плотину для их торгового, языкового и завоевательного распространения. Они собираются разделить всеединый российский „веник“ на прутики, переломать эти прутики поодиночке и разжечь ими меркнущий огонь своей цивилизации. Им надо расчленить Россию, чтобы провести ее через западное уравнение и развязание и тем погубить ее: план ненависти и властолюбия <…>

И вот когда после падения большевиков мировая пропаганда бросит во всероссийский хаос лозунг „Народы бывшей России, расчленяйтесь!“, то откроются две возможности:

или внутри России встанет русская национальная диктатура, которая возьмет в свои руки крепкие „бразды правления“, погасит этот пробельный лозунг и поведет Россию к единству, пресекая все и всякие сепаратистские движения в стране;

или же такая диктатура не сложится, и в стране начнется непредставимый хаос передвижений, возвращений, отмщений, погромов, развала транспорта, безработицы, голода, холода и безвластия <…>

Не умно это. Не дальновидно. Торопливо в ненависти и безнадежно на века. Россия — не человеческая пыль и не хаос. Она есть прежде всего великий народ, не промотавший своих сил и не отчаявшийся в своем призвании. Этот народ изголодался по свободному порядку, по мирному труду, по собственности и по национальной культуре. Не хороните же его преждевременно!

Придет исторический час, он восстанет из мнимого гроба и потребует назад свои права!»[4]

Откровением для меня стали труды величайших русских евразийцев: Николая Трубецкого и самого Льва Гумилева, создателя теории пассионарности, жизненного цикла этносов, законов этногенеза. Трубецкой религиозен, Гумилев — подчеркнуто научен. Но они научили меня тому, что ядра — консорции и конвиксии — из пламенно пассионарных людей в силах творить чудеса. Создавать новые народы. Или давать новую жизнь прежним, усталым и угасшим, народам. Превращать, например, разложившихся и опустившихся древних русов — в создателей великой России, великороссов. Нынешних русских. И как бы ни было тяжело положение нынешнего изнуренного, расколотого и деморализованного русского народа, евразийцы показывают нам: ему можно дать новую жизнь. Поправ смерть и злой рок. Создав гармоничную Империю, где живут бок о бок комплиментарные, совместимые друг с другом народы. Именно Гумилеву мы обязаны научным познанием национальных характеров разных народов, которые являются «матрицей» норм поведения. А значит, могут притягиваться друг к другу (комплиментарность) или же быть несовместимыми.

Не меньшее влияние на меня, нежели евразийство, оказала философия русского космизма. Труды Николая Федорова и Константина Циолковского, Александра Чижевского и Владимира Вернадского. Романы великого фантаста-космиста Ивана Ефремова. Именно русский космизм с его целостным восприятием Вселенной, где человек — часть ее, и проложил СССР дорогу в космос. Космисты преклонялись перед мощью человека, эволюционирущего вместе со Вселенной. Способного стать сверхчеловеком и дотянуться до звезд! Космизм вселил в меня пламенную веру в безграничность наших возможностей. Он возносит нас над миром убогих обывателей, копошащихся в своих затхлых мирках.

Всегда буду помнить слова Циолковского, гениального основоположника космонавтики:

«Человечество не останется вечно на Земле, но в погоне за светом и пространством сначала робко проникнет за пределы атмосферы, а затем завоюет себе все околосолнечное пространство…»[5]

«Земля — это колыбель разума, но нельзя вечно жить в колыбели!»

Циолковский считал, что высочайшее развитие космонавтики обеспечит нам «горы хлеба и бездны могущества». И он ведь прав! Именно космическая гонка — пока еще так и не развернувшаяся в полную мощь — дала людям все те энергетические, коммуникационные, электронные, информационные и прочие технологии, что сделали нашу жизнь такой удобной и безопасной. Ибо все это создавалось сначала для космических кораблей, а потом перетекло в повседневную жизнь!

Лишь могучая, развитая Империя может быть космической державой. А никак не нищий «национальный» хутор. Тут Циолковский для меня сходится с Леонтьевым и Достоевским, с Данилевским, Гумилевым и Тихомировым. Только тот, кто сможет продолжить дальние экспедиции во Вселенную, и станет повелевать миром, вскочив на гребень научно-технического и социального Развития. Тот и станет повелителем Будущего. Тот и сформирует ядро из пламенных пассионариев — первопроходцев, творцов, созидателей «того, что не делал еще никто в мире». А идти вперед надо, пути назад, в архаику, нет. Тот же Циолковский предупреждает нас: «Низшие народности вымирают при соприкосновении с высшими. <…> им суждено рано или поздно, послужив человечеству, исчезнуть. <…> Чем полнее будет население Земли, тем строже будет отбор лучших, сильнее их размножение и слабее размножение отставших. В конце концов последние исчезнут…»[6]

Сурово, беспощадно — но верно.

Тот мир русского космизма, который нам нужен, во плоти и красках предстает нам в романах Ивана Ефремова. Мир высших людей-звездоплавателей, живущих в обществе безмерно более высокоразвитом, нежели капитализм. Умеющих владеть своими эмоциями и разумом. Носителей духа невероятной силы. Землю превративших в цветущий сад.

