Хамовники 

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Хамовники 

ХАМОВНИКИ

С обрывистого холмистого правого берега Москвы-реки - Воробьевых гор - далеко видно низменное пространство по левому берегу, заключенное в большой излучине, покрытой когда-то лугами, заливаемыми при половодьях. Появление слободского населения на плодородной пойменной равнине относится к довольно позднему времени - вероятно, к концу XVI - началу XVII в.

Как писал исследователь истории московских слобод С. К. Богоявленский, в первой половине XVII в. за линией Земляного города в двух московских урочищах в речной излучине - Лужниках и Хамовниках, "отмечался глубокий клин поселений". На юге виднелись избы слободы Малые Лужники, имевшей 27 дворов в 1653 г.; западнее, ближе к Новодевичьему монастырю, находилась его монастырская слобода (132 двора в 1638 г. и 93-в 1678 г.), рядом патриаршая Саввинская (35 дворов в 1638 г.), и к северо-востоку от нее, за большим полем, получившим название Девичьего, у Земляного вала стояла новая. Конюшенная слобода. Недалеко от Крымского брода находилась слободка Чудова монастыря, в которой в 1638 г. насчитывалось всего 8 дворов. С ней граничила с запада дворцовая Хамовная слобода, по которой и весь район стал называться Хамовниками. Все эти слободы отделялись друг от друга огородами, садами, полями, пашнями и лугами.

Откуда же произошло это несколько странное для современного уха название - "хамовники"? Происхождение слова не совсем ясно: его якобы связывают с финским словом "hame", ("юбка"), заимствованным из германского и готского "hamr" - "одевать", или с древнерусским словом "хам" ("полотно"), встречающимся в русских текстах весьма рано. Так, в найденной в Новгороде берестяной грамоте, получившей N 288 и относящейся к XIV в., было написано о том, что "хаму 3 локти" нужно было выбелить и расшить разноцветными шелками. В сравнительно недавно обнаруженной грамоте (N 644, 1985 г.), датируемой началом XII в., автор письма, женщина по имени Нежка, обращаясь к своим братьям Завиду и Нежате, употребляет слово "хамець", т. е. уменьшительное от слова "хам" - "полотнишко": "А водале еси ми хамече (ты дал мне полотнишко)",

По крайней мере, в XVII в. слово "хамовник" не вызывало никаких вопросов - оно означало ткача. Сюда, в излучину Москвы-реки, в конце XVI в. переселили ткачей из деревни Константиновки близ Твери, и Хамовная слобода в Москве стала называться Тверской Константиновской, а вся местность Хамовниками. Слобода была не маленькой: в 1638 г. в ней насчитывалось 38 дворов, а в 1653 г. - уже 90.

В Хамовники можно попасть по двум основным городским магистралям - с Пречистенки по Большой Пироговской улице (бывшей Большой Царицынской), и с Остоженки по Комсомольскому проспекту (часть его, ближайшая к Садовому кольцу, носила название Чудовки).

Чудовка начиналась от Крымской площади и продолжалась до Хамовнического плаца напротив одноименных казарм. Ее название произошло от подворья кремлевского Чудова монастыря-с левой стороны улицы, выходя к берегу Москвы-реки, находился его большой участок, ("дворовая и огородная земля" для подворья была отдана Чудову монастырю в 1613 г.) на котором стояли два каменных и несколько деревянных строений. Уже в нашем столетии монастырь выстроил на части подворья доходный четырехэтажный дом по проекту архитектора И. П. Машкова (N 3, 1909 г.). За ним, тоже на бывшем участке Чудовского подворья, в советское время построили жатой дом N5(1951-1952 гг., архитектор Г. К. Яковлев).

За Теплым переулком (с 1965 г. ул. Тимура Фрунзе) начинается, возможно, наиболее интересная часть Комсомольского проспекта, и тут сразу же обращает на себя внимание одна из самых красивых московских церквей:

святителя Николая, что в Хамовнической слободе, горкой кокошников поднимающаяся к сиянию золотых крестов. Она была приходской для ткацкой слободы и называлась "что в Хамовниках", а иногда "что у митрополичьих конюшен" - церковь стояла среди полей и лугов, продолжавших обширное Остожье. на которых паслись стада лошадей. Впервые церковь упоминается как деревянная в 1625 г., а в 1657 г. она значится в документах уже каменной. Современное живописное здание церкви заложили 21 мая 1679 г. несколько в стороне от существовавшего исстари и через три года - летом 1682 г. - освятили законченное и украшенное здание. Трапезная с приделами и колокольня были выстроены позднее, а настенная роспись относится к 1845 г. В церкви два придела: южный - святителя Алексия, митрополита Московского (1694 г.), и северный (1757 г.), занимающий часть трапезной, престол которого до 1872 г. был освящен в память святителя Дмитрия Ростовского, а сейчас в честь чтимой иконы Богоматери "Споручницы" (то есть поручительницы за грешных), прославившейся в 1844 г. в Никольском Одрине монастыре. Эта небольшая икона находится почти прямо против входа в храм.

Особенно привлекает внимание откровенная декоративность церкви, ее яркая контрастная раскраска - она похожа на детскую расписную игрушку. Прекрасна щедро украшенная изразцами шатровая колокольня церкви с ее 32 "слухами". Любопытно, что она в некотором смысле наша "Пизанская башня", но, правда, не так сильно наклонившаяся, как ее итальянская "сестра".

