Мещанская слобода

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Мещанская слобода

1-я Мещанская улица около Сухаревой башни. Фотография 1900-х гг.

Фотографии — Сретенка у Сухаревой башни и 1-я Мещанская улица у Сухаревой башни — сделаны в начале XX века. Глядя на них, трудно поверить, что на них изображен один и тот же городской перекресток в одно и то же время. Сретенка с ее тесно вставшими вплотную один к другому высокими домами, увешанными рекламами и вывесками с первого этажа до крыши, с бросающимся в глаза новым модным — декадентским — орнаментом-«ударом бича» на некоторых из них, с тротуарами, полными пешеходов, с полотняными «маркизами» над магазинными витринами, с бегущим посредине улицы электрическим трамваем — типичная столичная улица начала XX века с характерными для нее теснотой, суетой и блеском.

А 1-я Мещанская — всего за сотню метров от Сретенки — тихая, широкая, пустынная, с палисадниками, за которыми почти не видно домов, — настоящая провинция.

Может быть, старые фотографии и не производили бы такого сильного впечатления, если бы не тот факт, что сейчас, сто лет спустя, вопреки поступательному ходу прогресса, в который мы все так язычески верим, Сретенка и Мещанская поменялись местами. Теперь Мещанская, переименованная в проспект Мира, демонстрирует свою столичность, а Сретенка, лишенная былого многолюдья и уличной жизни, приобрела глубоко провинциальный облик.

Это можно назвать причудами исторической судьбы, но с другой стороны, можно поискать в той же истории и логическую предпосылку такого поворота.

В настоящем случае он просматривается в историческом прошлом проспекта Мира.

При своем возникновении в середине XVII века нынешний проспект, а тогда Большая Мещанская улица прокладывалась как главная улица новой московской слободы, получившей соответствующее название Новая Мещанская слобода.

«План Императорского Столичного города Москвы, сочиненного под смотрением Архитектора Ивана Мичурина в 1739 году»

Эта слобода планировалась как отдельный район, причем на свободной, незастроенной территории. При ее планировке вместо обычного для русского городского градостроительства радиально-кольцевого принципа, по которому строилась и развивалась средневековая Москва, был применен прямолинейно-геометрический, который через полвека ляжет в основание планировки Петербурга.

Так как Мещанская слобода размещалась вдоль Троицкой дороги, то ее главная улица пролегла по дороге — не менее широкому и прямому, чем Невский, естественному проспекту. В тогдашней классификации городских проездов Москвы не было термина «проспект», поэтому улица была названа улицей. Будь это в петровские времена, может быть, и появился бы тогда первый в Москве проспект — Мещанский.

Мещанская слобода сразу заняла в структуре города особое место. Ее организации и устройству уделял большое внимание царь Алексей Михайлович: возможно, в ней он видел направление, в котором должна развиваться система городского управления.

Общеизвестно, что главной чертой Москвы является ее своеобразие, «особый отпечаток» на всем московском. Мещанская слобода не стала исключением, она не только своеобразна, но поистине уникальна.

Кроме того, она — единственная из московских слобод, дата основания которой зафиксирована документально и о жизнедеятельности которой сохранился большой архив с актами купли-продажи, Переписными книгами, с судебными делами, жалобами и заявлениями слобожан, поэтому историкам о ней известно гораздо больше, нежели о какой-либо другой московской слободе.

Итак, начнем с причины и повода возникновения в Москве Мещанской слободы.

В 1654 году Россия начала военные действия против Польши за освобождение захваченных той в ходе польской интервенции начала XVII века русских земель — Смоленщины со Смоленском, Белоруссии, Украины. Война с переменным успехом шла двенадцать лет.

Как обычно бывает, в районах военных бедствий появились беженцы. Царь Алексей Михайлович распорядился открыть беспрепятственный пропуск в Россию тем, кто желает выехать, «на его, великого государя, имя». Кроме добровольных переселенцев, в Россию отправляли пленных, которыми считались не только военные, но и жители населенных пунктов, взятых штурмом.

Планировка Мещанской слободы. Деталь Мичуринского плана Москвы 1739 г.

Война закончилась в 1667 году заключением Андрусовского мира, по которому Польша возвращала оккупированные ею земли и признавала воссоединение Украины с Россией. По этому договору шляхтичи, польские городские обыватели — «торговые и ремесленные люди» получили разрешение вернуться домой. Однако некоторое число переселенцев и полонянников по разным причинам остались в России: иные обзавелись русской семьей, иные католики перешли в православие, а кому-то было не на что и некуда ехать.

В польско-литовских областях город называли по-польски — мястом, а горожан — месчанами; в России, в соответствии с законами русского произношения, они стали мещанами, и это название прочно вошло в русский язык.

Для места поселения остающихся в России мещан в начале 1671 года царским указом была определена создаваемая в Москве новая слобода. При образовании ей дали название Новая Мещанская, или Новомещанская, и под этим названием она значится в официальных документах. Но в живой речи москвичей с самого создания слободы ее стали называть просто Мещанской, и в конце концов за ней утвердилось не официальное, а народное название.

Для слободы была отведена земля за Сретенскими воротами Земляного города по Троицкой дороге. Там находились выгоны и поля дворцовой Напрудной слободы и загородные дворы — огородная земля нескольких московских бояр. Боярские владения были невелики, судя по полученным ими из казны суммам возмещения: так, например, боярин Собакин получил 100 рублей, князь Мышецкий — 30.

