ГЛАВА ПЯТАЯ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ГЛАВА ПЯТАЯ

Расцвет «других» интеллигентов. Борьба с русским шовинизмом. Отсроченное убийство С. Есенина

В то время, когда Ленин уничтожал православных священников и грабил христианские храмы, он закрыл даже некоторые религиозные еврейские школы — хедеры и иешивы, и даже на время несколько синагог. Но это было только формальное обозначение борьбы — власть синагоги не грабила, и раввинов не расстреливала. Солженицын указывает в своём исследовании, что в 1923 году в России было 495 школ на идише, а к 1930 г. их число увеличилось до 900; а как утверждает Краткая Еврейская Энциклопедия: «число синагог к концу 1920-х увеличилось по сравнению с 1917 г.»

Модернизированный европейский идиш как язык еврейских масс получил у ленинцев право на жизнь. Как утверждает КЕЭ — в 20-е и в 30-е годы в еврейской столице России — Одессе идиш был «основным языком во многих государственных учреждениях». Еврейское общество бурно развивалось на всех «исторических» территориях проживания. Например, в этот период — в 1922 году состоялся первый Всеукраинский съезд работников еврейской культуры. Уверен — в это время съездов работников украинской или русской культуры не было.

А самое большое торжество было в захваченной ещё при монархии Белоруссии, в которой в начале 20-х годов идиш был объявлен государственным языком, — об этом «почему-то» никогда не писали коммунисты, советские идеологи. По данным американского исследователя Норы Левин, городские советы в некоторых городках Украины и Белоруссии (как, например — Бердичев и Бобруйск) даже вели делопроизводство на идише, и этот национальный еврейский процесс прогрессировал, например, — в 1927 году это было в 130 городах СССР, а в 1932 — уже 168 городах СССР.

Фактически Белоруссия была Еврейской Советской республикой. Этим гордятся евреи и сейчас, например, — в 2004 году главный редактор российского журнала «Корни» Семён Августевич в статье памяти еврейского писателя из Белоруссии Моисея Тейфа пишет: «Первые революционные годы окрыляют мальчишку. Он пишет стихи о Ленине, о красных конниках, о романтике пролетарского труда. Рядом с ним его друзья-ровесники — белорусские еврейские поэты и писатели. В те годы Белоруссия была страной развитого идиша. Идиш гордо красовался на республиканском гербе, на идише выходили молодежные и взрослые газеты и журналы».

Если идиш «гордо красовался на республиканском гербе» Белоруссии — это значит многое. Естественно, расцвет еврейского общества, его культуры был и в захваченной России. С 1918 г. в России начал функционировать ЕНУ — Еврейский народный университет, в Питере — ИВЕЗ — Институт высших еврейских знаний (ого!), и ещё около 40 еврейских педагогических техникумов по подготовке национальных кадров. Будущих деятелей еврейской культуры готовили институты в Москве, Киеве и Житомире. Работали разнообразные клубы и тысячи библиотек с разнообразной программой на еврейском языке. В общем, даже непонятно было — зачем им нужен был ещё Израиль в Крыму? Разве только что эти «космополиты» — вернее исторические, традиционные ксенофобы любят обособляться, и жить отдельно в своих национальных гетто, — это традиция ещё с раннего средневековья. Например, для общего ликбеза на эту тему, британский гражданин, живущий последние годы в Вене, А.К. Крыленко, в своей книге «Денежная Держава» (М. 2002 г.) отметил:

«Гетто было единственной особенной формой сегрегации, которая нужна была раввинам-талмудистам. Оно часто декретировалось по их просьбе. В древней Александрии и средневековом Каире и Кордове еврейские кварталы были учреждены по настоянию раввинов, желавших держать своих людей в изоляции. В 1084 году евреи Спейры обратились с петицией к правящему германскому князю устроить гетто; в 1412 году по просьбе евреев по всей Португалии был введен закон о гетто. Возведение стен гетто в Вероне и Мантуе в течение веков ежегодно праздновалось местными евреями в качестве элемента праздника победы». И теперь после победы, — идея Израиля в прекрасном очищенном Крыму на берегу теплого моря, откуда в случае чего можно было сразу уплыть от местных варваров, понятна...

Еврейская литература в захваченной России бурно развивалась, настолько бурно, что даже большевистские идеологи позднего периода не могли об этом не сказать. В то время как русскую интеллигенцию расстреливали и выгоняли кораблями, и среди русских процветали два предателя — Д. Бедный и несчастный дебил В. Маяковский, то среди еврейской интеллигенции расцвела целая плеяда поэтов, прозаиков, писателей: Ицик Фефер, Ноях Лурье, Ицик Кипнис, Д. Бергельсон, Д. Гофштейн, Квитко, П. Маркиш, Мендель Мойхер-Сфорин, И.Л. Перец, А. Веледницкий, С. Галкин, Л. Резник, Э. Фининберг, Бескин, Безыменский, Розенфельд, Авербах, Бухштаб, Беккер, Горнфельд, Гроссман, Дрейден, Моисей Кульбак, Дер Нистор, Г.Б. Шмерельсон, О.Д. Форш, С. Полоцкий, Н. Бернштейн, Евсей Иоффе, И. Ионов, И. Гурвич, М. Фроман, А. Штейн, М. Ройзман, Е.Г. Полонская (она же Мовшензон) и т.п.

В Европе среди русской эмиграции тусовались писатели и агенты ГПУ, а затем НКВД — Илья Эренбург и муж М. Цветаевой Сергей Эфрон, который после разоблачения жил и «стучал» под маской «Андреев». Огромное количество аналогичных владельцев и редакторов «русских» эмигрантских газет и журналов я уже перечислял выше, в предыдущих главах. В стране внедрялась передовая «высокая» культура — пели песенки одессита Якова Ядова «Цыпленок жареный», «Большая крокодила», «Бублики», «Мурка».

