КНИЖНАЯ КУЛЬТУРА РУСИ
КНИЖНАЯ КУЛЬТУРА РУСИ
Время XV–XVI вв. – время подлинного расцвета, возрождения на Руси не только науки и техники, но и книжной, художественной культуры. Изучая историю Отечества, мы редко задумываемся над тем, а что, собственно, [происходило в это время за его пределами.
Время XV–VI вв. – время Высокого Возрождения в культуре Европы. И выдающиеся просветители, книжники, архитекторы, иконописцы Руси этого времени, увы, менее известны россиянам, чем их современники Леонардо да Винчи, Коперник, Микеланджело, Лютер, Франсуа Рабле.
Дионисий и Рублев, Вассиан Патрикеев и Федор Курицын, Максим Грек и Ефросин, Нил Сорский и Иосиф Волоцкий…
Если рассматривать эти фигуры, говоря языком XXI в., «в реальном масштабе времени», становится очевидным – они во многом стояли вровень со своими более знаменитыми современниками– титанами европейского Возрождения. Однако миллионам известны Дионисий и Рублев, остальные – лишь десяткам исследователей. При всей условности исторических параллелей, при всей объективной несравнимости уровней таланта разве не обидно, что каждому второму российскому читателю знакомо имя, скажем, испанского писателя Сервантеса и не знакомо – русского писателя-вольнодумца Ефросина, автора знаменитой в свое время повести о жестоком «мутьянском воеводе» – «Повести о Дракуле»; не знакомы сказки о свободолюбивом звере Китоврасе, предания о счастливом народе, не знавшем ни войн, ни вельмож, ни царей…
Читатель, склонный к сравнительному подходу в изучении истории вообще и истории культуры в частности, значительно раздвигает границы постижения общечеловеческого и национального прекрасного. Вы только представьте себе 1580 г. Из алжирского плена выкуплен изможденный однорукий каторжник. Ему суждено стать великим испанским писателем Мигелем де Сервантесом Сааведра.
Примерно в то же время русский царь Иван IV, прозванный Грозным, читает послание из Литвы от бывшего своего соратника князя Андрея Михайловича Курбского, бежавшего после расхождения с царем во взглядах на управление Россией в соседнюю Литву.
Пройдет еще немного времени, и Сервантес напишет роман «Хитроумный идальго дон Кихот Ламанчский», сделавший его всемирно известным писателем. Андрей Курбский не доживёт до этого дня (он был значительно старше своего испанской современника). Однако изданный им в начале 1570-х гг. (как раз в то время примерно, когда Сервантес служил солдатом и лишился руки в битве при Лепанто) политический памфлет «История о великом князе Московском» тоже сделал его знаменитым, хотя и в более узком кругу.
Прошли века, «Дон Кихот» многократно переиздавался в России, а памфлет князя Андрея лишь ищет путь к широким кругам российских читателей. А жаль. Ведь кроме чисто литературных достоинств «История…» хороша тем, что является интереснейшим источником сведений, свидетельств современника– о восстании 1547 г. в Москве, о взятии Казани, деятельности правительства А. Ф. Адашева, Ливонской войне и т. д.
И это – лишь одна историческая параллель, литературная ассоциация. А сколько их может предложить история нашего Отечества?!
Однако правомерно ли вообще сопоставление расцвета русской культуры, возрождения национального самосознания в России XV–XVI вв. и европейского Возрождения? Возможны ли были на Руси такие явления, какие происходили в Западной Европе в те годы: сближение письменности с фольклором, развитие светских элементов в культуре, появление нового мировоззрения, противостоящего традиционной средневековой идеологии?