За Долгим Хамовническим переулком (ул. Льва Толстого) начинался Хамовнический плац - обширное незастроенное пространство, предназначенное для строевых упражнений войск, расквартированных в Хамовнических казармах, комплексе зданий, занявшем почти весь квартал между Трубецким (пер. Хользунова) и Ксеньинским переулками. До конца XVIII в. войска в Москве размещались в частных домах: существовала так называемая "постойная повинность", ложившаяся тяжелым бременем на обывателей и в особенности на небогатых; если состоятельные домовладельцы строили где-то подальше от своих жилищ или даже на отдельных участках избы для воинского постоя, то бедные были вынуждены мириться с присутствием воинских команд прямо у себя дома. В конце XVIII в. власти решили, что будет и дешевле и лучше для воинской дисциплины соорудить отдельные казармы, и поэтому начали взимать налог на их постройку. В 1790-х-начале 1800-х гг. в разных местах Москвы - и в центре и на окраинах - появились монументальные здания, еще и сейчас украшающие наш город: Покровские казармы около одноименных ворот Бульварного кольца, Красные казармы в Лефортове и Хамовнические казармы,

Хамовнические казармы находятся на месте текстильной фабрики, стоявшей здесь в начале XVIII в. Заботясь о развитии отечественной промышленности и особенно тех ее отраслей, которые работали непосредственно на военные нужды, Петр 1, в числе прочих, основал казенную полотняную фабрику в Хамовниках, в той местности, где уже имелись готовые рабочие кадры для нее. Для фабрики передали конфискованные дворы у попавших в опалу Лопухиных, как в самом городе, так и на окраине. В 1707 г. в Хамовниках устроили прядильное отделение, но через некоторое время, убедившись, что под казенным управлением фабрика прозябает (работа "производилась чрез многие годы великим казенным убытком"), и справедливо полагая, что частный хозяин не позволит ей захиреть, Петр в 1718 г. отдает фабрику "компанейщикам" во главе с Иваном Тамесом, с тем, чтобы на ней производились "полотна, и скатерти, и салфетки, и тики добротой против заморских". Компанейщикам давались немалые привилегии: они не служили, освобождались от постойной повинности, торговали первые пять лет беспошлинно, и Петр указывал "всем чинитъ всякое вспоможение, чтоб к тому вступающие люди вящую охоту имели и деньгу в ту компанию вкладывали без опасения".

О происхождении Ивана Павловича Тамеса известно немногое. Он, вероятно, был сыном гравера Павла Тамеса, одного из тех иноземцев, которых в большом количестве пригласил Петр из Западной Европы во время "великого посольства" в 1697-1698 гг. Достоверно известно, что у Ивана Павловича был сын Иван, называвший себя голландским купцом (однако на его могиле на Введенском кладбище значилось "John Tames, Esq.", что заставляет предполагать его английское происхождение).

Об Иване Павловиче Тамесе сохранились воспоминания известного писателя XVIII в. П. И. Рычкова, отданного к нему в детстве для обучения языкам, бухгалтерии и коммерции: "Сей господин Тамес был муж великого сведения не только в коммерции, но и во многих других делах, и за его разум и многие полезные проекты к заведению и распространению в России разных мануфактур находился в особливой милости у его Величества, высокославные памяти государя императора Петра Великого".

Полотняная фабрика Тамеса на протяжении нескольких десятков лет была самой крупной в Москве: вначале, в 1720 г., на ней работали 841 рабочий и имелось 443 стана, расположенных в разных местах Москвы. Так, ткацкое ее отделение, контора и склад помещались в Белом городе, в Малом Знаменском переулке, а в Хамовниках находилось прядильное отделение. Здесь в 1720 г. к уже немалому своему участку Тамес прикупил еще несколько соседних владений (вдовы П. Сафоновой, капитана флота И. П. Шереметева, учителя Н. Вяземского), и с 1725 г. стал единоличным владельцем фабрики. В 1729 г. И. П. Тамес умер, и фабрикой стал управлять его сын Иван, который еще более увеличил ее: так, в 1752-1753 гг. он купил в Хамовниках II смежных владений. В межевой книге 1755 г. значится "двор с каменным и деревянным строением Ивана Иванова сына Тамеса", а "во оном дворе 8 десятин 441 квадратная сажень". Но кроме этого участка, на котором, в основном, находились производственные строения, ему по улице Чудовке принадлежал "двор с садом и прудом" общей площадью более 5 десятин. В 1775 г. ни одна из четырех имевшихся тогда в Москве полотняных фабрик даже и примерно не могла сравниться с тамесовской: так, если у Тамеса было тогда 259 станов, на которых работало 283 рабочих, то на второй по мощности фабрике Афанасия Гончарова у Яузских ворот было всего 10 станов с девятью (!) рабочими.

Но в конце XVIII в. полотняная фабрика разоряется. Наследники продают ее другим владельцам, и в конце концов ее участок, фабрику, станки и оборудование, а вместе с ними и крепостных крестьян, приписанных к фабрике, приобретает в 1802 г. казна. Оборудование и крестьян потом продали за ненадобностью купцам Колокольникову и Грачеву (они имели фабрики неподалеку), а тамесовский дом предположили "чрез выстройку его сделать удобным ко вмещению войск". Хамовнические казармы, комплекс которых состоит из трех одинаково решенных корпусов, предназначенных для трех батальонов, строили в 1807- 1809 гг. (на фасаде здания две даты: 1807 и 1926; первая относится к началу строительства, а вторая - к реставрации), и, как предположили исследователи, автором их был архитектор Луиджи Руска, чей проект практически воплощал сын выдающегося зодчего М. Ф. Казакова - Михаил Матвеевич.