На север территория Мещанской слободы доходила до села Напрудного (нынешней площади перед Рижским вокзалом; как раз там находился один из прудов, давших название селу). Справа она граничила с Переяславской ямской слободой (нынешние Переяславские улицы), занимая сравнительно неширокую полосу по правую сторону Троицкой дороги. Зато по левую сторону дороги слободская территория распространялась до реки Неглинки, и в этом направлении слобода могла расширяться.

Благодаря такой конфигурации отведенного участка определился градостроительный план слободы: вдоль Троицкой дороги протянулась главная улица слободы, остальные были проложены параллельно ей — на расстоянии отводимых дворов. Эта планировка района в основном сохранилась до настоящего времени.

Для поселения в Мещанской слободе были собраны по Москве и другим городам ремесленники и торговцы из переселенцев и бывших пленных, кроме того, к ней могли приписаться «бездворные» русские ремесленники. Все это были, как сказано в отчете чиновника, занимавшегося слободой, люди «разоренные, полоненные, сборные и маломочные». В отчете о первых поселенцах староста писал, что он «собрал в тягло русских и польских людей и литовских мещан 87 человек и дворами те мещане поселились».

Земля слободы считалась государевой, ее отдавали мещанам бесплатно, но без права продажи на сторону. Мещанин мог передать двор только мещанину, таким образом она оставалась в пользовании мещанского общества.

Размер отводимых участков был невелик по современной мерке, 2–4 сотки, поскольку они не предназначались для огородного хозяйства, а лишь для мастерской и жилья. Как правило, избы ремесленников были самые примитивные: «горница с сеньми», во дворе — погреб, сарай, навесы. Но были и большие хозяйства: дом в две-три горницы, дубовые погреба, оконницы стеклянные, печи изразцовые. Продажные акты на надворные постройки показывают большую разницу цен: от 4 рублей до 115. В основном стоимость двора составляла 50–69 рублей, ценимый в эту сумму двор состоял из избы черной, клети и сеней с верхом.

В дальнейшем было произведено деление мещан по имущественному признаку на «лучших», «средних» и «молодших». В «молодшие» входило до 80 процентов слобожан.

Мещанская слобода находилась в более привилегированном положении по сравнению с другими тяглыми слободами. Она была приписана к одному из главных приказов — Посольскому, и все жалобы слобожан разбирались в нем, минуя обычные городские суды, известные своим взяточничеством, волокитой и неправосудием.

Надзирал за слободой представитель Посольского приказа — дворянин. Слобожане особенно ценили одну сторону его деятельности: он защищал их от поборов и притязаний чиновников других ведомств.

Управлял слободой избираемый на общем сходе сроком на один год староста. Как правило, староста, находившийся под контролем схода, соблюдал интересы слободы, и лишь изредка попадались воры, запускавшие руку в слободскую казну. О последних помнили долго, поминали их имя с проклятиями и не допускали впредь ни до какой общественной должности.

Мещанское самоуправление помогало слобожанам-ремесленникам встать на ноги и жить если не богато (богатели не ремесленники, а лишь торговцы), то вполне сносно.

Мещанская слобода выделялась среди других московских слобод и была единственной в своем роде еще и потому, что в нее зачислялись только люди с ремеслом, причем высокого уровня мастерства. Это было важно экономически, так как слобода платила определенный налог государству, а распределялся он в зависимости от дохода ремесленника. Попасть в слободу было непросто: требовалось поручительство двух слобожан и к вступающему предъявлялись определенные нравственные требования. Вот, например, поручительство Терентия Никифорова и Петра Микитина, которые «поручились… по иноземце татарские породы на Алексее Романове в том, что жить ему, Алексею, за нашею порукою в Новомещанской слободе, тягло платить и службы служить с мешаны в ровенстве. И живучи ему, Алексею, в Новомещанской слободе, дурном никаким не промышлять, вином и табаком не торговать, зернью и карты не играть, с воровскими людьми не знатца…»

За нарушение условий с поручителей следовала пеня — «что великий государь укажут», а самого нарушителя изгоняли из слободы и, если свершилось уголовное преступление, отдавали под суд.

Москва со своего основания получила известность как город ремесленников. В ней сосредотачивались многие виды ремесел, и изделия «московской работы» славились своим качеством. Ремесленные слободы, в которых ремесленники были объединены по признаку одного вида ремесла, составляли одну из основ градообразующего и административного устройства Москвы. До настоящего времени в названиях улиц сохранились указания на места расположения слобод: гончаров, кузнецов, кожевенников, производителей кваса — кислошников, серебряников и других. Но профессиональные названия слобод, по которым мы главным образом и имеем представление о видах московских ремесел, не отражают действительной картины — она гораздо богаче.

Мещанская слобода в этом отношении занимает особое место. Ее название имеет общее значение, указывая лишь на то, что в слободе живут горожане, а не крестьяне. Профессиональные занятия ее обитателей указывались в специальных Писцовых книгах. Поскольку Мещанская слобода была сборной, в ней оказались представители чуть ли не всех разновидностей ремесленного производства, существовавших в Москве.

