Часть IV Московия и Россия
Часть IV
Московия и Россия
«Русская карта»
Пожар, зажженный инквизицией, успокоился лишь к XVI веку, доминиканцы выполнили свою миссию: уничтожили следы присутствия тюрков в христианском мире.
На смену им пришел другой орден Церкви — иезуиты, которые, словно маляры-штукатуры, зачищали пробоины и пятна крови на стенах Европы. Это они подчинили себе все университеты, создали новые языки и архитектуру, переписали книги и картины, освободили архивы от «ужасного варварского следа»… Словом, по-своему переустроив европейскую культуру, сделали ее фасад таким, каким он известен ныне — без Бога Небесного и без тюрков. О Тенгри мало уже кто помнит.
Появлению ордена иезуитов в середине XVI века Запад обязан Игнатию Лойоле, этому гению интеллектуальной войны. По сути, Лойола сделал то же, что Чингисхан, он придумал принципиально новые тактику и оружие, которые позволили немногочисленному монашескому ордену подчинить себе Запад, Церковь, а потом и остальной мир. Иезуиты — это, без преувеличения, вершина тюркской духовной культуры, полоненная и трансформированная католичеством. Звучит спорно, возможно, даже оскорбительно, но…
Нужна отдельная книга, чтобы обстоятельно раскрыть это не очевидное, кроющееся в родословной и имени Лойолы, в устройстве и принципах его знаменитейшего братства. Он, как известно, был уроженцем «варварского» поместья в Испании, самой католической из всех католических стран. Знал родной язык, был прекрасным всадником, отлично фехтовал, играл на комузе. В переводе с тюркского его фамилия означает «вести, сопровождать дракона», род относился к числу тех, кто сопровождал выборы царя. То есть бояре… Мать Лойолы, донна Марианна Саес де Ликона-и-Бальда была из очень древнего и знатного рода Балтов, о котором здесь уже говорилось… В основу ордена он положил алтайский монастырский устав, однако преобразованный и доведенный до такого немыслимого совершенства, что получился «механизм» для уничтожения тюркской культуры.
Тюрки Европы, придумывая самые что ни на есть изощренные способы, всегда пытались избавиться от своей собственной тени, но это им ни разу не удалось, поэтому и нужна новая книга об иезуитах, на обложке которой была бы змея, пожирающая свой хвост.
Что делать, если их вера стала другой, а заветы остались прежние?
Иезуиты провели интеллектуальную инквизицию, назвав ее туманно Возрождение. Но возрождение чего? Не уточнили… Тогда же планетарных масштабов достигла и «эпоха» Великих географических открытий, задевшая судьбу целых континентов. Это громкое название скрывало в себе идеи манихейства, которые довлели в политике Церкви. Мечту о неограниченной, вселенской власти несли они. Появление венецианских, генуэзских, испанских, португальских колоний продвинуло границы христианской империи еще дальше, уже за берега Европы.
В обретении колоний состояла цель открытия новых земель и новых времен.
То были две грани политики Запада — самозащита и желание мирового господства. Возрождение и географические открытия обнажали тайны Рима, которые уже ни для кого не составляли тайны. Впрочем, их и не скрывали, на что указывает вся история позднего Средневековья.
Колонии росли, потому что Восток позволил себя колонизировать. Потомки Чингисхана развалили, прокутили все, что собрал их великий предок. Дальний Восток, Средний и Ближний Восток — все потеряли. Силы, способной дать христианам отпор, уже не было. Стоял трухлявый пень, напоминая о древе, под сенью которого недавно лежало полмира. Не духа, не желания, лишь труха. Особенно это почувствовалось после 1396 года, когда по Золотой Орде смерчем прошел хромой Тимур и, как невесту, обесславил ее… Тюркская держава, изменившая вере предков, умирала. Иного будущего у нее и быть не могло. Только мучительная смерть, на которую она сама обрекла себя.
Показательна история Хубилая, внука и любимца Чингисхана. Ему в наследство достался Китай, но дело обернулось печально, как и у остальных Чингисидов. Уже в 1271 году, после долгой дворцовой интриги, Хубилая заставили вернуть китайскую письменность в канцелярии, китайский этикет при дворе, самому принять буддизм и взять китайское имя Шицу, а династию назвать Юань. Как правителя его уже не признавали.
В ответ внук Чингисхана попросил засеять газон со степной полынью перед окном своего дворца. И вечерами, глядя на крошечный луг, он говорил детям: «Помните о ваших предках, берегите этот луг, это — трава скромности».
Но полынь детям ни о чем не говорила, их воспитывали китайцами.
Чингисхан своим новым порядком престолонаследия отпугнул ангела-хранителя тюркского мира. Исход духа из степной страны был неизбежен… Род нецарских кровей, стоящий у власти, не мог дать царя, об этом знали и прежде, собственно, с этим правилом тюрки жили всегда. Тем отличалось их общество в Персии, Индии, Закавказье, Северной Африке, Европе. Всюду. Никому не дозволено менять то, что дал Бог, даже Чингисхану, сколь ни велик он был. Однако ж…
Рядом с утихающей Ордой нарождалась новая жизнь, где все слагалось иначе, по-старому, там крепла Московская Русь — затерянная жемчужина прежнего Востока. Она, приютившая ордынских аристократов, помнила былое и тем все больше занимала Рим. Еще не страна (правителя ей утверждал великий хан), у нее не было своей истории, но была головокружительная перспектива, ее и уловил цепкий взгляд Запада.
Церковь заметила, на арену политической жизни Восточной Европы выходит новое общество — тюрки, порвавшие с тюркским миром. Изгнанные из Орды, служившие варяжской династии Рюриковичей, они шли к вершинам власти на востоке.
