Что посеешь…
Что посеешь…
13 октября 1964 года в 17 часов 30 минут Никита Сергеевич вместе с Микояном вошел в кремлевский зал заседаний. Здесь уже находились все члены Президиума
ЦК, кандидаты и секретари ЦК КПСС. Окинув взглядом собравшихся, Хрущев обомлел – он не ожидал такого большого собрания. Теплилась надежда, что все вопросы и недоразумения они обсудят в узком кругу и разойдутся. Однако такой вариант при стечении большого количества членов руководящей верхушки явно не годился, и Хрущев тут же на ходу перестроился. Внешне он держался спокойно и невозмутимо.
– Так что же у вас здесь стряслось? – спросил он. – Я уезжал, проблем не было и вдруг… Кто будет вести Президиум?
В зале стояла гробовая тишина.
Увидев, что место председательствующего свободно, Хрущев занял его и, ни к кому не обращаясь, спросил:
– Кто же скажет, в чем суть вопроса?
В ответ опять тишина. Никита Сергеевич уловил замешательство среди собравшихся в зале, и захотел им воспользоваться, но здесь поднялся Брежнев. Тот самый Леонид Ильич, который, поздравляя его с семидесятилетием, вручал Золотую Звезду Героя Советского Союза, целовал, желая много лет жизни на благо советского народа. Хрущев считал, что Брежнев обязан ему своей карьерой и должен быть ему предан. Теперь он не узнавал своего питомца. Леонид Ильич говорил о том, что в Президиуме нет коллегиальности, а многие решения принимаются непродуманно и скоропалительно.
– Вы, товарищ Хрущев, ведете себя возмутительно и позволяете себе оскорблять и унижать единомышленников.
Хрущев слушал, опустив голову. Ему вспомнилось, как совсем недавно он кричал на Брежнева только за то, что тот позволил себе закурить в его присутствии. Потом набросился на него, рванул изо рта мундштук с такой силой, что все присутствующие слышали шлепок брежневских губ, и выбросил его на лестницу.
– Еще раз закуришь при мне, – возмущался Никита Сергеевич, – яи тебя прикажу спустить с лестницы!
«Теперь он мстит мне за тот случай, – думал Хрущев, – но это вовсе не повод расправы надо мной».
–..Разделение обкомов на промышленные и сельскохозяйственные, – продолжал Брежнев, – это большая ваша ошибка, это просто неприемлемо. Мы пытались предостеречь вас от подобной глупости, но вы никого не хотели слушать. Больше того, всем, кто выступал против вашей затеи, вы навешивали ярлык консерватора или сталиниста. Конечный результат этого реформирования– потеря авторитета партии, ухудшение морального климата…
Ликвидация отраслевых министерств и создание совнархозов – сокрушительный удар по всей экономике страны. Против этой реформы выступали практически все члены Президиума, но для вас их мнение ничего не значило. Вы творили все, что вам взбредет в голову. Результат этого «творчества» – снижение темпов производства, рост бюрократического аппарата, снижение уровня жизни людей.
Последняя ваша записка по совершенствованию управления сельским хозяйством путанная и перепутанная. Здесь ничего невозможно понять. Почему-то все считали, что вы, Никита Сергеевич, – знаток сельскохозяйственной отрасли. Но факты говорят об обратном. Вы просто разорили сельских жителей. В результате проведения ваших реформ исчезли 139 тысяч, как вы утверждаете, «неперспективных деревень». Они исчезали со скоростью 13 деревень в сутки. Это ведь что-то страшное. Люди бросают годами обжитые места и бегут в город, спасаясь от ваших благодеяний…
После Брежнева выступили: Шелест, первый секретарь ЦК КП Украины; Воронов, председатель Совета министров РСФСР; Козлов, секретарь ЦК КПСС; Шелепин, председатель комитета партийно-государственного контроля ЦК КПСС и Совета министров СССР; Мазуров, первый секретарь ЦК компартии Белоруссии; Ефремов, председатель бюро ЦК КПСС по руководству сельским хозяйством; Суслов, секретарь ЦК КПСС… и многие другие. Все они говорили о том, что Хрущев играет в вождизм, назойливо выпячивая себя и всю документацию, свидетельствующую о его величии.