Летом 1812 г. в казармах формировались отряды Московского ополчения. В 1863 г. здесь устроили две полковые церкви - во имя апостолов Петра и Павла при Перновском и Несвижском полках, а в XX столетии напротив казарм сложили деревянную, прихотливо украшенную церковь (проект архитектора И. И. Бони) Сумского гусарского полка, освященная в честь св. Георгия Победоносца 5 декабря 1910 г. Она не сохранилась: вероятно, была разобрана в годы гражданской войны. При советской власти здания Хамовнических казарм также использовались по своему назначению - в них находились казармы имени Л. Д. Троцкого, позже имени М. В. Фрунзе.

С правой стороны от них, почти вплотную, стоит здание бывшей полицейской части (N 16), построенное, вероятно, после пожара 1812 г. Здание, как ни странно это может показаться, было одним из культурных центров Москвы, сюда приходили почти все знаменитые русские писатели и художники того времени: в квартире на втором этаже жил критик и полицейский врач Сергей Сергеевич Голоушев (писательский псевдоним Глаголь), равным образом близкий и к медицине и к искусству: "в комнатах, - как вспоминал Б. К. Зайцев, - смесь акушерства с литературой и этюдами Левитана".

Комплексу Хамовнических казарм принадлежал и великолепный "Шефский дом", прекрасный классический особняк с красивой формы портиком и пандусами въездов (Комсомольский просп., 13). Шефским этот дом назывался потому, что предназначался для шефа полка - в то время у каждого крупного воинского соединения был не только непосредственный начальник, но и свой шеф, часто крупный сановник или же член императорской фамилии.

Дом известен в истории декабристского движения тем, что, вероятно, в нем в 1817 г. проходили совещания офицеров гвардейских полков, прибывших в Москву для участия в церемониях отбытия памятника Минину и Пожарскому и закладки храма Христа Спасителя. В собраниях у полковника А. Н. Муравьева, начальника штаба сводного гвардейского отряда, участвовали будущие декабристы И. Д. Якушкин, М. А. Фонвизин, С. И. и М. И. Муравьевы-Апостол, М. С. Лунин, Ф. П. Шаховской и другие.

В результате встреч и обсуждений они образовали "Военное общество", собрания которого стали весьма многолюдны. "У многих из молодежи, - вспоминал И. Д. Якушкин, - было столько избытка жизни при тогдашней ее ничтожной обстановке, что увидеть перед собой прямую и высокую цель почиталось уже блаженством, и потому немудрено, что все порядочные люди из молодежи, бывшей тогда в Москве, или поступили в Военное общество, или по единомыслию сочувствовали членам его". На одном из совещаний Якушкин предложил убить императора Александра, но его товарищи после обсуждения отвергли столь крайнюю меру.

"Шефский дом" был перестроен из более старого здания, возможно, каменных научат, стоявших на территории большого владения, принадлежавшего в начале XVIII в. А. Ф. Лопухину, дяде царицы Евдокии. Но в конце XVIII в. полотняная фабрика разоряется и ее участок продают казне, которая строит Хамовнические казармы, а старый дом Тамесов становится "Шефским домом". Когда дом приобрел современный вид и кто делал эту перестройку, остается неизвестным - возможно, это произошло на рубеже XVIII и XIX вв. Рядом с "Шефским домом" - еще два строения середины XIX в., связанные с воинскими казармами: это манеж (N 17) и гауптвахта (N 19а), стоящие в глубине, позади жилых зданий.

За комплексом зданий Хамовнических казарм до линии Окружной железной дороги идет новая застройка, из которой выделяется так называемый дворец молодежи, построенный в 1988 г. по проекту Я. Б. Белопольского - один из тех образцов советской архитектуры, которые заполонили наши города, с ее монотонными и обязательными формами пилонов, отделкой белым бетоном и керамическими иллюстрациями "достижений".

В одном из новых домов, недалеко от Комсомольского проспекта, на улице Ефремова (N 13) жил и там скончался в 1993 г. известный москвовед, автор прекрасных книг о Москве - "Москва в кольце Садовых", "Чайковский в родном городе" и других - Юрий Александрович Федосюк.

Однако новая жилая застройка в Хамовниках в советское время появилась не на Комсомольском проспекте, открытом для движения в 1958 г., а на Хамовнической набережной, где уже в 1923 г. заселили рабочими бывшей Сытинской типографии один из первых домов, введенных в эксплуатацию после тяжелой разрухи. Это было здание в русском стиле, начатое в 1912 г. и почти законченное до большевистского переворота для Чудовского подворья (N 10). Затем был выстроен в 1926-1928 гг. ближайший к Крымскому мосту жилой дом N 2, а между этими двумя постройками два жилых дома (N6 и 8) образуют некий ансамбль - фасады их "украшены" приставными колоннадами на четыре этажа и картинами наверху, которые должны отображать счастливую жизнь. На угол ул. Т. Фрунзе выходит большое жилое здание (N 12), с рустом на двух нижних этажах и частым ритмом эркеров (1951-1952 гг., архитектор Г. К. Яковлев).

