Глава 8 Золотой век: преемники Тутмоса III

Глава 8

Золотой век: преемники Тутмоса III

Со смертью Тутмоса III (около 1450 г. до н. э.) единоличным правителем Египетской империи стал его сын Аменхотеп II (см. вклейку фото 13). Вполне естественно, что Тутмос должен был уделять особое внимание образованию наследника престола. Мы располагаем весьма скудными знаниями об обучении, считавшемся подходящим для египетского царевича. Очевидно, не меньший упор делали на обучении стрельбе из лука, охоте, плаванию и верховой езде. Сохранились надписи нескольких наставников Аменхотепа, среди которых был мастер по стрельбе из лука по имени Мини, дававший ему уроки. Увлечение спортом и состязаниями в умениях, которые наставники привили своему царственному ученику, а также любовь юноши к лошадям недавно были обнаружены в одной из лучших характеристик, сохранившихся с тех древних времен. Она содержит описание нескольких случаев из жизни царевича Аменхотепа до его восхождения на престол, записанных на стеле, обнаруженной несколько лет назад недалеко от Большого сфинкса в Гизе:

«И вот, когда его величество появился как соправитель, будучи еще прекрасным юношей, когда он развил свое тело [к зрелости] и закончил восемнадцать лет на ногах его в смелости, он был тем, кто знал каждое дело Монту, — не было равного ему на поле боя. Он был тем, кто знал лошадей, не было подобного ему в этом многочисленном войске, не было в нем того, кто мог бы натянуть лук его. Нельзя было приблизиться к нему в быстроте. Был он силен руками, тот, кто никогда не уставал, когда брал весло, но греб он на корме своей ладьи сокола как лучший из двухсот человек. Остановившись после того, как закончили они половину итеру [3/4 мили, или 1,2 км], были они усталыми, а тела их утомленными, не могли они дышать больше. Но его величество был силен под веслом своим двадцать локтей [около 33 футов, или 10 м] длиной. Он остановился и, наконец, причалил на своей ладье сокола, закончив три итеру [4,5 мили, или 7,2 км] и гребя без отдыха от движения [веслом]. Лица [зрителей] были радостными при виде его.

Он также сделал это: он натянул триста тугих луков, сравнивая мастерство ремесленников, сделавших их, чтобы отличить несведущего от умелого. И он пришел также и сделал следующее, к чему я желаю привлечь внимание ваше. Он вошел в свой северный сад и нашел установленные для него четыре мишени из азиатской меди в ладонь [3 дюйма, или 7,6 см] толщиной и двадцать локтей [почти 33 фута, или 10 м] между одним шестом и следующим. Потом его величество появился в колеснице, словно Монту в мощи его. Он схватил лук свой и зажал четыре стрелы сразу. Он ехал на север, стреляя по ним [по мишеням], подобно Монту в доспехах его. Стрелы его выходили из задней стороны (одной из них), тогда как он атаковал другую. И этой вещи действительно никогда не делали в истории и никогда не слышали [о ней]: того, чтобы стрела, выпущенная по мишени из меди, выходила из нее и падала на землю, кроме как [в руке] царя, богатого славой, которого укрепил Амон… Ахеперура [Аменхотепа II], героического, словно Монту.