Во время этого необычайного роскошного расцвета еврейской интеллигенции и культуры в России уставший от преследований великий русский поэт Сергей Есенин в декабре 1923 г. писал: «Не было омерзительнее и паскуднее времени в литературной жизни, чем время, в которое мы живём». Как раз в этом году он написал поэму «Страна негодяев» про комиссара Чекистова, настоящая фамилия которого Лейбман, который русские церкви решил превратить в сортиры. За эту поэму С. Есенина должны были точно расстрелять, но он в это время путешествовал с Дункан по Европе и США, стал там известным, и большевики ломали голову — как уничтожить Есенина без ненужного шума.

Рассматривая эту радостную картину победившей нации, гегемонии — стоит отметить, что еврейская молодёжь не имела никаких препятствий для поступления в вузы в СССР в те годы, в отличие от русской. Русские дети, родители которых были из «бывших» сословий, и даже — если этих родителей уже не было в живых — не имели доступа к высшему образованию. Об этом с горечью вспоминал знаменитый советский академик Д.С. Лихачев («Воспоминания», 1999 г.).

«А русскую интеллигенцию «утюжили» ещё с 1918 г. В 20-х исключали из вузов уже состоявшихся студентов — по соцпроисхождению: детей дворян, духовенства, чиновников эти кары не распространялись на евреев как «нацию, угнетённую при царском режиме»: еврейскую молодёжь, хоть и буржуазного происхождения, свободно принимали в вузы; еврею прощалось, что он не пролетарий», — отмечает в своем исследовании А. Солженицын («Двести лет вместе»). Современный еврейский исследователь Г. Шурмак («Новый мир», № 11, 1994 г.) писал о 20-х: «В студенческих аудиториях тон часто задавали евреи, не замечавшие, что их интеллектуальное пиршество идёт на фоне опустошений в стане основного народа страны» (С).

«Широкий доступ в высшие и специальные учебные заведения привёл к созданию не только кадров врачей, учителей и особенно инженеров и технических работников среди евреев, но и открыл для евреев возможность преподавательской и научно-исследовательской деятельности в университетах и других учреждениях», — пишет с удовлетворением в своей книге Г. Аронсон («Еврейский вопрос в эпоху Сталина»).

В СССР вступительные экзамены в вузы ввели только 19 сентября 1932 года, а до этого принимали по классовому признаку. Отмечу ещё раз — до 1917 г. ленинцы называли себя демократами и кричали о правах и свободах больше всех.

Как только замечали в каком-то провинциальном городке молодого еврея с подозрением на талант, как например Вольфа Эрлиха, сразу направляли в столицы, где сразу публиковали, а если они желали — принимали на 2-й или 3-й курс университета. Всех своих звезд фотографировал на Невском Моисей Наппельбаум, лечил от случайных болезней знаменитый венеролог Голосовкер Самуил Яковлевич. А своим вождям и соплеменникам вечную молодость пытался сохранить личный врач Ленина Абрам Залманов, который экспериментировал по последнему слову науки, помещая людей в скипидарные ванны. А когда некий высокопоставленный большевик очень сильно обжог скипидаром свой половой орган, вероятно, не защищенный крайней плотью, то Абрам-экспериментатор, не дожидаясь «дела врачей», быстро удрал из СССР на Запад.

В это время исторические, филологические и философские факультеты в университетах захваченной России были упразднены Центрожидом в первую очередь. Затем стали преподавать совсем другую историю и философию. Чего можно было ожидать — когда в Центрожиде председателем «Главнауки» был не учёный, а ленинский комиссар Мартын Мандельштам (под маской — Лядов).

Как формировались кадры для преподавания «новой» истории, мы можем увидеть на следующих примерах, Юдовский Владимир Григорьевич (1880-1949 гг.) — сын Херсонского лесопромышленника, в 1918 г. председатель Одесского СНК, 1920-1921 гг. секретарь сырдарьинского губкома и член КП(б) Туркестана, с 1923 г. он уже профессор МГУ и читает лекции по истории России. Историю для русских в учебниках писали: Авербух Ревекка Абрамовна и комиссар у «червонных» казаков, вдруг ставший историком и академиком, — И.И. Минц, который на новой ниве усердной фальсификации истории получил звание Героя Социалистического труда и Ленинскую премию. Писал историю и главный в стране ярый «безбожник» Миней Губельман (под маской М.Е Ярославский), биография которого в Советской России была «классической»: комиссар, член редколлегии «Правды», журнала «Большевик», «Историк-Марксист»; руководил кафедрой истории ВПШ при ЦК ВКП(б) и различными научными курсами; он же — идеолог геноцида русских и украинских крестьян в 30-е годы; с 1939 года был академиком АН СССР. И в результате за все свои заслуги перед русским народом, вернее перед Центрожидом в борьбе с русским народом, — был похоронен на Красной площади у Кремлёвской стены. Интересно — не его ли потомок сегодня ёрничает в своих «гарриках»?

Кто-то даже заметил в то время среди евреев антисионистскую тенденцию, особенность которой отметил профессор А.М. Малашко в предисловии к книге В.Я. Бегуна «Ползучая контрреволюция». Он отметил, что в 1920-е годы борьба против сионизма в значительном объеме была отдана самим сионистам — «еврейским секциям РКП(б)». « В работе евсекций существовали просионистские тенденции» — отмечал «гениальный» метод борьбы с сионизмом в своём исследовании Романенко.

«Бывшим бундовцам, пробравшимся на видные посты в секциях, удалось протащить в советскую историческую литературу апологетическое толкование сионизма», — отметил А.М. Малашко.

С 1920 г. работало в России-Сионе Еврейское Историко-Этнографическое общество, издавались: «Еврейский вестник» и «Еврейская летопись», с 1916 г. действовал Еврейский этнографический музей «Дер Эмес», с 1920 по 1938 гг. действовало 34 издательства на идише.