За переулком выделяется монументальное здание (N 22) ведомства, о принадлежности к которому можно догадаться по милитаристским эмблемам на нем - это Генеральный штаб. здание-колосс которого начали строить в 1940 г., но закончили после войны в 1951 г. (архитекторы Л. В. Руднев. В. О. Мунц и другие).

В 1950-1953 гг. построили дом N 24 (авторы его- С. П. Тургенев и Б. С. Мезенцев), украшенный башней, шпилем и многими затеями; далее - N 28-34, один из ранних здесь комплексов домов, выстроенных еще в 193 9 г. по проекту архитектора А. Г. Мордвинова, впервые воплощенному на Большой Калужской улице (Ленинский просп.). Такое же повторное использование (1955-1956 гг. Я. Б. Белопольский и Е. Н. Стамо) проекта "Дома преподавателя МГУ" на Ломоносовском проспекте произошло и при строительстве дома N 50, стоящего далеко в глубине квартала, за зданиями N 46-48 по набережной, выстроенными по проекту архитекторов Н. Н. Селиванова и В. П. Сергеева. В доме N 50 до глубокой старости жил Лазарь Каганович, когда-то всесильный московский сатрап, стоявший у истоков разрушения Москвы.

Последний дом на Хамовнической набережной- N 52-54, построенный в 1936 г. (авторы Н. Г. Антонцев и А. Г. Волков).

К западу от Комсомольского проспекта отходят несколько переулков, соединяющихся с другой магистралью - Большой Царицынской (Б. Пироговской) улицей. Так, ближе всего к Садовому кольцу, на окраине Хамовников, проходит Теплый переулок, названный, по уверению справочника "Имена московских улиц", по неким теплым баням, якобы находившимся там (а есть ли "холодные" бани?) и ручья Теплого (хотя о его существовании ничего не известно). В 1965 г. переулок назвали улицей Тимура Фрунзе, в память летчика, погибшего в 1942 г.

В начале переулка, недалеко от Комсомольского проспекта, стоит внешне совсем не примечательное трехэтажное здание (N 3) с парадным бельэтажем, которое выделено высокими окнами с полукруглыми завершениями - это первое благотворительное учреждение в Хамовниках, так называемый Ахлебаевский странноприимный дом.

Характерной чертой русского быта были странники, ходившие по Руси и собиравшие доброхотные даяния на храмы и монастыри. Если некоторые получали кров у сердобольных горожан, то многим часто негде было преклонить голову, и вот для таких-то горемык и задумал создать странноприимный дом отставной секунд-майор Афанасий Алексеевич Ахлебаев, отдавший и земельный участок, и капитал на благое дело. В 1849 - 1850 г. по проекту архитектора М. Д. Быковского выстроили дом приюта; в главном здании на верхнем этаже устроили церковь во славу Воскресения Христова, освященную 22 августа 1851 г., в среднем находились столовая, приемная, больница и контора, а странников поселяли на первом этаже, где находились помещения на 34 места: они могли пользоваться ночлегом и пищей от одного до трех (а иногда и более) дней. Ахлебаевский странноприимный дом пользовался популярностью - так, в 1911 г. в нем перебывало 1012 человек.

В соседнем Долгом или Большом Хамовническом переулке (улица Льва Толстого) можно увидеть единственное Здание, оставшееся от старинной Хамовной слободы, - реставраторы освободили от позднейших наслоений и восстановили незаурядный памятник гражданской архитектуры конца XVII в., названный ими "палатами Хамовного двора" (N 10). Это строгий куб, почти ничем не украшенный, за исключением пилястр, пояса поребрика и небольших нишек вокруг окон. При раскопках нашли предметы, подтверждающие принадлежность палат к ткацкому делу - доски для набоек, детали деревянных ткацких станков, железные иглы.

На том же участке, рядом со старинными палатами, дожил до нашего времени дом, характерный для отдаленных от центра частей города, имеющий два деревянных этажа над каменным первым - все это было выстроено в 1843 г. титулярной советницей Анисьей Лукиной. Еще несколько деревянных домов сохранилось в этом переулке - это N 2 и N 22 (на углу Божениновского переулка, с 1961 г. улицы Россолимо), и рядом в Теплом переулке (ул. Тимура Фрунзе) дом N 32. Справа от участка бывших палат постройки более позднего времени-N 8 и 12 - появились во второй половине XIX в.

Так получилось, что район Теплого и Долгого Хамовнического переулков со временем превратился в скопление промышленных предприятий, обосновавшихся на участках, принадлежавших в XVII-XVIII вв. знатным фамилиям. Большой квартал между двумя переулками заняла фабрика "Красная Роза", название которой напоминает что-то парфюмерное, но "Роза" - это немецкая коммунистка Роза Люксембург, именем которой назвали текстильную фабрику.