И вот воистину, когда он был еще юношей, он любил лошадей и радовался им. Сердце его делала сильным работа с ними (управление ими), изучение их природы, умение заботиться о них и посвящение в [правильные] способы. Когда это было услышано во дворце отцом его, Хором: Могучим Быком, Появляющимся в Фивах [Тутмосом III], сердце его величества было довольно, когда он услышал это, и он обрадовался тому, что сказано о сыне его старшем, говоря сердцу своему: „Он осуществит господство над всей землей, не подвергнувшись нападению, его ум уже занимает отвага, и он обладает силой, хотя еще только несведущий юноша, мой любимый, и тот, кто еще без понимания и еще не в [том] возрасте, чтобы делать работу Монту. Он еще не сосредоточен на мысли о себе, но он любит силу; это бог вложил в сердце его действовать так, чтобы Египет был сохранен для него, и земля была подчинена ему“. Тогда сказал его величество тем, кто был с ним: „Пусть дадут ему самых лучших лошадей из конюшни моего величества, что в Мемфисе, и скажут ему: „Заботься о них, но пусть они боятся тебя. Пускай их рысью, но останавливай их, если они не слушаются тебя“. После этого царевичу было доверено заботиться о лошадях из конюшни его величества, и он делал то, что говорили ему. Решеф и Астарта радовались ему, потому что он делал все, что желало сердце его. Он тренировал лошадей [так, что не было] им подобных. Они никогда не уставали, когда он брал вожжи, они никогда не потели, даже после долгого галопа. Он запрягал их в упряжку в Мемфисе и останавливался в святилище Хармахиса [Сфинкса]. Он немного медлил там, обходя его и смотря на совершенство этого святилища Хуфу и Хафра. Его сердце желало увековечить их имена, и он напоминал себе об этом, поистине, пока не случилось то, что его отец Ра повелел ему. После этого, когда его величество был коронован в качестве царя… тогда вспомнил он о месте, где наслаждался он вблизи пирамид и Сфинкса, и было приказано, чтобы святилище было построено там, где была установлена стела из белого камня, на поверхности которой было вырезано великое имя Ахеперура, возлюбленного Хармахисом, дающего жизнь навечно“».

Неудивительно, что так воспитанный царевич обладал необычно демократичным складом ума по отношению к своему народу. Похоже, Аменхотеп II всегда поддерживал близкие отношения с друзьями своей юности и окружил себя верными чиновниками, избранными из их числа. Если он назначал кого-то из них на пост в отдаленной части империи, то при случае напоминал ему личным письмом о своем продолжающемся интересе. Сохранившиеся надписи Аменхотепа II о его главных военных кампаниях в соответствии с его характером и воспитанием придают особое значение его личным подвигам и приключениям.

Первый поход фараона, вероятно, был вызван восстанием в каких-то областях Северной Сирии, завоеванных Тутмосом III, включая Тахси близ Кадеша. Из-за него он прошел на север до самого Алалаха, расположенного на великой излучине Оронта, и до Шемеш-Эдома, однако, возможно, не повел свое войско на восток по стопам своего отца, чтобы пересечь Евфрат. Однако Аменхотеп где-то «разбил Нахарину». По дороге домой он захватил Нии и Угарит и заставил сдаться Кадеш и многие другие до сих пор не идентифицированные города Северной Сирии. Будучи в окрестностях Кадеша, увлекающийся спортом фараон какое-то время отдыхал, стреляя по мишеням и охотясь в специально устроенной зоне для состязаний в лесах Ребиу. Позже, возвращаясь в колеснице по долине Шарона, он захватил гонца правителя Нахарины с посланием на глиняной табличке, которая висело у того на шее, и доставил его в Египет «у бока своей колесницы». Вернувшись с богатой добычей и многочисленными пленниками в Мемфис, царь отпраздновал великую победу, которую, как он гордо рассказывает, видела царица. Будучи в восставшей области Тахси, Аменхотеп собственноручно убил семь ее правителей и привез их тела в Египет. В качестве завершающего акта возмездия он повесил их головы на носу своего корабля, плывущего по Нилу, и привез в Фивы. Шесть трупов были выставлены на стене столицы, а седьмой был доставлен в Напату и выставлен там на стене в качестве назидания любым потенциальным мятежникам.