С 1921 года в России работал Еврейский Камерный театр во главе с Александром Грановским, а в 1925 г. этот театр переименован в Государственный Еврейский театр СССР, который в 1928 г. отправился на длительные зарубежные гастроли и не вернулся в СССР. Второй еврейский театр носил название — «Габима». А в русских театрах процветали Мейерхольд и Михаэлис. «Славный» Мейерхольд поставил в 1923 году постановку «Земля дыбом», посвященную прославлению фашиста Бронштейна-Троцкого. Даже кровавого палача латыша Лациса понесло в творчество, и он написал пьесу в пяти действиях «Последний бой», и этот «шедевр» «гениальный» Мейерхольд тут же поставил на сцене. Поскольку зрители один раз познакомились с этим «шедевром» и больше на это откровенное «дерьмо» обоих не пошли, то в плане пропаганды «нового мышления» и приобщения к культуре стали на эту пьесу пригонять батальоны красноармейцев и матросов.

В СССР независимо от ТАСС существовало отделение всемирного Еврейского Телеграфного Агентства. В США готовили к печати хвалебные книги о Бронштейне. А в СССР Фрумкина готовила к изданию на еврейском языке 8-томное издание работ Ленина. А славные советские — еврейские художники запечатлевали своих кумиров и коммунистические идеалы на века — Исаак Израилевич Бродский, который теперь преподносится как «великий», рисует — «Ленин в Смольном» и «Демонстрация»; К.С. Малевич — «Скачет красная конница», Н.И. Альтман — «Петрокоммуна». Начали своё восхождение: Борис Иогансон, Авраам Архипов, Д.П. Штеренберг, страстно желавший убрать собор Василия Блаженного. А говоря о художниках, необходимо вспомнить пророческую картину М. Шагала, созданную ещё в 1915 году — «Красный еврей», — всмотритесь в неё внимательно.

Рис. М. Шагал «Красный еврей».

В это время радостные евреи из Белоруссии и Украины активно переезжали в российские города, особенно столичные, пополняя кадры Советских учреждений. Эту тенденцию можно увидеть на примере Москвы: в 1920 г. в ней проживало 28 тысяч евреев, а в 1923 г. — уже 86 тысяч, в 1926 г. — 131 тысяча. А при «гонителе евреев» — Сталине в 1933 г. в Москве проживало уже 226 тысяч (С). Темпы освоения столицы, конечно, впечатляют. И это при том, что за годы красного террора и гражданской войны население России сократилось на 13 миллионов, а количество жителей Петрограда сократилось более чем в три раза.

«И когда впоследствии сотни тысяч евреев переселились в Москву, то на основании «национально-персональной автономии», для них были открыты школы, театры, газеты на еврейском языке — за счёт государства. Ни одна другая этническая группа такой привилегией не пользовалась, хотя в той же Москве было очень много украинцев, грузин, армян», — заметил в своём исследовании А. Дикий.

Такой наплыв евреев в города и их привилегии не могли быть не замечены другими жителями, которые, естественно, стали на эту тему шептаться в очередях и на кухне. Появились колкие шуточки — «Роза из Совнархоза, муж Хайки из Чрезвычайки», «Чай Высоцкого, сахар Бродского, Россия Троцкого» и т.п. Понимая происходящее, и желая пресечь разрастание народного недовольства, видный демократ-марксист Лурье (который под маской Ларин) советовал своим товарищам во власти, что необходимо предпринять — «Мы не скрываем цифры о том, что в Москве и других крупных городах происходит рост еврейского населения», который «совершенно неизбежен и в будущем», «Нельзя смотреть на эту практику как что-то стыдное, что наша партия замалчивает. Нужно создать в рабочей среде такое настроение, что всякий, кто выступает с речами против въезда евреев в Москву, каждый такой человек, вольно или невольно, контрреволюционер».

Сразу возникает ассоциация с нашим 21 веком — когда лидер партии власти Исаев орет о «русском фашизме». Слава Богу, что сегодня ещё не поступают, как тогда — «А контрреволюционеру — девять грамм свинца, это известно», — комментирует инициативу Лурье Солженицын. Исаев в этом случае орет — и близко не допускать таких негодяев к политике!

Возвращаясь к гегемонам ленинского времени, можно ещё отметить, что еврейские художники писали портреты высшего эшелона Центрожида, а еврейские режиссеры снимали фильмы о Ленине и о своем народе. А. Ромм (Роом) готовится к съемкам фильма — «Евреи на земле», а режиссер Дзига Вертов — «Три песни о Ленине», «Ленинская киноправда», «Шагай Совет», он же, по утверждению Солженицына «руководил киносъемкой разорения мощей Сергия Радонежского». В таком же ключе работали и другие известные режиссеры — Л. Трауберг, Ф. Эрмлер, Ю. Райзман, Сергей Эйзенштейн, о творчестве которого Солженицын заметил: «безответственное вышивание по русской истории, взвинчивание проклятий на старую Россию, с измышленным «кинематографическим аксессуаром»: как будто бы накрыли толпу матросов брезентом для расстрела (и вошло в мировое сознание как исторический факт), да «избиение» на одесской лестнице, какого не было». Немного позже эту традицию продолжил Алексей Каплер и его фильмы: «Ленин в Октябре», «Ленин в 1918 году». Вспомните, — в этих фильмах фашист Ленин, захвативший власть в России и погубивший миллионы русских, представлен как милый чудаковатый, эксцентричный и гениальный дедушка. Точно таким же чуть позже (и до наших дней) был представлен предавший США ради «своих» Альберт Эйнштейн, загубивший невинно свою дочь. Чувствуется в обоих случаях один и тот же почерк по созданию положительного имиджа.

Советский кинематограф стал мощным орудием пропаганды и лжи. Интересно, что СССР, Советской власти нет уже 15 лет, а современные демократы в России говорят о еврейских режиссерах, ставивших многочисленные фантастические хвалебные фильмы о захватчиках России — как о великих и выдающихся. На фоне такого пышного расцвета еврейской культуры в захваченной России Советской властью подавлялась культура коренного захваченного народа — русского. В 1923 г. Советская власть запретила постановку пяти опер в Большом театре, которые признали патриотическими, это такие оперы как «Снегурочка» и «Сказка о царе Салтане».