Участком, который сейчас заполнили неприглядные корпуса текстильной фабрики, с первой половины XVIII в. и до 1840 г., т. е. более ста лет, владел дворянский род Всеволожских. Известным его представителем был Николай Сергеевич Всеволожский, крупный чиновник, писатель и путешественник, основавший самую большую и, возможно, самую лучшую типографию Москвы в начале XIX в. Он затратил на ее оборудование колоссальную сумму-150 тысяч рублей, закупив во Франции прекрасные шрифты на нескольких языках. Во время наполеоновского нашествия типография Всеволожского, счастливо избегнувшая, как и все окружающие здания, московского пожара, стала "Императорской типографией Великой армии", печатавшей бюллетени и воззвания Наполеона. После освобождения Москвы типография так и не оправилась, и только в 1817 г. Всеволожскому удалось продать ее казне.

Старый барский деревянный дом Всеволожских, построенный, вероятно, в конце XVIII в., сохранился - он находится как раз напротив главного входа на фабрику, за памятником Ленину, стоящему в этакой вальяжной позе на невысоком пьедестале.

Большой участок Всеволожских разделился на несколько частей; одна из них (ближе к углу с Божениновским переулком) перешла в 1850-х гг. во владение "Общества калетовских свеч", устроившего фабрику для производства тогдашней технической новинки - свечей, сделанных из стеарина, дававших значительно больше света, чем сальные или восковые. Назывались они по фамилии владельца, открывшего несколько фабрик стеариновых свеч в Европе. Позднее же в фабричных помещениях устроилось парфюмерное производство А. Ралле.

Другая часть перешла к московскому 1-й гильдии купцу Клоду-Мари Жиро, владельцу шелкоткацкой фабрики, постепенно расширившему свое производство и застроившему оба участка, в основном в 1870-1880-х гг. производственными корпусами по проектам архитекторов П. С. Кампиони, О. Дидио и Р. И. Клейна.

Об этой фабрике писал Л. Н. Толстой в статье "Рабство нашего времени": "против дома, в котором я живу, - фабрика шелковых изделий... Я сейчас, сидя у себя, слышу неперестающий грохот и знаю, потому что был там, что значит этот грохот. 3000 женщин стоят в продолжение 12 часов над станками среди оглушающего шума... Десятки тысяч молодых здоровых женщин-матерей губили и теперь продолжают губить свои жизни и жизни своих детей для того, чтобы изготавливать бархатные и шелковые материи".

Л. Н. Толстой жил в Долго-Хамовническом переулке (в 1920 г. переименованном в улицу Л. Толстого), шедшем параллельно Теплому. Хотя он и не любил жизнь больших городов, но все же был вынужден переселиться в Москву - переговоры с книгопродавцами и типографщиками, встречи с интересующими его людьми, работа в архивах и библиотеках заставляли его жить в городе, но самое главное - подрастали дети и необходимо было думать об их образовании. Сергей хотел поступать в университет, Татьяна - серьезно заняться живописью, Илья и Лев должны были идти в гимназию.

Весной 1882 г. Толстые нашли дом, который более или менее удовлетворял их требованиям - не в центре города, достаточно большой, с садом, и сравнительно недорого - они заплатили 27 тысяч рублей в рассрочку. Дядя Софьи Андреевны К. А. Иславин, осмотрев предполагаемую покупку, писал Толстому: "Я опять любовался садом: роз больше, чем в садах Гафиза; клубники и крыжовника - бездна. Яблонь дерев с десять, вишен будет штук 30; 2-3 сливы, много кустов малины и даже несколько барбариса. Вода - тут же, чуть ли не лучше мытищенской! А воздух, а тишина! И это посреди столичного столпотворения. Нельзя не купить".

Правда, о какой тишине можно было тогда говорить, если совсем рядом работали несколько фабрик-текстильная Жиро, Хамовнический пивоваренный завод и парфюмерная Ралле. "Я живу среди фабрик, - писал Л. Н. Толстой. - Каждое утро в 5 часов слышен один свисток, другой, третий, десятый, дальше и дальше. Это значит, что началась работа женщин, детей, стариков. В 8 часов утра другой свисток-это полчаса передышки; в 12 третий - это час на обед, и в 8 часов четвертый - это шабаш..."

В купленной усадьбе - дети назвали ее "Арнаутовкой", по фамилии бывшего владельца, стоял дом, довольно старый, переживший пожар 1812 г., требовавший не только ремонта, но еще и перестройки, ибо семья Толстого была не малой: только детей было 8 человек - от старшего Сергея 19 лет до младшего, годовалого Алексея. В продолжение осени 1882 г. по проекту и под наблюдением архитектора М. И. Никифорова производился ремонт и пристройка еще нескольких комнат. После окончания ремонта Толстые 8 октября 1882 г. переехали сюда и прожили до 1901 г., часто уезжая на лето в Ясную Поляну.

Много событий произошло в этом доме, и среди них трагичные: в 1886 г. умер сын Алексей, а в 1895 г. после скарлатины, продолжавшейся два дня, скончался горячо любимый сын Ваня. В хамовническом доме писателем создано около 100 произведений, и в том числе такие значительные как "Смерть Ивана Ильича", "Крейцерова соната", "Плоды просвещения", "Воскресение".

Но Лев Николаевич не только сидел за письменным столом, он старался обслужить дом: "Встанет в семь часов, темно. Качает на весь дом воду, везет огромную кадку на салазках, пилит длинные дрова и колет и складывает в сажень", - писала Софья Андреевна.