Эти люди носили новые имена, но родной язык не забывали, ревностно сохраняли национальную одежду, обычаи, что, собственно, отличало их и Московскую Русь вплоть до XVIII века, то есть до разгула Романовых… Здесь повторялось известное, создавали новое царство по старому, алтайскому образцу. Оно крепло, Москов становился главным городом Руси, столицей еще не созданной страны. Особенно это почувствовалось с 1325 года, с правления Ивана Калиты, внука Александра Невского, тогда московиты вызвались быть сборщиками оброка для Золотой Орды, ее баскаками.
Казалось бы, служить другим Алтай считал позором, однако московиты почему-то пренебрегли тем адатом. Они поняли, у каждого Времени свои правила чести, баскак — это прибыльно и нужно… Почему так? Как могли изменить своим принципам те, которые ими всегда дорожили? Здесь много вопросов.
Но так, с вопросов, начиналась Московская Русь.
Немалая доля оброка «со всея Руси» с тех пор оседала в Москове, что-то уворовывали, что-то брали сверх меры, не без этого, но добро шло на благо Рюриковичей, оно крепило будущую царскую династию. Очевидно, «новые русские» знали об алтайских корнях московского князя и смотрели на своего правителя как на единственную законную власть. Ей присягали на верность и служили. Ее укрепляли они!.. Вот почему из Орды семьями шли на Русь и после Батыя.
О родословной Рюриковичей известно мало, ее будто специально утаивают, но, как сообщают летописи, например Бертинские анналы, в IX веке их называли каганами русских, скандинавские саги Х века — конунгами. По-русски это вроде бы то же самое — великий князь, правитель области, княжества. А по-тюркски — нет, в тех титулах были очень важные оттенки, которые многое открывают… Как уже отмечалось, у тюрков правителем такого уровня могло быть лицо царских кровей, такова воля Бога. Правитель с неограниченной властью и обязательной ответственностью. За неудачи он платил собственной жизнью… Чингисхан лишил власть ответственности перед обществом и тем убил его.
Становится понятнее, почему в Орде исчез титул «каган» и почему о нем вспомнили на Руси. Выражение «кёк-хан» (кок ган — коган — каган) значило «небесный хан», то есть «посланный Небом во власть». Однако правильнее его объяснение и перевод будут, если учесть, что слово «хан» на древнетюркском языке означало еще и «кровь». Правитель голубых (небесных) кровей. Таков дословный перевод титула… Вот откуда выражение «голубая кровь», которая упомянута даже в стихах скандинавских скальдов и французских трубадуров.
Точно та же лингвистическая калька видна и в другом известном выражении «белая кость». «Аксюек» по-тюркски называли родственников кагана, его приближенных и высшую знать. «Аксюек» означает «белая кость», но еще одно его значение «благородный»… Здесь игра слов. Не пояснив ее, историю зарождения Московской Руси понять трудно, она теряет логику, а ее события — смысл.
Оброк позволял подчинить другие русские земли: кого уступками, кого страхом или хитростью. Добычей московитов стало и само Владимирское княжество, на территории которого размещался Москов, с 1328 года потеряло оно себя. Это привело к переезду русского митрополита в новую столицу, к Ивану Калите. Тем самым московский князь становился великим князем, что соответствовало тюркской традиции двоевластия.
Москва брала много, жила богато под защитой ханского войска, город баскаков других промыслов не знал. И не хотел. Иван Калита тихо, без войн, расширял влияние, утверждал себя уверенно, его признали великим князем, то есть главой рода Рюриковичей.
Хорошо ли, плохо ли, но от него зависело благополучие Владимира и Суздаля, Новгорода и Пскова, Ярославля и Твери — всех русских данников Орды. Князь неторопливо подминал братьев-соседей, его дело продолжил сын, Иван Красный, другой «собиратель русских земель». Их доход рос, был стабилен, отсюда и влияние, и уважение. Серьезную конкуренцию Москве составляли лишь Тверь да Казань, где обосновались такие же отверженные ордынцы. Между собой они и враждовали.
Враждовали отчаянно. Можно утверждать, распря русских княжеств в эпоху Золотой Орды велась за право на жирную кость, падавшую со стола великого хана. Тверской или московской ей быть. Иных причин для вражды не было. Только власть, приближавшая к ханскому столу. Точнее, к заветной кости.
Власть давали меха — собольи шкурки, они занимали и московитов, и тверян, они стравливали русских конунгов (князей). Других сокровищ, кроме меха, на Руси не знали, их и брали… Озираясь, мягкое золото потом «переливали» в желтое золото, во власть. То стоило риска и беспокойства, ведь ни Москва, ни Тверь до середины XIV века не имели собственных денег и рынков, не было у них своей торговли, потому что ничего не производили, через Орду ездили тогда русские купцы за товарами в Иран, Индию. Путь долгий и опасный не только для контрабандного меха.
Их внимание стал притягивать Запад, напоминая о себе полулегальной торговлей и случайными сделками. Не Восток. Европа желала скупать русские меха, давала золото, а с ним — надежду. Та торговля позволяла втайне от Орды продавать излишки оброка со «всея Руси». То был нехитрый житейский расчет, на который Запад, собственно, и рассчитывал, он начал подталкивать Москву, напоминая ей о былых традициях Новгорода.
Они, эти традиции, открывали московитам лазейки на рынки Европы, отдаляли от гнетущей Орды, но все надо было узаконить, сделать легальным. А это что требовало подчинить Великий Новгород, дабы Ганзейские торговые конторы, которые контролировали рынки Северной Европы, могли без опаски высылать суда за московской контрабандой.