Вера в коренное различие исторического пути России и Запада была присуща едва ли не всем представителям исторической мысли XIX в. И что интересно – при всех различиях концепций западников и славянофилов те и другие считали: никаких черт Возрождения или Реформации в древнерусской культуре не было. В современной научной литературе такого единства мнений во взгляде на Россию XV–XVI вв. уже нет. Если же говорить о единстве подхода, то он проявляется в признании следующего постулата – Россия этого периода не менее отмечена новациями философскими, мировоззренческими, высочайшими достижениями в литературе, архитектуре, искусстве, нежели, скажем, Западная Европа. Увы, знаем мы подчас об этих достижениях меньше, чем об иноземных. А общечеловеческое гуманистическое наследие по праву включает в себя писания и католика Томаса Мора, и православного русского дьяка Федора Курицына (оба – вольнодумцы, а как сравнить– кто «вольней»?), блистательного сатирика Франсуа Рабле и ироничного романтика Ефросина, книгописца российского.
Исторические сравнения правомерны. И если попытаться рассмотреть судьбы и творения двух, скажем так, титанов русского Возрождения – Курицына и Ефросина, – перед читателем откроются истоки духовности русской культуры последующих веков.
Такую попытку предпринял известный знаток этого периода Я. С. Лурье, выпустивший книгу «Русские современники Возрождения: Книгописец Ефросин. Дьяк Федор Курицын».
Задачу ученый поставил перед собой непростую, ибо материалов об этих деятелях русской культуры сохранилось крайне мало. Первые записи Ефросина на его сборниках появляются в начале 70-х гг. XV века. Курицын в середине 80-х гг. уже ездил послом в Венгрию и Молдавию.
Книга состоит из двух частей, посвященных каждому из героев. «Кирилло-Белозерский книгописец» – о Ефросине и «Великокняжеский дьяк» – о Ф. Курицыне.
В обоих случаях автор рассматривает – в контексте истории того времени-и биографии, и литературное наследие Ефросина и Курицына.
В частности, значительное место уделено рассмотрению сборников «Нестора XV века» (как называли исследователи книгописца из Кирилло-Белозерского монастыря Ефросина), автор показывает широту его интересов (история, в том числе западноевропейская, география, лингвистика, точнее, говоря современным языком, теория литературного перевода и т. д.). Приводимые Я. С. Лурье сведения рисуют нам Ефросина как большого знатока и любителя современной ему светской литературы, пропаганде которой он уделяет большое внимание в своих сборниках, выступает он в них и как просветитель, пропагандист идей лучшего общественного устройства, предполагающего, в частности, свободные отношения между князьями и вольными городами, равенство русских земель.
Человеком широких знаний и весьма передовых для своего времени идей был и «великокняжеский дьяк» Ф. Курицын, чье знаменитое сочинение «Повесть о Дракуле» переписывал в конце XV в. кирилло-белозерский просветитель Ефросин. Побывав во главе русского посольства в Венгрии и Валахии, государев дьяк Федор Васильевич Курицын в первой половине 80-х гг. XV в. собрал бытовавшие в тех землях анекдоты о местном «воеводе именем Дракула». В их основе – факты и вымыслы, связанны с реально жившим в 50-70-е гг. XV в. Владом Цепешом. Что нам сегодня до него и связанных с ним легенд?
Исследователи недаром увидели в повести осуждение жестокого тирана, недаром и Ефросин, свободный в выборе источника для переписывания в свои сборники и мечтавший о счастливой жизни народа без государя, обратился к этой повести. Ведь автор «Повести о Дракуле» на примере жизни «мутьянского воеводы» показывал, до каких крайностей может дойти власть. Это была не привычная апология власти. Это было предостережение. Однако, в отличие от Ефросина, Курицын верил в возможность устранения зла «хорошим» и могущественным государем.