Последний раз Толстой побывают в хамовническим доме в сентябре 1901 г. После его смерти сразу же был поставлен вопрос о приобретении дома Городской Думой, но только в 1911 г. покупка состоялась -за 125 тысяч рублей была совершена купчая крепость. Долгое время дом был запечатан, мебель вывезена, а в Думе выдвигались различные проекты по будущему устройству толстовской усадьбы: предполагалось построить каменное здание для музея или школы в память писателя, предлагали даже все сломать, оставив только толстовский кабинет. Так не шатко и не валко шло дело до большевистского переворота, пока новая власть решила дело просто и ясно - усадьбу национализировали и по личному указанию В. И. Ленина - "все восстановить, как было, до малейшей подробности" - открыли музей 20 ноября 1921 г., который и сейчас работает в бывшей усадьбе и пользуется большой популярностью.

К северу усадьба Толстого граничила с высоким забором Хамовнического пивоваренного завода, занимавшего угловой с Божениновским переулком участок, принадлежавший в начале XIX в. братьям генерал-майору Петру и действительному статскому советнику Николаю Барковым, у которых внутри большой усадьбы стоял деревянный господский дом. В 60-х гг. вся усадьба застраивалась фабричными строениями пивомедоваренного завода Власа Ярославцева, перешедшего в 1875 г. во владение акционерного общества "Москва".

В 1896-1903 гг. директором завода в Хамовниках был Григорий Григорьевич Эренбург. В детстве его сын, будущий писатель, прожил несколько лет в квартире при заводе, о котором он вспоминал много позднее в мемуарах "Люди, годы, жизнь": "Заводской двор мне казался куда интереснее гостиной. Можно было пойти в конюшню, там чудесно пахло. В одном из цехов проверяли бутылки, ударяя по каждой металлической палочкой, и я считал, что эта музыка куда лучше той, которой порой нас потчевали гости - известные пианисты. Рабочие спали в душных полутемных казармах на нарах, покрытые тулупами; они пили кислое, испорченное пиво, иногда играли в карты, пели, сквернословили... Я видел жизнь нищую, темную, страшную, и меня потрясла несовместимость двух миров: вонючих казарм и гостиной, где умные люди говорили о колоратуре".

Божениновский переулок (ул. Россолимо) еще довольно молод: он образовался тогда, когда с его правой стороны на городской земле стала появляться застройка, а до этого загородные усадьбы московской знати выходили прямо к просторам Девичьего поля. Как на поле, так и в Божениновском переулке много медицинских учреждений. Начало им положило пожертвование В. А. Морозовой приобретенной ею бывшей усадьбы Олсуфьевых для психиатрической клиники, устроенной в 1887 г. известным медиком А. Я. Кожевниковым. До сих пор на основном здании (N 11), выстроенном по проекту архитектора К. М. Быковского, можно видеть надпись с сохранением старой орфографии - "Клиника нервныхъ болезней". Ею с 1887 по день своей кончины в 1900 г. руководил знаменитый врач С. С. Корсаков, создавший новую школу в психиатрии. Здесь в разное время лечились А. С. Голубкина, М. В. Врубель, С. А. Есенин. Во время XII Международного конгресса врачей в 1897 г. в саду клиники выдающимися невропатологами и психиатрами мира Крафт-Эбингом, Ломброзо, Маринеску, Корсаковым, Маньяном и другими в знак научной солидарности были посажены несколько деревьев. В клинике в продолжение 20 лет проработал письмоводителем создатель широко известного хора русской народной песни М. Е. Пятницкий. Ныне старое здание клиники обстроено новым строением, от вида которого прохожий может попасть в эту самую клинику...

Продолжением Божениновского служит коротенький Дашков переулок, выводящий на Садовое кольцо. В нем интересны два дома-N 7 на углу с Теплым (ул. Тимура Фрунзе) и примерно на его середине -N 5. В конце XVIII в. они находились в одной усадьбе, принадлежавшей секунд-майору Степану Логинову. В начале следующего века усадьба перешла к генералу Я. Д. Мерлину, дочери которого Вера Сольдейн и Анна Лубяновская были знакомыми А. С. Пушкина. У Сольдейн Пушкин бывал в ее доме на Пречистенке и читал там отрывки из "Путешествия Онегина", а с семьей Лубяновских он жил в одном доме на Мойке в Петербурге.

С 1840 г. владельцем усадьбы в этом переулке становится сенатор А. В. Дашков, отец будущего директора Румянцевского музея и известного коллекционера Василия Андреевича Дашкова. В 1850 г. один из домов (N 5) переходит к Н. А. Шуцкой, у которой он снимался семьей Корш - глава семьи Евгений Федорович был издателем газеты "Московские ведомости" и библиотекарем Московского университета, а сын Федор стал знаменитым филологом, владевшим десятками языков.

На углу Боженинова и Олсуфьевского переулков находится еще одно медицинское учреждение, основанное здесь на пожертвования. Клиника ушных и горловых болезней была построена на миллион (!) рублей, отданных на благое дело Юлией Петровной Базановой. При консультации приват-доцента С. Ф. Штейна на углу Олсуфьевского переулка в 1894-1896 гг. построили двухэтажное здание (N 15) первой в России такой клиники. Автором проекта был архитектор Густав-Лев Ксаверьевич Коромальди. На первом этаже находились палаты для больных, а на втором с его пятью красивыми высокими окнами помещались студенческая аудитория, библиотека и операционный зал.