Затевалось темное дело, экономической войной его назвать нельзя, могущество Новгорода было несравнимо. Интервенцией тоже. Шанс Москвы на победу в той стратегической операции был ничтожен, она могла победить, но не силой, а политикой. Неожиданным маневром, например. И она победила, блестяще разыграв «русскую карту».
Что это? В двух словах — вид идеологического оружия для манипулирования людьми, чтобы влиять на их сознание, поведение, роднить с чужой этнической средой. Еще можно сказать, это цепочка шагов во внутренней политике «всея Руси», направленная на создание Русского государства и новой русской культуры. Короче, идея, позволявшая Москве объединить Русь и стать во главе ее, отодвинув и Новгород, и Тверь, и всех других своих конкурентов далеко в сторону.
Изобретение не новое, работавшее еще в эпоху Римской империи. Его обновили византийцы в Болгарии и Сербии, взяли на вооружение католики в Западной Европе. То были слова и указы, которые меняли людям национальность, кандалами приковывали к политике нарождающегося государства. Венедов, вепсов, часть финнов, марийцев, тюрков, варягов — всех разом назвали русскими.
Новым народом. Прежде имя относилось к варягам (норманнам). Теперь ко всем. Русский значило житель Руси, подданный Рюриковичей.
Согласно Бертинским анналам, скандинавским сагам и другим рукописным источникам того времени, термин «русский» (рус) относился к царскому роду. К Х веку его значение расширилось, потому что изменилось само понятие «рус». Прежде Русью называли и побережье к северу от Стокгольма, где была царская вотчина, но появились вотчины норманнов на другом берегу Балтики, и русскими стали называть уже всех подданных норманнов.
Эта трансформация обычна у тюрков. Так, подчиненных роду Кира со временем назвали киргизами, подвластных роду Барса — барсилами или парфянами, роду Кушан — кушанами и так далее.
Термин был без малейших этнических признаков, без намека на духовное или кровное родство, на общую культуру. Один голый смысл. Он относился к населению. Но… делал всех своими. Братьями. Согражданами. То была политическая удача Москвы, ни Киевская Русь, ни Новгородская республика до такого изящества мысли не дошли. Решение просто гениально.
Слово, всего лишь слово, объединяло разноязыких вассалов Орды, давало им шанс на создание государства…
Русский значило не ордынец! Для ордынцев, прибывших на Русь, того оказалось достаточно, их новое имя позволяло прижиться в чужой этнической среде, вписаться в новое общество и почувствовать себя как рыба в воде… Караси и щуки плавали теперь рядом. Безвинное на вид словотворчество открыло удивляющие горизонты. Разумеется, никто не видел в том руки Запада.
А это было первое прикосновение Рима к политике Москвы, христианство начинало атаку на арианство, на его последний оплот в Европе, который оставался только на Руси.
Конечно, со стороны все выглядело не как борьба двух религий. Совсем иначе. Сама собой «собиралась» Великая Русь; московский князь завоевывал соседние земли; сама собой зарождалась новая русская культура. Но так — самостоятельно! — ничего в жизни не рождается. Все имеет причины и следствия. Москва своей «русской картой» повторяла известное с эпохи ариев, здесь закипал «котел», где плавились и варились культуры разных народов, но на этот раз у «котла» стоял повар с папской тиарой на голове. Он готовил блюда и меню, он сервировал стол и угощал ариан едой, приготовленной по христианским рецептам…
Политику Европы теперь вел все-таки Рим.
Брак московского князя Ивана III и греческой принцессы Софьи Палеолог, который состоялся в 1472 году по инициативе папы римского, на многое в тех случайных событиях открывает глаза. Многое объясняет. Софья, воспитанница папы, правила в Кремле, она утверждала решения!
«Русская карта» привлекла Рюриковича тем, что позволила московским ордынцам проникнуть в Новгород на правах брата и развалить новгородское вече. Рим через свою воспитанницу умело водил руками московского князя… Конечно, не в один день вершились события. Даже не в один год. Ослабляя доверчивых новгородцев поборами и оговорами, увеличивая им оброк, Иван III действовал через семейные узы, через правила династии. Он провоцировал события, как только мог, пока в 1478 году не явился в Новгород собственной персоной. И город покорился «всей его воле».
То была чистая победа русской Москвы над русскими же. Иных новгородцев, кто из Рюриковичей, взяли в Москву, кто проще, отселили в глушь, чтобы ослабить варяжский клан на Руси и усилить московский.
В Новгород прислали ставленников московского князя из служивых людей. Тогда город, видимо, и стал полноценным Новгородом, а не Холмгардом.
Перемены наступали большие, на политический небосклон Руси выходили новая столица и новый правитель, правда, подчиненные Орде. Из Новгорода вывезли не только родственников князя, но и вечевой колокол, символ свободы Северной Руси, его повесили в Московском Кремле, на колокольне, чтобы «с прочими колоколы звонити»… Русское братство, собранное из «прочих», и колокольному звону придавало значение.
Чтобы каждый знал, где ему звонить. И как.
Ради сплочения народа были заложены новые монастыри арианского устава. Вернее, алтайского. Один из них — Калязинский монастырь, там игуменом служил сын боярина Кожи, с юных лет принявший монашество и имя Макар (Макарач), что по-тюркски значило «великий правитель», «великий арий», его имя потом переделали на «греческий» лад, на Макарий… Тогда же отношение к религии на Руси было серьезным, ведь арианство не только объединяло разноязыкие народы, но и давало право московскому князю в скором будущем стать царем.