«Светлые» двадцатые годы — ох как нуждаются в трезвой оценке, — призывает А. Солженицын. — Они наполнены были жестокими преследованиями и по классовому признаку, в том числе неповинных детей за прошлую, даже невиданную ими жизнь их родителей. Также громили в те годы устои и кадры русской науки во многих областях — истории, археологии, краеведении, — у русских не должно быть прошлого... ни история, ни язык этому народу — «великоросскому» — больше не нужны. В 20-е годы было отменено само понятие «русской истории» — не было такой. Да даже само слово «русский», сказать: «я русский» — звучало контрреволюционным вызовом, это-то я хорошо помню и по себе, по школьному своему детству. Но без стеснения всюду звучало и печаталось: русопяты!» (Это на их Родине — России.) Ту же ситуацию в России 20-х годов рисует в своих мемуарах знаменитый академик Д. Лихачёв.

В 1923 году произошло одно немаловажное событие. Недавно мы рассматривали не только грабеж церквей, но и репрессии Ленина против православных священников — как ещё оставшейся опоры русского народа, русского духа. В 1923 году эта история получила своё трагическое продолжение. Находившийся под арестом с 6 мая 1922 года Патриарх Тихон в течение года подвергался многочисленным унизительным допросам. В это время Ленин в добивании церкви решил применить свой излюбленный прием — «разделяй-сталкивай и властвуй».

Кроме того, что Тихону вменили в вину, что он отошел от библейских канонов подменившего христианство Савла-Павла, который заповедовал христианским священникам признавать любую власть «не глядя на лица», то ещё и комиссарами были найдены православные священники и иерархи, не согласные с героической позицией Тихона, желавшие спокойствия и компромисса с советской властью во время гибели от голода многих миллионов русских людей. С их помощью советские власти собрали так называемый «разбойничий Собор», на котором сняли Тихона с патриаршества и объявили об обновлении церкви. И во главе «обновленной» Церкви ленинцы поставили свою марионетку епископа — Антонина Грановского. Таким образом, Церковь в России ленинцы раскололи на две части: прогрессивные обновленцы и патриотически настроенные сторонники Тихона, которых обвинили в том, что они не следуют заповедям, занимаются политикой и идут на конфликт с государством, и во многом другом. И начались репрессии против патриотически настроенных сторонников Тихона, чтобы их загнать в лагерь ленинских обновленцев. Например, в ночь на 13 августа 1922 года за отказ сотрудничать с обновленцами был расстрелян в Петрограде митрополит Вениамин.

В этой ситуации Русская Православная церковь раскололась ещё по одной трещине — наблюдавшая с тревогой за событиями в России русская эмиграция за рубежом и духовенство создали свою автономную Русскую зарубежную Церковь, ничего общего не имеющую с обновленной — советской православной церковью.

И произошло событие, очень обрадовавшее Советское руководство и иногда приходящего в сознание Ленина — Тихон не выдержал всех этих испытаний судьбы и под постоянным давлением сломался, — 16 июня 1923 года написал властям раскаянное заявление, в котором были такие слова: «Я раскаиваюсь в этих поступках против государственного строя. Я отныне Советской власти не враг».

Всё... — в понимании захватчиков с русской церковью было покончено, она разгромлена, дискредитирована, достойна презрения и находилась под контролем созданного при Центрожиде Высшего Церковного Управления (ВЦУ). А усмиренного, подчинившегося Тихона 28 июля 1923 года из следственной тюрьмы ГПУ освободили.

Что ещё осталось сделать, чтобы окончательно искоренить в сознании покоренного русского народа русский дух и заменить его интернационализмом, космополитизмом, марксизмом? Вроде — кого надо уже расстреляли и выслали. Для чего все это надо, объяснял всё тот же предельно откровенный Лейба Бронштейн: «Русский народ нам нужен лишь как навоз истории. Россия — наш враг. Она населена злыми бесхвостыми обезьянами, которых почему-то называют людьми. Нет ничего бездарней и лицемерней, чем русский мужик».

И Центрожид внимательно глянул на оставшиеся крохи русских мыслителей, ещё немного влияющих на окружающих. Кто там ещё пишет-вякает о русских березках?

А как раз в это время — летом 1923 года прошли массовые стачки и забастовки рабочих. Реакцию Центрожида на эти события можно увидеть в публикации в «Еврейской трибуне» от 7 сентября 1923 года:

«Комиссариат внутренних дел организовал не так давно специальную комиссию, занимающуюся охраной евреев от «тёмных сил». То есть Центрожид увидел ещё недобитые «темные силы» и решил провести новую кампанию против русского народа, вернее, против русского духа, под названием — «борьба с русским шовинизмом», для чего было введено так знакомое для нас в России в 21 веке абсолютно лживое понятие — «русский фашизм». «В 1923 году в советский литературный обиход вошло понятие «русского фашизма». Тогда своими жизнями поплатились А. Ганин с товарищами. Их прикончили на Лубянке. Обвинение в фашизме витало и над головой Есенина», — отметил Н. Кузьмин.

Понятно, что с «русским шовинизмом» и с национальными проявлениями в других народах Центрожид боролся с самого захвата власти, например, 6 июля 1921 года на собрании коммунистических организаций в Тифлисе Сталин заявил о необходимости «ликвидировать националистические пережитки, вытравить их каленым железом», необходимо «раздавить гидру национализма».

Теперь же в 1923 году охраной евреев от «темных сил» занялся сам Лейба Бронштейн. «Троцкий сам подготовил документ, назвав его «Декретом о самой угнетенной нации». Это был государственный закон об исключительном положении евреев в СССР. Преимущества этой нации перед всеми остальными касалось самых разнообразных сторон жизни: от назначения на руководящие посты до внеочередного получения квартир, — отметил В. Шамбаров, (но) — Декрет провалился, на заседании Политбюро при голосовании не хватило всего одного голоса. Зато прошло предложение о создании «Комиссии ЦК по антисемитизму». Её возглавил Бухарин. Осуществилась также идея Ю. Ларина (Лурье) о включении в программу для поступающих в высшие учебные заведения обязательного экзамена по антисемитизму».