Второй поход ограничился Палестиной, где фараон захватил множество городов (большей частью неустановленных), огромную добычу и не менее 89 600 пленников. После сдачи Итерена и Мигдолиуна добытые там трофеи и пленники были собраны за оградой, которую окружал двойной ров, заполненный пламенем. Царь рассказывает, что всю ночь охранял их «в одиночку с боевым топором в правой руке, не было никого вместе с ним, ибо войско было слишком далеко от него, чтобы слышать призыв фараона». Этот поход произвел глубокое впечатление на державы Западной Азии, ибо, услышав о победах Аменхотепа, «правитель Нахарины, правитель Хатти и правитель Вавилонии подражали друг другу, делая подарки и… прося мира у его величества».

Аменхотеп II велел вырубить свою гробницу в Долине царей, недалеко от усыпальницы его отца, план которой она во многом повторяла. Саркофаг из желтого кварцита находился в крипте, примыкающей к большому залу с колоннами. Когда в 1898 году гробница была найдена, тело царя все еще покоилось в саркофаге вместе с растениями, положенными на него во время похорон почтительными руками. Гирлянды из листьев и цветов были положены вокруг его шеи, а на груди покоился небольшой букет из цветов акации. Другие подношения, которые некогда были погребены вместе с фараоном, были украдены или разрушены грабителями еще в древности. Когда в X веке до н. э. захоронение было осквернено, власти по непонятным причинам решили оставить Аменхотепа в его гробнице. Однако прежде, чем снова запечатать ее, они перенесли туда тела девяти других царей, включая двух непосредственных преемников Аменхотепа II — Тутмоса IV и Аменхотепа III, — которые больше не были в безопасности в их собственных гробницах. Столетие за столетием они продолжали покоиться непотревоженными, пока гробница не была обнаружена и снова открыта в 1898 году.

Фараону Аменхотепу II наследовал его юный сын Тутмос IV, рожденный царицей Тией. Мы располагаем очень скудными сведениями о его правлении. Незначительные походы в Сирию и Нубию привели к сохранению аванпостов империи в районе Нахарины на Севере и Карои (Напата) на юге. Одним из главных событий правления этого фараона стало раскапывание Большого сфинкса (см. вклейку фото 5) от частично засыпавшего его песка. Сфинкс представляет собой огромного лежащего льва с головой царя в традиционном головном уборе из ткани с уреем на лбу. Вероятно, это была естественная скала, которая издалека имела некоторое сходство со львом. Когда строилась пирамида Хафра, образ был частично вырублен из склона скалы, а частично выложен из каменных блоков в виде Сфинкса. Лицу же придали сходство с чертами Хафра. То, как у Тутмоса IV возник порыв освободить Сфинкса от заносящего его песка, царь ярко описал на памятнике, который велел установить между передними лапами огромной статуи. Согласно этой надписи, Тутмос, еще будучи царевичем, до своего восшествия на престол часто развлекался охотой в пустыне в окрестностях Мемфиса и «ездил в своей колеснице, чьи лошади были быстрее ветра», копьем убивая львов и газелей. Во время одной такой поездки в дневной зной юноша уселся «в тени этого великого бога». Когда солнце достигло высшей точки, царевич заснул и увидел этого величественного бога, который говорил с ним устами собственными, как отец говорит с сыном:

«Посмотри на меня и узри меня! О сын мой Тутмос, я отец твой, Хармахис-Хепри-Ра-Атум. Я дам тебе мою власть на земле над живущими, и ты будешь носить ее красную корону и ее белую корону на троне Геба-Владыки. Тебе будет принадлежать земля во всю длину ее и ширь ее вместе с тем, что освещает око Господина Всего [Сущего], и ты будешь наделен припасами из [тех, что] в Обеих Землях, и многими приношениями из каждой чужой страны. Уже долгие годы лик мой повернут в тебе и сердце тоже. Ты принадлежишь мне. Смотри, состояние мое подобно [тому], кто в болезни, и все тело мое разрушено, ибо песок пустыни, того [места], где я, давит на меня. Я ждал, чтобы ты сделал [то], что в сердце моем; ибо я знаю, что ты сын мой и защитник мой. Подойди, я с тобой, я твой проводник».