И хотя имя «русский» все еще означало данник Москвы, оно не смущало. Наоборот, казалось естественным, потому что жизнь менялась в пользу нарождающейся Московии. А вот «Господин Великий Новгород» терялся в суете новой жизни. Вскоре северный порт Руси стал заштатным городом. Он, потом Псков… Здесь своя долгая, еще не написанная история, но их падение — итог продуманной политики Рима, который имел свои интересы в Скандинавии и на Европейском Севере. Эти города были ему конкурентами.
Умом, и только умом, побеждала Москва, другого оружия не было… Удивительно, захват Северной Руси протекал на глазах Орды и не вызывал подозрений! Почему?
Потому что там события восприняли совсем по-другому, чем в Новгороде, там видели старания московского князя. Иван III захватывал один за другим: Ярославль, Новгород, Тверь, Вятку, Пермь, другие города-княжества, а ордынцы его приветствовали как приверженца великого хана, верного слугу. Благодарили подарками. Это, пожалуй, красноречиво показывало не успехи московской политики, скорее, близорукость ордынской власти. Она уже не умела ничего замечать.
Строго говоря, серьезных проблем с Московской Русью у Орды не было до 1497 года, пока там не приняли Судебник, в котором прописали нормы суда и аппарата насилия, утвердили исполнительную власть, единую на «всей Руси». Иначе говоря, пока Русь не отошла от Ясы Чингисхана. Документ провозглашал Русское государство, субъект права, но и это не заметили в Орде. Там были заворожены Москвой, ее успехами.
Видимо, тот восторг — плод оценок папских советников, которые со времен Батыя осели в столице Золотой Орды и влияли на ее политику… Сомнительно? Нисколько. Хотя и кажется сомнительным. В Сарае был огромный «западный квартал». И не один. Пятую колонну утвердил в Орде сам Батый.
А московский Судебник стал юридическим памятником эпохи, хотя на своих страницах он излагал тюркское право, которым пользовались в Европе, на Ближнем Востоке, в Китае. Московиты, того не ведая, продолжили традиции Дешт-и-Кипчака на Руси. Иначе поступить они не могли. Опять-таки брали то, что знали… В этом скрыта тайна человеческой натуры, она проявилась и в «русских тюрках». Где бы они ни жили, всюду поступали так, как велели традиции предков. Разумеется, те традиции старались изменять с учетом условий новой жизни, но, как говорится, «запах мускуса оставался». Всегда.
Не сама родилась и московская юриспруденция, в ней были «ордал», судебный поединок, или «суд Божий», а главной считалась камча (кнут) — «мать порядка», на которой строилось «московское право». Иного тюрки не признали бы… Документ не расходился с Ясой Чингисхана, но отличия в нем, конечно, были. Например, Иван III себе взял титул «Государь всея Руси и великий князь Владимирский, и Московский, и Новгородский, и Псковский, и Тверской, и Пермский, и Югорский, и Булгарский», что тоже в тюркской традиции. Титул показывал численность «орды», то есть тех, кто стоял за ним. Еще шаг, и правитель становился царем арианской Руси, но для этого требовалось время. И воля Всевышнего.
Есть основания полагать, что на самом деле титул звучал иначе, в нем фигурировали слова «каган» и «хан». Установить это ныне не представляется возможным, ибо документы того периода «подчищены» либо уничтожены, но из того, что не тронуто цензурой, видно, князей на Руси называли беками и ханами. Так, например, писал тверской купец Афанасий Никитин в конце XV века о правителях Руси. Эти же обращения есть и в других документах той эпохи.
Равно как, судя по тем же источникам, в молитвах к Богу на Московской Руси обращались: Тангры, Алла, Худай, Дангыр, Гозбоди… Случайными подобные обращения не назовешь.
Разумеется, «собирание Руси» шло всюду по-разному, но единая рука, вершившая дело, чувствовалась. В 1463 году пало Ярославское княжество, в 1474-м — Ростовское. Зимой 1478 года обессилили Великую Пермь, потом Тверь и Вятку. Одни князья сами отдавали Москве земли, поручая ей опеку своих детей. Другие, продав все, шли на службу Кремлю. Третьи, обеспечивая спокойное княжение при жизни, завещали ей земли после смерти… Решалось семейное дело Рюриковичей! Сильнейший брал власть, он объединял не Русь, а свой тухум. Так точнее.
На Руси княжества были не самостоятельными, а удельными, «уделом» называли долю члена княжеского рода в родовом владении. Управлял уделами член великокняжеской семьи, то есть глава рода Рюриковичей. Это — правила тюркского юрта.
Русские князья были родственниками… Но они волею судеб вошли в российскую историю под разными фамилиями. Например, Шуйские, их родовое гнездо размещалось в Шуе (отсюда фамилия), приходились московским Рюриковичам, видимо, двоюродными братьями. Этот род играл заметную роль в Русском государстве — виднейшие бояре. Его представителей звали Шуйские, Скопины-Шуйские, Глазатые-Шуйские, Барбашины-Шуйские, Горбатые-Шуйские, потом приставка «Шуйские» от фамилии отделилась. И ветка царского рода как бы начиналась заново.
Татищев в своей «Истории Российской», цитируя западных историков, пишет о Шуе следующее: «Русь… она же Хунигард именуется, для того, что там первое поселение гуннов было. Ее стольный град был в Шуе… Русов стольный град… есть Хива или Шуе». Эти слова ценны тем, что написаны в XVIII веке, когда к исправлению российской истории только-только приступали. Как видим, сведения о Руси и русских были совсем другими, чем изложенные по указке иезуитов в более поздних российских «историях».
