Зеленая борода и веер

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Зеленая борода и веер

Из предыдущей главы мы узнали, что в древности и в средние века невежество ассоциировалось именно с практикой, практическими знаниями. Практическая деятельность рассматривалась как нечто недостойное свободного человека, и в определенном смысле как то, чего такой человек знать не должен. Ибо знание было чисто интеллектуальным знанием, лишенным какой бы то ни было связи с практикой. Мы говорили, что начиная с 17 века ситуация изменилась на диаметрально противоположную; знание превратилось в то, что получено из практики, а невежество стало рассматриваться как недостаток практики — в прямом или в переносном значении этого слова. Поэтому в новое время, начиная с эпохи Просвещения и до наших дней, и именно в нашем обществе, оправдания, которые стали находить для невежества, совершенно отличаются от тех, что существовали прежде. Этим оправданиям, а также тем формам, которые в нашем обществе получает как профессиональная, таки общая легитимация невежества, мы собираемся уделить внимание.

Наиболее важное, а может быть и основное оправдание невежества основывается в наши дни на справедливом утверждении, что количество знаний увеличилось настолько, что человек просто не в состоянии знать все обо всем. Образ всестороннего мудреца, сведущего во всех профессиях и во всех науках и при этом являющегося специалистом в каждой из них, уже неактуален и не может быть актуальным в наши дни. И поэтому человек обязан не только определить для себя ту сферу, в которой он будет специализироваться, то есть те знания, которые он заинтересован получить, но и те области знания, в которых он обязан быть несведущим.

Шерлок Холмс игнорировал многие области знания и даже не знал того, что Земля обращается вокруг Солнца, потому что эта подробность не входила в сферу его профессиональных интересов. В известном смысле подобного рода феномен существует и ныне, когда многие достойные уважения люди не просто специализируются в каких-то отраслях знаний, но становятся узкими специалистами внутри своей профессии, поскольку это диктуется все увеличивающимся объемом знаний. У такого рода специализации имеется дополнительный смысл; человек, который специализируется не в своей общей специальности, например в математике, философии или химии, а ограничивается изучением какого-нибудь подраздела этой специальности или даже ограниченной части этого подраздела, и не желающий ничего знать о том, что происходит за пределами этой сферы, делает это не потому, что общие знания бесполезны для него или безразличны ему, а потому, что обладание чрезмерными знаниями даже в своей отрасли, не говоря уже о других областях, изобличает в нем дилетанта, человека несерьезного. Серьезный человек должен иметь исчерпывающие знания по какой-то узкой теме, и предпочтительно, чтобы он не знал ничего, что имеет отношение к любым другим темам.

Истинная мудрость — это мудрость неведения. Это великое, главное оправдание, предписывающее воздерживаться от всезнайства и поэтому обходить своим вниманием определенные вещи. Разумеется, существуют оправдания и системы, предельно далекие от такой позиции и включающие в себя те или иные специфические формы распространения невежества. Вместе с тем вполне очевидно, что если мы знаем слишком много, то наше знание может коснуться сфер не вполне релевантных, то есть неуместных с профессиональной точки зрения или вовсе неуместных. И посему лучше ничего не знать о них, ибо это может нанести вред, вызвать сумятицу, перегрузку знания излишними сведениями или даже привести к смешению релевантного знания с нерелевантным, — такому, например, как смешение астрологии с астрономией, делающее того, кто занимается этим, человеком весьма подозрительным с профессиональной точки зрения.

В итоге мы остановимся на пяти разных видах оправданий, которые даются невежеству. Первый вид: намеренное невежество, которое отвергает всякое нерелевантное знание, неуместное для определенной профессии или для всего общества. Так, например, астрология нерелевантна для того, кто занят астрономией, или знание техники нерелевантно для того, чья профессия не имеет никакого отношения к технике.