Записи, относящиеся к 1680-м годам, кроме того, показывают, что ремесленный процесс в это время уже имел довольно развитую специализацию. В них, в этих записях, наряду с общим названием «портной», «гончар», для отдельных слобожан указывается конкретный, специализированный вид работы, которую они исполняли, и про этом давалось развернутое описание того, чем человек промышляет или что делает.

Больше всего в слободе было мастеров, занимавшихся изготовлением одежды и обуви: портные, сапожники, «чулки польские делает», «пухи женские делает» (то есть пуховые платки), крашенинники, полстенники (производство войлока), «сережное каменье делает», «делает околы шапочные на немецкую руку», «штаны кожаные делает», шапочник, «делает башмаки немецкие», рукавичник, «делает рукавицы персчатые» (перчаточник), «манатенные сукна чернит» (мантии для духовных лиц), «шелки красит», колодочник, подошевник, лапотник, «тафейки сафьяновые делает».

Профессии пищевиков: хлебники, пряничники, «подсевает хлеб», «делает сахары ряженые», пирожник, квасник, мельник, блинник, саечник, «витушки литовские пекут», повар, сахарник, медовщик, яблочник, луковник, крупеник, солодовник, конопляник.

Изготовители предметов обихода: гончары, свечники, мыльники, обручники, «суды деревянные пишет» (расписывает посуду), зеркальник, «белила немецкие делает», каретник, каретный обойщик, «делает в Житный ряд насыпки» (мерки для муки и крупы), щепетильники (производители и торговцы мелочами для женского рукоделия: иголками, булавками, пуговицами, застежками, лентами и т. п.).

Работники, имеющие дело с металлом: серебряники, кузнецы, золотых дел мастера, котельники, оловяничники, «ножи приправляет», «медные кресты да пестни делает», медники, ножовщик, часовщик, «замки починивает».

Меховщики и кожевники: скорняки, «бобры делает», «куницы подчернивает», соболыцики, овчинники, подпружник, шлейник, «рымарь» (шорник), седельник, плетник, «делает снаряды уздяные и саадашные».

Оружейники: сабельники, пищальники, «пищальные станки делает».

Строители: печники, плотники, оконичники, столяр, насосник, резчик, ценинные мастера (производство изразцов), колодезник, «пруды делает», «погребцы делает».

Лица так называемых свободных профессий: живописцы, учитель, переплетчики, «листы печатает» (лубочные листы), «кормится письмом», лекари, органист, иконописец, иконник (делает доски для икон).

Василий Корень. Ева и Адам. Гравюра ХVII в.

Мастер, который «листы печатает», это крупнейший московский гравер XVII века Василий Корень, автор серии иллюстраций к Библии и отдельных листов, имевших большое распространение в XVII и XVIII веках.

Иконописцы, живущие в Мещанской слободе, имели высокую квалификацию и выполняли заказы для крупнейших монастырей и храмов Москвы. В архиве Донского монастыря сохранилась расписка одного из них:

«(1694) ноября в 28 день. Новомещанской слободы Тимофей Кириллов, дал я Тимофей сию росписку Донския Богородицы архимандриту Антонию, в том, что написать мне Тимофею образ Иоанна Богослова да круг его жития 13 мест, да образ св. апостол Петра да Андрея Первозванного, да образ Иоанна Предтечи в житиях, а рядил я Тимофей от тех вышеписанных образов денег 40 рублев да запасу 2 четверти муки аржаной, да четверть солоду, да осмину круп грешневых, да овсяных и просяной по осмине, да вина 5 ведер, да два осетра рыбы; а написать мне те образы самым добрым мастерством и ризы прописывать золотом твореным красным…»

Небольшое число слобожан зарабатывали на пропитание вне слободы: подьячий, толмач, капитан, «кормится у Москворецких ворот на государевой воскобойне работою», «тряпицы собирает на бумажное дело», четверо нищих. Профессия нищего была довольно прибыльной, так как для получения подаяния их допускали к царскому двору и царское семейство удовлетворяло свою потребность к милосердию. Среди нищих существовала жестокая конкуренция. Один из слободских нищих (это известно из документов) занимался ростовщичеством.

Кроме того, в Мещанской слободе, обслуживая слобожан, 23 человека делали «черную работу», и 11 сторожей охраняли покой слободы.

Многие ремесленники сами продавали свою продукцию, торгуя ею в своих дворах по улице и в переулках. Некоторые из них становились профессиональными торговцами и торговали как в самой слободе, так и в рядах по всей Москве. Причем их специализация была так же разнообразна, как и специализация ремесленников: от торговли мукой, сукнами, рыбой до торговли очками, груздями, конопляным маслом, лучиной (для освещения помещений в темное время суток).

Обитатели Мещанской слободы имели славу мастеров на все руки и умельцев на любое дело. Когда для царского двора требовалась какая-нибудь неординарная работа, то обычно обращались в Мещанскую слободу.

В 1673 году царю Алексею Михайловичу был показан театральный спектакль, разыгранный немецкими артистами. Царю представление понравилось, но получению полного удовольствия мешало то, что спектакль шел на немецком языке, которого царь не понимал. И тогда Алексей Михайлович приказал набрать русских артистов из жителей Мещанской слободы.

Руководить русским театром было поручено учителю Ивану Волошенинову, который «живет в Мещанской слободе в школе и учит детей грамоте».