Я. С. Лурье показывает в своей книге процесс вызревания, формирования взглядов на устройство общественной жизни, которых стал придерживаться Ф. В. Курицын, «как… из Угорские земли приехал». Вместе с перебравшимися из Новгорода в Москву протопопом Алексием и попом Денисом, другими новгородскими еретиками, «великокняжеский дьяк» и составил Новгородско-московский кружок. Этим своеобразным творческим коллективом был создан ряд замечательных произведений. Среди них – свод всеобщей истории «Еллинский летописец», церковной юридический сборник «Кормчая – Мерило Праведное» и особенно значительное сочинение – «Лаодикийское послание» самого Федора Курицына. Подробное описание этого необычайно интересного памятника русской философской, филологической мысли XV в. дано в книге Я. С. Лурье. Нам же хотелось бы отметить главное достоинство всех (и этого, в частности) сочинений и сборников «курицынского кружка» – доказательство «самовластия души». Постигнув грамоту, образованность, знание, человек станет поистине свободен: он узнает, где добродетель, где злоба, где изящество, где невежество. Ну а пока? А пока во всех землях, которые перевидал русский дипломат XV в. Федор Курицын, не было ни свободы, ни справедливости. Одни законы существовали для простых людей, другие – для людей сильных Подлость, ложь, жестокость сильных мира сего болезненно воспринимались жаждущим справедливости Курицыным. Испугать временщиков, о пользе Отечества не мысливших, по его мнению, мог лишь дьявол. Так и родился замысел главного сочинения Ф. Курицына – «Повести или Сказания о Дракуле».
Что могло ждать просветителя-утописта в жестокий XV в.? Заточение (всех членов кружка), муки и смерть от руки подосланного убийцы…
В России – современнице европейского Возрождения – свои титаны духа, свои взлеты, свои драмы и трагедии.
«Звучат лишь письмена…»
Это строка из стихотворения И. А. Бунина. Полностью мысль поэта сформулирована так: «Из древней тьмы на мировом погосте звучат лишь письмена…» Сколько интереснейших страниц истории отечественной культуры скрывает до сих пор от нас тьма веков! Среди них и тайны древних библиотек, и судьбы легендарных книжников.
«Дома табличек», «приют мысли», «аптеки для души», «дома мудрости», «книгохранительные палаты» – так назывались в разные времена в разных странах библиотеки. О первых русских библиотеках рассказал в своей популярной книге «Звучат лишь письмена» А. г. Глухов, но лишь в одной ее главе – «Первые на Руси библиотеки».
Д. С. Лихачев в одной из своих работ подчеркнул необходимость создания серии научно-популярных портретов древних книжников. Новое исследование А. г. Глухова– «Русские книжники» – приглашает любознательного читателя к знакомству с первыми в нашем Отечестве светочами письменного и печатного слова. Рассказ А. Глухова о становлении славянской книжности, о круге чтения в средневековых русских городах, о выдающихся «книгознатцах» интересен не только в познавательном, в нравственном отношении – он вселяет в наши сердца гордость за деяния предков, стремление быть их достойным.
Очерки, составившие книгу, открывают читателю забытые и малоизвестные страницы отечественной истории. Знакомясь с судьбами героев, мы знакомимся с историей русских монастырей (ибо во времена русского средневековья именно монастыри были центрами книжной премудрости – как ее изучения, так и создания), с историей международных отношений (ибо некоторые книжники тем и вошли в историю, что оставили пространные мемуары о своих путешествиях), с историей литературы и книгопечатного дела…
Каждый из очерков интересен по-своему. Например, «Трудами старца Ефросина». Имя этого человека, жившего более пятисот лет назад, знакомо читателю по предыдущему очерку. Ученым оно стало известно лишь в начале XX века. А ведь речь идет об авторе одного из древнейших списков знаменитого поэтического повествования о победе русских войск на поле Куликовом – «Задонщины»! Очерк и об истории Кирилло-Белозерского монастыря, где более всего творил старец, и об истории создания «Задонщины», и об истории русской рукописной книги XV в. Очерк «Посол земли русской в Индии» – об истории написания «Хождения за три моря» Афанасия Никитина. Тут пояснения, видимо, не нужны. А вот кто такой Максим Грек – герой одноименного очерка, – пояснить нужно, ибо широким кругам читателей он известен еще мало. (Ранее в наших очерках мы его лишь упоминали). А жаль, ибо в истории русской литературы этот ученый-энциклопедист занимает одно из самых видных мест.