Второй вид: знание искажает интеллектуальную систему, которой придерживается определенное общество. Системы мысли, как научные, так и ненаучные, стремятся достичь предельно возможной степени совершенства. Не только по причинам самосохранения, но и благодаря внутреннему побуждению люди склоны считать систему знаний, в которой они подвизаются, содержащей в себе все, или по крайней мере такой системой, которая в принципе верна и нуждается лишь в углублении и развитии, а не в существенных изменениях. Но время от времени появляются новые объяснения фактов (или идей), которые не вписываются в существующую систему взглядов. Как мы упоминали в другой главе, примитивные общества старались уничтожить все те факты, которые не соответствуют принципам, принятым в обществе. Но и в современном обществе имеются подобные явления, хотя место крутых мер заняли защитные средства иного рода, заключающиеся в сознательном игнорировании тех феноменов, которые противоречат существующей системе знаний. Средневековые карты, на которых изображение неисследованных областей снабжалось надписью: здесь обитают львы, представляют собой один из способов игнорирования того, что неизвестно. Современные карты знаний заполняются более изощренно, временами — путем тщательного утаивания определенных фактов или путем уделения этим фактам минимального внимания. Метод определять нечто как исключение из правила существует не только в грамматике, но и, в измененном виде, в различных научных дисциплинах. Другой способ, доказавший свою неменьшую эффективность, — это попытка скрыть подлинное значение некоторых фактов, присваивая им научные названия и как бы включая их таким образом в сферу действия научной таксономии.

Хотя история науки показывает, что новые научные парадигмы создаются в результате анализа тех фактов, которые долго рассматривались как периферийные, единичные и малозначащие, — тем не менее все еще очень сильна инерция существующих знаний. Оправдание этой разновидности намеренного невежества руководствуется убеждением, что существующая система знаний настолько хороша, что можно закрывать глаза на исключения из правил ради того, чтобы сохранять ее в прежнем виде.

Третий вид: это знание не подходит для члена социума. В викторианском обществе (а кое-что от этого сохранилось и в наши дни) считалось, что мужчине неприлично обнаруживать слишком большую компетентность в физиологии и особенностях быта женщины. И наоборот, женщина из приличного дома должна была проявлять неведение а том, что касалось мужчин и их привычек. Более того, в том обществе, а отчасти и в нашем, мужчине не следовало демонстрировать большие познания в тех сферах жизни, которые считались женским делом, например в домашнем хозяйстве. И точно так же женщине не следовало знать о тех сферах, которые, так сказать, находились в компетенции мужчин, например, в бизнесе, политике и т. п.

Неведение таких вещей может иметь под собой различную подоплеку, но иногда оно является намеренным и сознательным и даже порою преследует вполне утилитарные цели, поскольку тот, кто ничего не смыслит в каком-нибудь деле, не должен им заниматься и освобождается от обязанностей, с этим делом связанных. От мужчины, который, например, не умеет готовить, не станут требовать, чтобы он варил обед или нянчил детей и т. п., поскольку он ничего в этом деле не смыслит. Такое неведение, следовательно, не только позволяет поддерживать свой статус, но и приносит очевидную практическую пользу, в которой многие из мужчин отдают себе отчет. Подобно этому женщина, которая не разбирается в денежных делах, может себе позволить делать траты, которые превышают доходы ее мужа или ее собственные, объясняя это тем, что такие вопросы находятся за гранью ее понимания, и поэтому она не обязана о них думать. Следует сказать, что невежество в этих случаях связано не только с социальным положением людей, но зачастую и с элементарной практической пользой.

Неведение сохраняется еще и потому, что в некоторых случаях знание считается неподходящим с другой точки зрения; с определенной точки зрения можно констатировать, что общее представление о благопристойности, рассмотренное в ракурсе знания, требует от человека, чтобы тот ничего не знал о некоторых вещах, которые, как утверждается, портят душу, а по сути дела — не годятся для того, чтобы о них знали. Крайняя форма таких взглядов представлена в Талмуде, в рассказе об одном молодом человеке, который после свадьбы пришел в суд и заявил, что не обнаружил признаков девственности у своей невесты. И суд, вместо того чтобы уделить внимание его претензиям, приговорил его к телесному наказанию: ибо он заслужил свое наказание тем, что обнаружил свою компетентность в таких вещах. Это значит, что недостаток знаний является элементом тех социальных требований, которых человек должен придерживаться и которые запрещают обладать знанием некоторых вещей, ибо знание этих вещей позорит того, кто проявляет свою осведомленность и искушенность в них.