Волошенинов и пастор Грегори — руководитель немецкой труппы — поставили с русскими актерами «жалостную комедию о Товии» на библейский сюжет.

Русские артисты получали содержания по 1 копейке в день, после успеха первого спектакля им положили по 2 копейки. Волошенинову платили 5 копеек в день. Чтобы артисты не разбежались, к ним был приставлен караул.

Затем Алексей Михайлович, наслушавшись рассказов о представляемых при французском дворе «плясках с пением» — балете, захотел увидеть такое представление и у себя. За неделю танцовщик иностранец Николай Лим (по русской службе значившийся инженером) разучил с плясунами Мещанской слободы балет «Орфей».

Этот балет, показанный в пасхальную неделю, прошел с успехом, хотя присутствовавший на нем курляндец Яков Рейтенфельс отнесся к нему критически.

М. В. Нестеров. Театральное представление перед царем Алексеем Михайловичем. Рис. 1889 г.

«Во всяком другом месте, кроме Москвы, — пишет он в „Сказании… о Московии“, — необходимо было бы просить пред началом у зрителей снисхождения к плохому устройству, но русским и это казалось чем-то необыкновенно художественным, так как всё — и новые невиданные одежды, незнакомый вид сцены, самое, наконец, слово „иноземное“ и стройные переливы музыки — без труда возбуждало удивление. Сперва, правда, царь не хотел было разрешить совершение музыки как нечто совершенно новое и, некоторым образом, языческое, но когда ему поставили на вид, что без музыки нельзя устроить хора, как танцовщикам нельзя плясать без ног, то он несколько неохотно предоставил все на усмотрение самих актеров.

На самое представление царь смотрел, сидя перед сценой на кресле, царица с детьми — сквозь решетку или, вернее, сквозь щели особого, досками отгороженного помещения, а вельможи (из остальных никто более не был допущен) стояли на самой сцене.

Хвалебные стихи, пропетые царю Орфеем, прежде чем он начал плясать между двумя движущимися пирамидами (современное название — кордебалет. — В. М.), я нахожу нужным привести здесь из уважения к достохвальному царю Алексею Михайловичу, хотя они были, пожалуй, и не звучны, и не замысловаты:

„Наконец-то настал тот желанный день, когда и нам можно послужить тебе, великий царь, и потешить тебя! Всеподданнейше должны мы исполнить долг свой у ног твоих и трижды облобызать их! Велико, правда, твое царство, управляемое твоею мудростью, но еще больше слава о доблестях твоих, высоко превозносящая тебя…

Высокие качества твои должно приравнять качествам богов, ибо тебе уже все уступают. О, светлое солнце, луна и звезды русских! Живи же постоянно в высшем благополучии, и да будет всегда несчастье далеко от тебя. Царствуй долго, друг небес! Умолкни, недоброжелательство! Кто так близок к божествам, тот должен процветать!

Итак, зазвучи же приятно, струнный мой инструмент, а ты. гора-пирамида, приплясывай под мое пение“.

После смерти Алексея Михайловича русский театр прекратил свое существование, труппа была распущена, составлявшие ее жители Мещанской слободы вернулись к своим прежним занятиям.

И хотя театр Мещанской слободы работал менее трех лет, но именно с него следует начинать историю профессионального русского театра.

В конце 1670-х — начале 1680-х годов была произведена полная перепись Мещанской слободы. В Переписные книги заносились сведения о занятии владельца двора, составе семьи, размере владения, постройках на нем, сумме уплачиваемого тягла, а также о жизни и занятиях хозяина до записи в слободу.

Каждого из слобожан привела в Мещанскую слободу своя судьба.

При всей краткости записей они дают не только полное представление об экономической жизни слободы, но также рисуют яркую картину сотен человеческих судеб, многие из которых могли бы своим сюжетом заинтересовать романиста.

Русские ремесленники из московских слобод и других городов записывались в тяглецы Мещанской слободы, чтобы получить землю под двор, так как купить ее в других местах они не имели средств.

Разными путями приходили в Мещанскую слободу переселенцы и пленники.

Довольно много переселенцев, выехавших „на государево имя“ в Москву, а после заключения мира уехавших на родину, через некоторое время вернулись в Россию. Так, например, оказалась в Мещанской слободе „вдова Овдотьица Яковлева“ с детьми, а детей у нее „2 сына Федки, да Ивашко, да Никанко“, которые „торгуют в Ветошном ряду“. „Муж ее, — сообщает перепись, — Дубровинского повету местечка Россаны… в 163 год (дата указана по летосчислению „от сотворения мира“ — 7163 год с обычным опущением цифры, обозначающей тысячелетие, это — 1654 год „от Рождества Христова“. — В. М.) вышли они на Москву на государево имя и на Москве жили у бараша у Козьмы Игнатьева добровольно. И в прошлом (то есть вообще прошедшем. — В. М.) во 176 году по Указу великих государей отпущен был муж ее в свою сторону, и в прошлом же во 178 году выехал ее муж сызнова к Москве на государево имя и в Мещанской слободе построился…“

Любопытна история шляхтича Федки Федосеева. „Во дворе Федка Федосеев, родиною Гродни города шляхтича Федосея Соболевского сын. В прошлом во 169 году взял его сын боярский, а как ево имя и чьих слыл, того не помнит, потому что, едучи, по дороге умер и после своего живота приказал его, Федку, Рождества Пресвятой Богородицы, что под Коломною, священнику Анисиму Павлову сыну Жемчужникову. А как де великий государь указал их братью шляхту и шляхецких детей отпущать в сторону королевского величества, и он, Федка, учинился от того священника свободен шляхечеством и в сторону королевского величества не поехал за скудостью своею… взят он в Мещанскую слободу с поручной записью, а кормитца черною работою“.