Не только в 1921 году расстреляли 79 русских писателей вместе с Н. Гумилевым, но и в 1924 году арестовали 14 «русских фашистов», в основном — все были поэтами и писателями, 12 из которых расстреляли в марте 1925 года, а двое из них, получив по 10 лет Соловков, были убиты в советском концлагере. Во время затянувшегося следствия от кошмарных пыток и истязаний еврейских палачей Гершля (Генриха) Ягоды и Абрама Славатинского двое несчастных лишились рассудка.

Именно в этот период пришедший в сознание Ленин в последний год своей жизни объявил «войну не на жизнь, а на смерть великорусскому шовинизму». В то время когда Н. Устрялов утверждал, что Ленин и все его большевики пропитываются русским духом, в это время сам Ленин и его Центрожид осуществляли интеллектуальный штурм — как вытравить русский дух из русского народа. Понятно, что уничтожив остатки национального самознания, памяти о национальной истории, национальной гордости и самоуважения-«шовинизма», — ликвидировались все бунтарские свободолюбивые начала, после чего русский народ превращался в покорных рабов, презирающих самих себя за ничтожество.

«После Октябрьской революции для властей самая главная опасность была со стороны русского народа. Он был наиболее многочисленным, с сильно развитым чувством государственности. Словом, становой хребет всей страны. Чтобы её контролировать небольшой группе лиц, необходимо было взнуздать именно русский народ. Не трудно понять, почему тогда главным (как, между прочим, и сегодня) оставался лозунг о том, что наибольшая угроза Советскому государству исходила от «великодержавного русского шовинизма». Антирусский подход властей проявлялся буквально во всём — и к культуре, и чисто экономически. Ленин не раз об этом говорил», — отметил знаменитый профессор математики и исследователь истории И.Р. Шафаревич.

Если раньше Бухарин просто давал оценку своему народу: «Русский народ — нация обломовых, нация рабов, с рабским прошлым, народ-растяпа с присущей ему азиатской ленью», то теперь с трибуны 12 съезда партии (17-25 апреля 1923 г.) Бухарин выдвинул «гениальную» идею:

«Мы в качестве бывшей великодержавной нации должны поставить себя в неравное положение. Только при такой политике, когда мы искусственно поставим себя в положение более низкое по сравнению с другими, только этой ценой мы сможем купить доверие прежде угнетенных наций». Понятно, что под «угнетенными нациями» Бухарин имел ввиду, в первую очередь, самую «угнетенную нацию» в России и на планете.

Мудрый национал-большевик Н. Устрялов в сборнике «Под знаком революции» подсказывал: русский национализм трудно искоренить, по крайней мере — долго, неизвестно как долго, его легче заменить. Чем? Ну поскольку марксистского или ленинского национализма нет в природе, хотя, — ну ладно, а национализм связан с народом и Отечеством, Родиной, культурой и традициями, то понятно, что национализм, связанный с русским народом, с русской культурой и традициями — отпадает, ибо мы с ним боремся, остается — Отечество, которое теперь называется СССР — кумекаете? Необходимо пропагандировать советский патриотизм и новую — прогрессивную советскую культуру и новых героев. В Центрожиде задумались — какого нового современного героя следует этим русским втюхать. Самым сообразительным оказался Лейба Бронштейн, который издевательски предложил сделать подмену и «раскрутить», втюхать этим русским сумасшедшего лейтенанта П.П. Шмидта (1867-1906), расстрелянного в 1906 году.

Сегодня ни у одного нормального исследователя нет сомнений, что П. Шмидт, поднявший бунт на Черноморском флоте, был психически ненормальным, дрался на балах, закатывал начальству истерики, катался в судорогах по полу, в одном из припадков так испугал сына Евгения, что тот остался заикой на всю жизнь. Сын, кстати, воевал за Белых, умер в Париже в 1951 году. Осуществляя этот издевательский замысел, Бронштейн-Троцкий именем этого психа, сумасшедшего назвал 12 советских кораблей, мост и набережную в Петрограде, и в 1925 году дал задание Борису Пастернаку написать «заказуху» — поэму «Лейтенант Шмидт». Эту весьма мерзкую и безталанную вещицу Пастернак закончил писать в 1926 году, Нобелевскую премию ему за это почему-то не дали.

Стоит заметить, что из стенографического отчета секретного совещания ЦК РКП (9-12 июня 1923 г.), посвященного национальной политике, видно, что несмотря на борьбу с «русским шовинизмом» Бронштейн иногда для пользы дела поступал гибко, и на этом совещании советовал: «национальную политику на окраинах нужно проводить великорусскими руками».

На этом же совещании Бронштейн предложил оригинальный метод борьбы с «русским шовинизмом»: «Я предлагал несколько месяцев тому назад у нас по военной линии: поймать командира, человека вообще вооруженного, который в своей служебной сфере проявляет шовинизм, высказывания, например, по отношению к представителям малых или культурно отсталых национальностей высокомерие или презрение и предать его публичному суду, — не для того, чтобы его расстреляли, можно просто выбросить из армии, лишив его общественного доверия, — но важно, чтобы суд был публичный с представителями красноармейцев и местных туземных крестьян и рабочих».

При этом можно заметить, что на этом совещании при национальных лидерах: М.Д Халикове из Башкирии, Т. Рыскулове из Туркестана, М. Ербанове из Бурят-Монгольской АССР, А. Енбаеве из Татарской АССР и прочих Бронштейн не стесняясь называл их народы — «туземцами», нагло демонстрируя шовинизм своего «цивилизованного» народа. Как видно из этого совещания, — Бронштейн был бдительным:

«Я не в очень большом в восторге от такой замены «русского» «российским», и то и другое не очень удачно, думаю можно поставить «российского», как меньшее зло».

