Сказ о том, как Чингисхан выбрал преемника

Сказ о том, как Чингисхан выбрал преемника

Известясь о том, что в землях Сартаульских пленена и перебита сотня мужей наших[178], кои во главе с Ухуной посланы были к сартаульцам посольством, вознегодовал Чингисхан: «Возможно ли спустить неслыханное поруганье, которое бессовестные сартаульцы над нашими поводьями златыми[179] учинили?! Так повоюем лиходеев-сартаульцев! За муки смертные Ухуны, за поруганье над мужами нашими сполна им поруганьем воздадим!»

Прежде чем Чингисхану выступить в поход, приступила к нему Есуй хатан и молвила:

«Кому предстоит многотрудный поход,

Кто скоро за дальние горы уйдет,

Кто реки широкие переплывет,

Тот должен, конечно, себя вопрошать:

А кто остается людьми управлять,

Всю тяжесть улуса на плечи возьмет?

Не первая ль это из ханских забот!

Ты разумом всесовершенным, о хан,

Познал, что закон одинаковый дан

Всем, всем, кто является в мир, чтобы жить.

Он в том, что настанет пора уходить.

Как крепкий утес, тебе тело дано,

Но в немощах рухнет однажды оно.

И кем управляться твой будет улус?

Кто примет на плечи великий твой груз?

Ты – сила сейчас, ты – опора, конечно,

Но смертен и сильный… Ничто же не вечно!

Так чьими подхвачено будет руками

И славы твоей, и всесилия знамя?[180]

Имеешь ты, хан, четырех сыновей —

Кому из них править по воле твоей?

И дети, и младшие братья, и жены,

И слуги —

Ждут: молви нам слово закона».

Соизволив выслушать Есуй хатан, Чингисхан прорек: «Хотя и женщина она, но истинно глаголет. Вы, мои братья, дети, Борчу и ты, мой Мухали, подобных слов не сказывали мне дотоле.

Да я и сам не помышлял об этом вовсе,

Как будто мне последовать

За предками не суждено,

Не предавался размышленьям оным,

Как будто стороною может смерть пройти.

Мой старший сын, Жочи,

Что скажешь мне на это?»

Упредив Жочи, Цагадай воскликнул: «Повелевая Жочи первым говорить, чем выделяешь ты его средь нас? Ужели нами править суждено ему, мэргэдскому ублюдку?!»[181]

И вскочил тогда Жочи с места своего, и, схватив Цагадая за грудки, сказал:

«Наш хан-отец и в мыслях мною не пренебрегал,

Почто же ты меня считаешь чуженином?!

Скажи, какими же достоинствами ты превзошел меня?

Пожалуй, токмо необузданной гордыней.

Даю большой свой палец я на отсеченье,

Коль ты сумеешь помрачить меня в стрельбе!

И не восстану я живым с земли,

Коли тобой в борьбе повержен буду!

И да благословит сие Чингисхан повелением своим!»

И сцепились Жочи и Цагадай в борьбе. И, желая разнять их, Борчу стал оттаскивать за руку Жочи, а Мухали тянул за руку Цагадая. Чингисхан же взирал на сие безгласно. Стоявший по левую руку Хухучос молвил тогда:

«Почто ты поспешаешь, Цагадай?

Твой хан-отец среди сынов своих

Всегда к тебе был благосклонен.

Пред тем как появиться вам на свет,

Над землей многозвездное Небо

Вне законов и правил кружилось,

Многотемная рать в поле бранном

С ратью столь же великою билась.

Возвращались с богатым полоном,

Пригоняли коней, что в теле.

Ни один из нас, многих тысяч,

Месяцами не спал в постели.

Вся земля, как и Небо над нею,

Беспорядочно так же кружилась;

Все и вся на ней слепо боролось,

В жарких схватках сражалось и билось.

Сколь жестокими были сраженья!

И телам ратоборцев усталым

Долго не было отдохновенья,

Сна спокойного под одеялом.