Эта история не единична: кроме Федки Федосеева в архиве Мещанской слободы указаны тяглецы — шляхтичи Иван Михайлов, „взятый в плен с конем“ и занимающийся ныне портновским делом, и Мишка Самойлов — гончар.

Так что происхождение графини Прасковьи Ивановны Шереметевой от „впавшего в бедность“ пленного шляхтича вполне могло быть подтверждено подлинными, а не сфабрикованными документами.

С приключениями попал в Мещанскую слободу Терешка Мартынов из села Красного Смоленского уезда. „Взял его в полон в малых летах стрелец… а продал Посольского приказа подьячему Григорью Каташихину… Он, Григорий… великому государю изменил, отъехал в Польшу, а он, Терешка, в то время с ним же, Григорьем, на службе был, а в Польшу с ним отъехать не похотел, и за то он, Терешка, пожалован — на Москве дана ему свобода и, свободясь, жил у сапожных мастеров в учениках. И в прошлом во 181 году взят в Мещанскую слободу с поручной записью, а рукоделие ево сапожное мастерство“.

Документы архива отмечают многие факты жизни слободы: ее рост, вступление новых тяглецов, разделение и объединение дворов, свадьбы (сохранились росписи приданого), смерти (имеются завещания и опись выморочного имущества).

Много судебных дел, которые разбирали старосты: спорили из-за неправильно проведенной межи, из-за оскорбительного слова, были драки, жаловались ученики на побои хозяев, случались покражи. Но большинство дел слобожане старались решить своим судом, чтобы не вмешивать в них чиновников Разбойного приказа, которые, как известно, обдерут и правого, и виноватого.

Но бывало иногда, что слобожане, давшие обязательство „дурном никаким не промышлять, вином и табаком не торговать“, нарушали его — и это получало огласку.

В архиве имеется дело о тайной торговле вином с подробным рассказом о том, как был обнаружен корчемщик:

„Часу в четвертом ночи в проходе у церкви учинился крик; и они-де, Ларка с товарищи, послыша той крик, из дворов своих на улицу выбежали, и мещанин-де Васька Парфенов с женою своею из двора своего кричит: „Разбой!“ И как-де они на той улице скопились и из двора своего вышел к ним он, Васька с женою, разбит, в крови. И говорит он, Васька, что против двора его, через улицу, у Тихонки кузнеца были незнаемо какие люди иноземцы и пили; и напився пьяни, ночью вышед на улицу, у двора его, Васькина, стали высекать табак и, высекши, пили табак (в XVII веке вместо современного курить табак употреблялся глагол пить. — В. М.). И он-де Васька с женою своею, послыша, выглянули из избы своей в окна и тем людям говорили, чтоб они двора их не зажгли. И те-де иноземцы, подскоча внезапно к обоим окошкам, ударили по головам палками, и головы у них пробили до крови и побежали в Напрудную слободу.

И они де, Ларка с товарищи, пришед к старосте Степану Копьеву того же часа, о всем извещали. И староста де велел им, десятским, итти к Тихону кузнецу на двор и каких людей застанут или вино сыщут, приказал их у него вынять.

И как-де они, десятские, пришли к нему, Тихону, и на дворе у него в огороде у частоколу нашли бочонок с вином ведра в два. И тот-де бочонок, навязав на него, Тишку, повели к мещанскому старосте. И как они вели его с тем вином дорогою, и он, видя вину свою, тот бочонок с плеча бросил на землю, и тот бочонок расшибся и вино розлил. И, схватив-де тот бочонок с достальным вином, его, Тишку, привели к старосте, а староста-де привел их в Посольский приказ“.

Продажа вина Тихоном не была по этому делу доказана, но он был бит батогами за то, что „держал вино не в хоромах, а на огороде“.

Еще одно серьезное дело было заведено о фальшивомонетчике. Десятский донес дворянину, что мещанин-серебряник Якушка Михайлов „серебряного ничего не делает, а чем-де кормитца, того нихто не ведает; а приходят де к нему, Якушку, по вся дни неведомо какие люди человека по три и по четыре и пьют-де беспрестанно“. Дворянин приказал сделать обыск у серебряника, и у того были найдены „чеканы денежные, и деньги медные и оловянные“. По серьезности преступления фальшивомонетчика из Посольского приказа передали в Приказ Большой казны.

Но в общем жизнь в Мещанской слободе была привлекательна, постоянно находились желающие вступить в нее, и она разрасталась новыми улицами в сторону реки Неглинной, параллельными главной.