Собственно, в двойных фамилиях и их разрыве состояло «запутывание», вернее, деление рода на колена. Чем больше колен предков, тем родовитее человек, носитель имени, это известно. Вместе с тем дробление маскировало царский род, его молодую поросль, то было уже самосохранение, оно проявилось у Ахеменидов, Аршакидов, самих Рюриковичей, у их близких родственников, например, у того же Вильгельма Завоевателя и других норманнских правителей, которые были представителями той же царской династии, давшей начало иным европейским аристократическим родам.
Скажем, во Франкском государстве первая королевская династия Меровингов имела те же корни, что и Шуйские. Только в отличие от последних, их родовое гнездо было не в Хиве (Шуе), а в Мерве. Отсюда и прозвище этих королей, голубоглазых, белокурых, как их сородичи с Алтая. Тюркское происхождение этих франкских королей настолько очевидно, что епископ Григорий Турский в «Истории франков» предпочел не упоминать имени Меровингов. Хотя, возможно, эти имена потом вычеркнула церковная цензура.
Имя (по-тюркски им — «знак», «пароль») есть знак судьбы, пароль предков…
Так со времен Алтая сохранялся священный род царей. Его делали бессмертным.
Москва Ивана III мужала, становилась зажиточной. Были там воеводы с дружинами, однако защитить город они не могли, на армию Русь не имела прав, их ограничивал договор с Ордой… Здесь вновь проступает очередная «тайна» российской военной истории — как Москва, не имевшая войска, собрала Русь, вела войны и побеждала?! Возможны два ответа. Либо не было войн, либо они придуманы! А их действительно не было.
Той же Куликовской битвы, например, в 1380 году.
Легенда о Куликовской битве придумана в XVIII веке. Ее идею дал немец Кранц, который в XV веке написал книгу «Вандалия», где упомянута битва русских и ордынцев осенью 1380 года на реке Синяя Вода. Победили русские, они увели много скота… Вот и все сведения, что нес тот «летописный источник», на который ссылаются иные историки. Эпизод, которых тысячи, с него и началась легенда о Куликовской битве, о монахах с языческими именами из Троице-Сергиева монастыря и о многом другом.
Немец привычно назвал русскими норманнов, отлично он ориентировался и в географии, знал, что река Синяя Вода — приток Южного Буга, это Украина, что за русских воевала Белая Русь, она враждовала с Ордой. У нее было войско. Впрочем, о том же писал и Карамзин в примечании к основному тексту своей «Истории…».
Так или иначе, а на Куликовом поле нет следов битвы… И никогда их не было… Против вольной трактовки истории в свое время выступала Русская церковь, потому что поставлены под сомнение житие святого Сергия Радонежского и других деятелей Руси, которые никакого отношения к «войску» Дмитрия Донского не имели. Однако и Церковь потом уступила напору политиков.
Дмитрий Донской не знал ратных дел, «будучи младенец незлобием», как говорили современники, был робким и больным человеком, «он до конца жизни хранил девическую стыдливость… и носил власяницу на голом теле», то есть знак скорби и бессилия. Осень 1380 года он провел в Костроме.
Князь и меча никогда не держал, но стал российским национальным героем при Петре I, а русским святым — при Президенте Горбачеве, то есть через пять веков…
Легенды, появившиеся в истории Руси, — это политика, ее игра, больше того, тактика Запада, начало которой положил император Константин, объявив о христианстве. Если сочинены Евангелия, то почему нельзя придумать житие Дмитрия Донского, Александра Невского или других персонажей, мельче масштабом? Вот и придумывали… Эти греческие традиции пришли в Москву в XV веке. Тогда здесь впервые замелькало и слово «славяне», обращенное к русским. Не громко произносили его, но уверенно. Из Кремля шло!
Нового народа на Руси, конечно, не прибавилось, все оставались прежние, а вот слово с этническим признаком оказалось ко двору, оно усилило «русскую карту».
Это западное slave, как известно, по-разному находило себя в Восточной Европе, в Москве оно утвердилось при Софье Палеолог, греческой царевне. В нем был дух Византии, который с тех пор вошел в поры и щели Кремля, стал сутью российской политики. Греки, потеряв в 1453 году Византию и Константинополь, смотрели на Русь, как на спасительную соломинку, им требовался союзник в борьбе против мусульман и против католиков. Их первое «подстрекательное» письмо, выдержанное в полутонах, пришло московскому князю еще в 1393 году. Но не имело успеха.
Греческая идеология, равно как и сами греки, не показалась боярам заслуживающей внимания. Тем не менее полемику среди русского духовенства греки вызвали: низложение московского митрополита Исидора, возможно, было итогом их интереса… Здесь темная и очень запутанная история, разобраться в которой не представляется никакой возможности. Но факт остается фактом, Русская церковь (митрополия) разделилась на восточную и западную партии. Одна осталась на прежних позициях, другая перешла на христианские (униатские) правила. Первая обосновалась в Москве, вторая — в Киеве.
Страна Рюриковичей была колонией Орды, следовательно, ее внешнюю политику вел великий хан. Но общение на уровне духовенства не возбранялось, в традиции Орды была веротерпимость, ее и использовал Запад в своей политике.
Бытует мнение о том, что на Руси была греческая церковная власть. Это не соответствует действительности. Карамзин приводит примеры заступничества великих ханов по отношению к Русской церкви и ее митрополитам. Так, в 1313 году митрополит Петр ездил в Орду и получил от хана Узбека ярлык на право ведения церковных дел.
Такие ярлыки получали и прежние митрополиты. О том свидетельствует текст документа: «…якоже прежние Цари ярлыки им давали, и жаловали их; а мы по тому же пути и теми же ярлыки жалуем их, да Бог нас жалует». И, соблюдая традицию, хан запретил Рюриковичам брать дань с Церкви, потому что митрополит и весь его причт «за нас Бога молят, и нас блюдут, и наше воинство укрепляют».