Для сомнений мы и для раздумий

Не имели ни сил, ни часа,

Ибо время борьбе отдавали,

Отдавали силы боям.

Мы вперед и вперед стремились,

Отступать приходилось не часто,

И понятья «покой» или «счастье»

Незнакомыми были нам.

Ты сказал слова недобрые, Цагадай,

Душу матери горячую остудил,

Сердце любящее, нежное оскорбил,

Мысли, чувства благородные погубил.

Дети, дети, Бортэ хатан – всем вам мать,

В жилах ваших – кровь от печени одной,

И родство вам невозможно растерять —

Братья кровные, должны вы быть родней!

Коль посмеете родством вы пренебречь,

Коль услышит мать бессовестную речь,

Коль не станете любовь ее беречь,

Что же ей теперь – живою в землю лечь?

Дети, дети, ведь она носила вас,

И заботами она дарила вас.

Коли грубостью обидите вы мать,

Боль души ее вовек вам не унять.

Отец ваш хан вел долгую войну,

Чтобы создать единую страну.

Он головой за это рисковал,

Своей горячей крови не жалел,

В степи на дэле собственном он спал,

А в головах – рукав – все тот же дэл.

Чтоб подданных объединить в страну,

Не есть, не пить, не спать он был готов.

Хотелось пить – свою же пил слюну,

Ел мясо, что застряло меж зубов.

Шел в гору он – с лица струился пот,

Но был отец ваш хан неутомим.

И Бортэ хатан, не боясь невзгод,

Все горести переносила с ним.

У нее благородный нрав,

Мать, повыше полы подобрав

Своего бессменного дэла,

Никогда не сидела без дела,

А трудилась – себя не жалела.

Чтоб взрастить детей,

Чтобы их поднять,

Выпадало ей

Недоесть, не спать.

Детям – первый глоток,

Детям – лучший кусок.

Уставала так,

Что валилась с ног.

Мать благодарность вашу заслужила:

За плечи кверху каждого тащила,

До совершеннолетья довела.

Ее заслугам равных нет, пожалуй:

За ворот кверху вас приподнимала

И что могла – все сыновьям дала.

Всю жизнь она за вами убирает…

Кто из детей под стремя вырастает,

Того с мужами зрелыми равняет.

И нынче часто думается ей:

«Жизнь им я отдала. За все старанья

Увидеть бы мне добрые деянья

Моих возросших милых сыновей!»

Смотрите ж, дети, мать не огорчайте,

Враждою дум ее не омрачайте.

Умом светла, душой, как лист, раскрыта,

Солнцеподобна мать, многоочита».

Чингисхан и его четыре сына. Средневековая персидская миниатюра

Засим Чингисхан рек: «Как можно так порочить Жочи?! Ужель не старший он из всех моих сынов?! Ужели, Цагадай, не стыдно напраслину на брата возводить!»

На эти слова владыки Цагадай ответил покаянно:

«Вовек я не пренебрегу

Умом и силой брата Жочи.

Как говорят в народе,

Нельзя же злоречивого казнить,

Что тщился словом ближнего убить;

И шкуру нам не след с того сдирать,

Кто языком хотел нас растоптать.

Да, брат мой Жочи,

А за ним и я —

Мы старшие отцовы сыновья.

Мы – братья,

Силы мы объединим,

Мы преданно отцу послужим с ним.

А тех, кто прочь пытался убежать,

Догоним и на месте порешим.

Кто отделился,

Кто отстал в пути,

Тому от мести нашей не уйти.

Вот Угэдэй – великодушней нас,

О нем как о преемнике и сказ.

Ему бы при отце и пребывать,

Чтоб хан учил его повелевать,

Вникать в ведение державных дел,

Чтобы великой шапкой Угэдэй

По воле государя завладел».

Затем поворотился Чингисхан к Жочи и вдругорядь вопрошал его: «Так что же скажет сын мой Жочи?»