Когда Тутмос проснулся, он осознал слова бога, и они оставались в его памяти до его восхождения на престол. Сразу после начала своего царствования фараон исполнил просьбу бога, даровавшего ему власть, и велел убрать песок, который практически полностью засыпал Сфинкса. В 1926–1927 годах Египетская служба древностей последовала примеру древнего правителя и снова освободила Сфинкса от погребавшего его песка. Поэтому сегодня его можно видеть величественно лежащим с вытянутыми лапами и смотрящим на восходящее солнце, во многом таким же, как он должен был выглядеть, когда Тутмос IV освободил его от песка в ответ на просьбу своего отца Хармахиса (см. вклейку фото 5).

После смерти Тутмоса IV и его погребения в Долине царей на трон под именем Аменхотеп III (см. вклейку фото 14) взошел его сын от «великой царской супруги» Мутемуйи. Его тридцативосьмилетнее правление в основном было мирным и сопровождалось для Египта счастливыми событиями больше всех предыдущих. Однако к концу царствования этого фараона начали проявляться зловещие признаки распада. Сам Аменхотеп является самым блестящим представителем той счастливой эпохи — совершенным образом величественного восточного правителя, наслаждающегося всей полнотой жизни. В поисках единственного слова, выражающего его характер, нельзя найти для него более подходящего эпитета, чем Аменхотеп Великолепный.

Насколько нам известно, Аменхотепу III лишь однажды за время своего царствования — на пятом году — пришлось начать военный поход. Тогда некие нубийские племена устроили восстание, однако фараон победил их и привел в Египет 740 негров в качестве пленников. Вряд ли Аменхотеп когда-либо ступал на сирийскую землю. Однако на своих памятниках он стремился создать впечатление, что лично «со своим смелым мечом» покорил чужие страны, включая презренный Куш, Нахарину и Сирию, и поместил их все «под ногами своими». Он также хотел бы совершить подвиги своего великого предка Тутмоса III. Верное жречество исполнило его желание и обессмертило его во всех его храмах как «победоносного правителя». Например, на великолепной стеле он изображен стоящим в колеснице с хлыстом и луком в руке и правящим своими конями над распростертыми телами врагов. Однако в реальности Аменхотеп довольствовался выездами на охоту, где вместо неприятеля мог убивать диких быков и львов. Его рассказ о ста двух львах, которых он убил собственными руками за первые десять лет своего правления, возможно, заслуживает гораздо большего доверия, чем его попытка представить себя великим завоевателем.

Во время своего царствования Аменхотеп вел необычайно активное строительство. Подобно своим предшественникам, он, очевидно, использовал большую часть рабов и материальных ресурсов, которые хлынули в Египет в качестве дани из разных провинций империи, чтобы сделать богатые подношения богам, а также украсить их прежние храмы или построить им новые. Большая часть этого богатства, естественно, доставалась главному божеству Фив — Амону, царю богов, для которого Аменхотеп III построил не менее трех больших храмов, не говоря уже о четвертом в далекой Нубии, близ современного Солеба.

Уже в начале своего правления Аменхотеп III женился на женщине по имени Тия (см. вклейку фото 15), дочери человека незнатного происхождения Иуйи и его супруги Туйи. Несмотря на свое скромное происхождение, Тия была возведена в ранг «великой царской супруги», который утвердил ее в качестве царицы. Аменхотеп отметил этот факт изготовлением серии больших скарабеев (см. вклейку фото 16), упоминавших о скромном происхождении царицы, ее родителях и том факте, что, несмотря на все это, она является официальной супругой фараона, чья страна простирается на юг до Карои, а на север — до Нахарины. Молодая царица, вероятно, обладала значительным влиянием на своего супруга и играла важную роль в политической жизни. Ее часто изображают на памятниках рядом с мужем в манере, совершенно беспрецедентной для египетского искусства. Скарабеи с именами царя и царицы, написанными рядом, часто использовались в качестве печатей или амулетов.