Занятые своими заботами, жители Мещанской слободы не принимали участия в московских волнениях, сопровождавших борьбу царевны Софьи за трон. После окончания волнений 1682 года слободе была дана царская жалованная грамота: „…А вы будучи на Москве, нам служите верно и никаким прелестным и смутным словам не верите и к ним не приставаете и во всем показуете нам свою службу и верность и обытное повиновение и всякое послушание. И мы вас, Новомещанские слободы жителей, старосту и всех мещан [за] вашу верную службу жалуем и милостиво похваляем“.

После подавления Стрелецкого мятежа 1698 года были расформированы стрелецкие слободы, а затем упразднено и деление города на слободы, поскольку все его территории были подчинены единому городскому управлению. В Мещанской слободе самоуправление ликвидировалось в 1701 году; последним — 29-м — выборным старостой был Афанасий Гринцов.

В годы царствования Петра I Мещанская слобода утратила свой ремесленно-слободской характер. Открытая в 1701 году в Сухаревой башне Навигацкая школа сделала район культурно-учебным центром Москвы. Одетые в мундиры ученики школы, жившие в самой башне и в окрестных домах, влившись в уличную слободскую толпу, изменили ее общий облик. Частые посещения школы царем придавали району, как говорят теперь, особую престижность. В нем появились дворянские дома, здесь поселился один из ближайших сподвижников царя граф Я. В. Брюс. В 1706 году Петр распорядился устроить на Мещанской „аптекарский огород“, ставший первым московским Ботаническим садом. И неизвестно, как бы сложилась судьба Мещанской слободы, если бы не появился Петербург…

К концу XVIII — началу XIX века бывшая Мещанская слобода — по тогдашнему административному делению — Восьмая полицейская часть Императорского Столичного города Москвы, когда-то сплошь заселенная мелкими ремесленниками и торговцами, превратилась в городской район с более высоким социальным уровнем населения.

Сведения, помещенные в „Описании… города Москвы“ 1782 года, отобразили этот процесс и рисуют новый портрет Мещанской части того времени.

Сложилась топография района — основные его улицы и переулки сохранились до настоящего времени.

В 1782 году по Мещанской части, как сообщает „Описание…“, проходили „большие улицы и при них переулки, кои с названием“ (оговорка, означающая, что были еще переулки без названий, но по которым можно было пройти и проехать к нужному месту).

„Описание…“ называет 9 улиц и 13 переулков: Троицкая улица с Троицким переулком; Большая Мещанская, переулки: Срединской, Грохольской, Спасский; Вторая Мещанская с Масленым переулком; Третья Мещанская, переулки: Срединка, Выползовка, Прудной; Четвертая Мещанская, переулки: Андреяновский, Страшной; Спасская улица, переулки: Скорняшной, Докучаев, Сумароковской; Переяславская улица; улица Переяславской ямской слободы; Напрудная улица.

В районе было 11 приходских церквей, Аптекарский Главной аптеки сад, „вновь учрежденная под ведомством полицейским больница, богадельня и работный, для ленивцев мужеска пола, дом“.

Состав населения показывает опись дворов. Всего обывательских дворов в районе — 538 (каменных домов — 35), из них дворянских дворов — 103, священно-церковно-служительских — 33, разночинских — 242, купецких — 155 (из купецких особо отмечаются 10 дворов „фабрикантских привилегированных“).

Промышленность части заключалась в 5 пивоваренных, 10 гончарных, 2 колокольных, 1 сальном заводах и 19 „кузниц деревянных“.

Обывателей обслуживали 10 питейных заведений, 3 торговые бани, 31 харчевая лавка, 17 харчевенных и хлебных изб, 11 постоялых дворов.

Порядок охраняли полицейские посты, для чего по улицам были установлены 22 будки.

Основная часть дворянских дворов, а также крупных купеческих находилась в ближней к Сухаревой башне части Большой Мещанской улицы. Изменился и вид этой части улицы: вместо изб кое-где встали каменные купеческие дома, построенные по проектам лучших архитекторов, как, например, дом купца Долгова — по проекту В. И. Баженова; в начале улицы на земле графа Шереметева началось строительство монументального Шереметевского странноприимного дома.

В пожар 1812 года Мещанские улицы и Переяславская слобода горели и при восстановлении после пожара приобрели прежний вид, так как состав их обитателей оставался прежним.

Сохранилась и территориальная граница, разделявшая местоположение более богатых дворов и менее достаточных.

Срединка. Церковь Филиппа Митрополита. Фотография 1913 г.

Еще в начале XVIII века Мещанскую слободу разделил приблизительно на две равные части — ближнюю к Сухаревской площади и дальнюю от нее — переулок, называвшийся Срединским, или Срединкой. Отходя от 1-й Мещанской, он шел за церковью Филиппа митрополита Московского и пересекал 2-ю и 3-ю Мещанские. Москвичи, как местные, так и из других районов, расходились во мнении, как называть Срединку: то ли это переулок, то ли площадь, тем более что там бывал базар. Мемуаристы и историки чаще называли Срединский переулок не переулком и не площадью, но местностью: „а потому эта местность называется Срединкою“ (А. Мартынов. „Названия московских улиц и переулков“). Мещанские жители категорически различали ближнюю к Сухаревской площади и дальнюю от нее части улицы, и для дальней части у них даже было свое название, не употреблявшееся в официальных документах, но общеизвестное.

Бытописатель Москвы, очеркист 1840-х годов, И. Т. Кокорев в повести „Сибирка“, имеющей подзаголовок „Мещанские очерки“, описывает быт этой дальней части Мещанских улиц.