Олсуфьевский переулок - также один из сравнительно недавно образованных в Хамовниках: его проложили в 1881 г. по бывшей усадьбе Олсуфьевых (откуда и название). Е. П. Янькова воспоминания которой были изданы впервые в 1880 г., рассказывала своему внуку, что там сначала был "загородный дом князя Голицына, потом перешедший по наследству к князю Долгорукову, женатому на его воспитаннице Делициной; теперь это дом Олсуфьевых, с прекрасным и обширным садом, с оранжереями, совершенно сельская барская усадьба".

По воспоминаниям одного из Олсуфьевых, в этой усадьбе квартировал художник В. Д. Поленов, написавший здесь свою знаменитую картину "Бабушкин сад", где был изображен флигель олсуфьевской усадьбы. Здесь жил С. Л. Львицкий, племянник Герцена, внебрачный сын его дяди Льва Алексеевича Яковлева, ставший известным фотографом.

Часть Олсуфьевского переулка, ближайшую к Оболенскому, можно назвать своеобразным музеем одного архитектора - Романа Ивановича Клейна: почти все дома здесь были построены по его проектам. В 1887 г. он приобрел участок земли, на котором стояло деревянное здание (N 6, в глубине участка), надстроенное и несколько измененное им в 1889 г. В 1896 г. он надстраивает дом вторым этажом для мастерской и библиотеки. Удивительно, но автор таких импозантных сооружений, как мавзолей в Архангельском или Музей изящных искусств в Москве, имел такой непрезентабельный дом, хотя надо сказать, что он потерял многие свои декоративные украшения (теперь он заменен новым строением). В 1900 г. Клейн строит на своем же участке трехэтажный доходный дом (также под N 6, но по красной линии); рядом дом N 8 построен им же в 1895 г. для купца И. Т. Кузина, а напротив - два здания N 1 и 1а-также по его проекту (в 1894 г. правое и в 1897 г. левое).

Два дома этого переулка (N5 и 7) связаны с потомками знаменитого издателя журнала "Русской Архив" П. И. Бартенева, который бывал здесь.

Еще один переулок, соединяющий две основных магистрали Хамовников - Трубецкой, ограничивавший с востока усадьбу князей Трубецких (откуда и название; с 1939 г. он называется по фамилии летчика В. С. Хользунова, который участвовал в гражданской войне в Испании).

В Трубецком переулке выделяются несколько зданий, выстроенных для учебных заведений. Один из них - на углу с Оболенским, с большими арочными окнами второго этажа и пандусом подъезда, выстроен на пожертвования П.Г. Шелапутина в 1901 г. - здесь находилась 8-я мужская гимназия, проект которой с пансионом на 80 воспитанников был выполнен Р. И. Клейном. В гимназии 25 ноября 1901 г. освятили храм св. Григория Богослова в память сына Шелапутина Григория. Царские врата были выполнены из бронзы, в дубовом красивом иконостасе стояли иконы, написанные академиком живописи К. Е. Маковским, а одна из икон - храмовая - была украшена золотым венцом с тремя крупными жемчужинами.

Всего этого, теперь уже, конечно, не увидишь - в этом здании, как и в соседнем, долгое время помещались различные советские учреждения.

Рядом с гимназией также шелапутинское пожертвование - Педагогический институт (N 16) с музеем и реальное училище в память другого умершего его сына, Анатолия. Это также произведение архитектора Клейна, но более сдержанное, сделанное в традициях классического направления. Институт открылся 24 октября 1911 г., в него принимались те, кто уже получил высшее образование, и только русские, только мужчины и только православные. Несмотря на такие ретроградные правила приема, институт был весьма передовым по методам преподавания и имел сугубо практическое направление - все теоретические построения тут же проверялись в гимназии. После коммунистического переворота в этом здании поместилась Академия социалистического - потом сочли нужным назвать ее "коммунистического" - воспитания имени Н. К. Крупской. Совсем недавно в этих всех зданиях располагалась другая академия - Генерального штаба, построившая позади на участке еще несколько зданий; теперь же, после возведения для нее огромного здания на юго-западе, здесь в Трубецком переулке находится военная прокуратура.

Напротив шелапутинских зданий - большой участок, отданный городом для Высших женских курсов. Женское образование в России насчитывает много лет упорной борьбы с предубеждениями косного общества и с царской администрацией, убежденной, что высшее образование женщинам только вредно. Их не допускали в университеты, для них были закрыты многие области деятельности, и те. кто стремился вырваться из ограниченного круга занятий, предписанных женщине, были вынуждены уезжать в Европу и там получать образование. На волне преобразований 1860-1870-х гг. в России открылись несколько учебных заведений и, в частности, московские "Лубянские" курсы профессора В. И. Герье, но, однако, все они действовали недолго. Только в 1900 г. представители прогрессивной московской интеллигенции получили разрешение открыть Высшие женские курсы, превратившиеся по сути дела в еще один московский университет. Во главе их стоял выдающийся математик С. А. Чаплыгин, очень много сделавший для курсов, ставших необыкновенно популярными в России: если в начале их деятельности там учились 200 курсисток, ток 1912 г. их насчитывалось уже более пяти тысяч.