Современные мыслители, такие, например, как Симона де Бовуар, выступающие за права женщин, строят свои концепции, вводя понятие второго пола или выделяя женщин в особую категорию другого: в то время как мужчины, и именно они, являются сутью общества, женщина представляет собой нечто иное или чужое.

Четвертая разновидность оправданий невежества связана с тем, что знание или его определенные области объявляются вредными для тех, кто обладает этими знаниями, то есть возникает мнение, что существуют такие вещи, о которых лучше ничего не знать. Иногда это неведение достигается сознательным путем, когда человек сам отказывается от размышлений на некоторые темы, от чтения некоторых книг, поскольку он считает, что ему не следует этим интересоваться, или избегает сведений, которые его не касаются и которые кажутся ему неуместными или вредными. Такое сознательное уклонение от знаний, носящее рациональный характер, представлено, например, в утверждении, что разведчик не должен знать больше, чем следует, о той разведывательной сети, к которой он принадлежит, так как он может попасть в руки врагов, и поэтому лучше, чтобы он знал ровно столько, сколько нужно для выполнения задания.

Имеется еще один, издревле известный, повод для незнания, диктуемый соображениями носителей власти, интеллектуалов или политиков, предполагающих, что распространение некоторых знаний неминуемо принесет вред. Запрет на распространение порнографических материалов (или ограничение этого распространения возрастным цензом) основан на таком предположении, гласящем, что знание некоторых вещей губительным образом сказывается на том, кто их знает (или на том, кто не достиг определенного возраста или социального положения). То же самое относится и к распространению научных знаний, — например, к тому тезису, выдвигаемому определенной группой стран, который гласит, что тайнами атомных технологий должны владеть только те страны, которые принадлежат к этой группе, поскольку только они могут подобающим образом распоряжаться этими тайнами. Следовательно, вход в клуб ядерных держав следует закрыть перед теми государствами, которые не сумеют правильно распорядиться этими тайнами, а членами этого клуба должны быть только великие и просвещенные державы, прочим же странам вход туда заказан, поскольку они могут использовать эти тайны во вред себе и своим соседям.

Пятый вид оправдания намеренного невежество носит социальный характер и возникает тогда, когда предполагают, что знание тех или иных вещей приводит к расшатыванию существующего социального порядка. Такого рода представления, которые были весьма распространены в прошлом и все еще существуют сегодня, гласят, например, что простому обывателю, человеку с улицы лучше не знать слишком много о том, что происходит за пределами страны, или в каких-то определенных государствах, или во внутренних политических структурах, поскольку излишнее знание об этом может разрушить его веру в государственные институты, подорвать в нем уважение к властям предержащим и т. п. Подобного рода явление существует даже в отдельных семьях, когда от детей скрывают некоторые вещи, чтобы не повредить авторитету родителей или учителей. Гражданам же запрещено знать больше допустимого о своих духовных и политических лидерах, ибо излишние знания могут привести к ереси, пренебрежению и в конечном итоге — к разрушению существующего общественного строя. На этом фоне проявляются симптомы того внутреннего противоречия, характерного для современного общества, которое состоит в том, что, с одной стороны, политическим идеалом являются свободные выборы, волеизъявление всего народа, а с другой — существует убеждение политиков в том, что окончательное решение по некоторым вопросам должно принадлежать им, поскольку они лучше разбираются в этих вопросах.