„В Москве раздольной есть много улиц, — пишет Кокорев, — где в известные часы дня кипит деятельность и на которых зато вечером едва встретишь живую душу. Жильцам их, встающим в то время, когда образованный люд столицы спешит успокоиться от волнений затянувшейся пульки или другого какого душеполезного занятия, — им некогда, да и несподручно думать о средствах убивать вечера…

Таков Крест, улица, которая тянется на добрую версту от Срединки (за Сухаревской) (оговорка существенная, потому что был еще Средний переулок на Миусах. — В. М.) вплоть до самой Троицкой заставы. И летом, и зимою, с раннего утра до самых вечерен, по ней беспрестанно снует народ — и взад и вперед плетутся нехитростные деревенские колымаги, снабжающие Москву разными припасами, от сена до молока; кучками толпятся коренные обитатели этого места — ямщики, сбираясь запить магарыч с предстоящей поездки; зачастую промчится ухарская тройка: и все это вместе придает оживленный вид ее однообразным и не очень казистым домам, особенно когда присоединить сюда шум и говор базарного дня, торговое движение в местных лавках, а летом бесчисленные пестрые толпы богомольцев, преимущественно в нерабочую пору, когда все замосковные губернии — не один десяток тысяч людей — пройдут Крестом на поклонение святыням Троицкой лавры… Вечер, как сказано, с немногими исключениями, безмолвен и скучен, а вечер осенний просто невыносим…

1-я Мещанская улица. Фотография 1920-х гг.

В один из подобных вечеров, на исходе сентября, небо, задернутое серой дымкой облаков, слезливее обыкновенного смотрело на обнаженную землю; как из сита, изморосили мелкие водяные капли, которые совестно и называть дождем; а ветер то кружился с кучею листьев, то протяжным завываньем сзывал слушателей на свой даровой концерт. Темь, сыро, холодно. Улица была пуста. Правда, изредка промелькивал по ней замасленный фонарщик, бегом оглядывал свою команду огоньков, останавливаясь лишь на несколько секунд, чтобы переброситься парою слов с дремлющим земляком-будочником; или этот последний, из соревнования к деятельности сослуживца, после протяжного „слушай!“ вызывал своего товарища, прикорнувшего было за печкой, и посылал его посмотреть, „не шатается ли какой бездомный“; местах в двух слышались глухие удары сторожа, бившего часы, или грохот отдаленных дрожек, затихавших среди тявканья разношерстных [собак]; но эта деятельность и это движение погасли в продолжение каких-нибудь пяти минут, и с возвращением будочника к прерванному сну становилось прежнее безлюдье“.

Срединский (в XX веке его писали Серединский) переулок был упразднен в 1968 году в связи с реконструкцией улицы. Сейчас там небольшая площадь, раскрывающая с проспекта Мира вид на отреставрированный храм Филиппа митрополита Московского, что в Мещанской слободе. Так что местность Срединка осталась, став, к сожалению, безымянной.

В течение XIX века 1-я Мещанская стала одной из основных городских улиц. В 1890 году по ней до Крестовской заставы была проложена линия конки, в 1913 году пущен электрический трамвай. В конце XIX — начале XX века появляются на ней особняки и доходные дома, принадлежавшие крупным промышленникам и построенные лучшими архитекторами — Ф. О. Шехтелем, Р. И. Клейном, В. И. Чагиным и другими, которые и сейчас украшают улицу.

Но при всем этом улица сохраняла свои палисадники, придававшие ей провинциальный вид. Реконструкция 1-й Мещанской началась в начале 1930-х годов с уничтожения палисадников, что позволило значительно расширить улицу. В 1934 году булыжник на ней сменило асфальтовое покрытие, и тогда же на ней появились новые многоэтажные дома.

Особенно активно реконструкция производилась в связи с устройством Всесоюзной сельскохозяйственной выставки, которая была открыта в 1939 году. Обновленная 1-я Мещанская задумывалась как парадный подъезд к ней.

„План реконструкции Колхозной площади, разработанный архитектором-орденоносцем К. Н. Яковлевым, — написано в путеводителе по Москве издания 1940 года, — предусматривает создание на площади архитектурного ансамбля, посвященного достижениям колхозного строя… Путь на Всесоюзную сельскохозяйственную выставку открывают красивые башни, установленные у начала 1-й Мещанской улицы“.

Целиком этот проект осуществлен не был, но к угловым с Садовым кольцом домам 1-й Мещанской пристроили две квадратные башни-колонны, возвышавшиеся над домами на этаж. На них была надпись: Всесоюзная сельскохозяйственная выставка» и дата — «1939».

Увенчивали башни две декоративные вазы, обвитые колосьями, и флаги.

Строительство же многоэтажных домов на 1-й Мещанской возобновилось лишь после войны, в 1950 году. В 1954 году Всесоюзная сельскохозяйственная выставка была преобразована во Всесоюзную выставку достижений народного хозяйства. На башенках соответственно заменили надпись, и появилась новая дата — «1954».

1-я Мещанская улица. Зима 1941–1942 гг. Фотография

В июле 1957 года в Москве проходил Всемирный фестиваль молодежи и студентов — первая акция послесталинской эпохи, призванная продемонстрировать миру новую политику нового правительства — его открытость и миролюбие. Повсюду: на транспарантах, значках, открытках, на спичечных коробках, обертках конфет — лозунг фестиваля: «За мир и дружбу!»