Именно в этом году из Вологды в Москву, во время кампании по борьбе с «русским шовинизмом», переехал родившийся в деревне Коншино русский поэт Алексей Ганин (1893-1925), который как раз в этом году закончил поэму «Былинное поле», в которой были такие строки:

Гонимый совестью незримой

За чью-то скорбь и тайный грех,

К тебе пришел я, край родимый,

Чтоб полюбить, прощая всех.

Вместе с ним молодые русские поэты: 23-летний Петр Чекрыгин, его родной брат 22-летний поэт Николай Чекрыгин, поэт Владимир Галанов (29 лет), режиссер Борис Глубоковский (30 лет), литератор Александр Потехин (32 года) и другие видели беду и страдания своего народа, очень переживали и в беседах между собой обсуждали пути выхода, смены власти, и в этом ракурсе выдвигали иллюзорную идею — вместо Учредительного собрания созвать Великий Земский Собор, который решит дальнейший путь России. Понятно, что эти разговоры молодых патриотов были для власти безобидны, но сам факт появления этих молодых людей с их переживаниями был возмутительным, поэтому Центрожид назвал их — «Орден русских фашистов» и полтора десятка русских парней уничтожил. Так что возникшая волна в прессе и телевидении в 2002 году в России по поводу «русского фашизма» не была изобретением современных мудрецов, а вспомнили старые наработки. Ещё в СССР, в 1966 году расстрелянных русских парней посмертно реабилитировали «за отсутствием состава преступления».

Пимен Карпов через год после расстрела посвятил стихи А. Ганину:

Как Прометей, растоптанный в снегах,

Рванулся ты за грань и встретил гибель,

И рвал твоё живое сердце ад.

И ты к себе на помощь звал светила,

Чтоб звездами душителя убить.

Чтобы в России дьявольская сила

Мужицкую не доконала выть.

Повторюсь — в ноябре 2008 года в России был открыт памятник Осипу Мандельштаму, — это третий памятник этому советскому еврейскому поэту за последние 15 лет. Можно, конечно, каждые 5 лет ставить в России памятник Мандельштаму, умершему своей смертью в лагере для заключенных при Сталине. Но может стоит поставить хотя бы один памятник убитому Николаю Гумилеву или Алексею Ганину, ещё один убитому Сергею Есенину. А кто видел памятники Салтыкову-Щедрину, Тютчеву или Рубцову, выдающимся славянофилам?

Вся ганинская группа молодых русских мыслителей была связана с Сергеем Есениным. И за год пыток и истязаний их, вероятно, на Есенина информации палачи собрали немало. Но Сергей Есенин — был глыба, величина, слава, народный любимец, поэтому с ним так просто и быстро расправиться не могли, хотя и так его антисемитские выходки терпели долго.

То, что прекрасные стихи Сергея Есенина были пронизаны патриотизмом и любовью к России — ни у кого сомнений не было. А как говорил товарищ Луначарский: «Идея патриотизма — идея насквозь лживая», то есть опасная для захватчиков России. Поэтому Есенин, со своими опасными поэтическим мыслями для «масс», не мог уцелеть, оставаясь в СССР. Как захватчики России могли ему простить такие стихи —

Хлестнула дерзко за предел

Нас отравившая свобода.

Ведь это можно трактовать как разоблачение технологии, изложенной в «Протоколах». Или — как могли потерпеть стихи этого рязанского парня о главе Центрожида Ленине —

Он не садился на коня

И не летел на встречу буре.

Сплеча голов он не рубил,

Не обращал в побег пехоту.

Одно в убийстве он любил

Перепелиную охоту.

Он с лысиною, как поднос,

Глядел скромней из самых скромных.

Застенчивый, простой и милый,

Он вроде сфинкса предо мной.

Я не пойму, какою силой

Сумел потрясть он шар земной?..

Ведь это откровенное издевательство над Вождем. А по поводу Карла Маркса и Фридриха Энгельса — что этот русский наглец написал:

Я посетил родимые места,

Ту сельщину,

Где жил мальчишкой.

«Ах, дедушка, ужели ты?»

И полилась печальная беседа

Слезами тёплыми на пыльные цветы.

Он говорит, а сам всё морщит лоб.

«Да!.. Время!..

Ты не коммунист?»

«Нет!..»

«А сестры стали комсомолки.

Такая гадость! Просто удавись!

Вчера иконы выбросили с полки,

На церкви комиссар снял крест.

Теперь и Богу негде помолиться.

Уж я хожу украдкой нынче в лес,

Молюсь осинам. (Хорошо — когда у русских есть ещё одна религия. — Р.К.)

Может пригодиться.»

Конечно, мне и Ленин не икона,

Я знаю мир.

Люблю свою семью.

«Ну, говори, сестра!»

И вот сестра разводит,

Раскрыв, как Библию, пузатый «Капитал»,

О Марксе, Энгельсе.

Ни при какой погоде

Я этих книг, конечно, не читал.

Молодой Сергей Есенин (1895-1925) приехал из своей рязанской деревни в Москву в 1912 году, работал в книжном магазине, в типографии и писал стихи. В Гражданскую войну Центрожиду было не до него, а в разгар убийств российской интеллигенции в 1921 году он удачно уехал в далекую Азию, жил в Ташкенте у своего друга Александра Ширявцева, посетил Самарканд, сопровождая красноармейцев в «туркменском походе». А перед высылкой русской интеллигенции летом 1922 года Есенин познакомился с известной американской танцовщицей Айседорой Дункан и в мае 1922 года уехал с ней на два года из России, жил в Европе и США.

В это время Есенин написал поэму «Страна негодяев», в которой есть герои с подозрительными фамилиями: комиссар — Чекистов, обманутый ленинцами и сочувствующий им товарищ Замарашкин и наемный сыщик Литза-Хун.