На почве этих оправданий невежества выросла целая система приемов, способствующих распространению и охране невежества. Всю совокупность этих приемов можно свести к трем основным категориям. Первая категория — создание препятствия на пути к знаниям посредством академических степеней, сохраняющего такое положение вещей, при котором знание сосредотачивается в руках узкого круга дипломированных специалистов, имеющих право передавать это знание и обучать ему. Круг обладателей знания не ограничивается только теми, кто окончил университет в узком смысле этого слова, но также включает в себя внушительное число профессионалов другого рода. Профессиональные объединения стараются, иногда успешно, получить монополию на определенного рода знания или воспрепятствовать широкому распространению этих знаний. Различные структуры власти также представляют из себя узкий круг чиновников, которые имеют доступ к информации, однако не должны эту информацию разглашать. Другое средство — это использование профессионального жаргона. Профессиональный жаргон, предназначенный для внутреннего общения группы специалистов, служит еще и эффективным средством, препятствующим тем, кто не принадлежит к этой группе, понимать некоторые вещи и разбираться в них. Использование профессионального языка, переполненного специфическими, невнятными для посторонних терминами, получает все большее распространение и становится своеобразным символом социального статуса. Возникновение такого жаргона показывает, что появилась определенная отрасль знаний, закрытая для профанов. Благодаря возникновению и последовательному использованию специальных языков некоторые области знаний перестали быть областями коммен-сенс, а стали достоянием замкнутого круга знатоков. Социология, психология, литературоведение и даже педагогика превратились из-за этого в узкие специальности, доступные лишь профессионалам. В отличие от этой категории, вторая категория связана с широким распространением сведений и потоком информации, как это представлено в современной рекламе, где, с одной стороны, невозможно из-за обилия информации отличить важное от второстепенного, а с другой стороны, практикуется давление на разные уровни сознания людей, воспринимающих эту информацию. Известно, что реклама иногда использует очень беглое изображение, почти не доходящее до сознания зрителя, для того, чтобы воздействие оказала именно та часть информации, которая не доходит до сознания. Эти два способа рекламы — явный и скрытый — иногда даже кажутся не связанными друг с другом. Почти вся тактика современной рекламы основывается на различных методах утаивания сведений, которое преподносится как выдача полной информации. Сокрытие правильной информации происходит не только благодаря использованию технических приемов (мелкий шрифт в договорах и рекламных объявлениях), но и при помощи употребления специальных терминов, с которыми публика мало знакома, или таких формулировок, до смысла которых очень трудно докопаться. Вдобавок сообщаются сведения, которые не имеют никакого отношения к теме, но должны вызвать цепь положительных ассоциаций, что позволяет избежать явного обмана. Изображения, а также текст рекламы намеренно подбираются таким образом, чтобы вызвать интерес и произвести впечатление, не имеющее никакого отношения к теме рекламы. Для достижения этой цели используется все: секс, общественное положение и даже юмор.

Торговая реклама — это лишь малая часть того, что имеет отношение к невежеству, распространяемому путем утаивания знаний. Вся система политической и иной агитации основывается на распространении неверной информации и искажении правды за счет нагромождения различных сведений, временами лишенных смысла.

Публикация невежества под видом знания происходит еще благодаря усилиям большей части различных популяризаторов науки — не важно, делается ли это из методических соображений, или по невежеству самого популяризатора. В любом случае этот жанр страдает не только тем, что в нем отсутствуют важные научные сведения, но и тем, что в нем (намеренно или ненамеренно) игнорируется сложность научных проблем. Политический и военный комментарий в газете, иной раз — популярная научная статья и более того — материал, предназначенный для использования молодежью и неспециалистами, призваны широко распространять знания. Но знания эти зачастую на поверку оказываются поверхностными и даже тенденциозными. И поскольку у адресата этих публикаций недостает информации или способности верно оценить полученные сведения, эти сведения становятся суррогатом научного знания. Но это приводит не к чувству неудовлетворенности (вызывающему стремление к знаниям), а к ощущению собственной осведомленности, к невежеству, проистекающему из полузнайства.

