От Масловки до Петровского парка

От Масловки до Петровского парка

Улица Сущевский вал переходит в Нижнюю Масловку. В «Любовнице смерти» там живет и погибает Гдлевский — молодой поэт, в приводимых стихах которого легко усмотреть явное сходство с творчеством поэта Серебряного века В. Ходасевича. Однако не следует думать, что Акунин вывел в романе самого Ходасевича, его судьба была совершенно иной. Адрес Гдлевского известен Коломбине: «Адрес ей был известен — однажды, еще в самые первые дни ее членства, Гдлевский рассказывал, что его родители живут в Коломне, а он на выпускной класс перевелся в московскую гимназию и снимает комнату в номерах Кляйнфельда на Масловке. Мальчик был ужасно горд тем, что живет сам по себе, как взрослый». Вместе с Масой Коломбина спешит домой к молодому человеку, желая спасти его, но помощь опаздывает — к моменту их прихода Гдлевский уже убит.

От Нижней Масловки легко добраться до Петровского парка, однако мы подождем с его осмотром — сделаем небольшой крюк, чтобы увидеть еще несколько нужных нам мест. Свернув на Новослободскую улицу, идем по ней, а далее по Долгоруковской в центр, к Садовому кольцу. Влево от направления нашего пути, к Самотеке, отходит Садово-Каретная улица. В 1820-х гг. на нее выходили лавки Каретного ряда, поэтому она так и называется. Улица Каретный ряд нам знакома по «Смерти Ахиллеса» — на ней, соединяющей Садовое кольцо с площадью Петровских ворот, проживал шпион Кнабе, официально числившийся «немецким коммерсантом Гансом-Георгом Кнабе, проживающим в Каретном и представляющим в Москве берлинскую банковскую контору «Кербель». «Кроме дома на Каретном резиденту пока податься некуда», — резюмирует после отчаянной, но неудачной погони за Кнабе Фандорин.

Название «Каретный ряд» не случайно, на этой недлинной улице, появившейся, как и многие другие улицы центра, в конце XVIII в., было сосредоточено значительное количество фирм, торговавших экипажами, — от крестьянских телег и простецких одноколок до роскошных дормезов и щегольских ландо.

Пройдем с Садово-Каретной на Садово-Триумфальную улицу. Мы вернулись на Триумфальную площадь. Обратим теперь свое внимание на 1-ю Тверскую-Ямскую улицу, являющуюся как бы продолжением Тверской. Историческое название возвращено ей относительно недавно, а практически всю советскую эпоху (конкретнее, с 1932 г.) 1-я Тверская-Ямская была «приписана» к улице Горького. В принципе, она и в старину тоже была частью дороги в Тверское княжество. Слово «ямская» в название всех четырех Тверских-Ямских улиц (другие три, менее значительные, магистрали расположены в ближайшем соседстве) пришло с возникновением на Руси так называемой ямской гоньбы. В XVI–XVIII вв. крестьяне и посадские люди должны были выполнять транспортную повинность. В конце концов это занятие стало профессией определенной части населения, прочие же лишь уплачивали налог на гоньбу либо предоставляли «напрокат» лошадей и телеги.

Само слово «ямщик» происходит от татарского «ям» — почтовая станция. Вблизи от оживленного тракта на Тверь жило множество ямщиков, и их слободы дали название улицам. 1-я Тверская-Ямская улица упоминается в романах о Фандорине, но вскользь — здесь находится фальшивая контора, в которой Шпейер «оформляет» продажу генерал-губернаторского дома, с удивившей Эраста Петровича наглостью поместив в «Полицейских ведомостях» объявление с номером лицензии, который наивный иностранец принимает за дату основания конторы: «Нотариальная контора МЕБИУС. Регистрационное свидетельство министерства юстиции за нумером 1672». В «Любовнице смерти» Фандорин, выводя на чистую воду незадачливого Вельтмана, холодно говорит: «Не трудитесь, я давно вас раскрыл… По моему поручению Маса, в свою очередь, проследил за вами. Господин в клетчатой тройке, с которым вы вчера встречались на Первой Тверской-Ямской, служит в жандармском, не так ли?»