Замарашкин: Легче бранись, Чекистов!

От ругательств твоих

Даже у будки краснеют стены.

И с чего это, брат мой,

Ты такой неистов?

Этот вопрос к свирепым «красным дьяволятам» уже давно с ужасом интриговал многих. А вот, будучи в прошлом году — в 2008 в Петербурге в «Доме кино» на 3-дневной конференции по ксенофобии и «русскому фашизму», которую проводили либералы с иностранцами, я услышал от одной выступающей девушки комиссарской национальности по поводу того, что на стройках работают приезжие из Азии, что русские — далее почти полностью объяснение Чекистова.

Замарашкин: Там. За Самарой.

Я слышал.

Люди едят друг друга

Такой выпал нам год!

Скверный год!

Чекистов: А народ ваш сидит, бездельник,

И не хочет себе ж помочь.

Нет бездарней и лицемерней,

Чем ваш русский равнинный мужик!

То ли дело Европа!

Следующий фрагмент этой поэмы мог написать только такой человек бесшабашной смелости, самопожертвования и любви к Родине:

Замарашкин: Слушай Чекистов!

С каких это пор

Ты стал иностранец?

Я знаю, что ты еврей,

И фамилия твоя Лейбман...

Чекистов-Лейбман объясняет:

Приехал сюда не как еврей,

А как обладающий даром

Укрощать дураков и зверей.

Я ругаюсь и буду упорно

Проклинать вас тысячу лет,

Потому что.

Потому что хочу в уборную

А уборных в России нет.

Странный и смешной вы народ!

Жили вы весь век нищими

А строили храмы божии.

Да я б их давным-давно

Перестроил в места отхожие.

Ха-Ха!

Николай Кузьмин в своей книге рассказывает, что когда отрывки этой поэмы Есенин читал в США в присутствии местных евреев, то случился скандал.

А в это время в Москве на 13 съезде партии (23-31 мая 1923 года) прекрасный оратор Бронштейн-Троцкий старался поддерживать боевой фашистский тонус у коммунистов:

«Необходимо разобраться в положении дел в рядах нашей партии. К сожалению, там находится ещё много таких слюнявых интеллигентов, которые, как видно, не имеют никакого представления, что такое революция. По наивности, по незнанию или по слабости характера они возражают против объявленного партией террора. Революцию, товарищи, революцию социальную такого размаха, как наша, в белых перчатках делать нельзя!

Прежде всего это нам доказывает пример Великой Французской революции, которую мы ни на минуту не должны забывать, уступчивость, мягкотелость история никогда нам не простит. Если до настоящего времени нами уничтожены сотни и тысячи, то теперь пришло время создать организацию, аппарат, который, если понадобится, сможет уничтожать десятками тысяч. У нас нет времени, нет возможности выискивать действительных, активных наших врагов. Мы вынуждены стать на путь уничтожения, уничтожения физического, всех классов, всех групп населения, из которых могут выйти возможные враги нашей власти.

Есть только одно возражение, заслуживающее внимания и требующее пояснения. Это то, что уничтожая массово, и прежде всего интеллигенцию, мы уничтожаем и необходимых нам специалистов, ученых, инженеров, докторов. К счастью, товарищи, за границей таких специалистов избыток. Найти их легко. Если будем им хорошо платить, они охотно приедут работать к нам. Контролировать их нам будет, конечно, значительно легче, чем наших. Здесь они не будут связаны со свои классом и с его судьбой».

За этот фашизм очень нравился Бронштейн Ленину, Ленин:

«Что русские? Всем хороши, но не хватает одного — твердости. А наше спасение именно в этом. Вы же, надеюсь, не собираетесь делать революцию в белых перчатках? А некоторые, к сожалению, и до сих пор. В общем, это рассусоливание надоело. Надо дело делать! А Лев Давидович человек надежный. Таких, батенька, днем с огнем» (Из исследования Н. Кузьмина).

Твердых в России было много, но в самом начале этой трагической истории одни по своей неграмотности не успели разобраться в ситуации и были убиты, другие из-за своих амбиций и глупости не смогли объединиться в борьбе против захватчиков, третьи не смогли народу всё объяснить доступно и поднять организованно на освободительную войну, четвертых одолела организованная черная сила с помощью своих заграничных собратьев. Сейчас в 1922-1925 годах выискивали последних твердых русских и ликвидировали, убивали.

«Детство прошло среди полей и степей. Рос под призором бабки и деда. Бабка была религиозной, таскала меня по монастырям. Дома собирала всех увечных, которые поют по русским селам духовные стихи. Был драчун. Дед иногда сам заставлял драться, чтобы крепче был. Стихи начал писать рано» — писал в своей автобиографии один из последних в это время твердых русских людей — Сергей Есенин. Ну как такого бойца-драчуна могли оставить коммунисты в живых?

А Есенин продолжал задираться. Приехав после смерти Ленина в Россию, в то время, когда певец красных фашистов В. Маяковский писал:

Ты не умер, Ты жив, Ильич!

Мы докончим твою работу.

Сергей Есенин горестно констатировал трагическую действительность:

«Ленин умер!»

Их смерть к тоске не привела

Ещё суровей и угрюмей

Они творят его дела.

«Они» не могли допустить, чтобы этот русский писал такое для «их» запуганных и одурманенных масс. Тем более такое народу на бунт:

Жалко им, что Октябрь суровый

Обманул их в своей пурге.

И уж удалью точится новый

Крепко спрятанный нож в сапоге.

И это в то время, когда была строгая монополия воздействия на русские массы. На 12 съезде РКП(б) даже была подчеркнута строгая иерархия диктатуры, Ленин повторил, что диктатура пролетариата «не может быть обеспечена иначе, как в форме диктатуры его передового авангарда, то есть Компартии». На этом же съезде Зиновьев-Апфельбаум попытался поднять диктаторский статус партии ещё выше, назвав её — «диктаторский центр», и объяснял, что «диктатура Компартии — это непосредственно диктатура ЦК партии» — над всей партией, «мощный ЦК, который руководит всем». Стоит отметить, что ещё раньше А.В. Луначарский подчеркнул абсолютность власти ЦК Компартии: «Законы Конституции не распространяются на ЦК» (письмо Луначарского Ленину от 13 января 1922 года).