О Москве куда лучше помнил Рим, который назвал митрополита Исидора «кардиналом и папским легатом» на Руси. В ответ Исидор, появившийся в храме с латинским крестом и упомянувший в литургии папу римского Евгения, тут же был взят под стражу… Русские не хотели быть христианами, украинцы согласились… Затерянная в лесах страна Рюриковичей входила в сферу интересов Западной церкви, ей готовили если не роль плацдарма, то, по крайней мере, редута в атаке христианства на мусульманский Восток. Именно поэтому и приберегли Софью Палеолог для московского князя, хотя ее руки просил французский двор и другие католические правители Европы. Почему?
Ответ не лежит на поверхности.
Оказывается, не только интеллектуальная элита отличала Москву, но и ее выгодное географическое положение. Она сидела на загривке Золотой Орды, на самом уязвимом и незащищенном ее месте — на севере. Сидела озлобленная, униженная, тайно жаждавшая мести и крови. Простить унижение, что нанес Батый, многие не могли. Это и привлекало к московитам христианский Запад, он желал союзника, на слабостях которого можно играть в нужную минуту. И чтобы осуществить задуманное, был составлен хитрый план.
В 1469 году кардинал Виссарион, грек, принявший католичество, отправил эмиссара в Москву, к князю-вдовцу Ивану III. Цель визита — смотрины племянницы бывшего византийского императора Зои Палеолог, посол привез ее портрет, но главное он объяснил на словах. Причем сделал это с дипломатическим тактом, сказав, что невеста предназначена другому, но их брачная партия при определенных условиях может не состояться.
То был отработанный прием католического духовенства через женщин приобщать к Церкви правителей тюркских стран. Так случилось с лангобардами, с бургундами, с англичанами. Правда, тем присылали красавиц, против которых мужчине устоять трудно, здесь же с портрета смотрела не красавица, а засидевшаяся дева одутловатой наружности. Посылая в Москву портрет невесты, папа льстил себя надеждой, что девушка из императорской семьи, воспитанная у апостольского престола, рано или поздно склонит супруга к христианству… Это был продуманный до мелочей ход.
Предложение породниться с Палеологами московскому князю пришлось по душе, он понял, какие выгоды сулит этот неожиданный брачный союз. Князек, сборщик оброка, человек, которого ненавидели все, при благоприятном стечении обстоятельств станет византийским императором. Кто устоит против такого великолепия?
Перспектива лишь подхлестнула «собирание» Руси. Игра пошла ва-банк: условности и правила приличия были отброшены. Москва соглашалась на все, лишь бы… Но здесь в картине скоротечных событий проступает нюанс, который не стоит в дальнейшем упускать из виду. А какой веры была гречанка? Не католической ли? Почему сменила имя? Ее брат Андрей был католиком и величайшим авантюристом, он ухитрился несколько раз подряд продать свой титул… Другой ее брат принял ислам… Очень странной была та семья.
Москва, готовившаяся к свадьбе князя, оставалась арианской, молитвы читала по-тюркски. Поэтому московский князь и получал ханский ярлык на правление, как того обещала Яса Чингисхана. Будь его вера иной, сидеть ему не в Кремле, а в остроге.
Выходит, ради брака сама невеста отказывалась от христианства? Похоже. Но о том нет и строчки, по крайней мере, в известных книгах. Тем не менее российская хронология не скрывает, христианская Церковь греческого толка на Руси утвердилась после приезда греческой девы — при Борисе Годунове, который в 1589 году по всем правилам оформил ее. Но об этом чуть позже.
…Тот династический брак свершился 1 июня 1472 года в Риме, в базилике Петра и Павла. Ради него русские обязались разместить в Москве латинского архиепископа, создать ему условия. Дать льготы ордену тамплиеров, люди которого под видом купцов приедут на Русь. Мало того, московиты сами попросили папу назначить им своего посла и советника, «который бы, осведомившись об их вере, исправил то, что ошибочно».
Это доподлинные слова из письма Ивана III папе, где князь заявил о «послушании Римской Церкви». Казалось бы, все ясно? Нет, ничего неясно. То лживые обещания, а брак — заочный… Еще когда эмиссар папы доставил письмо князю, в Москве видели комету, «хвостату звезду» и приняли ее за знак Неба, он, мол, и одобрит ложь. Тут же составили в ответ опасное письмо, которое ссорило с Ордой, но открывало путь на Запад. Составили в спешке, не зная, что адресат, папа Павел II, умер, на троне сидел папа Сикст IV. Ошибку исправляли уже в Риме.
Русский посол «вычистил» текст по собственному усмотрению, вписал новое имя и добавил кое-что от себя, за что потом был наказан. Вот так с подделки и лжи началась московское присутствие в Европе.
Однако все прошло как нельзя лучше, посольство приняли на высшем уровне, ему поверили. Вроде бы впечатление произведено. Невесту на брачную церемонию выводили знатные дамы Европы, свита держалась на уровне царской, но… отсутствовал жених, и это придавало необычность свадебной обстановке. Он, оказывается, не знал о церемонии.
При совершении обряда вышел и другой курьез, который многих привел в смущение: у людей, представлявших сторону жениха, не оказалось колец, настолько неожиданно скорой была свадьба. Однако русский посол и здесь нашелся, сказав, что кольца на Руси не в обычае, хотя это не так. Тем не менее церемонию довели до конца. Ее спешка поразила папу римского, даже он не ожидал столь быстрого исхода.