Таким образом, существует достаточно доказательств для вывода, что царица Тия отказалась от традиционного уединения, характерного для прошлого, чтобы занять выдающееся место в общественной жизни. Недалеко от большого царского дворца на западном берегу Нила фараон выкопал для нее огромное озеро длиной почти 2 километра и шириной 366 метров, которое, несмотря на его большие размеры, было закончено всего за четырнадцать дней. Это событие посчитали достойным, чтобы изготовить новую серию больших «исторических» скарабеев. Кроме того, родителям царицы Тии предоставили роскошную гробницу в Долине царей, которая была найдена неразграбленной.

Ни одно исследование царствования Аменхотепа III не может обойти вниманием самого знаменитого из его современников. Этого человека, как и его царственного господина, звали Аменхотеп, хотя он больше известен как Хуи. Он был сыном некоей Хапу и уроженцем нижнеегипетского города Атрибиса. Одна из лучших портретных статуй того времени сохранила для нас его совсем некрасивое, но живое лицо пожилого человека (см. вклейку фото 17). В первые годы правления внимание фараона было направлено на этого человека благодаря его исключительным знаниям «божественных слов» (иероглифов). Аменхотеп III назначил его заместителем начальника царских писцов. После периода верной службы, как нам известно из его автобиографии, фараон перевел Аменхотепа на должность «главного царского писца новобранцев».

«Я собирал молодых людей моего господина; моя палочка считала число миллионов. Я призывал сильнейших мужчин из мест их семей… Я облагал поместья согласно их числу и набирал [из] них отряды соответствующих поместий. Я наполнял ряды лучшими пленниками, которых его величество захватил на поле боя. Я осматривал все их войско и отвергал слабых. Я помещал отряды на дороги, чтобы отразить чужеземцев в их [собственное] место, и этот „пояс Обеих Земель“ стоял на страже против вторжения кочевников. Я действовал так же на берегах устьев Нила, которые были закрыты под войском моим, кроме как для команд царского флота».

Однако все достижения Аменхотепа на поприще чиновника и полководца во многом превосходят его успехи в третьей области — деятельности главного архитектора. «Мой господин отличил меня в третий раз… он назначил меня начальником всех работ, и я увековечил имя царя навсегда. Я не подражал тому, что было сделано прежде». Затем Аменхотеп высокопарными фразами продолжает рассказывать, как закончил царскую статую в одной из каменоломен близ Гелиополя, перевез ее в Карнак и установил в одном из дворов храма.

«Я руководил работами над большой и широкой статуей, [которая] выше, чем его колоннада, красота которой улучшает пилон. Длина ее была сорок локтей [69 футов, или ок. 21 м] в величественной горе из кварцита рядом с Ра-Атумом. Я построил барки и привез ее вверх по течению, и она была установлена в этом большом храме, продолжая существовать, подобно небу. Мои свидетели — вы, кто придет после нас. Все воины были объединены под моим руководством, и они работали с радостью, сердца их были счастливы, веселясь и восхваляя доброго бога [царя]. Они причалили в Фивах в ликовании».

Какие еще памятники были созданы Аменхотепом и его ли творениями являлись чудесный храм в Луксоре и огромный царский заупокойный храм позади сохранившихся до наших дней колоссов в Западных Фивах (см. вклейку фото 18), нам неизвестно. Длинная и многословная автобиография, которую он нам оставил, сообщает мало подробностей о его важной карьере.