Третья категория — это распространение неверных сведений. На практике эта категория главным образом связана с сохранением секретов, например военной тайны, ибо в этом случае дезинформация является одним из элементов стратегии, принятой в любой армии. Однако дезинформация широко практикуется и в странах с тоталитарным режимом правления, где государство сознательно распространяет дезинформацию, к которой иногда, также сознательно, бывает подмешана верная информация, для того, чтобы вызвать доверие и сделать убедительной откровенную ложь. Так появляются различные сочетания верных и неверных сведений, заблуждений и правды, существующие в одно и то же время. В качестве классического примера можно привести Большую Советскую Энциклопедию, которая не брезговала ни одним из этих средств. Это значит, что в ней подвергались цензуре те статьи, в которых упоминались политические и исторические факты, имевшие отношение к текущему моменту, и одновременно искажались и урезались многие другие сведения, и все это для того, чтобы сохранить видимость открытой информации, видимость объективной энциклопедии, доступной для каждого, ибо каждый может, и даже обязан читать ее, несмотря на то что она создана не только для пропаганды знаний, но и для распространения невежества.

Говоря другими словами, функция дезинформации состоит в том, чтобы помочь государству сохранить тот образ государственного правления, который нужен руководителям государства. И все это основывается на убеждении, что образ правления формируется не спонтанно, благодаря изменению этических представлений, а является конструктивной частью государства и общества и поэтому должен созидаться сознательно и планомерно.

Для того чтобы помешать овладению активным знанием, существует, безусловно, множество методов. Наиболее простой и открытый — это заявить, что определенное знание существует, но является тайным, или что к нему запрещено обращаться по тем или иным причинам. Используя другой, более сложный и изощренный метод, говорят: Да, это знание существует, но оно — сплошная глупость. Оно просто смехотворно, бессмысленно, не обладает никакой ценностью, и поэтому им не следует заниматься. И наконец, третий метод: мы утверждаем, что некоторого знания просто не существует. Отрицая факт реального существования какого-то явления, мы не станем изучать его свойства.

Здесь имеются в виду не только ответы, не только идеи, но и вопросы, приводящие к познанию. Например: для современного физика вопрос о том, что случится с телом, двигающимся со скоростью, превышающей скорость света, является бессмысленным вопросом, который неприлично задавать, хотя любой разумный человек не найдет в нем ничего, на первый взгляд, противоречащего рассудку и здравому смыслу. Этот вопрос только для физика лишен смысла, или, лучше сказать, является некорректным, неправомерным, или, по меньшей мере, смехотворным.

Этот перечень различных видов невежества не исчерпывает, разумеется, всех способов, методов и тактических приемов распространения невежества, которые существовали в прошлом и продолжают существовать сегодня. Любой пытливый ум сумеет найти другие виды невежества, — как те, которые носят глобальный, всемирный характер, так и те, которые характерны для отдельного государства или узкого круга людей, и показать, каким образом это невежество поддерживается и какими путями распространяется. И следует постоянно задаваться вопросом, который мы сформулировали, хотя и не всегда держали его в центре внимания. Вопрос этот — как функционирует невежество в обществе, какова его функция в общественном организме, в прошлые времена и ныне?

Невежество характерно не только для замкнутых, примитивных и древних обществ, где знание закрыто и недоступно для многих. Даже в современном обществе, где существует идеал открытого знания, это открытое знание все еще оставляет широкий простор для невежества, которое приходит вместе с этим знанием или следует за ним по пятам. О чем-то подобном уже писал один математик, Льюис Кэррол, опубликовавший книгу, правда не математическую, а предназначенную для детского чтения, в которой он рассказывает о белом рыцаре, мечтавшем покрасить свою бороду в зеленый цвет, а еще сделать веер, чтобы скрывать эту бороду от посторонних взглядов. Служить таким веером, а также доказывать, что этот веер существует — вот одна из функций социологии невежества.