На следующий день папа высказал недовольство тем, что брачный союз скрепили без извещения московского князя (герцога). Возможно, те слова назидания были позой первосвященника, во дворце которого воспитывалась невеста. Возможно, закулисная политика, которую начинали за спиной папы жених и невеста. Все было возможно в той невероятной свадебной истории, которая стала поворотной в судьбе Руси.
Тем временем новобрачная дева принимала поздравления, к ней ехали со всей Европы. Целый месяц в Риме продолжались торжества. Москва упорно молчала. Наконец, снабженная рекомендательными письмами, молодая жена отправилась знакомиться с мужем. В дороге ей устраивали встречи с дорогими подарками, знатные люди считали за честь держать узду ее лошадей. 1 сентября она прибыла в Псков, и случилось неожиданное. Царевна, содержавшаяся на средства папы, обязанная ему благополучием, забыла все, чему ее учили. Она приняла благословение русских священников, выслушала их молитвы.
Это был откровенный вызов. Наставления папы и его слуг оказались пустым звуком, скрываемое двуличие принцессы выявило себя без остатка. Такой измены от воспитанницы в Риме не ожидали. И тем дело не кончилось.
При въезде в Москву папский легат Антоний, который сопровождал жену-невесту, должен был выйти вперед и латинским крестом перекрестить город. Он так поступил в Пскове и других русских городах, выходил в красном плаще, в красных перчатках и крестил. Но крестить Москву ему не позволил сам князь, который еще недавно клялся в письме папе верностью и покорностью. Князь подослал боярина, и тот украл латинский крест, а другого креста у посольства не оказалось.
Запахло заговором.
Видимо, он и был. По тайной договоренности с невестой перед въездом в Москву ее окрестили в арианскую веру, нарекли новым именем, созвучным тюркскому выражению «саф ий» (следуй пророчеству). Таково было условие жениха? Неизвестно. Может быть. По крайней мере, из Рима выехала Зоя Палеолог, а въезжала в Москву Софья Палеолог. Тогда и состоялось второе бракосочетание, уже по восточному обряду, лишь после этого прикоснулся к ней князь… Племянница византийского императора вновь нарушила инструкцию, ее отправляли в Москву как посла Церкви, лазутчика Рима, а она им не стала. И должна была поплатиться, потому что в 1439 году греки подписали Флорентийскую унию, в которой признали полное подчинение папе.
На деле все выходило иначе, царевна начала политическую игру с очень далеким продолжением. Пешкой в ее игре был муж, а фигурами — русский народ, названный ею по греческой традиции славянами. Эти чужие люди другого имени не заслуживали, великая русская княгиня жила по византийским правилам, со своим представлением о народах и подданных.
Уделом той женщины была власть, о ней думала она, в ней купалась…
А за Московское княжество разгоралась нешуточная торговля. Запад не скрывал интерес к этой новой, нарождающейся единице на политической карте Европы, он смотрел на нее как на свою собственность или — как на возможную добычу. Все зависело от случая. Успехи Руси, ее победы были нужны в первую очередь Западу, они поднимали ставки в игре большой политики, в которой пешку проводили в ферзи. Каждый из игроков старался по-своему сделать это. Восток и Запад не скупились.
Это, очевидно, и было «стояние на Угре» 1480 года, которое русские историки превратили в очередную легенду о несостоявшейся битве. «Стояние» проходило вдали от Угры. И сошлись там не военные, а политические силы, московский князь к ним не имел отношения, он оставался пока пешкой, стоящей в стороне и еще не проведенной в ферзи…
В той картине крайне запутанных событий проступает и другой, почти «незаметный» нюанс, то был знак эпохи, которая не закончилась в России до сих пор. Послом московского князя в Риме стал некто по имени Иван Фрязин, он правил царские грамоты. На самом деле, как следует из западных текстов, то был итальянец Жан-Баттист делла Вольпе, тайный агент папы.
Он первым из европейцев стал русским, приближенным московского князя. Не удмуртом, не коми, не марийцем, именно русским! Его примеру последовали тысячи католиков из разных стран, члены папских орденов. С них началась идеологическая агрессия, но ее никто из именитых российских историков даже «не заметил». А она вызвала на Руси и Смутное время, и уход в небытие династии Рюриковичей, и Октябрьский переворот 1917 года… Больше того, с нее началась Россия!
«Заметить» было трудно, потому что российские историки часто сами становились участниками той диверсии, возможно, того не ведая. Например, В. О. Ключевский, знаменитый историк XIX века, он получил духовное образование в Пензенской епархии, где четко обозначила себя школа иезуитов и штундистов. Его кандидатская диссертация на тему «Сказания иностранцев о Московском государстве» имела западный взгляд на оценку событий.
Этот же подход свойственен другим работам маститого автора, где арианство Руси превращено в христианство греческого толка; где информация о Древней Руси тщательно просеяна через западное сито, так, что не оставляет желания для возражений — настолько откровенны фантазии людей, по заказу которых писал Ключевский. О тюрках, о Дешт-и-Кипчаке автор даже не упоминает, нарочито придерживаясь ложной иезуитской модели истории Руси, основанной на теории славянства… Разве это наука?
То и была обратная сторона «русской карты», позволявшая любому иностранцу, любому проходимцу войти в Москву, в ее власть. Требовалось назвать себя русским и взять новое имя. Что было куда проще, чем стать удмуртом или марийцем, где требовалось знание языка и обычаев. У русских не было пока ни языка, ни обычаев. Все на Руси были русскими. Все одинаковыми.