– Все газеты, – утверждали выступающие, – начиная от районных и кончая центральными, только то и пишут, какой мудрый и гениальный Хрущев. Да он и сам не стеснен скромностью.
У Хрущева было воинское звание генерал-лейтенанта. Он был членом военных советов ряда фронтов. Сравнивать его заслуги с заслугами поистине видных военачальников, а тем более со Сталиным, руководившим страной в годы тяжелых испытаний, просто неуместно. Однако все полотна художников изображали, какой огромный вклад внес Никита Сергеевич в разгром фашистской Германии. Об этом трубили радио, телевидение, печать.
Никите Сергеевичу нравилось это восхваление, и он поощрял всех подхалимов, награждая их орденами и чинами. Он внимательно следил за мемуарами полководцев, и если они не отмечали его «великого вклада» в разгром фашистской Германии, накладывал на публикацию табу. В этом плане он крепко обиделся на маршала Георгия Жукова, который в своих мемуарах вообще обошел все его «великие заслуги» молчанием.
– Как Первый секретарь ЦК КПСС, – говорили все члены Президиума, – Хрущев сознательно повел партию по ложному пути, и партия стала утрачивать свое истинное назначение. Ее вынудили заниматься хозяйственными вопросами, превратив в инструмент экономической, а не политической деятельности.
До войны в партийном аппарате не существовало хозяйственных структур. Хотя этот аппарат и влиял на государственную деятельность, но все-таки в значительной степени он занимался партийно-политической работой, и не случайно в его структуре основным тогда считался отдел агитации и пропаганды. В годы войны ЦК партии превратился в аппарат Государственного Комитета обороны, которому была подчинена вся хозяйственная жизнь страны – руководство промышленностью, сельским хозяйством, культурой… Все советские и государственные органы были подчинены ЦК партии, взявшему на себя всю исполнительную власть. В условиях военного времени это было оправдано.
Но вот закончилась война и XIX съезд партии наметил структурную перестройку. Казалось, что партия вернется к своей основной идеологической работе, а хозяйственными проблемами снова займется правительство. Однако ничего этого не случилось. С приходом к власти Хрущева все осталось по-прежнему. Руководство хозяйством полностью захлестнуло партийных работников всех рангов. Не имея достаточного опыта и знаний, они вмешивались в руководство всех отраслей народного хозяйства, давали непродуманные указания, за невыполнение которых строго взыскивали и наказывали. И тон здесь задавал Хрущев. Он организовывал показные судилища, секретарей сельских райкомов, исключал из партии, если они не могли объяснить суть квадратно-гнездового метода или на какую глубину нужно вспахивать землю для посадки свеклы.
Тоже самое происходило и в промышленных областях. В Донбассе, например, на пленумах и на заседаниях бюро обкомов партии говорили о передовых методах выплавки металла или об организации работ в очистных и подготовительных забоях, но не о партийно-идеологической деятельности. Занимаясь хозяйственными вопросами, партия утрачивала свое истинное назначение. Она взяла на себя руководство и контроль над государством, отстранив от этих забот правительство и хозяйственные структуры. И в этом огромная вина Хрущева. Для партии это стало трагедией.
Забегая вперед, скажем, что и его преемники не изменили ситуацию к лучшему. Этим и воспользовались стратеги «холодной войны». Вся их пропаганда была направлена на дискриминацию и разрушение коммунистической партии, что и привело к развалу Советского Союза.
Огромный и, можно сказать, непоправимый вред партии и государству нанес Хрущев критикой культа личности. В силу своего троцкистского прошлого, безграмотности и невежества Хрущев не понимал, что с трибуны съезда партии и многочисленными выступлениями в стране и за рубежом он наносил удары не по Сталину, а по социализму, марксизму-ленинизму. Он фактически перечеркнул весь героический период строительства социализма в СССР, его уникальный цивилизованный опыт, деморализовал партию и советский народ. Когда в США ознакомились с «секретным» докладом Хрущева – к слову сказать, он там появился спустя несколько дней после XX съезда и ни о каком секрете не может идти речь – один высокопоставленный работник центрального разведывательного управления сказал:
– Мы не ожидали такого подарка от Хрущева. Теперь коммунистической партии Советского Союза конец.