«…Гигантские машины, автоматические заводы и лаборатории в подземных или подводных помещениях. Здесь, в неизменных физических условиях, шла неустанная работа механизмов, наполнявших продуктами дисковидные здания подземных складов, откуда разбегались транспортные линии, тоже скрытые под землей. А под голубым небом расширялся простор для человеческого жилья. Тормансианам открылись колоссальные парки, широкие степи, чистые озера и реки, незапятнанной белизны горные снега и шапка льда в центре Антарктиды. После долгой экономической борьбы города окончательно уступили место звездным и спиралевидным системам поселков, между которыми были разбросаны центры исследований и информации, музеи и дома искусства, связанные в одну гармоническую сетку, покрывавшую наиболее удобные для обитания зоны умеренных субтропиков планеты. Другая планировка отличала сады школ разных циклов. Они располагались меридионально, предоставляя для подрастающих поколений коммунистического разнообразные условия жизни…».[7]

Это 1968 год, «Час быка». Если вы хотите увидеть русскую «космическую расу» грядущего — прочтите «Час быка» и познакомьтесь с образами Фай Родис и экипажа звездолета «Темное пламя». Тогда вы поймете и меня тоже, движущие силы моих поступков.

Ибо я — евразиец-космист. Скрещение традиций и космического футуризма мило моей душе. Можно соединить Православие и ревущие ракетные дюзы. Тысячелетние святыни, идеалы пращуров — и самые передовые технологии. Есть и такой путь. Наш путь. Русский путь.

Не зря в моем кабинете висят портреты Циолковского, Гагарина и Королева. Это — три лика Русского космоса! И пусть евразийство несколько консервативно-религиозно, а космизм стремится к научности. Пусть евразийство эсхатологично, а космизм — эволюционен. Все это как-то сосуществует и уживается во мне. Я ведь не религиозен, церковного воспитания не получил. Бога понимаю сердцем, считаю: как бы там ни думал Бог о нашей судьбе, но мы и сами должны о ней думать. И творить свою судьбу, оставаясь верными заповедям Христовым. Не сваливаясь в омут подлости, лицемерия, себялюбия и презрения к ближнему. Мой старший сын Святослав, например, мечтает построить космический корабль, с помощью которого можно будет летать в космос, «как в супермаркет на машине съездить».

Наивно? Но верно!

Я возвращался и к истокам дошедшей до нас русской мысли, читая наших православных мыслителей. Поражался тому, как ясна и прозрачна их идея, если изложить ее современным языком! Ибо чего стоят высочайшие достижения науки и техники, если человек порабощен сребролюбием (алчностью, корыстью, стремлением к богатству как самоцели), славолюбием (тщеславием), сластолюбием (распущенностью и пороками)? Ведь если человек привержен этим трем главным грехам, трем порочным страстям, то в погоне за ними он совершает и прочие грехи. Поганит мир, делая его подлым и жестоким. И свой разум притупляет, и веру теряет.

Никакого «религиозного мракобесия» тут нет в принципе. Мы брезгуем людьми, которые показательно крестят лбы в церкви и так же напоказ придерживается всех постов да обрядов, в реальной жизни оставаясь и алчными, и подлыми, и тщеславными, и сластолюбивыми! Мы отличаем от них тех, кто живет по нравственным заповедям Православия. Тех, кто отзывчив и добр. Тех, кто может отдать жизнь за других. Тех, кто непримирим по отношению к многоликому Злу и делом борется с ним. Религия, в отличие от науки, имела дело с человеком тысячи лет, и потому неплохо в нем разбирается. Вера обладает бесценным опытом познания мира сквозь призму веры. Для меня религия — это не внешняя церковная жизнь, не обряды. Для меня она — часть понимания мира, свод нравственных норм жизни. Разве вы не знаете, какие славные летчики или космонавты, инженеры или ученые выходят из тех, для кого религиозные нормы — нормы жизни? Ведь это люди, истово преданные делу. Они не бабло рубят, а Богу своим Делом служат. И у них внутренний стержень — не переломишь. Они ответственны, за ними надзирать не нужно. На них можно положиться в самую трудную минуту. Ибо знаешь: такие не подведут и не предадут. Не продадутся за тридцать сребреников. Сделают невозможное с подвижническим пылом.

Помните, кто спас Восточный Рим (Византию), когда рухнул Западный Рим? Кроткие христиане. Ибо они составили самые боеспособные легионы. Они продолжали упорно трудиться, помогать друг другу и рожать детей в крепких семьях. Пока остальные погрязли в пороках, разложении и вырождении. Этот пример особенно красноречив. Он дает нам ключ к созданию не только Новороссии, но и вообще сверхновых русских.

Вот почему я открыл для себя еще и мир русского святоотечества. Русских православных мудрецов. Я штудировал и Серафима Роуза, и Иоанна Кронштадтского.

Дорог мне Феофан Затворник (1815–1894). В работе «Путь ко спасению» он выдвигает свои ступени к чистоте сердца. Вот они:

Обращение человека от тьмы к свету.

Очищение разума от нечистот.

Обретение Бога в сердце.

Мне как стороннику синтеза красного и белого близко именно это. Не стану провозглашать этих мыслителей ненужными «мракобесами», как делают иные левые фундаменталисты и догматики коммунизма. Надо уметь брать из трудов самых разнообразных мыслителей все самое ценное. Творить великий Синтез. И вера прекрасно уживется и с роботами, и с компьютерами, и со звездолетами. Истина многогранна, каждый открывает мне ее часть. И космисты, и евразийцы, и марксисты, и православные мудрецы. Потому я вижу мир в красках и объеме, а не как черно-белую плоскую картину. Потому и примиряю в себе и красных конников, и белых рыцарей. Ибо Россия для меня — превыше всего…

Прежде чем продолжать свое повествование, еще раз приникну к своей библиотеке. Проведу рукой по истрепавшимся корешкам ее томов. Спасибо вам, книги, говорящие голосами давно умерших гениев. Для меня вы — живые.

И когда Украина 21 февраля провалилась в смуту, именно вы и подняли меня на действие. Вдохнули в меня силу и решимость. Именно благодаря вам я и понял, что решающий час пробил… И Россия, моя Россия начала собираться. Россия начала свое преображение.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.