12 ноября 1472 года русской назвали гречанку Софью Палеолог. По свидетельству современников, она с тех пор правила в Кремле, решая государственные проблемы у себя в спальне. «Государь наш сам-третий у кровати всякие дела делает», — стали говорить на Руси о своем великом князе, который великим уже не казался. Хитрая, властная женщина учила мужа уму-разуму по «собиранию» Руси, она внушала ему представления о политике, о государстве, о «славянстве». Это и отразил русский Судебник, перевернувший всю внутреннюю политику вассального государства.
Внешне же византийское присутствие выразилось в увеличении пышности, во введении придворных церемоний, в отдалении князя от бояр и дворян, в «появлении» на Руси славян… Вот она, тень Византии.
Иные русские устремились к ней, как к оазису в пустыне, а иные невзлюбили великую княгиню за ее страсть к интригам, к протекции западным торговцам, откровенно обворовывавшим Русь. «Как пришла сюда княгиня Софья, так наша земля и замешалась, пришли нестроения великие, как у них в Царьграде при их царях». Новую правительницу презрение аристократов совсем не волновало, она, не скрывая, брезговала ими.
Князь Курбский, пожалуй, высказался конкретнее всех: «В предобрый род русских князей вселил дьявол злые нравы, наградив его чародеецей…», потому что Софью уличили в сношениях с ворожеями. Цель оправдывала средства, она привезла с собой на Русь свору каких-то темных людей. Ради власти не останавливалась ни перед чем. Шла не озираясь.
Все знали и о другом грехе великой княгини, она отравила наследника престола, сына Ивана III от первого брака, чтобы утвердить своего сына Василия, будущего отца Ивана Грозного. То якобы легенда, утверждают иные историки, но легенда, удивительно напоминающая сюжет убийства другого царевича — Димитрия, на котором оборвалась династии Рюриковичей. Наследники русского престола с приходом Софьи Палеолог гибли словно осенние мухи, а объяснения тому никто не находил… Странно как-то.
Впрочем, легенда то или нет, а детоубийство в Московском Кремле началось. Не только детей убивали тогда, вся княжеская семья была вытравлена, что в точности установила криминалистическая экспертиза. Отравлена была и сама Софья. Мышьяком и ртутью… Кто мог травить в Кремле?
Князь избегал жены после раскрытия в 1497 году очередного ее заговора с целью уничтожения маленького Дмитрия, который приходился князю внуком по линии старшего сына… По воле великой княгини жизнь Москвы действительно перевернулась, дворцовые убийства, заговоры, мучившие когда-то Константинополь, вошли в русскую моду. И не только они… Многое взяли тогда из традиций и этикета византийского двора, многое стало предметом восторга.
Греки умело вживляли в сознание русских мысль, положенную в основу идеологии славянства, — восторгаться Западом и принижать свое, родное. Они знали, так начинаются рабы — с восхищения своим хозяином. Но эти их действия получили оценку как приобщение русских к христианству. В русских умах Древняя Греция и Рим превращались в центры мировой культуры. В то время как их собственное прошлое уходило в небытие… Мир упрощался до примитивизма. Помните, «приходите княжить и владеть нами», с этих же слов начинается история славянской Руси. То первый ее шаг на дороге Времени.
Ф. И. Успенский отмечает: прилив греческих выходцев на Русь после падения Константинополя был огромный. Тянулись по преимуществу духовные лица, одни оставались на жилье, другие, получив милостыню, удалялись. Отвергнутые митрополиты, епископы, архимандриты и игумены искали на Руси званий и наживы. И всегда находили их! То была страшная черная сила, назвавшаяся русской, она стояла за спиной Софьи Палеолог. Москва была буквально наводнена толпами честолюбцев, которым кремлевская власть находила места в Русской арианской церкви.
Само собой разумеется, от этих людей трудно было ожидать иного воспитательного влияния, кроме того, что они начали пропагандировать греческую веру и свое превосходство. Льстивых слов говорили много, и они ядом разливались в душах не подозревающих зла московитов… Нет, не с пустыми руками шли в Москву греки, подписавшие Флорентийскую унию, то были тайные солдаты папы римского, которые, как черви, принялись разлагать русскую духовную культуру.
Разве так начиналась Киевская Русь? Или — Дешт-и-Кипчак?
Удивительно, чужое семя ложилось на подготовленную почву. Московиты хотели забыть родной Дешт-и-Кипчак и Алтай, чего грешить, их уговаривать не требовалось. Им желанна была греческая ложь, чтобы в ней «найти» свои новые корни — славянские. Отсюда та закостенелая ненависть к тюркскому миру, которая всегда с тех пор отличала Москву. Так люто ненавидят только братья по крови!
А стоит человеку принять ложь за истину, и он станет другим человеком. Все зависит от умения подать ложь. От упаковки и сервировки… «Кто не чувствует мрака, тот не ищет света» — говорят на Востоке. Московские тюрки не чувствовали ни мрака, ни света. Картины мира им рисовали греки. Повторялось то, что прошла средневековая Европа, спрятавшая следы Великого переселения народов…
Славянство казалось ищущей себя Москве приятной тенью в жаркий день. Русские брали все подряд, лишь бы новое, лишь бы отличающее. Всем восторгались, всему радовались. Например, герб Палеологов (черный двуглавый орел) превратили в герб Москвы. Никто из славян не вспомнил, что двуглавый орел залетел в Византию с Алтая, где был известен до Великого переселения… Все разом забыли.
С Софьей на Русь вторглась византийская традиция, она быстро меняла стиль жизни стольного града. Этого хотели сами горожане, они напоказ меняли себя, свое поведение, желая выслужиться перед греческой княгиней, что стало чертой дворни и дворянства — выслуживаться ради сиюминутной выгоды. Но так жили в Европе. Показательно, именно в то время боярская Москва, защищавшая древние традиции, начала редеть, бояр стали отдалять от князя.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.