Один из ранних исследователей его трудов отмечал, что «нельзя не удивляться разнообразию сведений его и талантов: он филолог и историк, поэт и оратор, философ и богослов» В Москве, в кремлевском Чудовом монастыре (уничтоженном в советское время), ученый и писатель создал своеобразный кружок образованных московитов, собиравшихся у Максима Грека, чтобы «поговорить с ним о книгах». Был этот широко образованный человек и переводчиком на русский иноземных книг, и библиотекарем, библиографом в знаменитой царской книгохранительнице. Был Максим Грек и своеобразным основателем школы русской публицистики. Во всяком случае, выдающийся писатель XVI в. князь Андрей Михайлович Курбский считал себя его учеником, и, как считают многие исследователи, именно Курбский является автором «Сказания о Максиме Греке». Судьба этого замечательного человека сложилась трагически. Мудрый и гордый, русский интеллигент, имевший на всякое явление свой взгляд, впал он в 1525 г. в немилость. Церковным Собором был обвинен в ереси, в искажении текстов Священного писания, был приговорен к заточению в Иосифо-Волоколамском монастыре, где его морили «стужею, голодом и угаром». Спустя шесть лет писателю предъявляют ряд новых обвинений: еретичество, волховство, критика московской внешней политики, резкие отзывы о великом князе. Новый приговор, новая ссылка… В общей сложности почти четверть века в заточении провел Максим Грек, сохранив свои убеждения, твердость духа, творческие способности.
Всего через несколько лет после смерти этого замечательного писателя, публициста, библиотекаря 19 апреля 1563 г. другой выдающийся деятель отечественной культуры – Иван Федоров – приступил к набору первой страницы своей печатной книги. За его работой с большим интересом следил зашедший в типографию владелец крупнейшей на Руси библиотеки и видный публицист… царь Иван Грозный. Яркой и драматической судьбе русского первопечатника посвящена заключительная глава сборника «Чернец великого ума и остроты ученой». Эта тема нашла отражение и в специальной литературе, об этом, в частности, рассказывает Ю. М. Овчинников в исторической повести «Ради братии своих…», посвященной жизни и деяниям русского первопечатника и просветителя. «Путь к самосознанию русского народа, – читаем мы в книге, – лежал через грамотность, через знания, через книги». Иван Федоров со своим изобретением книгопечатания стоял у начала этого пути.
Испокон веков любили книгу на Руси и берегли ее. О книжных собраниях князей киевских, ростовских, владимирских, о монастырских библиотеках Москвы, Новгорода, Устюга Великого с почтением сообщали летописи. А когда до московских государей дошло известие о рождении печатного станка, не раз они пытались завести у себя подобное новшество, да все неудачно. Потребность же в печатной книге росла. До конца XIV столетия каждый год в России изготавливалось в среднем по 50 экземпляров книг. Вот и выходило, что в середине XVI в. в Туле было 62 книги, а в городе Веневе – всего пять, да и те хранились в храме за семью замками.
Кто такой Иван Федоров, как родилось на Руси книгопечатание? Сюжету этому в летописях всего одна строка посвящена. Откуда ж мы о нем знаем? В первую очередь, от самого Федорова. Начиная с первой отпечатанной книги – «Апостола», которая хранится ныне в Историческом музее, для каждого издания писал он послесловия – своеобразные послания потомкам. А в последних рассказывал и о себе, и книгопечатном деле того времени, о воздвижении на Руси храмов и украшении их книгами святыми, о заботах царя Ивана Васильевича и митрополита всея Руси Макария об издании печатных книг (1553), о строительстве первого на Руси дома для печатного дела (1563) и появлении в том же 1563 г. первой печатной книги на русской земле, русским же отпечатанной. И судьба печатного дела на Руси драматична и увлекательна, а судьба самого Федорова необычна, полна тайны, домыслов, легенд. За более чем 400 лет написано об этом немало. А маленькая повесть Ю. Овчинникова помогает понять и суть надписи на венке у подножия памятнику И. Федорову в Москве – «Первому мученику Русской печати», и как случилось, что, начав печатать книги с опозданием на столетие по сравнению с Европой, стала Россия самой читающей страной в мире.