Чтобы обеспечить потребности собственного заупокойного культа, Аменхотеп, сын Хапу, построил для себя на границе западной пустыни в Фивах, недалеко от большого храма своего господина, впечатляющий храм с прудом и садами. По царскому указу его все время снабжали богатыми и неприкосновенными дарами, включая рабов и рабынь, и он находился под защитой Амона-Ра, «царя вечности и защитника мертвых». Память об этом Аменхотепе, как и об Имхотепе — архитекторе огромных заупокойных сооружений фараона Джосера (см. гл. 2), — сохранилась на многие столетия. Он считался одним из мудрецов Египта, и приписываемые ему изречения использовались еще в птолемеевский период. Благодаря мудрости и предполагаемой способности предвидеть события Аменхотепа считали имеющим божественную природу. Наконец, при одном из преемников Александра Великого — вероятно, Птолемее Эвергете II — около 140 года до н. э. он был обожествлен и с тех пор почитался как бог.

В последние дни жизни Аменхотепа III терзала тяжкая болезнь. Мы находим его изображения в виде усталого старика на кресле во дворце с поникшей головой и полным телом, осевшим в апатии, когда его рука вяло покоится на колене (см. вклейку фото 19). Вся возможная медицинская помощь оказалась бесполезной, и в качестве последнего средства он написал царю Митанни, прося того отправить в египетскую столицу чудотворную статую ниневийской богини Иштар в надежде, что ее знаменитые целительные силы смогут принести ему облегчение.

^{Рис. 2. Эхнатон, Нефертити и четыре их дочери в Амарне. Гробница Хуи}

В последние десять или больше лет жизни болеющий фараон посадил с собой на трон своего сына Аменхотепа, который был рожден царицей Тией вскоре после восшествия на престол. Это десятилетие не было многообещающим для империи. Слабое здоровье фараона в сочетании с его природной леностью способствовали тому, что он не мог уделять внимание делам государства. Поэтому, пока во время своего долгого правления Аменхотеп III наслаждался наследием своих предков, он не предпринимал серьезных усилий сохранить его в качестве постоянного владения для себя или своей династии. Молодой соправитель, который мог бы стать опорой своего отца в старости, не проявлял интереса к управлению государством. Будучи мистической натурой и, возможно, болезненным человеком, он уже начал посвящать все свои силы распространению новой религиозной доктрины, столь же примечательной, сколь и неуместной в то критическое время в сложившейся ситуации.

Тогда как Аменхотеп III, почти превратившийся в инвалида и не способный заниматься делами, оставался в Фивах, его выдающийся сын или отсутствовал, пребывая в Амарне, где он уже начал строить новую столицу рушащейся империи, или посвящал свое время и силы ожесточенным религиозным спорам со жречеством Амона в Фивах. Между тем в Сирии было неспокойно, и враждебные силы на севере и востоке пересекали границы и повсюду атаковали города, которые продолжали хранить верность фараону. Очевидно, в провинциях не было гарнизонов, которые могли бы действовать соответственно ситуации. Призывы о помощи, которые немедленно посылались в Египет, оставались без внимания, а просьбы об особых военных пополнениях исчезали в государственных архивах после торопливого прочтения.

^{Рис. 3. Аменхотеп III и царица Тия в качестве гостей в Амарне. Гробница Хуи}

Во второй половине периода соправления, после того, как Аменхотеп IV сменил имя на Эхнатон и перенес постоянную резиденцию в свою новую столицу Ахетатон (Амарну), Аменхотеп III проводил часть времени там, во дворце своего сына (рис. 3). Наконец примерно в 1375 году до н. э. изнуренный фараон отправился к своим предкам и был похоронен в уединенной, вырубленной в скале гробнице в Фивах, которую приготовил для себя довольно далеко от усыпальниц своих предшественников. С его смертью миновало и время расцвета империи на Ниле. После восшествия Аменхотепа IV (Эхнатона) на престол в качестве единоличного правителя дела шли все хуже и хуже. Новый царь не только не предпринимал попыток заверить в помощи или действительно послать ее колеблющимся представителям египетской власти в Западной Азии, но и благодаря фанатичному увлечению своими религиозными нововведениями привел Египет на край гибели.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.