Сталина можно и нужно было критиковать. У него имелись ошибки, просчеты и злоупотребления. Но у него были и огромные заслуги. Под его руководством страна из аграрной превратилась в мощную индустриальную державу. Он провел такие экономические и социальные реформы, которые обеспечили победу в Великой Отечественной войне. Хрущевская критика Сталина была однобокой, предвзятой, личностной и клеветнической. Она била по всей партии и по каждому коммунисту, задевала, перехлестывала через край. И не случайно в стране и за рубежом поднялся радостный ажиотаж. Ликовали все антисоветчики – от колчаковцев до власовцев, от уцелевших гитлеровцев до маккартистов. С тех пор жупел сталинизма был взят на вооружение различными отрядами реакции и контрреволюции.
Утверждение Хрущева, что он не догадывался о творимом беззаконии в стране и узнал о нем только после смерти Сталина не стоит выеденного яйца. Это ни что иное, как красивая мина при некрасивой игре или желание скрыть собственные преступления. Везде, где появлялся Хрущев, оставался кровавый след. По составленным им или его подручными спискам только на Украине, где у него была вся полнота власти, с 1938 по 1940 год было арестовано 167 тысяч 465 человек. Многие из них были приговорены к расстрелу. Не меньше людей пострадало и тогда, когда Хрущев возглавил Московскую партийную организацию.
– Развенчивая культ личности Сталина, – говорил министр обороны Малиновский, – Хрущев создавал свой собственный культ. Он перестал советоваться, и все возражения отметал сходу. Поэтому люди стали бояться высказывать свои мысли.
Карибский кризис, из которого мы с трудом выкрутились, был создан Хрущевым. В итоге наш авторитет оказался подмоченным.
Реорганизацию и сокращение армии провели непродуманно. Потом Никита Сергеевич организовал поход против авиации. Здесь он пошел вопреки логике и принес прямой вред нашей обороне. Несогласившихся с ним он обзывал рутинерами. Все это било по боеготовности армии и флота.
Хрущев с неимоверной легкостью, как подгулявший купчик, творил свою волю. Он внес сумятицу в танковые формирования и производство ракетной техники. Однажды ему показали боевую машину пехоты, на что он ответил: «Раз есть снаряд, пробивающий броню, делайте простые автомобили». Корабль, по его мнению, должен быть «крылатым, ныряющим, плавающим и прыгающим». Даже человек с самым богатым воображением не мог представить корабль, обладающий всеми этими свойствами.
Хрущев сидел на председательском месте, вел собрание, предоставляя слово всем желающим выступить, никого не перебивал и не делал никаких замечаний. Выходило, что он сам руководил своей отставкой. Со стороны казалось, что он спокоен и владеет собой. Но это была только видимость. Им овладевали два чувства: жалость к себе и ненависть ко всем выступающим и тем, кто находился в зале. Это были все его выдвиженцы, его кадры. Еще вчера он мог каждого из них уволить с работы, исключить из партии и вообще расправиться по своему усмотрению, а сегодня?.. Они били его, начисто перечеркивая всю его деятельность, которой он гордился и считал мудрой, и за которую его хвалил даже сам Черчилль. Если бы можно было вернуть время к началу октября, он бы разогнал всю эту братию. Ругал себя за то, что не послушал сына, когда тот сообщил ему о заговоре. Если бы, если бы… Он тогда поверил сыну. Подвела проклятая самонадеянность.
Однако в своем последнем выступлении Хрущев ничего этого не сказал. Он выразил признательность за критические замечания и заявил, что все свои силы, весь свой жизненный опыт (здесь он заплакал от жалости к себе) отдаст партии и советскому народу.
– Я прошу, – сказал Никита Сергеевич, – подготовить заявление о моем уходе на пенсию.
Так закончилась карьера человека, который пользуясь трудным положением в стране, путем интриг и шантажа, лжи, подхалимства и клеветы, по трупам поднялся на вершину власти. В течение десяти лет он импровизировал экономическое развитие Советского Союза и удивлял советских людей и весь мир своими авантюрными реформами.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.