В продолжение нескольких лет курсы ютились в различных помещениях и слушательницы кочевали по всей Москве. Только в 1907 г. состоялась закладка зданий Физико-химического института (на Малой Пироговской улице, 1) и Анатомического театра (пер. Хользунова, 7), а в 1910-1912 гг. было выстроено монументальное здание курсов на углу Трубецкого переулка и М. Пироговской улицы, где можно увидеть доску, посвященную автору здания (такое не часто можно видеть в Москве): "Проектировал и строил аудиторный корпус Высших женских курсов академик архитектуры Сергей Иустинович Соловьев, род. 1859, ум. 1912". Архитектор не увидел торжественного открытия этого здания, состоявшегося 5 октября 1913 г.

С. У. Соловьев учился в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, которое окончил с золотой медалью, продолжил образование в Петербургской Академии художеств и провел всю свою творческую жизнь в Москве, которую украсил множеством прекрасных зданий - таких, как, например, благотворительные учреждения Медведниковых на Большой Калужской и Третьяковых на Большой Серпуховской улице (см. главы "Калужская дорога" и "Замоскворецкие слободы"), церковь в Кунцеве, особняк в Хлебном переулке (N 18/6) и многие другие.

Барельефы на здании Высших женских курсов были выполнены скульптором Ф. Ф. Кенигсэдером.

После октября 1917 г., уничтожившего дискриминацию женщин, Высшие женские курсы стали 2-м МГУ, а в 1930 г. Педагогическим институтом.

Анатомический театр бывших курсов перешел к 2-му Медицинскому институту, и в советское время к старому зданию с ротондой, выходящей в Трубецкой переулок, было пристроено еще одно, которое можно увидеть со двора: несколько заброшенно выглядевший, но торжественный портик, над которым видны цифры года окончания постройки - "МСМХХХVI". Справа и слева от входа старые, покосившиеся вазы с эмблематическими змеями, наверху барельефы, долженствующие напоминать о том, что никакая медицина не может излечить тех, кто пренебрегает физкультурой. Перед зданием стоит скромный памятник Н. И. Пирогову. Автором здания был архитектор Н. И. Транквиллицкий, скульптур - И. М. Бирюков, а памятника - В. И. Гордон (1960 г.).

От Трубецкого переулка отходит Усачевка - так называется в обыденной речи улица, идущая до Хамовнического вала, получившая название от владельцев участка на ней, купцов Усачевых. Они разбогатели, начав с торговли вином и фруктами на лотках, и превратились в купцов первой гильдии. Усачевы приобрели не только земельный участок здесь в Хамовниках, но и выстроили настоящую барскую усадьбу над берегом Яузы, здание которой сохранилось на Садовой-Земляном валу (N 53).

В XVIII-XIX вв. по всей левой стороне Усачевки располагались одна за другой загородные дворянские усадьбы, со временем переходившие в другие руки: они делились на более мелкие участки и распродавались.

Одна из таких усадеб была загородным владением князей Трубецких, о размерах которого можно судить по большой части их парка, сохранившегося и сейчас - называвшейся детским парком имени Мандельштама, но нет, не поэта, а большевика, бывшего короткое время секретарем Хамовнического райкома партии.

Усадьба не всегда принадлежала Трубецким. Впервые она упомянута 30 марта 1683 г. в челобитной "великим государям" боярина князя Василия Голицына, в которой он жаловался, что "у него загородного места нет", сообщал, что "есть де порозжее место за Пречистенские вороты, за Земляным городом, позади Хамовной слободы", и просил отдать сие место ему. "Порозжее" место великие государи Иван да Петр, номинально правившие тогда Московским государством, Голицыну, конечно, отдали, а от него оно перешло к дочери, принесшей его как приданое в род Трубецких. Эту немалую усадьбу еще более увеличил в 1760-х гг. князь Д. Ю. Трубецкой, и, таким образом, общая площадь ее достигла почти 9 гектаров. При Трубецких в усадьбе по ее западной границе стоял деревянный одноэтажный дом, позади него, в глубине хозяйственного двора большая оранжерея, а там начинался парк с двумя прудами. Один из них был огромным, сложной формы (что дало повод говорить о каких-то тайных масонских формах этого пруда), с островом внушительных размеров посередине, с беседками и прочими садовыми затеями и украшениями.

Возможно, что главный дом усадьбы Трубецких сохранился (ул. Усачева, 1); его посетил 16 сентября 1826 г. А. С. Пушкин, возвращаясь с Погодиным и семейством Трубецких после праздника на Девичьем поле по случаю коронации Николая 1.

Примерно с середины XIX в. начался процесс разукрупнения больших владений - усадьба Трубецких, как и Других владельцев, стала делиться на более мелкие части и интенсивно застраиваться, и к концу века Усачевка начинает терять патриархальный характер окраинной улицы: так, в начале ее часть земли, которой владели Уваровы, приобретается городом для устройства трамвайного парка, некоторый и стал называться Уваровским. На улице появляются и промышленные предприятия: шелкокрутильная фабрика, в которой в 1915 г. размещается фабрика резиновых изделий, эвакуированная из Риги. Она превратилась в крупнейший завод "Каучук", которому теперь отнюдь не место в гуще жилой застройки.

Ближе к Хамовническому валу Усачевка формируется крупным жилым районом, построенным в 1924-1930 гг. (архитектор А. И. Мешков) в годы тяжелого жилищного кризиса, когда в Москву буквально ринулись сотни тысяч обездоленных крестьян. Эта постройка была огромным шагом вперед в возведении жилых домов - от рабочих казарм до отдельных квартир в комплексе жилых домов с обслуживающими их учреждениями.