И молвил Жочи в ответ хану-отцу: «Что говорить? Все сказано уж было Цагадаем. Сплотим свои мы силы воедино с братом, дабы тебе, отец, служить! Преемником твоим и я хотел бы видеть Угэдэя».

И прорек тогда Чингисхан: «Не надобно объединять вам силы. Ведь наша мать-Земля бескрайна, и рекам ее нет числа. Уделом иноземным каждого из вас я наделю. Живите розно и владения приумножайте! И будьте верны слову, блюдите дружество свое. Не приведи Всевышний стать вам притчей во языцех, посмешищем у подданных своих! Должно быть, ведома вам, сыновья мои, судьба Алтана и Хучара: они однажды так же поклялись, но слов заветных так и не сдержали. Я нынче ж поделю меж вами всех подданных Алтана и Хучара. Пусть будут вам они напоминаньем об их судьбе и в жизни вашей предостереженьем!»

И, приступив к Угэдэю, молвил еще Чингисхан: «Что ты мне скажешь, Угэдэй?»

И ответил Угэдэй на это владыке: «О хан-отец, желаешь ты мой выслушать ответ. Но, право, что сказать тебе, не знаю. Могу ли я сказать, что мне невмочь однажды стать преемником твоим?! Но, коли воля есть твоя, явлю усердие в делах державных.

Не дай, Всевышний,

Таких наследников мне породить,

Которыми бы погнушалась и корова,

Хотя бы трижды обернули их травой,

Которыми бы пренебрег и пес дворовый,

Хотя бы трижды салом обложили их.

И как бы нам не угодить в полевку,

Метя в лося.

И это все, что я хотел сказать».

Выслушав Угэдэя, Чингисхан молвил: «Мне любы Угэдэевы слова. Hy a Толуй что скажет?»

И сказал Толуй:

«Я буду рядом с тем из старших братьев,

Которого отец преемником однажды назовет.

Ему напоминать я буду все,

Что он запамятовал невзначай,

И буду пробуждать в нем пыл,

Коль затухать он будет.

Я стану отзывом на клич его призывный

И плеткою для лошади его;

В походах дальних, в предстоящих сечах

Ему я буду верною опорой!»

И одобрил Чингисхан слова Толуя, и повелел при этом: «Да будет же один из сыновей Хасара наследником его! Да унаследует потомок Алчидая его наследство! Да станет Отчигиновым преемником один из сыновей его! И да придет на смену Бэлгудэю его же семя! Один из вас, сынов моих, да унаследует престол мой! Да будут оставаться неизменны, и нерушимы, и неоспоримы все мои веленья!

И коль у Угэдэя наследники родятся,

Которыми бы погнушалась и корова,

Хотя бы трижды обернули их травой,

Которыми бы пренебрег и пес дворовый,

Хотя бы трижды салом обложили их,

Ужель среди моих потомков

Достойного не будет сына?!»

Выступая в поход в земли Сартаульские, Чингисхан отослал к Бурхану тангудскому посла со словами: «Ты говорил, что правою рукой моею станешь. Иду я нынче повоевать сартаулов, что мои поводья золотые бесчестно оборвали. Так стань же правою рукою в рати нашей!»

И передал посол слова владыки Бурхану тангудскому. И не успел Бурхан вымолвить ответ, как вдруг его вельможа Аша Гамбу сказал: «Коль немощен ты сам, почто стал ханом?!»

И не послали тангуды подмоги Чингисхану и выпроводили посланника его, гордыню явив свою.

Известясь от посла об ответе тангудов, Чингисхан гневно молвил: «Ужели позволительно Аша Гамбу нам говорить такое?! Не должно ль нам за это тотчас их повоевать?! Однако бег свой мы теперь стремим в края другие, и потому с тангудами считаться недосуг нам. Когда же возвратимся восвояси, то милостию Вечного Небесного Владыки держа бразды державные златые, мы с ними посчитаемся наверно!»