Надобно сказать, атмосфера праздника захватила всю Москву. Несмотря на многолетние усилия правительства в создании образа врага, по природе своей человек все-таки верит в добро охотнее и скорее, чем во зло: дружелюбному любопытству москвичей не было пределов, и такое же доброжелательство шло в ответ. Конечно, улицы и залы встреч были наводнены агентами МГБ, сексотами, наблюдателями, но на них как-то не обращали внимания. Душе требовалось распахнуться и воспарить без оглядки.

Большинство делегаций поселили в гостиницах вокруг Выставки. 27 июля в день торжественного открытия фестиваля, которое должно было происходить на стадионе в Лужниках, туда от Выставки из гостиниц двинулось праздничное шествие — «Поезд дружбы» — бесконечная вереница декорированных грузовиков, на которых ехали делегаты разных стран в национальных костюмах, с флагами и транспарантами. Играли оркестры, люди пели, выкрикивали приветствия.

А вдоль всего пути этого шествия — на тротуарах, в окнах, на балконах, на крышах домов — стояли москвичи, также шумно приветствовавшие гостей.

Путь «Поезда дружбы» пролегал по 1-й Мещанской, на Колхозной площади шествие сворачивало на Садовое кольцо.

По проекту и сценарию улицы, по которым гости-делегаты фестиваля ехали в открытых машинах, были тематически оформлены.

Проект оформления 1-й Мещанской описывает корреспондент «Московского комсомольца» накануне фестиваля:

«Вместе с гостями фестиваля мы выходим из здания Рижского вокзала на залитую солнцем площадь. Но что это? Вокзал — на месте, площадь тоже, а вот до мелочей знакомой 1-й Мещанской улицы нет.

Перед нами, опираясь на одиннадцатиэтажные здания, перекинута через всю улицу ажурная арка из государственных флагов всех стран мира, увенчанная огромной эмблемой VI Всемирного фестиваля. Ни на одном из фестивалей ничего подобного не было. Мы проходим под аркой и попадаем в „Город труда“. Вдоль всей улицы от Рижского вокзала до Колхозной площади возвышаются монументальные фигуры. Это „атланты труда“ — символические изображения представителей различных профессий. Тут крестьянин и балерина, писатель и рабочий, строитель и композитор, архитектор и мореплаватель. В самом начале этой галереи, сразу же за аркой — шахтер и крестьянка. Утверждение и прославление труда в любой области человеческой деятельности — такова идея оформления этой улицы. Каждый попавший сюда еще раз убедится, что вне труда нет настоящего человека, и наша страна — первая в мире, провозгласившая его делом чести, славы, доблести и геройства, гордится людьми, делающими ее красивой и могучей».

Все московские структуры были задействованы в устройстве фестиваля, от всех требовали предложений и участия.

В апреле в газетах было опубликовано письмо группы студентов МГУ «Почему же „Мещанская“?», в котором они писали: «За годы советской власти 1-я Мещанская изменилась неузнаваемо, стала одной из лучших, самых благоустроенных магистралей столицы» — и предлагали переименовать 1-ю Мещанскую в Фестивальную улицу, «потому что она одной из первых примет участников шествия в честь открытия Всемирного фестиваля».

Комитет по проведению фестиваля принял предложение студентов и, более того, предложил на время фестиваля переименовать улицы Москвы, дать им особые — фестивальные — названия. И это предложение было принято: Садовое кольцо было названо улицей Дружбы, 1-я Мещанская — не Фестивальной, как предлагали студенты, но по теме оформления — улицей Труда, получили фестивальные названия и другие улицы.

Отшумел фестиваль, разъехались гости. Но карнавальные переименования оставили в городе свой след. Решением Моссовета от 13 декабря 1957 года «в честь международного движения за мир и в связи с проходившим в Москве в 1957 году Всемирным фестивалем молодежи и студентов улица 1-я Мещанская, которая послужила началом трассы торжественного шествия молодежи мира в день открытия фестиваля», была переименована в проспект Мира.

Появление в Москве самого слова «проспект» в то время было новинкой. Впервые проспектами были названы три новые улицы на Юго-Западе в районе сплошных новостроек лишь в 1956 году: проспект Вернадского, Университетский и Мичуринский проспекты.

Проспект Мира. Современная фотография

Но москвичи и вообще граждане СССР хорошо знали это слово по проектам сталинского Генерального плана реконструкции Москвы, и виртуальное пространство этого плана благодаря пропаганде воспринималось как действительность. В очень популярном советском фильме 1946 года «Здравствуй, Москва» его герои безо всякого сомнения пели:

Мы идем, мы поем,

Мы проходим по проспектам и садам.

Мы идем, мы поем,

И навстречу улыбаешься ты нам,

Москва, Москва…

К тому времени, когда 1-я Мещанская получила наименование проспекта, основу ее застройки уже составляли многоэтажные новые дома, и она действительно обрела облик тех проспектов, которые когда-то архитекторы рисовали на планшетах, изображающих будущую Москву.

Проспект Мира в архитектурном отношении — памятник «сталинского» периода советской архитектуры.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.