После возвращения С. Есенина из-за границы к нему в апреле 1924 года был приставлен «друг», «ученик» — 23-летний В. Эрлих, который должен был информировать главарей Советской власти о новых опасных произведениях поэта-патриота. Есенин Эрлиху: «Знаешь, почему я — поэт? У меня Родина есть! У меня — Рязань! Я вышел оттуда и, какой ни на есть, приду туда же! Нет Поэта без Родины!». Националист. Причем — вызывающе. Звучал немой задиристый вопрос Эрлиху — а где твоя родина? Ты откуда? Кроме того, для Эрлиха гордое «я — поэт» также было болезненным, ибо до 1925 года Эрлих не издал ни одной книги стихотворений, хотя считал себя талантливым поэтом. И окружающая «родная среда» также его в этом самомнении поддерживала, продвигала, пропагандировала, помогала, например, — Г. Шмерельсон вручил ему такое удостоверение:

«Удостоверение. Ленинград, 1.4.1925 г. Выдано в том, что предъявитель сего поэт Вольф Эрлих обладает огромным поэтическим талантом, и по отзывам знатоков, подает блестящие надежды как поэт и мыслитель. Всем литературным и художественным организациям вменяется в обязанность оказывать ему всяческое содействие.» Подписали это удостоверение Председатель правления ЛО ВСП Н. Тихонов и секретарь Г. Шмерельсон.

19-летний В. Эрлих в родном городе вождей — Симбирске не пошел по стопам своих родителей — не стал аптекарем или провизором, а в 1921 году приехал в Петроград, и с 1 сентября этого года стал студентом сразу 3-го курса петроградского университета. Но в 1923 году с литературно-художественного отделения этого университета его отчислили. За счет чего он жил и кем работал — не понятно и загадочно. Чья-то невидимая рука сразу ввела его в «высшее общество», в «бомонд». Он стал питерский тусовщик, тусовался среди имажинистов и питерской богемы. Чтобы немножко понять, что это такое «имажи» можно прочитать две строки лидера имажинистов А. Мариенгофа, который серьёзно разругался с С. Есениным:

Меня всосут водопроводов рты,

Колодези рязанских сёл — тебя.

Разница между этими стихами и стихами Есенина понятна. И как объяснить — почему этот молодой еврейский парень Эрлих сразу прилепился к С. Есенину? Якобы хотел у него научиться писать стихи про русские березки и русские деревни. Имажинист Эрлих ходил за Есениным, но его кумиром был Б. Лившиц.

И следует признать — у обходительного Эрлиха получилось войти в доверие к Сергею Есенину и выстроить теплые отношения. У Эрлиха в 1924 году было жильё, он даже каким-то загадочным образом в 1925 году получил двухкомнатную квартиру на улице Некрасова, но он зачем-то поселился в квартире у Есенина, который становился всё более опасным и невыносимым для захватчиков, которым необходимо было принимать «срочные меры», ибо звучала ещё более дерзкая правда в строках Есенина:

Одолели нас люди заезжие,

А своих не пускают домой.

Видно, кто-то нас смог рассеять,

И ничья не понятна вина.

Ты, Росея моя, Россея

Азиатская сторона.

Как указывает И. Лысцов в книге «Убийство Есенина», — «Эрлихи» подслушали, как Есенин в момент откровения обмолвился, что «нам нужен был не «февраль» и «октябрь», а какой-нибудь «ноябрь». Сергей имел ввиду мюнхенское восстание немецких патриотов во главе с Гитлером в 1923 году, не допустившее очередную кровавую марксистскую революцию.

Во время ареста «русских фашистов» в 1924 году Есенин, по чьему-то мудрому совету, пустился в путешествие по Кавказу — Тифлис, Баку, хотя у него были большие проблемы с деньгами.

Но когда Есенин весной 1925 года вернулся в Москву в надежде, что его забыли или простили красные комиссары, то это было заблуждение. Более того, в это время не только ГПУ стало пристально за ним наблюдать, но прогрессивное гегемонское «общество» начало устраивать травлю С. Есенина. Как пишет в своей книге Лев Карохин («Вольф Эрлих — друг и ученик Сергея Есенина», СПб, 2007 г.), ссылаясь на Эрлиха, — «Пол города знает, а вы не знаете? ...Опять антисемитская выходка. Говорят (Есенин), какому-то еврею актеру в морду въехал. Вообще — скандал» (то есть — если бы русскому в морду — то скандала не было бы — Р.К.)

Хотя по другой версии того же Эрлиха ситуация, скорее всего, была другой: «Есенин был на вечере Рины Зеленой в студии Ходотова. Актер В. подошел к нему сзади и сзади же ударил его со словами: «Ты жидов ругаешь? Получай!». А потом спешно разнесли по городу, что антисемит Есенин ударил жида. Характерная история. Рина Зеленая (интернет) в своей книге «Разрозненные страницы» пишет: «Шел какой-то смешанный концерт, народу было страшно много. Потом до нас донеслись какие-то громкие звуки. В антракте мы узнали, что произошла целая история. Какие-то кретины из числа присутствовавших стали задевать дурацкими, оскорбительными репликами Сергея Есенина. Он легко поддавался на такие провокации — начал ругаться. Одни его останавливали, стыдили, другие наоборот, подзуживали. Короче началась драка».

Заметьте — тех зачинщиков, придравшихся и оскорбивших Есенина, не останавливали и не стыдили. Эти две истории передают атмосферу того времени вокруг Есенина, — его третировали, и провокациями пытались дискредитировать и очередной раз натравить на него милицию или ГПУ.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.