Библиотека Грозного
Что касается Грозного-библиотекаря (точнее – владельца уникальной книжной коллекции), то тут тайн поболе, нежели с историей его публицистического наследия.
Главная проблема – отсутствие убедительных исторических источников. Что нам известно достоверно? Что Иван Грозный книги любил и ценил, был человеком начитанным, обладал выдающейся по тому времени библиотекой. Что книгами, во всяком случае некоторыми, царь постоянно пользовался (цитируя их в своих произведениях, в переписке). Известно, что после смерти царя это замечательное книжное собрание прекратило своё существование как единое целое, но многие ее составные части обнаруживают в наше время в разных хранилищах. Преимущественно это книги на русском языке из «рабочей библиотеки» царя.
Однако уже в самом раннем историческом документе, упоминающем великокняжескую библиотеку, – «Послании Максима Грека великому князю Василию III» – выражено огромное восхищение ученого-монаха при виде большой массы греческих книг. Это восторженное восприятие отражено в «Сказании о Максиме философе», составление которого связывают с князем А. Курбским, тоже, судя по многим источникам, постоянным в то время читателем великокняжеской библиотеки.
Так возникла гипотеза о двух библиотеках. В вышедшей в 80-е гг. XX в. книге «Библиотека Ивана Грозного: Реконструкция и библиографическое описание», содержащей исследование погибшего во время блокады Ленинграда историка И. Н. Зарубина, была впервые подчеркнута мысль о существовании у Грозного по меньшей мере двух библиотек: одной – более доступной, с преобладанием книг на русском языке, другой – обычно находившейся в тайниках и состоявшей главным образом из античных рукописей (отсюда выражение «античная библиотека»).
Местонахождение этой библиотеки, ее состав, точное и полное библиографическое описание, даже имена древних библиографов, это описание составивших, – все окутано тайной.
Не только тем, кого интересует «занимательная историография», но и всем изучающим этот интереснейший период отечественной истории можно рекомендовать статью А. А. Амосова «Античная библиотека Ивана Грозного». По-новому интерпретирует уже известные источники Д. Дрбоглав в посвященном той же теме очерке «История неоконченного поиска: К проблеме античной библиотеки Ивана Грозного».
Представляет интерес описание ученым истории попыток Ивана Грозного в 1560-е гг. привлечь к переводу книг античных авторов из своей библиотеки ученых немцев.
Казни, которым подвергал Иван Грозный приближенных (в том числе и тех, кто занимался его «античной библиотекой»), гибель многих из знакомых с ее «фондами» современников Грозного в Смутное время привели к тому, что к началу XVII в. уже не осталось лиц, помнивших о замурованных в подземных царских кладовых бесценных рукописях. И если русскоязычная библиотека после смерти Грозного скорее всего рассеялась ещё в условиях Смуты, «античная библиотека» могла сохраниться», – считает Д. Дрбоглав.
Можно ли ее найти? Глеб Алексеев, автор приключенческого исторического повествования «Подземная Москва» (Архитектура и строительство Москвы. 1989. № 1) предлагает читателю заняться этими поисками вместе с героями его повести.
Поиски профессионалов продолжаются. И кто знает, может быть, на нашем веку состоится в Златоглавой Российской столице выставка: «Возвращение библиотеки Ивана Грозного». Пока же нас радуют в музеях книги – ее современники.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.