Мы встречаем 1-ю Тверскую-Ямскую и в «Коронации», правда, опять вскользь; несколько раз она названа Большой Тверской-Ямской. Зюкин, например, повествует о том, как «стал пробиваться сквозь густую толпу, что облепила Большую Тверскую-Ямскую с обеих сторон».

Повернем с 1-й Тверской-Ямской улицы к Петровскому парку. На нашем пути — бывшая площадь Тверской заставы, на которой с 1870 г. расположен Белорусский вокзал. Здание вокзала приняло свой настоящий вид после реконструкции 1909 г.; это вполне обычно, интереснее другое. Как правило, московские топонимы, менявшиеся неохотно, сохраняются столетиями, именно поэтому советские переименования так порой раздражают. А вот Белорусский вокзал с момента своей постройки менял названия, как перчатки: сначала был Смоленским, затем Александровским, Брестским, Белорусско-Балтийским (последнее название связано с переименованием железной дороги этого направления). Акунин в «Коронации» называет его по-разному, как бы подчеркивая, что народное сознание не успевало освоиться с чередой переименований. В начале романа Зюкин сетует на то, что вместо парадного въезда в город через Николаевский вокзал императорский «поезд по передаточной ветви отогнали на Брестский», и объясняет подобный моветон сложными придворными интригами: «Надо полагать, тут сказалась некоторая холодность отношений между его высочеством Георгием Александровичем и его высочеством Симеоном Александровичем, московским генерал-губернатором. Ничем иным не могу объяснить унизительное получасовое стояние на Сортировочной и последующий перегон экстренного поезда с главного вокзала на второстепенный». А преследуя едущих на Ходынское поле Линда и Почтальона, Фандорин и Зюкин движутся к Александровскому вокзалу: «За Триумфальными воротами и Александровским вокзалом разрозненные группы прохожих слились в сплошной поток, заполонивший и мостовую, — наша лошадь поневоле перешла на шаг», — рассказывает Зюкин.

За вокзальной площадью начинается Ленинградский проспект — в сущности, отрезок одноименного шоссе, только расположенный ближе к центру. Эта магистраль возникла в Средние века; в 1713 г. официально получила название Санкт-Петербургского тракта, а с 1820 г. приобрела статус шоссе. Это означало, что дорога была выровнена, утрамбована и засыпана битым камнем, даже невзирая на то что расстояние от старой столицы до Северной Пальмиры не так уж велико, мысль, что все это было проделано вручную, потрясает. Поистине, русский человек способен свернуть любые горы!

В 1915–1924 гг. шоссе именовалось Петроградским, но к теме нашей с вами экскурсии этот факт уже не имеет отношения. Гораздо важнее то, что в конце XIX — начале XX в. Санкт-Петербургское шоссе было за чертой города. Здесь располагались популярные загородные рестораны, в частности знаменитый «Яр». Название звучит очень по-русски, однако происходит от фамилии учредителя ресторана, француза Т. Яра. Ресторан был открыт в 1826 г. на Кузнецком мосту и быстро приобрел популярность, — сам А. С. Пушкин «телятиной холодной трюфли «Яра» вспоминал». В 1830 г. наплыв посетителей (а также безобразия, которые они порой учиняли) вынудил владельцев создать загородный филиал «Яра» — в Петровском парке. Вскоре ресторан на Кузнецком мосту закрылся; с тех пор и до самой революции «Яр» в Петровском был единственным в Москве.

«Яр» славился своим цыганским хором.

Соколовский хор у «Яра»

Был недаром знаменит,

Соколовская гитара

До сих пор в ушах звенит

— пели по всей России. Песня прославляла «коллектив» Ильи Соколова, постоянно выступавший в Петровском парке. В «Смерти Ахиллеса» Ахимас узнает: «В «Яре» поет Варя Серебряная — авантажная девица, со всяким не пойдет». «Серебряная» — несомненно, псевдоним цыганки. А в «Алмазной колеснице» Лидина, выпытывая у генерала Шарма информацию о «мерзком Фандорине», получает приглашение на обед, но не придает ему особого значения, понимая, что старик «насчет обеда у «Яра»… сказал уж так, по привычке, как отставной гусарский конь, что стучит копытом, заслышав дальний звук трубы».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.